Мечте навстречу, гл. 13

 

       Пока гости смотрели  спектакль, Ландышева со  своими помощницами  накрыла стол для небольшого заседания-банкета в рабочем кабинете начальника, используя те продукты и спиртное, что гости предусмотрительно привезли с собой.
      Заседание открыл полковник Сиротин. Он упомянул  о важности  такого учреждения, пока, как экспериментального.   Сказал, что вполне согласен с начальником профилактория, что для граждан, здесь поселившихся, нужно  организовать учебные курсы по рабочим   профессиям,  чтобы у каждого была какая-нибудь  специальность, кто не имеет, и желательно, курсы открыть к сентябрю. Затем он провозгласил тост за успех в начатом деле, и все единодушно его поддержали.
      - Александр Павлович, - обратился к нему Круглов, сидевший напротив, - но чтобы проводить такие курсы,  надо иметь учебный корпус.
      - Логично. А кто вам не даёт?
      - В нашем лагере уже нет свободных корпусов.
      - Зато  за забором их сколько хочешь, так ведь?
      - Но ведь там уже другой лагерь. Можно ли..?
      - Для нас всё можно. А разрешение будет, не волнуйся. Кстати, Павел Петрович, я к ноябрьским праздникам собираюсь произвести тебя в майоры. Хватит тебе уже в капитанах ходить. Чем тебе здесь не фронт? — сказал полковник,  принимаясь за салат.
      - Да-да,  Александр Павлович,  это верно и справедливо! – поддакнула Матвиенко, улыбаясь, – Павел Петрович заслужил повышения.
      - Я тоже только  "за" - поддержала её немногословная Полякова.
    
        Круглов  растерялся на миг: он давно свыкся со своим званием и не претендовал на высшее, а тут начальство само предлагает. Собравшись с мыслями, он  посмотрел на полковника и спокойно проговорил:
       - Александр, Павлович, я служу не за звание, а за призвание, но от повышения не откажусь, — и стал накладывать в тарелки Поляковой и свою оливье.
       - Вот это по-нашему, по-русски, Павел Петрович, но я, как сказал, так и сделаю, а вы с прорабом  покумекайте насчет учебного корпуса, - полковник  потянулся за смотревшей на него куриной ножкой.
    
       - Я тоже за то, чтобы был учебный корпус, – включился в разговор батюшка.  — Этим людям, помимо рабочих специальностей,  обязательно  надо преподавать закон Божий и  предметы для общего развития. И вот, что хочу сказать, - отец Николай поднялся. - Еще в мае я побывал у самого губернатора насчет того, чтобы было что-то сделано для уменьшения нищих в нашем городе, и вот вижу, что первые шаги  в этом направлении уже сделаны, значит,  это богоугодное дело. Да благословит вас всех Господь Бог не останавливаться на достигнутом, а идти дальше, во имя Отца и Сына и Духа Святого! Аминь! - и он всех собравшихся осенил крестным знаменем и сел.
       - Видишь, капитан? И Богу это надо, – проговорил  полковник, — так что – дерзай!
       - Ваше дело — приказывать, наше – исполнять! – скромно ответил  Круглов. Он был доволен, что полковник поддержал их идею об учебных курсах.
       - Вот это правильно! – и полковник  встал с полной рюмкой в руке: - Так выпьем, друзья, за всех нас, чтобы нам сопутствовала удача в этом деле.

       Через  часок, изрядно выпив, полковник, у которого скопилось немало неясных моментов в области христианской веры, стал приставать с вопросами к  отцу Николаю, скромно сидевшему и не торопясь вкушавшему пищу. Перед служителем церкви стояла неполная рюмка красного вина, из которой он по глоточку отпивал. Сиротин, сидевший через Матвиенко от него,  отерев рот и пальцы салфеткой, спросил его:
       - А скажите, батюшка,  христианам можно водку пить или, скажем, вино?
       - Вообще, пить спиртное, как пьет бык помои, никому нельзя – это ни к чему хорошему не приведет. А вот выпить иногда за ужином пятьдесят граммов хорошего вина – полезно для здоровья, - не только  полковнику, но и другим, внимательно слушавшим их, ответил священник.
      - Та-ак, - протянул полковник, - а вот как вы относитесь к заповеди «не убий»? Это ведь неверная заповедь! Как можно не убивать на войне?
      - Эта заповедь, сын мой, относится к мирному времени, но и на войне должно быть милосердие во многих  случаях - к пленным, например, или раненым, а также к женщинам, малым детям и старикам, от которых не исходит опасность, – спокойно ответил отец Николай. - Нельзя звереть на войне: убивать без надобности, без всякого смысла, без разбору, с особой жестокостью.  Жизнь каждого человека для Бога очень дорога, ибо дорогой ценой Господь искупил всех нас на  Голгофском кресте. Вот в чем смысл этой заповеди.

      - Немного не убедил меня стать христианином, а вот скажите, отец Николай, разве обязательно ходить в церковь или молиться Богу? Может, я в душе христианин и не против Бога,  а вот в церковь ходить не  могу.
      - Это почему же не можете? Статус не позволяет? При царе все военные ходили в церковь, даже сам царь.
      - Сейчас скажу, — полковник, бесцеремонно потеснив Матвиенко своей упитанной комплекцией, приблизился  к лицу священника, обдавая его колбасно-водочным запахом, и свистящим шепотом проговорил: - У меня  слабость к  красивым женщинам.

      Матвиенко, покачав головой, скосила осуждающий взгляд на полковника. Ей не нравилось, что он перебрал  со спиртным, да еще  рядом сидел, задевая ее своим грузным телом, а сейчас, через неё разговаривая с батюшкой, совсем к стулу прижал, и еще рукой на коленку её, как на опору, оперся.      
      Отец Николай тем временем стал отвечать на вопрос:
      - Да, легче верблюду пройти через игольное ухо, чем богатому попасть в Царство Божие. Так и вам трудно перебороть в себе эту слабость. Значит, вы – не такой сильный, как о себе думаете.  Подумайте: нужно ли это вам, приближает ли эта ваша слабость к Господу.  Именно за неверность Господь жестоко покарал избранный им еврейский народ в свое время. А в душе вы можете быть кем угодно: христианином, космонавтом, героем,  даже президентом, только толку от этого не будет. Сколько ни говорите себе: каша, каша — сыты не будете.  А в церковь ходить надо. В любую церковь, где проповедуют  святую Троицу.  Господь пришел на землю, чтобы спасти грешников, как врач спасает больного. А вы и есть больной  своим грехом. Скажу вам такую истину: быть христианином –  далеко  не легкий труд -  труд над самим собой; и больших усилий надо, чтобы победить свой грех, а без Христа грех победить невозможно, потому что за грехом стоит дьявол.

       - Александр Павлович! – морщась, обратилась Матвиенко к полковнику, который тупо уставившись глазами в стол, слушал отца Николая. – Уже поздно - время домой возвращаться. Да и сядьте вы уже нормально, в конце концов. 
       - А? Что? О, простите меня, душенька! – словно очнулся он и  сел. – Домой пора? Сейчас едем, - и обратился к священнику:
       - Спасибо, отец! Никто со мной еще так не разговаривал. Вы – очень интересный человек!  Будет, обязательно будет   закон Божий!..  Я так сказал!.. Всем нужно знать! Всем!..- он потряс указательным пальцем.
       - Пора уже  домой ехать, Александр Павлович! –  тихо повторила Полякова.
       - Пора так пора! – ответил  полковник – и, поднявшись, обратился к  Круглову:
       - Спасибо, капитан, что ты так постарался! Ну, здравия желаю! - полковник протянул  руку и крепко потряс руку Круглова.
       Затем, один за одним,  гости стали прощаться с Кругловым и выходить на улицу, где их уже заждался «джип».

                ***

       В то время, как начальство удалилось на свой банкет, самодеятельные  артисты, приведя  себя в порядок, поставили подаренную корзину с фруктами и всякими вкусностями на стол и стали решать, как с ней разобраться. Свежие, отборные фрукты манили своей спелостью и ароматом, предлагая себя отведать. Глядя на них, артисты невольно глотали слюни.
       - Я думаю, - предложила Валентина, - ничего не трогать, и все разделить с бригадой. Они все-таки за нас вкалывали на стройке, пока мы тут  артистов из себя изображали.
       - Я, например, с  Валентиной не согласен,  - сказал Кошкин. – Как это изображали артистов?  Думаешь, нам тут сладко приходилось? Да я лучше бы с бригадой работал, чем тут парился. Ты, Валентина, все соки из нас  выжимала, как могла: и это тебе не так, и то не эдак. Каких это нервов стоило! Надо же как-то восполнить истраченную энергию. Думаешь, зря нам эти фрукты дали? Не волнуйся: сегодня всех  праздничный ужин ожидает.

       Валентина от таких слов возмутилась:
       - Нет, вы только гляньте на него! Да как он может такое говорить: соки из него я выжимала! А что опозориться  мы сюда пришли или работать на совесть? 
       -   Да ладно вам! Здесь всего так много, что нам за раз не съесть! – всплеснула руками Ольга, поедая глазами фрукты.
       - Ишь, соки я с них выжимаю! – бурчала Валентина,  отойдя в сторонку. – Что хотите, то и делайте с этой корзиной.
       - Да, успокойся, Валя! Давай решать, что будем делать с  фруктами. Твое слово  решающее, – обратился к ней  Петров. – Только, чтобы никому не было обидно.
       - Нет уж, обходитесь без меня. Восстанавливайте свои соки и нервы, – продолжала она бурчать, выражая обиду.
       - Как-то нехорошо получается, – проговорила Надя. – С фруктами не знаем, что делать, а если бы деньги пришлось делить, – драться бы стали?
 
       Все остановились в замешательстве, не зная, что предложить, и посматривали на Валентину. Все же в ней они видели своего руководителя и ждали от нее верного решения. Она это сознавала, и  не хотела разочаровывать своих  коллег. 
       - Ну, коли я для вас еще авторитет, то предлагаю съесть сейчас столько, сколько сможем, а остальным все же надо поделиться с бригадой. Имейте же совесть! Они же нас еще больше любить будут.
      - Ну, теперь я не против, – согласился  Олег. – Это, так сказать, Соломоново решение.
      - Да, так будет  правильнее, – согласилась и Ольга.
      - И я  согласна, –  обрадовалась Надя, - Давайте  есть, что ли?  Мне уже не терпится.
      - Давайте, - и  Олег первый  отломил от связки банан   и стал его очищать. Его примеру последовали другие.

      Тут  кто-то приоткрыл дверь, и просунулась чья-то голова. Голова спросила:
       - Извините, а Веронику Цветкову можно видеть?
       Артисты переглянулись между собой,  и Надя ответила с набитым яблоком ртом:
       - Нет Вероники – уехала!
       - Да, как она могла уехать отсюда?
       - Как приехала, так и уехала, не наша она – приезжая, – ответила Надя, не оборачиваясь и давясь от смеха.
       - Какая жалость! – и исчезнув за дверью, голова  кому-то проговорила: - Нет ее здесь. Она, оказывается, не нашенская. Уже укатила  отсюда, – и  дверь закрылась.
       - Ты смотри, к Надьке  уже поклонники ломятся! – проговорил Кошкин с усмешкой.
       - Не к Надьке, а к Веронике! – поправила его Валентина.
       - А, один хрен – к ней! – ответил он.
       - Не дай Бог, распознают меня! – испугалась Надя.
       - Не распознают, коли никто не скажет! – сказала Валентина.
       - Ой, не выдавайте меня? -  с мольбой попросила  Надя.
       - За кого ты нас считаешь, дева моя? - за всех  ответила Валентина.

                продолжение http://proza.ru/2015/04/28/199