Пролог

А вот взять и влюбиться однажды в красоту! Зачем себе отказывать…  Ну все, все…! Все я знаю, конечно,  о том, что без любви проблем хоть отбавляй.   Не хочу, надоело.  Думать наперед надоело, рассудительным быть, обстоятельным,  правильным.  Хочу Душу выпятить, а не грудь показать. Намаялась Душа моя со мной. Все ее в потемках держу, а за что она прозябает? Вот на том самом свете, когда  Душа одна без меня останется, присядет она на облачке и спросит себя и меня заодно:
- А для чего мы с Ним на том – нашем теперешнем, то есть, свете – жили? Он думал, что Любовь у него была настоящая, с которой не остался… Нет, не у Него – у меня Любовь была. Сидела внутри впотьмах, задыхалась, все на волю рвалась. Мы с этой Любовью каждую ночь, по - бабски вдвоем время до рассвета коротали, плакали, ругали Его,  на чем свет стоит. Он к нам чужих  не подпускал.  Бывало, полезут без спросу, только потопчутся чуть - выгонял  сразу.  А сам приходил потом. Сядет тихонько и молчит, пока мы с Любовью мучаемся.

Я с душой и  спорить не стану – ей там виднее, чем мне. Она больше моего на свете повидала. Того, чего я не замечал, пропускал мимо, отгонял подальше. Сам забывал, а она, Душа, все помнила, хранила. Бывало, проснешься посреди ночи, тревога, тоска смертная. Не поймешь чего, откуда?  А это Душа не спит, мается. Вот так  и просидишь до утра, пепельница  горой,  душно.  А если на том свете не простит меня моя Душа? Да я и сам себя не прощу…

-Что ж мне с Ним таким делать. Видно судьба у нас с Ним. Везде по свету носится и меня с собой таскает. Я ведь одна без Него остаться не могу. Люб он мне самой стал что ли? Иной раз, разозлюсь, устану и тут же: а ну брошу Его… Пусть без меня живет. Может, поймет, как не берег меня, мучил. А только поздно – не вернусь. Свыкнусь, найду другого, заживу с ним счастливо… А Он?

Вот будто изнутри меня сжигает, места себе не нахожу. Переворачивается, вскипает. Никак Душа не успокоится. Заснуть бы, заснуть…

- Заснул опять, а я вот рядом присяду пока. Ну, уйду, а место мое святое другой будет занято.  Она уж Его не пожалеет, отучит любить, страдать всласть.  А как Ему без этого… Нет, не Он это будет уже, совсем другой, чужой,  жестокий. Пройдет мимо - не признает, да и я не оглянусь.  Пусть теперь поспит, я тревожить не стану. Вот гляжу на него и понимаю, сколько я Ему  хочу: дум  неспокойных покороче, тоски сердечной поменьше… Не жалеем мы друг друга, не жалеем. Все сложилось уже как-то. Да так, что ни назад  не повернешь, ни стороной не объедешь. Видно судьба.   

Живем, ребята!  Как в последний самый раз живем,  чтоб не пожалеть перед концом земным. Чтоб следующего раза не было – да и не нужен он. Зачем… Может кому-то и надо, а я вот судьбу свою переписывать не буду, а  предстану таков, каков был и есть, со всей хорошестью  своей и мерзостью. Ничего не выпрошу – ни милости, ни наказанья. Забудут -  поделом мне, помянут – и на том спасибо.