Николай

-         Слушай, Митя, я тут на улице встретил Гаврилова Николая. Помнишь, он работал у нас на заводе?  Не знаешь, почему он уволился? Говорят, он был толковый инженер не то, что наш Кузьмин.

-         Почему? Это было три года тому назад. Я работал тогда на заводе техником, а Николай инженером.  Знакомы мы с ним были мало. К тому же попадали часто в разные смены. Однажды я с женой возвращался из кино и почти у самого дома натолкнулся на Николая. Он был с Катей, его женой. Мы поздоровались. Я уже собирался пройти мимо, как вдруг моя Нина бросилась на шею его жене. Оказалось, они вместе учились, и хоть обе давно живут в этом городе,  раньше не встречались. Как-то само собой получилось, что мы сблизились. Гавриловы стали заходить к нам, мы частенько заглядывали к ним. Обычно мы с Николаем весь вечер сидели за шахматами, а жёны наши болтали, вспоминая тысячи мелочей из школьной жизни. Этот источник разговоров у них никогда не иссякал.  Николай был мужик умный, хороший собеседник, много читал. В шахматы он играл очень хорошо. У меня первый разряд по шахматам, но он частенько меня обыгрывал. Катя, его жена была очень хорошей кулинаркой. Моя Нина любила к ним ходить ещё и потому, что Катя обязательно готовила для нас какое-то новое блюдо, о рецепте которого потом рассказывала моей жене.

Только однажды смотрю, моя Нинон после их посещения стала какая-то грустная. Спрашиваю в чём дело. Сначала она не хотела говорить, но потом рассказала. Оказывается, Катя поделилась с ней своим горем. Дело в том, что когда Николай женился на Кате, он очень боялся, что у них сразу же родятся дети. А он считал, что такая «радость» ему не нужна. Поэтому с первого же дня предупредил жену, чтобы она и не мечтала о ребёнке, иначе он её сразу же бросит. Катя его очень любила, поэтому согласилась. Когда же через некоторое время она поняла, что беременна, то , боясь Николая, сразу же сделала аборт, даже ему не сказав. Увы, так бывает часто, что первый аборт калечит женщину на всю жизнь.  Так вышло и у Кати. Больше детей у неё не будет, сказали врачи. Прошли два года их супружества. Николай вдруг страшно захотел стать отцом. Катя во всём ему призналась. С этого дня всё и началось. Теперь он её постоянно оскорбляет, попрекает бесплодием, по любому пустяковому поводу грозится её бросить. Катя живёт в постоянном страхе. Она, несмотря на все унижения, продолжает любить Николая. Больше всего на свете Катя боится потерять его. Обычно, когда узнаёшь что-то новое плохое о человеке, невольно начинаешь обращать внимание на такие его поступки, на которые раньше бы не обратил внимания. Я вдруг стал видеть, как вёл себя Николай с женой. Теперь мне стал ясен смысл его насмешек, обращённых к Кате. Я понял его нарочитую грубость с нею. Ещё раньше меня удивляла, такая на первый взгляд мелочь – Николай никогда не называл жену по имени. Он всегда ей говорил либо ты, либо жена и всегда лишь в повелительном тоне. Я никогда не слышал, чтобы он назвал жену Катей или как-то ласково. Она же при нём становилась какой-то запуганной и бессловесной. А Нина рассказывала, что в школе  Катя была очень весёлой, ей даже попадало от учителей за вечное веселье , где надо и не надо.

 На заводе пускали новый цех. Работать приходилось много , даже сверхурочно. Ходить к Гавриловым и им к нам было некогда. Да и после рассказа жены об их отношениях что-то не тянуло к ним в гости. Гавриловы, видно, поняли, что мы перестали видеться неспроста. Они тоже стали крайне редко заходить к нам. Поэтому мы были несколько удивлены, когда нас пригласили на день рождения Николая. Мы пришли. У Гавриловых было уже много гостей. Среди них многих я знал по заводу, но кое с кем меня познакомили.  Стол ломился от закусок и вин. Народ собрался в основном молодой, поэтому смех и шутки не прекращались ни на минуту. У Гавриловых был хороший магнитофон. Когда мы пришли, молодёжь танцевала. Потом откуда-то появилась гитара, все вдруг захотели петь. Словом, пели, танцевали, смеялись. Катя, конечно же, превзошла саму себя по кулинарной части. Стол ломился от всевозможных кушаний, сделанных её руками. Гости не успевали пробовать и хвалить всё, что было на столе, как она приносила что-то новое и опять необыкновенное. Хозяйка сияла радостью в ответ на похвалы.

Среди веселья вдруг возник спор о литературе. Помню только, что кто-то заговорил о Диккенсе и предложил назвать все его произведения. Получилась игра, кто больше назовёт. Перечисляли и романы, и мелкие произведения, а потом Николай назвал какое-то такое произведение, которое никто не слышал. Катя вместе с теми, кто протестовал против того, что такое произведение вообще существует, подала голос, что такого произведения нет. Муж презрительно посмотрел на неё и предложил пари на американку, что он прав. Катя согласилась. Какой-то гость потребовал, чтобы фант оговорили здесь же, мало ли что можно пожелать, может такого не будет и в магазинах. Но его подняли на смех. На то она и американка, что можно желать, чего только душе угодно. В доме Гавриловых Диккенса не было. Пришлось сначала выяснять, у кого из гостей есть книги Диккенса. Потом снарядили целую делегацию, для выяснения, прав Николай или нет, на дом к тому, у кого они были. Делегаты ушли. Вернулись они не сразу. Видимо, долго отыскивали необходимое название. Выиграл Николай. Выключили музыку. Народ с любопытством ждал, чего же муж потребует от своей жены.  Все были навеселе и ждали веселья. И он потребовал. Не могу до сих пор без отвращения вспоминать, чего он захотел. Николай потребовал, чтобы Катя легла на пол и на животе проползла к его ногам, а потом поцеловала его ботинок. И его жена поползла. В комнате наступила мёртвая тишина. Со мной, как видимо и со всеми, кто наблюдал эту сцену, произошло что-то странное. Я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Я потерял голос. Я смотрел и не мог помешать этой гадости. Я стоял, как чурбан, а Катя ползла. Но когда она доползла до его ног и поцеловала ботинок, с места сорвался парень с нашего завода. Звук пощёчины нарушил тишину, потом хлопнула дверь. Николай держался за щёку. Это было ,как сигнал. Не прошло и минуты, как комната опустела. Естественно, ушли и мы с женой. А на другой день я узнал, что Николай уволился с нашего завода. Катю я больше не видел. С Ниной мы о Гавриловых не говорим. Мы даже не знаем, вместе ли они, или уже он бросил свою покорную до рабства жену. Странная штука жизнь!