Под старыми липами

Я прихожу в этот сквер каждый вечер, люблю, знаете ли, отдохнуть, сидя под раскидистыми старыми липам.Тёмно-изумрудная листва их шепчет мне, что любая, даже самая жестокая, боль рано или поздно уходит и что для этого нужно лишь время.... Время... Оно лучший лекарь. Однако, то что произошло тогда с нами - моей женой Ниночкой и мной - не отпускает и всё так же бередит уставшую душу... Зовут меня Сергеем Матвеевичем, дальнобойщик я, но на заслуженном отдыхе нахожусь.

Едешь, бывало, да мечтаешь увидеть поскорее чистые глазёнки сынишки, маленького Матвейки, обнять его, почувствовать радостный трепет тёплого, доверчивого тельца, услышать заливистый детский смех... Каждый раз, возвращаясь из рейса, привозил я мальцу подарок. И так он радовался всегда, что сердце моё из груди от счастья выпрыгивало...

Ниночка... Эта длиннокосая глазастая девчушка нравилась мне ещё в школе, однако, меня она не замечала. Такая, знаете ли, гордая была дивчина, словно не сердце в груди её билось, а кусок льда. Долго я её добивался.... Ответом на мою любовь было лишь ледяное презрение и равнодушие. Закончив школу, я поступил в техникум, а Ниночка - в педагогический ВУЗ. Она ещё красивее стала и внешне напоминала мне Снежную королеву из сказки. Стоит ли говорить, что любовь моя к Нине осталась тогда без ответа... А в восемнадцать меня забрали в армию.
Признаюсь, надеялся я, что армейская жизнь вытеснит из моего сердца ту больную, ненужную никому любовь, однако... Однако, все надежды были напрасны - я по-прежнему любил Нину и не мог без неё жить... Отслужив два года и вернувшись, бросился к любимой с цветами и знаете что? Гордая и непреклонная Нина не прогнала меня тогда, как раньше... С высоты своего ледяного трона Снежная королева снизошла-таки до моей персоны и благосклонно приняла мои ухаживания. Здесь, под этими липами, я когда-то впервые поцеловал её и - к моему удивлению! - Ниночка меня не оттолкнула... Здесь, пьяные от счастья, бродили мы до рассвета, взявшись за руки, и здесь я сделал любимой предложение... Вскоре мы расписались тайком от мамы, и я привёл молодую жену в наш с мамой дом. Однако, заметил я, мама не принимает и открыто ненавидит невестку. Что же, жену я любил и не мог расстаться с ней, как мечтала моя мама. Снял я тогда недорогую квартирку и привёл в неё свою любимую...

Ниночка была очень талантлива. Она окончила с отличием ВУЗ и осталась преподавать на кафедре. Детей у нас не было, это и омрачало наш брак, хотя... Хотя, видит Бог, я ни разу не попрекнул этим свою жену, ни разу. Любил я её! Она много, долго и трудно лечилась, ездила по бабкам и даже ходила в церковь... Однако, всё было тщетно. Нина часто плакала, умоляя меня оставить её. Понимаете, ведь она была уверена, что проблема в ней и постоянно твердила, что не имеет права обрекать меня на бездетность. Я утешал жену, как мог, уверяя, что мне нужна только она одна и никто другой. И что даже дети особой роли для меня не играют...
Верила ли мне моя Нина? Думаю нет, не очень: слишком часто видел я её красные, опухшие от слёз глаза, которые так любил целовать.

Время шло, и Ниночке сорок пять исполнилось, а детей у нас по-прежнему не было. В последние годы материальное положение наше улучшилось: жена ездила на работу на собственном авто. Да и сама она изменилась, превратилась в респектабельную даму с пышной блондинистой гривой до плеч, аккуратным умеренным макияжем и безупречным французским маникюром. По-прежнему часами мог я любоваться её фарфоровой кожей, сияющими глазами и по-детски пухлыми розовыми губами, жадно ловить каждый взгляд её, каждое словечко. Но... Видите ли, по причине своей профессии не так уж часто бывал я дома все эти годы и, возможно, мало уделял ей внимания... Но никогда я даже не взглянул в сторону другой женщины, свято веря, что она мне верна тоже... И всё же я заметил, что с женой что-то происходит. Она спать отдельно стала, мотивируя это или головной болью, или тем, что я храплю, ну, или тем, что очень устала и поэтому хочет лечь одна. Я же безоговорочно верил ей, да и как мог я не поверить своей любимой? Но вот однажды... Однажды вечером, когда жена зашла в ванну, я случайно услышал, как она щебечет с кем-то по телефону, смеясь игривым, по-девичьи кокетливым смехом... Тихонько приоткрыв дверь ванной, я увидел её, сидящую на табурете. Нина вздрогнула, точно от удара током, и телефон ладошкой прикрыла, как будто защитить его от меня пыталась. Не стал требовать я от неё тогда объяснений, постарался убедить себя, что это кто-то по делам звонил...

Как-то вечером, ожидая жену с работы, готовил я ей сюрприз: серебряная свадьба как-никак. Соорудил её любимый салатик, запёк утку с яблоками, купил её любимый торт, шампанское. Накрыв стол на двоих, вспомнил, что забыл купить хлеб, и вышел на улицу. Был на редкость лунный вечер, я прошёл квартал и свернул в парк, примыкающий к магазину. Вдруг мне послышались какие-то голоса: мужской и странно знакомый женский. Прячась за деревом и всмотревшись в темень, я хорошо разглядел ту парочку, и земля едва не ушла у меня из-под ног... В полумраке липовой аллеи, бесстыдно прижавшись друг к другу, стояли двое: молодой парень, спортивный, высокий, и она, моя любимая жена Нина... Я понимаю, что подслушивать нехорошо, и всё же... всё же..

"Нина, любимая... Мне никто не нужен, кроме тебя, слышишь? Девочка моя... Когда же... Когда же ты скажешь всё мужу и будешь моей? Только моей... Как представлю только, что этот старпёр касается тебя... Нина..." - умоляюще произнёс парень, нежно касаясь ладонями её лица.

"Родной мой... Я же старше... На целых двадцать лет старше тебя... Ещё год-два - совсем старухой стану! Любимый... Надоем тебе, бросишь ведь... " - глухо и безнадежно как-то прорыдала она, спрятав лицо на его широкой груди.

"Ну зачем ты говоришь такое, милая? Ровесницы меня никогда не интересовали, да ты любой из них сто очков фору дашь!" - уверил парень, жадно целуя её в губы. Не мог я более спокойно наблюдать за этим, не мог! Вышел из своего укрытия и несколько секунд молча смотрел в белое, как полотно, лицо жены, в её глаза, блестящие и сухие глаза, и не узнавал в этой женщине своей любимой Нины... Нет, это была, конечно, она, но... Но то, как поспешно закрыла она собой того мальчишку, то, как отчаянно испугалась она за него, увидев меня... И тот страх в её побелевших от боли глазах...

Не знаю, что тогда со мной произошло, не знаю... Я должен был тогда хотя бы набить морду тому малолетнему щенку, а я... Я лишь стоял и смотрел в растерянные глаза Нины, хотел ударить её, да только вот рука не поднялась. Развернулся и бросился прочь. Ни минуты не хотел я оставаться больше в квартире, где всё напоминает мне о ней и о наших двадцати пяти годах жизни... Наскоро побросав в сумку пару рубашек, брюк, ещё чего-то, сбежал я тогда к маме. Извините, я опущу подробности нашего разговора с ней, скажу только, что истинную причину разрыва с женой так и не сказал. А Нина привела любовника в нашу с ней квартиру...

Первое время я как-то держался и не искал с ней встреч, а потом... Потом долгие часы простаивал я подле института в надежде увидеть её, прячась в толпе, как преступник, как вор. Стоял, наблюдая, как Ниночка в машину свою с тем самым мальчишкой садилась. Стоял и глазел, как дурак, как они держались за руки и она, разряженная донельзя, как бродячая собака в глаза ему заглядывала. Меня она никогда на людях под руку не брала и никогда с такой любовью на меня не смотрела... И знаете, что ещё? Показалось мне, что Нина раздалась вширь, походка её стала тяжёлой, и была она чрезвычайно бледна. От одной нашей общей знакомой узнал я, что Нина беременна. Дескать, встретились случайно в женской консультации, и срок у Ниночки уже довольно большой. Вот только рожать панически боится, за сорок давно перевалило, да и выглядит она не лучшим образом... И ещё: Ниночка призналась ей, что сожитель её благополучно закончил ВУЗ и уехал, бросив беременную женщину одну. Что нужна она ему была лишь для того, чтобы сдать "хвосты", доучиться... Парню грозило отчисление, и он не нашёл другого способа, как влюбить в себя преподавательницу. Не говоря ничего маме, я решил проследить за бывшей женой и убедиться, что это правда.

Однако, напрасно простаивал я под окнами бывшей своей квартиры, напрасно. Нину мне так и не удалось увидеть, зато поговорил с соседкой, она-то мне и рассказала, что студентик тот благополучно отучился и свалил.

Не помню, сколько простоял я тогда под дверью нашей общей когда-то квартиры, не решаясь позвонить в неё. Полчаса, или час, или несколько мгновений... Не помню... Представлял, как распахнётся дверь и на пороге появится любимая моя Ниночка - гордая, красивая, с неизменной белокурой гривой до плеч, с чистыми голубыми глазами, которые я так любил целовать... Воображал, как удивится она моему возвращению... Представлял, как слёзы побегут по незабытым мною розовым щёчкам, и аромат любимой "Шанели " уже щекотал мои ноздри... Когда дверь распахнулась и я увидел ёё... Боже... Увидел и не узнал... В дверном проёме стояла расплывшаяся фигура стареющей измученной женщины в выцветшем халатике, бесцветным и пустым каким-то взглядом, огромным, бесформенным животом... Нина как стояла, судорожно схватившись рукой за дверной косяк, потерянно вглядываясь в моё лицо, так и начала медленно сползать на пол. Еле-еле успел я тогда подхватить её тяжёлое безвольное тело на руки и отнести на диван. Гримаса невыносимой боли исказила её прекрасное когда-то лицо, Ниночка глухо и беспомощно застонала, схватившись обеими руками за странно опустившийся свой живот... По её ногам на диван и на пол внезапно хлынула вода...

"Звони... в "скорую"... скорее..." - прошептала она посиневшими от боли губами, теряя сознание.

Медики приехали довольно быстро, хотя мне показалось, что прошла целая вечность. Само собой, я поехал с Ниной в больницу, в роддом меня, конечно же, не пустили. Жену спешно прокесарили и извлекли из её живота хорошего здорового мальчика. Я навещал Нину и, хотя в палату к ней меня не впускали, передавал передачи: приготовленный мамой бульон, кефир, фрукты.

Выписали Нину лишь через две недели. Помню, как сжались и задрожали её руки, когда с силой забрал я у неё младенца. Помню растерянный, больной взгляд её до смерти перепуганных глаз... Неужели она подумала, что я могу причинить зло ребёнку? Неужели... она не видит, не чувствует, что я всё ещё люблю её? Признал я тогда Матвейку своим сыном, и мы вновь стали жить вместе.

Вот только она, Ниночка, угасала, таяла с каждым днём... В ней теперешней, исхудавшей, изболевшейся, постаревшей, не узнать было прежнюю, яркую и неотразимую, любящую жизнь красавицу, мою любимую жену Нину... Ничто её не радовало, ничто не интересовало и не держало уже на этом свете. Даже сын был ей безразличен... Нина могла пролежать целый день на диване, глядя в одну ей заметную точку на потолке и не шевелясь. Приглашённый мной доктор, тщательно осмотрев её, произнёс довольно странную фразу:

"Она вполне здорова физически, но умирает, потому что просто не хочет жить..."

И я стал страшиться каждого дня, каждой ночи, каждого мгновенья... А она ушла ночью, во сне... Сердце остановилось - и всё. Я нашёл её уже мёртвой и до сих пр не простил себе, что не был рядом, когда смерть забрала её. С тех пор мы с Матвеем одни. Никто не пришёлся мне более по сердцу, да и не нужен мне никто. Взгляну в синие чистые-чистые глаза Матвейки - и вижу в них её, Нину... Прихожу сюда, в старую липовую аллею, вспоминаю, как поцеловал её здесь впервые... И, знаете, иногда кажется мне, что меж старых и мудрых деревов нет-нет да и промелькнёт стройный силуэт длиннокосой девушки... Я смотрю во все глаза на её юное прекрасное лицо и прошу остаться, не исчезать больше...