Личности Курейки. Кто на новенького?

ЛИЧНОСТИ КУРЕЙКИ

На Севере Крайнем, где свет нереальный
Струится ночами с небес,
Где смелые люди ракетой сигнальной
Встревожили тундровый лес,
Где речка Курейка студеною змейкой
Пробила сквозь скалы проход,
И скачет в порогах испуганной белкой,
И топит в волнах пароход…

Виктор Евгеньевич Бажанов был начальником КурейГЭСстроя. Это была его вторая заполярная станция. Первая тоже на притоке Енисея, чуть севернее, Усть-Хантайская ГЭС. Спокойный и уверенный командир строительства. Никогда не видел его в гневе, а это значит — холодная голова на плечах. Его спокойствие даже в критические моменты мобилизовало, внушало уверенность, что всё решаемо, всё будет хорошо. Знал дело до подробностей, но не доставал подчинённых мелочами. Доверял и умел поставить главные задачи для решения. Подвести его невыполнением и, упаси бог, соврать было морально невозможно. Среди старожилов-строителей он был первым среди равных. Любил компанию, рыбалку, охоту. Старался обеспечить охотничий досуг для коллектива, где через одного были страстные охотники — иначе нельзя, вся жизнь в лесу, и Больших театров нет вокруг на пять тысяч вёрст. Имел авторитет в Минэнерго и был заслуженным строителем СССР.
Его карьеру, даже жизнь, сгубил конфликт с Игарским горкомом КПСС. Дело в том, что секретарь парткома строительства Вафин был хорошим партийным активистом и, заботясь о своей карьере, чрезмерно сотрудничал с первым секретарём Игарского горкома КПСС Тузьменко. А первый секретарь был не прочь отличиться за ввод в эксплуатацию Курейской ГЭС, поэтому принимал излишнее участие в делах стройки. Это не могло нравиться руководству строительства, которое вступало в ответственный и полный рисков завершающий этап, требующий известной изоляции от внешних влияний. На общем партийном собрании стройки коллектив выбрал молодого перспективного товарища — Богуша, которого мы выдвинули от дирекции эксплуатации из своих, можно сказать, рядов. А Вафина поблагодарили за работу и пожелали ему трудовых успехов в горячих буднях курейского строительства. Впрочем, он не воспользовался и скоро уехал насовсем в Чебоксары.
Секретарь горкома, как ни старался, не смог вопреки желанию коллектива стройки продвинуть своего кандидата — упомянутого Вафина — на выборах секретаря парткома строительства и решил отомстить. И вот во время длинных выходных в мае, когда охотничья братия во главе с Бажановым полетела на вертолёте поохотиться, игарский секретарь приказал охотнадзору накрыть их вертолётным десантом и провести ревизию трофеев.
Расчёт был безупречный: трофеев оказалось больше нормы, так как охотились несколько дней. Раздули дело, накропали фельетон в центральной газете, подключился Красноярский крайком, пригрозили уголовщиной по позорной статье — браконьерство. Можно было бы ограничиться выговором. Но Красноярский крайком КПСС предъявил Минэнерго ультиматум — Бажанова снять. Что и было сделано быстро и грубо. Бажанов остался жить в Светлогорске, где работали его жена, дочь и зять — стал обычным обывателем. Это было непросто — быть свергнутым с Олимпа. Возможно, некоторые в душе злорадствовали, но их было ничтожное меньшинство — Бажанова уважали и сочувствовали ему.

Олег Михайлович Зальцман — главный инженер. Обманчивое впечатление вечно улыбающегося добрячка — встречается такая маска в физиогномике, когда уголки губ наверх. В любую погоду начинал каждый день с объезда всех объектов на стройке. Всё видел, всё помнил, никогда не записывал. Утром проводил ежедневную планёрку, и там попасть под раздачу было легко, если была малейшая недоработка. Многие чувствовали себя школярами, не выучившими уроки, а таких Зальцман разносил в пух и прах, причём не руганью, а жёстким спросом. И штрафники трепетали, потому что по количеству грехов уменьшалась и премия.

Не могу не вспомнить Леонида Ивановича Третьяка — заместителя начальника по общим вопросам. Артистическая натура. Если бы захотел, то похоронную процессию мог превратить в свадебную за пять минут, сам покойник запел бы аллилуйю и побежал вприпрыжку. Короче, свой Юрий Никулин на строительстве. Но главное его достоинство для строительства — он был племянником министра энергетики Непорожнего, чем иногда умело пользовался для решения задач строительства.

О многих можно было бы рассказать — получилась бы книга. Ведь гидростроители — это особая каста своего рода созидателей-романтиков. Начинать с нуля в диких отдалённых местах, выносить неудобства, рисковать, работать без нормы и устали на общий результат, владеть в совершенстве профессией и многими умениями, в том числе устраивать жизнь не только свою, но многих, постоянно переезжать из обжитых мест, созданных своими руками, на новые, в палатки, в тайгу — такие коллективы на вес золота и создаются годами.
И печально, что в результате потери управления страной на рубеже 90-х, прекращения планового развития отрасли и, соответственно, финансирования новых объектов эти высокопрофессиональные коллективы начали разваливаться и умирать. Люди разбредались по стране, в большинстве своём не готовые к новым, невиданным, противным своей природе испытаниям: безработице, отсутствию жилья, монетизации жизни, денежным реформам, девальвации, инфляции, стагнации и т.д. и т.п. Горькая чаша для деятельных самоотверженных людей — забвение… Остаётся надеяться, что люди нашли своё место в новой жизни, потому что не привыкли пасовать перед испытаниями. Ведь в конечном счете жизнь возродилась после социального землетрясения 90-х. Однако вернёмся на Курейку.

КТО НА НОВЕНЬКОГО?

Да и мы-то сами были не лыком шиты. Мне уже было тридцать семь лет, когда приехал на Курейку. Какой-никакой опыт имелся и знания необходимые. Учили хорошо. Вот такой случай расскажу.
В 1987 году по плану монтажа оборудования потребовалось перевезти втулку генератора весом шестьдесят семь тонн со склада временного хранения к месту ее монтажа в машзале ГЭС. В качестве тягача использовал могучий бульдозер «Комацу» весом шестьдесят тонн, в качестве телеги — стальной лист толщиной двадцать пять миллиметров с двумя проушинами для крепления троса. Такое приспособление называется «пена».
Зима, ночь (днем бульдозер не выпросить), сорок девять градусов мороза. Мы тащим наш прицеп на другой берег Курейки по насыпной плотине. Надо проехать с полкилометра. Дорога узкая, только для разъезда двух самосвалов, посыпана гравийной крошкой. Пена скрипит, стальной лист трепещет как бумажный, но двигаемся. На середине — авария. Трос за проушину надрывает пену на полметра, что делать? Утром через плотину пойдет транспортный поток, это срыв графика строительства на целый день. Зальцман убьёт.
Вызываю через диспетчера аварийку — мобильный сварочный трансформатор. Приезжает молодой парнишка, я показываю на разорванный край — вари. Он говорит — не умею, я новенький, поэтому поставили в ночь. Я взял у него электроды, маску и сделал полуметровый шов толщиной от нуля до сорока миллиметров. За два часа ночью при минус пятидесяти. Пена выдержала, дотащили мы наш караван до другого берега. Вернулся домой под утро, как на ходулях, колол ноги булавкой — не чувствовали. Но был удовлетворён — я сделал это, а ведь то был второй шов в моей жизни, первый — на лабораторной работе в МВТУ двадцать лет назад. Вот как учили и как работали.
Не успел я приехать на Курейку в феврале 85-го, как меня посылают в командировку в Дудинку. Зачем? А вот посмотреть порт, через который летом следующего (!) года во время навигации будем завозить через Севморпуть рабочее колесо турбины первого агрегата весом семьдесят тонн. Колесо уникальное, из самой прочной нержавейки. В рабочем механизме оно будет вращаться со скоростью сто оборотов в минуту, и его лопатки будут испытывать ускорение равное 40g. Если его уронят во время перегрузки или «поцарапают» — это срыв пуска станции, миллионы рублей убытка.
До Дудинки лететь тремя самолетами с пересадкой в Игарке и Норильске. Посмотрел порт. Краны все на горке стоят далеко от берега. Портовые сооружения отсутствуют. Интересный порт, да? Уточнил и записал многолетние сроки навигации. Когда ледоход проходит по Енисею? Имеются ли достаточно мощные плавучие краны для перегрузки? Много вопросов. Важнейшая тема — установить контакты с людьми, с которыми в дальнейшем будешь работать и связь поддерживать.
Наконец, надо написать письма, оставить заявки на плановые работы на будущий год. Такова судьба всех, кто связан с навигацией, а значит, с природой. А природа — дама переменчивая. У меня с собой всегда были бланки КурейГЭСстроя для писем, которые я сам писал, подписывал, даже иногда с гарантиями оплаты.
За три года я таких писем написал десятки и ни разу не сорвал обещания или не выполнил то, под чем подписался. Вот так и работали.
О Дудинке. Приехал туда 22 июня. Енисей, надутый как обиженный пацан, стоял в ледяном панцире. Погода тоже нахмурилась, как и положено перед ледоломом. Ждали его на днях. Говорили, вот на Сухарихе выше по течению уже ледоход. Вот Игарку прошёл. Вот в Потапово. Скоро здесь будет. И правда, 24 июня Енисей вдруг вспучился, загрохотал, и пошёл лёд.
Грандиозное зрелище. Весь народ Дудинки выходит как на праздник на берег — смотреть. Невозможно пропустить. Это как сигнал к сбору урожая — ведь после него будет много работы. А почему? Вот вам северная история. О том, как в Дудинке организован морской-речной порт. Притом круглогодичный.
Как известно, у реки нет постоянного уровня. Енисей, например, имеет максимум и минимум с разницей более тридцати метров в районе Дудинки. Где же строить причалы, прокладывать пути портовых кранов, оборудовать площадки хранения? На каком уровне? Правильно, разумеется, на нижнем. Однако в этом и загвоздка. Пока не увидишь своими глазами, не поверишь, что порт Дудинка строится каждый год заново. Заново строят причалы, дороги, подъездные пути, прокладывают рельсы, оборудуют площадки. А как иначе, если всё это сносит Енисей во время ледохода?
Большую часть времени Дудинка работает зимой. И только три месяца летом, но какие важные эти летние месяцы. Ведь летом оживает весь бассейн Енисея. Антракт и отпуск назначаются на ледоход, когда всё оборудование порта вывозится на горку. Когда паводок сходит и река возвращается в нормальное русло, открывается летняя навигация в оба направления по Енисею. В Дудинку заходят морские суда ледокольного класса с Севморпути, сухогрузы, танкеры, баржи, которые снабжают Норильск и регион всем необходимым.
Вот и наше колесо надо перегрузить с корабля, пришедшего из Питера, на баржу для дальнейшей транспортировки вверх по Енисею и далее по Курейке до нашего причала в Светлогорске. А для этого надо запланировать её на год вперёд. В том числе изготовить такелажные приспособления, разработать технологическую схему перегрузки, определить количество и мощность привлечённых механизмов, рассчитать трудозатраты и стоимость работ. Всё это совместить с прогнозом погоды и режимом полноводности не только Енисея, но и Курейки, на которой имеются пороги ограниченной проходимости.
Вот такая матрица. Целая фронтовая операция со многими вводными. Затем и ездили по стране в командировки иногда до сорока дней. Больше нельзя было по закону.
Вернулся, выписал новую, опять уехал. Бухгалтера из вредности говорили, что нам северные напрасно платят — мы, мол, с материка не вылезаем.
Кто ездил? Сначала нас было двое — кроме меня Женя Майков, старший инженер отдела (теперь он директор Курейской ГЭС). В апреле приехали из Балаково ещё двое — уже упоминавшийся здесь Борис Богуш на должность директора эксплуатации и Игорь Анохин на должность главного инженера. Оба отличные специалисты-электрики и как товарищи оказались надёжные ребята — просто повезло. Кстати сказать, на Север плохие и ленивые люди не ехали — жёсткий природный отбор. Уже перед самым пуском в 1987 году прислали наконец начальника отдела, до этого должность оставалась вакантной. Тоже оказался отличный парень — Володя Нарышкин, хороший спец и трудяга, каких поискать.
Ну и девушки ещё были — а как без них? Особенно запомнилась Зоя Дмитриевна. Ей уже было около пятидесяти, когда она оказалась у нас в штате. Мне её буквально навязали в кабельном отделе Госснаба, где она проработала всю жизнь. Было сказано полушутя: не возьмёшь наш ценный кадр, кабель не получишь. Зое Дмитриевне надо было улучшить показатели зарплаты для оформления более высокой пенсии — так поступали иногда в те времена.
Намучились мы с ней изрядно: в документации она была полный ноль, всё путала, приходилось выявлять ошибки и переделывать по нескольку раз. Но человек она была хороший и тоже постепенно притёрлась к коллективу, да так, что уже после, когда жизнь всех разбросала по стране, Зоя Дмитриевна мужественно осталась жить в Светлогорске даже уже на пенсии, став закоренелой северянкой. Надо признать, что она нам сильно помогла на последнем предпусковом этапе. Зое Дмитриевне подписывали в Госснабе все наши заявки на кабель, поэтому она стала для нас золотым человеком.
А ведь народный каламбур гласит: электростанция без кабеля — всё равно что …. без кОбеля. Вот такие дела.

Продолжение: http://proza.ru/2015/04/28/1730