Мечте навстречу, гл. 14

         

       После  переселения первый корпус стал называться мужским, а второй – женским.  Для первых поселенцев сначала было непривычно и несколько чуждо новое общество, но надо было знакомиться, сближаться, наводить мосты. Люди со второго потока вели себя отчужденно и сами не торопились идти на контакт, поэтому «старики» первыми пошли знакомиться с новыми своими товарищами.  Сапожников и несколько человек из первой палаты постучались во вторую.
      - Открыто! Заходите! – послышалось за дверью.
      - Можно к вам  с визитом? - и  делегация во главе с Сапожниковым прошла в палату. «Гостям» предложили разместиться на чьей-то кровати и обступили их неровным полукругом.
      - Ну, как вы тут устроились? – начал разговор Вячеслав.
      - Да нормально! – ответил мужчина  сорока шести лет,  по имени Кривошеев Михаил. - Действительно, как в профилактории, только без врачей.
      - Вернее, одна врачиха на всех! - отпустил кто-то шутку.
      - Ну-ну, осторожней насчет врачихи, - проговорил Старков. - Она у нас неприкосновенная.
      - А скажите, правда, с бабами  интереснее жилось вам? – спросил Пинчук  Сергей, самый молодой из второй партии.
      - Да не очень, - кисло ответил Лещев. – все равно  мы друг к другу в гости не ходили.
      - Так мы вам и поверили! Ладно, у нас – все старухи, а у вас есть такие крали! Для кого бережете? - вмешался в разговор  Семен Топазо, пошляк и картежник, и посмотрел на своих товарищей. Не имея карт, он прямо изнывал от безделья.
      - Мы наших женщин уважаем, а насчет «этого» здесь  не прокатит,  -  предупредил Сапожников, – даже не пытайтесь.
      -  Да всё  можно, если осторожно! -  ухмыльнулся тот, - или вы – не мужики?

      Сапожников сердито глянул на него, но, скрепя сердце, сдержался, хотя так и хотелось смазать  по его ухмылистой роже:
      -  Тебе  нечем здесь заниматься, скучно? Так есть шахматы, шашки, книжки и телевизор - развлекайтесь на здоровье.  Кстати, мы пришли к вам не про женщин разговаривать, вообще-то. Есть дела важнее.
      - Да, что может   быть важней  денег и женщин? – Топазо подмигнул своим. - Мы же не дети! – он с  усмешкой посмотрел  на Вячеслава.
      - Не дети,  - согласился Вячеслав, -  только здесь есть правила, которым, хочешь-не хочешь, надо подчиняться. 
      - А если  я не желаю подчиняться  вашим дебильным правилам? Вот не хочу и всё! Что – в тюрьму посадите? -  куражился Топазо.
      - Дурак ты! – Вячеслав посмотрел в его наглые и бессовестные глаза.
      - Не представляю, что за жизнь тут будет, – выражал свое недоумение Топазо, явно работая на публику. - Здоровые мужики – и без женщин! – это же невозможно! Тем более, они тут, под боком!
      - Еще как возможно! Ты просто мало знаешь нашу жизнь, не знаешь Круглова. Он тебе задаст такого перца, что забудешь про женщин. 
      - Круглов! Всюду этот Круглов! Плевать  я на него хотел!   – снова стал паясничать Семен. –  Тоже мне Бог и царь, твою мать!  А вы все - Кругловские холуи, - и он ругнулся матом.

      Трудно было сдерживать Вячеславу себя, но требовалось быть выше этого хама, у которого планка смысла жизни была на уровне ниже пояса.  Совсем недавно и сам Вячеслав  был, как он, только не таким циничным.
      -  Не матерись,  серьезно говорю! Еще раз матюгнешься, получишь три наряда вне очереди, — он строго посмотрел на него.
      - Это как? -  презрительно смерил его взглядом Топазо.
      - Гальюн будешь чистить, дорогой! – засмеялся Лещев.
      - А вот это видели! – Семен выразительно показал кулак до локтя. - Еще не родился тот, кто заставит меня гальюн  чистить. 
      - Ошибаешься: давно родился и в капитанах ходит! –  сказал Вячеслав    нагло ухмылявшемуся Семену и  обратился ко всем:
      - Что-то разговор у нас сегодня не получился. Какие-то вы еще сырые,  ребята! Ну да ладно!   А теперь,  как бригадир, скажу о главном. Предупреждаю:  завтра  всем на работу. Если кто не может по здоровью идти на работу, возьмите освобождение у фельдшера в  медпункте. Назначайте дежурного, который  обязан  делать влажную уборку в палате, и чтобы в палате были порядок и чистота, а не так, как сейчас! Чтобы это было в последний раз! Спокойной ночи!
      Попрощавшись, Сапожников со своей компанией вернулись в свою палату, а во второй палате еще долго шли шумные разговоры о порядках, заведенных в профилактории.

                ***

       Женщины тоже ходили знакомиться  друг с другом. Валентина вместе с Раисой, Надеждой, Ольгой и еще двумя женщинами зашли в палату к новеньким.
       - Здравствуйте, девоньки! – поздоровалась  Валентина. –  Гостей принимаете? Можно войти?
       - А,..наши артистки? Заходите, коль пришли, - стараясь быть приветливой, ответила женщина по имени Сидорчук Татьяна, - Располагайтесь  вот здесь.
        Гости вошли и расположились на указанной свободной кровати. Представились по имени и осмотрелись. В глаза кинулись относительные чистота и порядок в палате - даже полевые цветочки в баночках на тумбочках. Все обитательницы  враз с любопытством уставились на них.
      - Вы на нас не смотрите, как на наглых, мол, не ждали вас, а вы приперлися. Мы теперь с вами в одной упряжке  не один год пробудем – вместе работать, вместе отдыхать, вместе щи хлебать будем, - начала разговор Валентина.
      - Ну и правильно, что пришли, - так ведь? - Татьяна посмотрела на своих.
      - Да,..конечно..- послышались одобрительные отклики.
      - Ну и как вы тут устроились?  Жалоб нет?

      Поскольку остальные женщины  неохотно шли на контакт, проявляя то ли нерешительность, то ли  застенчивость,  все переговоры с представителями  первого потока взяла на себя Сидорчук, как староста по комнате.
      - Не знаем пока ничего. Боимся, что дальше будет  с нами, –  продолжала говорить за всех Татьяна. – Слышала, работать  здесь будем с утра до вечера без выходных и проходных, как каторжные, – она посмотрела на Валентину.
      - Да нет! Ну что вы! - заговорили гости.
      - Это кто же вам такое сказал? Почему, как каторжные? Да, работать будете. По восемь часов, как положено, с выходными днями. Но если план по вашей же вине не будет сделан, тогда будете работать за счет своего свободного времени. Так делается везде, – разъяснила Валентина. – С этого понедельника и начнется у вас трудовая жизнь по распорядку дня.

      - Ну и ладно. Я работы не боюсь, только  суставы уже болят в коленях. Артроз проклятый замучил.
      - Вам надо обратиться к нашему фельдшеру, Лидии Гавриловне. Она поможет, – посоветовала Раиса.
      - Вот спасибо, завтра как раз  и схожу к ней.
      -  А почему все остальные сидят, как в рот воды набрали? –  Валентина посмотрела на женщин,  молча слушающих их.
      - Да, вот такие они, молчаливые, — Сидорчук развела руками и обратилась к подругам:
       - Ну что вы все молчите, как в рот воды набрали?
       - А что говорить? Еще наговоримся. - проговорила  женщина, лет шестидесяти, по имени Клавдя.

      - Бедные  вы, мои голубки, – покачала головой Валентина. – Вон у вас и   бабулька – совсем старенькая. Неужели жизнь ее  довела до этой койки? – указала она на худощавую старушку, сидящую дальше всех.
      - Это Галина Ивановна, — представила её староста. - Наша сирота казанская. Никого у нее нет на этом свете. Единственная дочь умерла в молодом возрасте, а бессовестные соседи выжили из квартиры.
      -  Да, у каждого свое горе!  -  глаза Валентины увлажнились, но она,  вздохнув, сказала уверенно: –  Ничего, милые мои! Черная полоса у всех нас прошла, и теперь будет светлая - вот увидите. Она встала: - Ладно, девоньки, мы пойдем, а вы отдыхайте до утра. Спокойной ночи!

      Валентина первая вышла из палаты, а за ней гуськом вышли все остальные и направились в свою палату. Тут дежуривший сержант Владимир Усков,  окликнул  Надю. "Я сейчас", - удивленно пожав плечами, она отстала от подруг и подошла к нему, встав на небольшом расстоянии от него.
      - Что тебе? – спросила она, озираясь по сторонам, нет ли посторонних глаз.
      - Да не бойся, подойди ближе – я не кусаюсь.   
      – Да, кто тебя знает? - но подошла ближе. - Говори быстрее, зачем звал.
      -  А вам известно, что ваше выступление снимали на кинокамеру и покажут самому губернатору? – спросил он, глядя, какую реакцию вызовет у нее  эта новость.
      - А почему ты мне это говоришь, а не Валентине, – удивилась она.
      Дежурный засмущался и, опустив глаза, стал осматривать носок сапога. – Дело в том, что ты мне нравишься. Очень.  Я, когда посмотрел тебя в концерте, вообще покой потерял.
      - И что!  – делано удивилась Надя.
      - Хочу, чтобы ты об этом знала.
      - Узнала. И что?
      – Я вот, что решил. Ты здесь спокойно отбывай свой срок, а как закончился он,   заберу тебя с собой домой, в Тамбов. Родители мои хорошие: примут тебя. Там поженимся.  Я буду хорошим  мужем, на руках буду носить. Вот увидишь!
      Выслушав его, Надя на секунду задумалась. Ей не хотелось обижать отказом этого симпатичного молоденького сержанта, но и нельзя было обнадеживать его.
      - Ты же меня совсем не знаешь. Может, я на людях лапочка, а наедине – вампир-р-р! — она состроила ему страшную рожу.
      - Ну, скажешь тоже! – засмеялся он. – А я вампиров не боюсь. Я знаю средство от них.
      - Ну, посмеялись и - хватит! А насчет твоего предложения, поживем – увидим!  За три года много воды утечет. Может, через три года я старухой стану для тебя.
      - Не станешь! – проговорил он уверенно. – У меня отец на три года младше матери и ничего – живут нормально.
      -  Почти уговорил, сержант. Но это только "почти", а там посмотрим. Спокойной ночи, Ромео! А про кинокамеру - спасибо, что сказал, -  поблагодарила  его, уходя. - Пойду с девчатами  поделюсь хорошей новостью.
      - Спокойной ночи! Помни, что я тебе сказал сегодня, а мое слово – крепко! – крикнул он  вслед убегающей девушке и опять заскучал, присев на  свой стул.

      - Девочки, что я вам скажу! – воскликнула Надя,  вбегая в палату и плотно закрывая за собой дверь. – Наш концерт снимали на кинокамеру и покажут самому губернатору.
      - Кто сказал? Откуда ты знаешь? – посыпались вопросы.
      - Сержант Володя сказал, а уж он-то знает.
      - Точно, бабоньки, снимали! Видела я одного солдатика, бегавшего с какой-то бандурой и мельтешившего перед глазами во время концерта,  – вспомнила одна из женщин, потом и другие стали вспоминать.
      - Ой, что будет! Что будет! – схватилась за голову Надя. – Я там так выпендривалась, изображая Орлову.
      - Да нормально ты выступила!  - стала  успокаивать ее Валентина. — Подумаешь – засняли на кинокамеру! Еще не факт, что губернатор  нас посмотрит, а тем более – прославимся. Так что, не берите  себе в голову и ложитесь спокойно спать, – и Валентина, повысив голос, громко крикнула: - Всем спать! Завтра рано вставать. 

      Надя, лежа в постели, долго не могла уснуть.  Сначала мешал шепот соседок, а потом чей-то храп.  Затем все стихло, и в голову ее полезли  разные мысли. Она вспомнила, как сержантик Володя своеобразно и смешно признался ей в любви, даже замуж предложил. Никто еще   не предлагал ей жениться, даже Толик, с которым дружила не один год. Ведь не уродина, даже красивой можно назвать,  а женское счастье до сих пор не коснулось ее. И с родителями не повезло: простые люди, но беднота заела; денег ни на что не хватало, даже на помаду и колготки приходилось с руганью у матери выпрашивать, – при воспоминании о матери ее прошибла слеза. - Все же, как хорошо было дома, хоть и бедно! И вечно суетящаяся мать, пытавшая сводить концы с концами, и вечно хмурый отец, которому не везло с работой, и младшая сестрица, для которой приходилось быть нянькой и защитой.
      С пятнадцати лет  Надя, оформившись в стройную симпатичную и неглупую, в общем-то, девушку,  стала по-серьезному влюбляться. Ей хотелось любви, хотелось романтики, о которой была наслышана и начитана, а также насмотревшаяся  в фильмах. Только парни, которые ей нравились,  узнав, что она из бедной семьи, сразу исчезали и на звонки не отвечали. Потом  этот Толя, который увлек её обманом, жизнь сломал, о ком совсем не хочется  вспоминать.
    И  вот, оказавшись здесь, угораздило  влюбиться в этого красавчика, в этого недосягаемого Круглова. При воспоминании о капитане у нее защемило в груди и навернулись слезы. «Ну почему, – подумала она, - мне не везет, как говорится, ни в любви, ни в очереди? Видно, настоящая любовь, что в песнях поется и в кино показывают,  не для меня, – тут она вспомнила про сержанта Володю и невесело подумала: —  Эх, Володя, наверное, придется мне принять твое предложение. Видно, такова  моя  судьба».

                продолжение http://proza.ru/2015/04/28/365