Саянские краски

 В Саянах неистовствуют осенние краски. Тайга сверкает и горит беспламенным огнем. Посмотришь на горы и, кажется, что сквозь скалы и хребты просвечивают самородки золота, пластин меди, серый налет свинца — все отражено увядающей листвой.
Шоссе простреливает это великолепие насквозь. За стеклами автобуса крутится пестрая карусель. Знакомый рабочий со строительства Красноярской ГЭС кивает на таежные дали и улыбается:
— Тысячу раз тут проезжал, а насмотреться не могу. Сейчас особенно в «Столбах» хо-рошо. Если есть время, загляните туда, хоть на денек.
Время у нас было. Мы сошли на остановке неподалеку от устья речки Лалетино. После панорамы гигантской стройки на Енисее, где почти нечеловеческая мощь человека сжимает горло великой реки, эти места трогают своей нетронутой красотой и первобытностью.
Тропка ведет по берегу речки. Сначала долина кажется обычной: березки, калина, кус-тарник, синие вершины вдали — таких тысячи в Сибири.
Но вот слева вдруг выскакивает странная, устремленная в небо тонкая скала. Ее зовут «Чертов палец». И отсюда начинается сказочное царство «Столбов».
Ветер улегся. Тишина. Изредка сорвется с верхних веток яркий лист и долго падает, по-ка не коснется земли. Прислушаешься — странные звуки режут неподвижный воздух: то ли кто-то трубит в рог, то ли кашляет вдали. Это ревет марал. Где-то на укромных полянах в тайге начинаются жестокие бои самцов.
Здесь все неожиданно: и звуки, и пейзажи. Вот за голубым осинником сразу выросли черно-синие башни замка. Знаешь, что замков тут никогда не было, а глаза уверяют: — «За-мок, замок!». Трудно поверить, что эти четкие грани, эти полированные глыбы в стенах, бойницы, крыши — все создано природой.
Когда-то, геологи говорят полмиллиарда лет назад, из земных недр через толщу извест-няков здесь прорвалась река расплавленного камня и застыла, приняв причудливые формы трещин. Шло время. Известняки вымывало, а чудовищная глыба изверженных пород — сие-нитов осталась. Потом и она стала разрушаться при движениях земной коры. Так появились отдельные вершины, за обработку которых принялся ветер, вода и мороз. Камень шлифовал-ся и обтачивался, принимая формы, которые замысловатей фантазии любого сказочника.
Вот из-за редкого кружева веток, расцвеченных желтыми листьями, стремительно взмы-вают вверх скалы. Они разрезаны трещинами от вершины до подножья на тонкие длинные доли. «Перья». Более меткого названия не придумаешь! Летела в незапамятные времена ка-менная птица, уронила их и впились они в землю…
Нас обогнали несколько парней, подпоясанных красными кушаками.
— Пошли на «перышках» покатаемся, — озорно предлагают они.
Черная отвесная скала поднимается на десятки метров. Даже мысль, что на нее можно забраться кажется нелепой. Но ребята по едва заметным выступам начинают быстро подни-маться вверх. Иногда они помогают друг другу: разматывают кушак (он вроде веревки из кумача) и подают конец товарищу. Скоро их чуть видно — они на вершине.
Из щели между «перьями» доносится смех и непонятное шипенье. Что такое»?! Парень, которого мы только что видели на верху выходит у подножия скалы. Заглядываем в щель. Она похожа на колодец, если смотреть со дна вверх. И там, на высоте, оперевшись, ногами в резиновых тапочках на обе стенки, стоит другой смельчак. Неуловимое движение ступней — и он летит на нас с сорокаметровой высоты. Шипенье подошв о скалу нарастает — парень тормозит, с силой прижимая ноги к камню. И вот он рядом. Цел и невредим.
Скрипит под сапогами крупный красноватый песок, перемешанный с хвоей. Мы уходим все дальше к четким силуэтам скал, словно, почерневших в огне осеннего пожара.
Этот вечер в предгорьях Саян останется в памяти навсегда. Взобравшись на огромный камень, мы смотрим в долину, полную густой синевы. Противоположный берег, куда доста-ют лучи солнца, играет осенней россыпью красок. А у нас уже сумерки. По камню прихот-ливо выплетены стволы кедрового стланика. В углублении — лужица ледяной воды, отра-жающая закатное небо. Чуть слышно попискивает рябчик. Он совсем рядом, на березе. Ви-дит нас, но не боится. Поскакивает по ветке, поклевывает что-то, посвистывает. Толстый та-кой, неуклюжий, наивный.
Вдали еще раз прокричал марал. Закатилось солнце. Плотней сошлись черные скалы и застыли, сторожа эти первозданные места.


Николай Димчевский