Эпистолярный роман

                1.

Иногда какая-то мелочь может всколыхнуть в памяти целый пласт пережитого в жизни человека, оживить образы давно ушедших лет.

 Начинает человек о них думать, оценивает свои чувства тех лет, проверяет собственные поступки «с колокольни» сегодняшнего дня и ему становится  удивительно, что при этом ощущается радость встречи и горечь разлуки со своим прошлым одновременно. Неизвестно, чего  больше видится в этих встречах: горя или радости…

Это происходит иногда из-за какого-нибудь незначительного события.

Вот и теперь Ксюше попались письма, убранные когда-то подальше, чтобы не бередить душу. Часть этих писем уже давно ею была уничтожена, но та, что  сейчас она нашла, осталась цела потому, что «руки так и не поднялись» все их уничтожить.

Почему? Наверное, они очень затронули её  тогда, поэтому спустя десятилетия, всё ещё находили в душе живой отклик. 

Это было много лет назад. Ксения  перешла на третий курс и поехала вместе с подружкой на лето  отдыхать на Карпаты.

 Там всем предстояло из города Мукачево  пройти по «Лесистым Карпатам»  за 24 дня.

 Среди людей,  которые пошли по горам, был учитель литературы из Кременчуга. Он выделялся из всей компании какой-то неприспособленностью во всём. Во-первых, он был старше всех, ему было 40, а прочим не более 25 лет. Во-вторых, вся его одежда никак не подходила для путешествий по горам. Поэтому с первых дней пути ему кто-то из туристов  пожертвовал зеленый брезентовый костюм, с которым он всю дорогу не расставался. Казалось, что учитель даже спит в этом наряде, настолько все привыкли видеть его «зелёненьким кузнечиком». Как его зовут, никто не знал. Туристы между собой, называли его либо «кузнечиком», либо учителем. Он был необщителен, поэтому к нему почти не обращались.

Этот человек, кроме всего сказанного, не мог нормально подежурить у костра. У него обязательно подгорала каша, выкипал или выливался чай, суп, кофе, кисель, словом всё, что он готовил. Если учитель хотел разжечь костёр, то костёр обязательно должен был потухнуть. Как это получалось, он и сам не знал, но дежурить у костра он не мог ни как повар, ни как костровой.

                2.

Группа добралась до местечка, которое называлось «Немецкое мокрое». Вечерело. Все поспешили на почту, надеясь получить письма из дома до её закрытия. Чтобы попасть  на почту, надо было пройти по шаткому мосту через   реку Тиссу. Поток был бурный, река неслась с гор, напоминая водопад. Прямо у моста на столбе висел репродуктор. Оттуда лилась музыка. Исполнялась «Шестая симфония» Чайковского.

 Каждый, кто шёл по мосту, старался побыстрее миновать его, уж очень мост качался, а бурный водопад внизу пугал.

Возвращаясь с почты, молодёжь увидела, что учитель стоит на середине моста, так и не сходив на почту. Он признался, что  не хотел уходить от  красоты,  открывшейся с моста, потому что остолбенел от того дива, которое было перед ним.

 Бурлящая река, падающая с гор, огромное красное солнце, садившееся на лес и потрясающая музыка.

Недалеко от входа на мост стояла такая же, завороженная музыкой и картиной природы  Ксюша. Она тоже не была на почте, ей хотелось дослушать Чайковского.

 Тогда они впервые обратили друг на друга внимание.

 На другой день,  у горного озера, Ксюша с Верой решили покататься на лодке. Тем более, что лодки  вместе с вёслами, были привязаны к кустам обычными верёвками.

 Село, где проживали хозяева лодок, располагалось наверху, на горе, поэтому девушки решили, что можно покататься и без разрешения. Да, и одно то, что лодки плавали, а не были перевёрнуты, тоже как бы предлагало сесть в них.

 Не успели подруги залезть в лодку, как увидели, что им с горы машет учитель, что-то крича. Оказалось, что он  получил разрешение поплавать на лодке от одного из хозяев. То, что девушки сидели в другой лодке, не имело теперь значения. Все трое поплыли вместе к «неизведанным» берегам. На вёсла сел мужчина, Ксения и Вера любовались природой.

Высокогорное озеро, окружённое хвойным лесом, над елями и корявыми соснами  горы, утопающие в солнце, птицы, парящие высоко в небе - всё настраивало на лирический лад. Ксюша, запомнившая, что учитель  вместе с ней слушал музыку на мосту, предложила  ему поиграть, в  музыкальную «угадайку».  Вера стала судьёй «дуэли».

Семья Ксении была очень музыкальна, все в доме пели, играли на разных инструментах. С детства Ксюша слушала много классической музыки, хоть сама и не захотела учиться играть ни на одном из инструментов. Но пела Ксения всегда и  дома вместе с родными, и в различных хорах - в школьных, в университетском. Поэтому напеть сейчас любое  классическое произведение ей было нетрудно.

Выяснилось, что учитель тоже хорошо знает классику, и он  тоже может точно напеть мелодии разных  известных произведений, у него хороший слух.

 Наверное, около часа длилась «дуэль» на озере. Вере пришлось признать ничью к общему удовольствию. Когда возвращались после катания на лодке, чувствовалось, что у  «дуэлянтов» появился взаимный интерес.

Вера, когда подруги остались одни, даже пошутила:

-         Вы с ним  здорово спелись! К чему бы это?

-         Конечно, к  любовному дуэту ,- в тон ей  отшутилась Ксюша.

Но прошло несколько дней, а «зелёный кузнечик» никак себя больше не проявлял. Зато у Веры вдруг начался  роман с Богданом из соседней палатки, где жили ребята из Харьковского университета. Из-за этого увлечения она стала видеть подругу теперь очень редко.

Ксению такой поворот дела нисколько не смущал. Она вообще-то, хоть и была довольно общительна по характеру, но и очень любила также побыть совсем одна.

В рюкзаке, например, девушка возила  маленький томик Лермонтова, который был с ней всегда и везде. Его Ксения могла открыть на любой странице, и хоть все стихи практически знала почти наизусть, начиная читать их снова, находила каждый раз что-то в них такое, что отзывалось в душе её по-новому, на этот раз.

Уйдя в лес, подальше от всех, она забралась на толстую ветку  огромной сосны, открыла Лермонтова и стала громко читать одно стихотворение за другим.

Лесная тишина, нарушаемая редкими птичьими голосами, вершины деревьев, приблизившиеся к ней, стихи, зазвучавшие здесь, вызвали восторг  и такую огромную радость, что  Ксении захотелось оповестить весь Мир о том, как здесь, сейчас чудесно!

-Здесь замечательно! Жить  на свете прекрасно! Всё вокруг удивительно! - выкрикивала Ксюша, прислушиваясь к своему голосу.

Вдруг сзади  хрустнула ветка, Ксюша вздрогнула и повернулась. От неё быстро уходил «кузнечик». Сколько он здесь был, слушал ли он стихи или только восторги? Ксению его присутствие смутило, она спрыгнула с дерева и уже  совсем с другим настроением пошла к палаткам туристов.

                3.

В конце пути все туристы обменялись адресами. Богдан и Вера обещали друг другу писать каждый день, прислать фотографии. Они договорились встретиться и в Москве, и в Харькове при первой же возможности.

Парни из  палатки, где жил учитель,  были поражены, что « кузнечик» предложил писать ему в город Кременчуг, до востребования.

Это позабавило народ, все решили, что учитель боится жены. Даже посмеялись между собой, что вдруг кто-нибудь из девушек – туристочек напишет «кузнечику». Вот, мол, жена обрадуется.

Ксения  свой адрес учителю не давала, его адрес запомнила невольно, но писать не собиралась. После той сосны,  когда он слушал её восторги, учитель избегал встреч с Ксюшей, и ей было неловко видеть «кузнечика».

Приехав в Москву, Вера проявила фотографии и стали рассылать их по адресам туристов. На одной из фотографий был изображён «кузнечик», сидящий на горе рядом с перевёрнутым ведром. Память о его неудачном дежурстве. Она отдала фотографию Ксении, но та сказала, что посылать её не будет. Ведь надо приписать в этом случае хоть пару слов, а что и зачем писать, тем более у него какие-то непонятные отношения с женой, раз надо писать до востребования. Так фотография осталась у Ксюши в альбоме.

Прошло два года. Перед дипломом на свои последние студенческие каникулы подружки снова решили поехать куда-нибудь отдохнуть.

 Им повезло –достались в профкоме «горящие» туристические путёвки по Кавказу. Маршрут был из Теберды в Домбай. Каково же  было  удивление подруг, когда первым человеком, встретившим их на турбазе в Теберде, оказался «кузнечик». На сей раз, он был вместе с приятелем, преподавателем    какого-то института. Они приехали на Кавказ без путёвок, просто побродить по горам. Назавтра собирались в горы, пригласили с собой и девушек.

 Но Вера с Ксюшей настроились на маршрут по путёвке, поэтому идти с ними отказались. Тогда на память о старом, новом знакомстве Вера предложила,  всем четверым сфотографироваться. Свой аппарат  Вера повесила на дерево, все четверо встали перед красивым  водопадом, она включила автоматическую съёмку, а когда  аппарат щёлкнул, спросила адреса мужчин. Приятель  учителя сказал, что, вернувшись из отпуска,  он сразу улетает  работать в Канаду на несколько лет, поэтому фото просит переслать Иосифу.

Тут только девушки узнали, что у «кузнечика» есть имя. Иосиф свой адрес вновь назвал лишь  до востребования.

Пути туристов разошлись.

 На второй день в Теберде подружки уже забыли эту случайную встречу.

Вера с Ксюшей гуляли по красивейшим горам Кавказа, купались в Чёрном море,  фотографировались с приятными спутниками в пути, влюбились в двух замечательных парней. С ними потом поехали в Киев, чтобы посмотреть город и Лавру. Парни были студенты из Минска.  Москвички и минчане обещали друг другу чуть ли не любовь «до гроба», но, разъехавшись по своим городам, как часто это бывает, те и другие с удовольствием вспоминали лето, но и только, «продолжения» вроде уже были и не нужны.

Возвратившись домой Вера и Ксения, как всегда сначала отпечатали фотографии, чтобы послать их по адресам.  Взяв уже готовые фотографии, они с трудом вспомнили, с кем это они сняты в Теберде у водопада.

 Вера  часть фотографий послала сама, приписав особенно тем, кто подружкам  особенно понравился, много всяких пожеланий. Но так как фотокарточек набралось  много, то половину из них она отдала Ксюше, с просьбой отослать их.

 Фотографию в Теберде  она попросила отослать Ксюшу.

Рассмотрев фотографию с «кузнечиком» Ксения вспомнила, что у неё «застряла» его фотография с ведром из Карпат. Девушка решила их отправить вместе. Положив фото в конверт, Ксюша  на маленьком листочке приписала «пару слов», типа: вот вам память о двух встречах с двумя девушками. Подумав, она  на обороте каждой фотографии написала дату. На первой-1959г Карпаты, на второй- 1961г Кавказ.

Примерно через месяц, доставая из почтового ящика газеты, она нашла конверт, с обратным адресом: Кременчуг, до востребования.

В письме кроме вежливых слов благодарности за фотографии были строчки стихов Лермонтова:

 «Гляжу на будущность с боязнью,

   Гляжу на прошлое с тоской

  И, как преступник перед казнью,

   Ищу кругом души родной.»

После стихов было признание, что Лермонтов очень близок и дорог автору письма, что он тоже многие из его стихов любит и знает наизусть.

 Учитель  кроме того признавался в том, что когда случайно подслушал Ксюшу, он еле удержался, чтобы не процитировать там же :

 «Она поёт - и звуки тают,

  Как поцелуи на устах,

 Глядит - и небеса играют

 В её божественных глазах;

 Идёт ли - все её движенья,

 Иль молвит слово-все черты

 Так полны чувства, выраженья,

 Так полны дивной простоты.»

«Не посмел сделать это, боясь напугать Вас.»

Первым порывом у Ксении было написать «ругательное» письмо, как он смеет рассуждать о том, что подсмотрел, подслушал!?

Но её смутило второе стихотворение, она его не читала там в лесу. Содержание же этого стихотворения было  как бы признанием  в том, что Ксения понравилась «кузнечику». И Ксюша решила отомстить за его нахальство иначе. Девушка порылась в стихах Роберта Бернса и Беранже и, найдя наиболее язвительные стихи о дураках и нахалах, аккуратно переписала их и послала по известному адресу в Кременчуг, не приписав при этом ни единой строчки от себя.

Недели через три она получила письмо, полное восторгов потому, что Беранже и Бернс, по мнению Иосифа, - это умницы, достойные всяческих похвал. Да, он ожидал «ругани» за свою откровенность, но что эта ругань будет так прекрасна, не мог и помыслить. Следом шла благодарность и просьба ответить, читала ли Ксюша  роман Ромена Роллана «Жан Кристоф».

Ксения  не читала Роллана, но написать об этом ей показалось стыдным после того, что она так удачно попала в точку с поэтами и получила похвалы.

Надо было соответствовать тому образу, что она невольно создала  о себе. Пришлось идти в библиотеку.

 Позже, прочитав книгу, она радовалась тому, что Иосиф фактически познакомил её с одним из умнейших авторов мировой литературы.

Две недели Ксения читала роман. «Жан Кристоф» ей очень понравился. Она почувствовала себя глубже, умнее после этой книги. С ней было такое только после  книг  Льва  Николаевича Толстого. «Анна Каренина», прочитанная девушкой в 17 лет, потрясла  Ксюшу,  как ни одна другая книга, до тех пор.

В своём письме к Иосифу Ксении уже не хотелось ни шутить, ни ёрничать, а впервые захотелось серьёзно поговорить о многом.

 Так сложилось у неё в жизни, что, имея хороших,  родителей, неплохих друзей, разнообразных интересных знакомых, почему-то поговорить о том, что её волновало, тревожило, заставляло думать,  на нужном ей уровне  было не с кем. Может быть, она сама была в этом виновата. Но говорить, о самом сокровенном, глядя в чьи-то глаза, Ксюша не могла. Она боялась увидеть в них скуку, непонимание или насмешку.

 Сейчас же Ромен Роллан дал ей огромный простор выговориться о тайном, сокровенном, давно спрятанном от всех, даже близких ей людей. То, что Иосиф её может не понять, девушка не думала. Ей надо было хотя бы бумаге доверить всю себя, свои раздумья о жизни, о человечности, дружбе, человеческом достоинстве, о том ценном в людях, чем она восхищалась и о том, что её возмущало в них же.

 Она писала это письмо на одном дыхании, а потом, чтобы, перечитав не порвать его, запечатала сразу же и отправила. Бросив в щель почтового ящика своё письмо, Ксения ощутила вдруг страх и стыд, за ту откровенность, с которой она писала  письмо. Она  уже жалела, что так мало знакомому человеку раскрыла своё отношение к людям, к жизни. Но ничего изменить теперь было нельзя, оставалось ждать. Как он ответит? Поймёт ли? А, может быть, посмеётся над тем, что она философствует, не как молодая девушка, а как старик, проживший жизнь?

                4.

Вместо письма, которое она ждала через две недели, (как самый ранний срок), уже через неделю пришла телеграмма.

 Кременчуг вызывал Ксюшу на переговорный пункт. Девушка пошла к телефону очень удивлённая этим обстоятельством.

Связь между городами была плохой, в трубке всё время что-то трещало, но сквозь треск Ксения услышала слова Иосифа:

-Я нарочно решил позвонить, понимая, в каком Вы были состоянии, возможно, Вы теперь себя ругаете за это письмо. Я хочу успокоить Вас, я очень рад, что прочитал его. Вы для меня теперь мой личный друг, как бы Вы ко мне не относились. По всем главным жизненным позициям я думаю так же, подробнее письмом.

Возвращаясь с переговорного пункта, Ксения случайно посмотрела на своё отражение в витрине магазина, и очень удивилась тому, что она, оказывается, шла, улыбаясь.

Через неделю она вынула из почтового ящика толстое письмо, которое начиналось словами: «У меня есть друг! Хороший, искренний, чуткий и добрый!» В нём Иосиф,  рассказывал, как он обрадовался тому, что по всем основным  вопросам их мнения совпали и по роману, и по отношению к людям. Он писал ей, что за прошедшие 20 лет ни от кого не слышал, и не читал такого глубокого отзыва о его любимой книге. Поведал учитель и о том, почему у него такой адрес. Просто у них в коммунальной квартире есть бесцеремонные соседи, развлекающиеся чужими письмами. Вот в связи с этим пришлось всех друзей и знакомых просить писать до востребования.

Письмо было длинное. Главная мысль заключала в себе то, что раз Ксюша с ним так честна и искренна, он обещает писать тоже только правду.

 Для начала «кузнечик» сообщал кое-что о себе. Например, что женился

 в 20 лет, а в 21год уже развёлся, что у него есть сын, которому недавно исполнилось 19 лет. «Вот Вам на первый раз порция о себе», заканчивал письмо Иосиф.

Прочитав это послание, девушка задумалась. Конечно, интересно читать эти признания, даже лестно, что взрослый человек  так разговаривает  с ней двадцатилетней девчонкой.  Но чем она сможет соответствовать? Очень скоро ему станет ясно, что глубина её кажущаяся. Но до чего же не хочется, чтобы он это понял!

В его толстом письме был вопрос, нет ли и у Ксюши книги, которая ей дорога больше, чем другие по какой-нибудь причине?

 Такая книга у Ксении была. «Повесть о Борисе Беклешове», которую написала  Любовь Кабо.

                5.

 В 14лет Ксения попала в  краеведческий кружок, которым руководил Борис Леонидович Беклешов. В этом  кружке вся обстановка учила ребят быть настоящими товарищами, помогать друг другу в любых ситуациях, выручать товарища в большом и в малом.

Борис Леонидович учил ребят любить природу,  Родину, думать о других прежде, чем о себе.

Во взрослых людях и ребятах он ценил глубину, честность, стремление к совершенствованию, трудолюбие.

Все ребята, занимающиеся в кружке, старались не огорчать своего руководителя потому, что очень уважали и любили его.

Когда в 1957 году он умер от рака, его ученики, друзья, коллеги хотели, чтобы о Беклешове узнали  все  советские люди, чтобы все поняли, как он любил детей, чему их учил, ради чего жил. 

С этой просьбой ребята обращались к разным  известным и не очень известным детским и взрослым писателям, но им долго не везло. Наконец, Любовь Кабо согласилась написать книгу о Борисе Леонидовиче Беклешове.

Друзья Беклешова, ученики, коллеги,  его знакомые - все, кто мог, приносили писательнице свои дневники, письма, рассказывали ей о нём, делились воспоминаниями о дорогом им человеке. Так появилась эта книга.

У Ксении с того времени случайно сохранилось письмо, которое прислал Кабо один из кружковцев, увы, с опозданием. Книга к тому времени уже была написана. Это письмо Кабо отдала Ксюше вместе с её личным дневником, с просьбой вернуть автору. Но так вышло, что Павел, автор письма, став геологом, редко бывал в Москве, и письмо осталось у девушки. Взаимоотношения  ребят с Борисом Леонидовичем и отношение друг к другу, ярко описаны в письме Павла, поэтому Ксении захотелось дать его прочитать Иосифу, если ему повесть понравится.

Сейчас  же Ксюша написала Иосифу лишь название книги, сообщив, что знала героя повести, предложила прочитать, если он не читал. Её письмо на этот раз было совсем коротким.

Ответ пришел недели через две, три. Учитель отчитывался, что прочитал «её книгу», писал, что до этого о повести даже не слышал, но легко нашел книгу в библиотеке.

Написал он и о том, что в одной из глав нашёл описание разговора Бориса Леонидовича с ней, с Ксюшей, а кроме того назвал страницу, где приведён кусочек из её дневника( хотя имя было автором заменено, а дневник без подписи). Иосиф просил подтвердить, что он понял правильно.

Девушка была поражена, что «кузнечик» так легко угадал то, о чём она только ещё собиралась ему рассказать.

Много писать Ксения теперь не имела времени, так как  близилась защита диплома. Но прекращать переписку тоже не хотелось, поэтому она послала письмо Павла и несколько слов от себя, где предлагала, читая письмо, думать, что всё это рассказывает она, так как она подписывается под каждым словом товарища.

В письме Павла было следующее: « Как-то само собой получалось, что мы отнимали друг у друга тяжёлое, старались помочь слабым. Думали о товарище, забывая о себе.

 Мы привыкли оберегать девочек, зная, что они слабее. И из этого не возникали у нас глупые пошленькие игры в «ухажорство», а крепла настоящая, хорошая дружба.

Мы знали, что если задержимся в маршруте, все будут нас ждать, беспокоиться, поэтому  старались придти вовремя. Все и всегда, на любом маршруте  не сомневались, что если осталось мало продуктов, то ребята разделят всё до последней крошки на равные части и никто ни за что не возьмёт у другого и сотой доли грамма, как бы ни хотелось есть.

Это было так не потому, что мы были такие хорошие, а потому что с нами был Борис Леонидович, и потому, что сам он поступал точно также. Мы не могли поступить иначе, так как Борис Леонидович был для нас Человеком, отцом,  лучшим из всех товарищем. Каким путём Борис Леонидович этого добился трудно сказать. Он никогда не говорил пространных речей, хотя порой необычайно жёстко мог отругать. О себе он не рассказывал небылиц, хотя все мы знали, что он был неоднократно ранен на фронте и имеет ордена.

Борис Леонидович очень любил слушать ребят, никогда не принимал меры к наведению порядка сам, а всегда призывал к решению трудных вопросов всех или совет командиров.

  Часто мы отрядами уходили самостоятельно в маршрут и, хотя его с нами не было, мы всегда незримо чувствовали присутствие Бориса Леонидовича рядом и старались, как только могли. Беклешов был коммунист настоящий, и этим объяснялось в его поведении многое. А как он умел разговаривать! Сердце распахивалось ему навстречу, под взглядом его, всегда чуть усталых  таких умных и добрых глаз. Его излюбленные «разговоры с глазу на глаз» любили все ребята, его вообще очень любили, чувствуя его огромную, подлинную любовь к нам.

 Не знаю, каким бы я был человеком, если бы не встретил Бориса Леонидовича, знаю лишь, что память о нём всегда, всю жизнь будет со мной. В трудные для меня дни и минуты я стараюсь мысленно спросить себя, как бы сделал он, тогда решение появляется быстрее.»

                6. 

В ответ Иосиф написал Ксюше очень хорошее письмо, показав ей, что понял до конца и характер Бориса Леонидовича и те чувства, которые он вызывал у всех кружковцев, включая Ксюшу, что ему понятно, за что помнят ребята такого Человека.

Кроме того, подробно описал, что сейчас читает, какую музыку слушает, и как ему работается в ШРМ. То, что Иосиф работает в школе рабочей молодёжи, почему-то удивило Ксюшу, о чём она ему и написала. Оказалось, что он не просто учитель, а  ещё и завуч, и уже много лет занимает эту должность. «Кузнечик» жаловался, что с каждым годом в их ШРМ всё меньше приходит молодёжи за знаниями, а всё больше за документом.

А ещё девушка прочитала: «Хочу рассказать, как читаю Ваши письма. Первый раз тут же у стойки, отойдя несколько шагов в сторону от окошка. Потом дома второй, третий и ещё много раз. Беру с собой на набережную и там читаю, думаю, спорю. Вы вошли в мою жизнь серьёзно и прочно. Вы мне нужны, мне с Вами хорошо. Вы лучшее, самое чистое, что было в моей жизни. И это уже так и останется, как бы у Вас не сложилась жизнь. Каждый раз, когда бросаю в ящик письмо, переживаю и волнуюсь- а что, если письмо затеряется, именно это письмо, даже проверяю, не бросил ли я его мимо ящика».

В другом письме Ксюша нашла: «Вы настойчиво и страстно ищите во всём истину. С Вашей честностью, искренностью и чистотой Вы её найдёте. Я бы мог только помочь в этом.»

Но не только  о работе, книгах или музыки писали они друг другу. Например, Ксюша спрашивала, воевал ли Иосиф и где? Коммунист ли он? Она очень подробно и серьёзно описала ему свои чувства, своё преклонение перед подвигом отцов, защитивших Родину от фашизма. Ксения писала о том, что по её мнению советский солдат, прошедший войну, должен ощущать глубочайшее уважение к себе во всём нашем обществе. Увы, это не всегда так. Мы говорим, что у нас «ничто не забыто, никто не забыт», а на самом же деле ещё много примеров до боли обидных, не соответствующих тому, что должно бы быть!

 Искренне писала  Ксения и о своём видении  отношений между людьми при Коммунизме. О том, как ей хочется  отдать всю свою жизнь, чтобы приблизить это время. Она делилась с Иосифом тем, что не верит Хрущёву, будто в 80-ые годы в СССР настанет Коммунизм, пусть даже лишь в экономическом смысле. « Даже мне, человеку далёкому от производственной сферы, видно, как много недостатков, мешающих пока осуществить эту мечту Человечества.»

 Он, отвечая на её вопросы, подробно описывал, как в 1941 году обивал  десятки порогов, требуя взять его на фронт, но его архи плохое зрение помешало, поэтому Иосиф на войне  не был. Из-за этого же признавался Иосиф, он посчитал, что не имеет право вступать в партию, раз даже защищать Родину ему «дохлику» нельзя. Какой он коммунист, если в трудные для страны дни сидит в тылу! Ну, а позже, раздумывая о партии, пришлось столкнуться с рядом мерзавцев, имеющих партбилет. Тратить жизнь на то, чтобы изгонять их оттуда не считал целесообразным, вот поэтому до сих пор числит сам   себя в «беспартийных большевиках». «Но  это не значит, что я не читал Ленина или Маркса. Ленина читал и много конспектировал его и не только во время обучения в университете. Читал Ильича для себя, когда надо было «посоветоваться». «Капитал» целиком так и не осилил. Не хватило знаний и ума. Но первый том читал с огромным интересом. О  Коммунизме во многом согласен с Вами, хотя мои представления о людях, их трудностях, заблуждениях, их стремлениях к лучшему естественно во многом иные, чем у Вас, так как я прожил вдвое большую жизнь.»   

Защитив диплом на «отлично», Ксения радостно описала Иосифу всю процедуру своей защиты, отзывы комиссии, в  результате чего, она получила приглашение работать в   одном из НИИ АНСССР.

Ответом была телеграмма с вызовом на переговорный пункт.

Связь с Кременчугом опять была плохой, но она услышала-таки все его поздравления и пожелания успехов на новом поприще. Неожиданным стало приглашение в гости, если вдруг перед работой в НИИ появится неделька выходных.

-         Мы могли бы пойти гулять по набережной Днепра, о многом можно было бы поговорить, не то, что в письмах или по  междугороднему телефону. -Услышала Ксения его предложение. Она обещала подумать.

Возвращаясь домой, Ксюша размышляла: ехать или не ехать и решила, что никуда не поедет. Кто он ей? А кто она ему? Ну, написали друг другу несколько откровенных писем и что?  Да, читать его письма ей интересно,

отвечать на них интересно, но и только. Поэтому девушка честно написала в Кременчуг о всех своих мыслях по поводу их отношений и переписки. Выводом было, что она не приедет, даже, если появится время.

За более чем четыре месяца их переписки после лета, круговорот Кременчуг- Москва- Кременчуг стал проходить за две недели. Но иногда, если кому-то из них хотелось раньше поделиться чем-то, ещё не получив, ответного письма, они отправляли следующее, не дожидаясь предыдущего ответа. При этом иногда выходило, что, получив в неделю два, три письма, они ждали ещё, пока приходил ответ, на что-то для них важное, ожидаемое по письму двухнедельной давности.  Вся эта ситуация не только не запутывала обоих, а наоборот только радовала. Ксения и Иосиф знали уже точно, в какой день придёт к ним письмо, и когда письмо получит тот, кому оно направлялось.

Прошло две недели, после её отказа приехать. Писем не было. Девушка удивилась, но сначала ждала спокойно. Прошло ещё несколько дней- писем не было. И вдруг Ксюша почувствовала, что эти письма необходимы ей. Это- не просто чьи-то сообщения о книгах или музыке, в каждом из них его душа, его мысли, его вмешательство в её жизнь. Ей нужны и душа Иосифа, и его мысли, и советы по жизненным вопросам. Она не хочет их потерять. Тут же возник вопрос, а что если писем уже никогда не будет? Сразу стало грустно и пусто. Не дождавшись писем, Ксения написала учителю:

«Привыкнув получать в неделю три письма,

Я начала скучать, встревожена весьма.
Неделя без тебя была сплошная мука.

Мной овладела грусть, мной овладела скука.

          Декадный срок прошёл, идёт уже вторая!?

          Как мне нехорошо, в волнении сгораю:

          Быть может, заболел, ведь всё могло случиться,

          А если много дел? Мне грустно, мне не спится…

Обидела? Да, нет! Ведь всё сказала честно.

А вдруг писать ответ в Москву не интересно?

Как хочется узнать, где корень всех причин.

Могу ли писем ждать? Ответь мне, не молчи!

           Хочу с тобою быть, хочу смотреть в глаза,

           Как мне на свете жить хочу, чтоб рассказал.

           Случилось что-нибудь? Поведай поскорей.

           В тебя тепло вдохну, а ты меня согрей!»

Примерно через неделю она получила письмо на одной страничке- ответ на её старое письмо, с отказом приехать. Оно было рассудочное, холодное. Иосиф писал, что отлично понимает, что разница в 20 лет- это непреодолимое препятствие во всех отношениях. Его приглашение в гости было вызвано желанием, просто более задушевно побеседовать и только, что на расстоянии делать сложно.

А ещё через неделю Ксения получила письмо, которое даже на ощупь обещало совсем другое содержание. Письмо еле умещалось в конверт и начиналось словами: « Если вас( для меня это слово, написанное с маленькой буквы, означает приближение к «ты», можно я так теперь буду писать?) надо огорчать, чтобы получать ТАКИЕ письма, я буду огорчать вас почаще( не сердитесь, я шучу!) Вот теперь вы и вправду раскрылись в своём подлинном отношении к нашей переписке. Все ваши предыдущие письма были правдой, но только теперь вы сами для себя всё поняли. Я же это понял уже давно. Я люблю вас, Ксюша! Как нам быть не знаю. Я всегда был противником любого неравенства. 20 лет- это барьер, который нам не перепрыгнуть. И всё равно, я счастлив, что узнал вас, счастлив, что на свете живёт такой чистый, болезненно честный, светлый и серьёзный человек, как вы! Пишите мне обо всём, о любой мелочи из вашей жизни, мне всё дорого.»

Письмо ещё содержало совет, что из романов Анатоля Франса надо читать сначала, а что потом. Были восторги по поводу услышанных сонат Бетховена и пожелания их срочно послушать и прочие мелочи, но Ксюшу «забрало» признание в любви. Она и хотела прочитать такое признание, и ей было почему-то неловко его читать. Девушка несколько раз перечитала письмо, особенно «это» место и никак не могла себя понять, чего в ней было больше – радости или неловкости. Весь день она «копалась» в себе и, наконец, поняла. Ведь это она «спровоцировала» его признания  своими стихами. В стихах она первая призналась в том, чего по настоящему ведь нет! Это был просто, испуг потерять его дружбу, который вылился в такую форму! Да ещё она же первая заговорила с ним на «ты» в этих стихах! Он осторожно «примеряет» вы, извиняясь, почему он пишет это слово с маленькой буквы, а она сразу на «ты»! Что же она наделала? Ведь она всё испортила! Теперь между ними появится  ложь. А зачем им обоим это?

Разволновавшись и ругая себя, Ксюша излила все свои мысли в письме, написав, что не может «кузнечик» любить её, да и она его не любит и не надо одно принимать за другое, иначе это будет ложь!

                7.

Дней через десять с волнением, открыв конверт, девушка прочитала: «Милая моя, дорогая Ксюшенька! Какое счастье, что у меня есть  такая чудесная, ни на кого не похожая, болезненно честная девочка! Я люблю, люблю, люблю!

Помнишь песенку, которую поёт по-русски грузинская девочка про всё оранжевое? «Оранжевое небо, оранжевые люди, оранжевое лето, оранжевый верблюд, оранжевые мамы оранжевым ребятам оранжевые песни оранжево поют», вот и я от радости вижу всё только ОРАНЖЕВО! Целую тебя, моя миленькая девочка. Твой Иосиф.»

После этого письма их переписка приобрела новый смысл. Ксения всё ещё не верила, что он правда любит, не понимала она и свои ощущения. Однако в каждом новом его письме ей хотелось, чтобы любовных признаний было всё больше. Сама она тоже перешла на «ты» и стала заканчивать письма «твоя Ксения» или «твоя К». Но о любви своей к нему, как ей казалось, не писала.

А он уже не сдерживал свои чувства: «Дорогая моя! Сегодня получил ваше письмо. Прочитал его, как всегда, на почте, не всё сразу «дошло», пошёл на набережную( у меня сегодня нет уроков), там понял, что письмо не положил в карман, а держал всё время в руке. Я держал вашу руку, твою руку в своей руке и так дошёл до набережной, повторяя, моя Ксюша, моя! У нас сегодня чудесный солнечный день! Я был с тобою, держал твою руку, смотрел в глаза близко, близко… Вот уже девять часов вечера, а получил я письмо в 12, но всё не могу придти в себя. Кажется уже всё «дошло», но хочется читать и читать. Твоё письмо- это ты. Мне так хорошо с тобой. Ксюшенька, мне так радостно и тяжело. Ведь я не могу сказать тебе того, что хочу. Но ты уже и так знаешь. Сколько думаю о вас! У вас есть то, что я искал всю жизнь и не находил. Я уже хотел смириться с тем, что не нашёл и не найду. И вот теперь - вы. В Карпатах вы не были такой, Ксюша. За эти годы вы необычайно развились, стали таким интересным  и сложным человеком. Я знаю, вы никогда не остановитесь в своём развитии, с вами будет всё интереснее и интереснее тому, кто будет рядом. Мне так хочется быть с тобой.»  На этом письмо не кончалось, оно содержало ещё на четырёх страницах массу пожеланий для них обоих, постоянную путаницу «ты» и «вы», стремление услышать от неё такой же отклик.

Она, заряжаясь его эмоциональностью, отвечала всё нежнее и получала в следующих  его письмах просьбы быть ещё душевнее: «Миленькая, дорогая моя, девочка! Если бы ты знала, что делают со мной те твои письма, в которых ты  со мной так задушевно беседуешь. Дорогая Ксюшенька, с твоими выводами, к которым ты приходишь , размышляя, я не очень согласен. Но подробно об этом сейчас не могу и не хочу писать. Ты восхищаешься человеческим разумом, но чаще всего он употребляет его во вред себе же. Ты мучаешься тем, что даже у хороших людей много грубого, низменного. Меня тоже всю жизнь это мучило и мучает, хотя я и понимаю, что это низменное у людей даёт им возможность выживать в суровой, а иногда и жестокой жизненной борьбе. Прекраснодушным плохо приходится. Но твоя искренность и то, что ты так серьёзно об этом думаешь, что для тебя это не « модная одёжка», делают тебя для меня бесконечно дорогой и такой нужной. Милая, будь в эти  дни со мной, мне легче будет переносить  все тяготы, хотя после твоих «хороших» писем я не могу заставить себя заняться своими обычными делами. Я всё был бы с тобой, никогда не расставаясь. Я никогда с тобой  и не расстаюсь, даже когда злюсь ( это тоже бывает). Я с тобой столько, сколько с собой, всегда, каждую минуту.»

Через месяц  такой переписки и пламенных междугородних переговоров, в их отношениях, возникла обоюдная потребность не только писать, иногда говорить, а и немедленно увидеться. « Я сделаю всё, чтобы мы увиделись в каникулы. Тогда я буду с тобой дней пять. Любимая, некоторые « мои места» в твоих письмах я вижу, закрыв глаза, столько раз их перечитываю. Ты часто желаешь мне спокойной ночи. Я сейчас испытываю большую радость. Но спокойных дней и ночей нет. Сегодня проснулся в четыре утра. Протянул руку, чтобы обнять тебя ( самая хорошая, не обижайся, это очень, очень серьёзно) , а ты на недоступном расстоянии, в своей Москве.»

  Уже и Ксюше казалось, что ей мало читать о том, что он обнимает и целует её, ей уже хотелось самой его обнять.

Учитель написал, что увидеться они могли бы весной, на мартовских каникулах. Он возьмёт неделю за свой счёт в школе и приедет в Москву.

 « Любимая моя, родная! Получил твоё письмо. Хорошо, что сегодня суббота, и мне не нужно идти на работу. Не знаю, как я бы провёл уроки в таком состоянии. Ксенечка моя, « мои места» в этом письме – невозможное, неправдоподобное счастье для меня. И его даёшь мне ты. Кроме тебя у меня нет никого. Всё теперь в тебе. Мне нужны твоя душа, чистота, бескомпромиссная справедливость, серьёзность и всё другое. Миленькая завтра я буду говорить с тобой по телефону. Я знаю, что по телефону ничего сказать нельзя, но я не могу больше быть без тебя. Мне нужно хоть какое-нибудь общение. Дорогая моя, ты «грызёшь» себя за предыдущее письмо. Напрасно. Оно для меня очень хорошее. Тебя, наверное, беспокоит, что ты чрезмерно развила тему: «ненавижу, люблю». Я очень хорошо понимаю, радуюсь, что у тебя эта мысль «прошла», что ты была готова принять её. Это признак зрелости человека и женщины. Счастье ведь не в постоянном умилении, а только в жгучей потребности во взаимном общении. Я это испытываю всё сильнее и сильнее. Мне хорошо, ты мне нужна , я не могу без тебя. И больше ни у кого нет такой замечательной девочки. А ты не сомневайся в одном: я с тобой честен и таким хочу быть всегда. Ещё многое о себе я расскажу в Москве. Сколько уже было хорошего, настоящего. Этого у нас никто отнять не может. Я жил и живу сейчас только тобой. Как тебе это сказать!? Моя дорогая, милая, любимая моя, самая желанная, самая хорошая, скоро увидимся.»

Накануне своего приезда Иосиф дал ей телеграмму, чтобы Ксюша могла его встретить. Всю ночь девушка не спала, его приезд совпал с воскресеньем,  и это было удачей, иначе она не смогла бы даже позвонить на работу, в таком волнении  находилась.

Накануне получив телеграмму, Ксения пошла в соседнюю гостиницу, чтобы забронировать для Иосифа номер. Она считала, что остановиться ему у неё  дома неловко.

Поезд приходил в одиннадцать часов. Ксения была около вокзала уже в десять. Она буквально не знала, куда себя девать ни дома, ни на улице, ни на вокзале.

                8.

Когда из вагона вышел Иосиф, Ксюша  заставила себя подойти, но ноги не шли. Перед ней стоял совсем не тот, кого ей рисовало воображение по его фотографиям и  письмам. На перроне стоял старый, нелепо одетый человек, на вид  около 45-50 лет, растерянно улыбающийся, с большим потёртым чемоданом. Весь облик его был какой-то блёклый. Сам  же он показался ей каким-то облезлым, отталкивающе неинтересным.

Она подошла, но, испугавшись, что Иосиф  вдруг потянется к ней с поцелуями, заранее встала на таком расстоянии, чтобы это было невозможно.

 Пока они ехали в гостиницу на метро, Ксения ловила на себе взгляды пассажиров,  казалось удивлённые и насмешливые, мол, где это ты откопала такое  чучело. Он в своей старой, потёртой ушанке, когда в Москве уже многие ходили без головного убора, выглядел неандертальцем.

 Разговор между ними не клеился. Иосиф, вероятно, понял причину отчуждённости девушки. Извиняющимся тоном «кузнечик» стал объяснять, что совсем запустил свой гардероб и надеется, что она с ним походит по магазинам, чтобы купить приличную одежду. Ксении почему-то стало даже от одной мысли об этом безумно скучно. Хотя из вежливости она обещала помочь ему с магазинами. И в метро, и потом пока шли к гостинице, Ксения искала и не находила в человеке, что шёл рядом с ней «того, письменного» Иосифа. Это был другой, совсем чужой человек. «Этому» она не могла бы писать целую, жду, а уж представить себе, что его можно поцеловать было немыслимо до содрогания.

В гостинице они поднялись на нужный этаж.  Открыли ключом дверь тамбура, из которого можно было попасть в два  одноместных номера, один из них был заказан Иосифу. Уже в тамбуре учитель, бросив чемодан, крепко прижал к себе Ксению. Она, желая освободиться от его объятий, толкнула дверь номера. Дверь раскрылась. Иосиф, подумав, что девушка боится посторонних взглядов, отпустил её и вошёл  за ней в номер. Его губы тут же нашли её лицо, волосы, шею, губы. Но Ксения  не только не  отвечала на ласки, а изо всех сил старалась вырваться. Наконец, до Иосифа дошло, что его ласки неприятны.

 На его вопрос, что случилось? Она ответила, что его  настоящий образ не совместился с образом того человека, которого она себе представляла по письмам и старым фотографиям. Ей надо время, чтобы привыкнуть к нему «новому». На самом деле Ксюша лгала. Она уже понимала, что к «этому мужчине» она никогда не привыкнет. Было что-то в облике «кузнечика», даже уже после того, как он снял свою ужасную ушанку и старое пальто такое, что она назвала про себя «блином на сковородке». Его круглое, очень бледное лицо, его лысая голова, подслеповатые глаза- всё сейчас ассоциировалось у неё с блином. Ксения смотрела на него и спрашивала себя, в кого она влюбилась, в этого нелепого  и чем-то неприятного человека? Да полно, разве она влюбилась ? Это просто был  гипноз, под влиянием его восторженных, любовных писем. Они льстили её самолюбию, как же: взрослый человек на 20 лет старше, а увлёкся ею. Этим хотелось наслаждаться. Его письма и признания заполняли её жизнь полгода, отвлекая от других мужчин. Она с каждым новым  его письмом, как муха увязает в меду, увязала в очаровании восхищения, её умом, искренностью. Ксения почти поверила, что это настоящая любовь к ней и у неё к нему. Всё разом рухнуло, когда  автор писем предстал перед ней лично.

Придя вечером домой, Ксения  всё продолжала мучиться, размышляя. Она никак не могла понять, почему так вышло. Ведь они познакомились в Карпатах, потом виделись в Теберде, почему же она ещё тогда не разглядела Иосифа. Может быть, в обрамлении дивной природы и весёлого окружения молодёжи она просто не рассмотрела учителя? Да они с Веркой на него и не смотрели, он им не был нужен, особенно на Кавказе. Разве она разглядывала его тогда? Конечно же - нет. Когда же стали приходить письма, первое время просто было занятно, да и интересно поговорить на разные темы с более взрослым человеком. Потом просто придумала его таким, каким ей хотелось его видеть…Особенно, когда стала понимать, что он влюбляется.

 Ксения взяла пачку  писем, заглянула в некоторые и содрогнулась от мысли, что он, возможно, мечтал уже об их близости пока ехал в Москву. Ведь вот в некоторых письмах явный намёк на это. Удивительно, ведь её не смущали такие намёки ещё вчера, от них не было неприятно, даже они чем-то нравились. До чего же сейчас страшно подумать о возможности  его прикосновений!

На другой день был понедельник. Ксюша порадовалась этому обстоятельству. Прекрасно, она честно скажет Иосифу, что встретиться  можно лишь вечером после работы. Ксения уже боялась  встречаться с ним, ей  не хотелось тратить на него время, ей было  безумно скучно от  одной мысли об Иосифе.

 Вечером в понедельник Ксения повела учителя покупать «наряды». Он долго ничего не мог выбрать, вероятно, надеялся на  её вкус в этом вопросе. Ей же совершенно было безразлично, что он себе выберет. В любом наряде  он был ей  не нужен, физически неприятен, изменить это ощущение было  нельзя, совершенно невозможно.

Ничего так и не решившись купить, Иосиф предложил уйти из этого магазина. Ксюша испугалась, что он сейчас её затащит в ещё  какой-нибудь магазин. Там начнётся  опять эта мука с  его переодеванием,  и её ожиданием его. Чтобы Иосиф не успел ничего сказать, девушка предложила пойти просто погулять, оставив магазины на завтра.

Они пошли к центру, миновали кинотеатр «Ударник», вышли на набережную Москвы-реки, откуда открылся с одной стороны вид на бассейн «Москва», а с другой, красивый вид на Кремль.

 Всю дорогу, пока они шли «кузнечик» подавленно молчал,  был расстроен. Ксюша тоже говорила мало, главным образом, как гид, показывая Москву.

 Гуляли они недолго, Ксения из вежливости  старалась не показать, что ей хочется проводить его поскорее до гостиницы, она даже пригласила его на завтра к себе домой, чтобы познакомить  с родителями. Но Иосиф, грустно вздохнув, отказался. Он сказал, что теперь это ни к чему, и что он завтра  поедет с утра, пока Ксюша на работе, за обратным  билетом в Кременчуг. Целую неделю здесь ему делать нечего.

Ксения что-то  возражала, но сама не верила в свои уговоры, учитель это прекрасно понял.

  На другой день Иосиф позвонил ей на работу, сказав, что у него через три часа поезд.  Ксюша пришла на вокзал. На перроне он грустно смотрел ей в глаза, всё чего-то ожидая или желая сказать, а она не знала как себя с ним вести. Когда же поезд тронулся, девушка ощутила невыразимое облегчение, Ксюша была просто счастлива, что он, наконец,  уехал.

Некоторое время ещё приходили письма из Кременчуга, но они были совсем коротенькие. В них были советы, что стоит почитать, сообщения о том, что учитель прочитал за это время. Но ни ему, ни ей уже эти письма не приносили той радости, что была раньше.  Письма  им обоим стали неинтересны.  Потом переписка прекратилась.