Портал. Глава 24. На острове

Если долго всматриваться в ночное небо, то можно сойти с ума. Холодное мерцание вечных звезд удивляет своим безвременным постоянством, приводя душу в священный трепет. Далекие миры, затерянные в непроглядных далях черной космической пустоты, безмолвно напоминают тебе о том, что для людей действительно важно, а что нет, и это не всегда согласуется с тем, что человек сам себе установил как существенное. Ты заворожено рассматриваешь эту таинственную картину, исполненную неземного величия, и в какой-то момент начинаешь вдруг отчетливо понимать, что привычная житейская суета, определенная и ограниченная общепринятыми нормами и правилами, по сути является всего лишь изощренной и до смешного мелкой дьявольской игрой, для которой гигантские неповоротливые людские массы служат не чем иным, как сырьем и расходным материалом. И эта игра на самом деле не имеет никакого отношения к реальным ценностям и сокровенным задачам истинной жизни, хотя все вокруг может выглядеть совсем по-настоящему.

Кто сказал, что вот это, мол, хорошо, а это плохо? Кто определил первостепенность технического прогресса, или особое значение политики и экономики, их неоспоримую и непреложную ценность для цивилизации? Законодатель царь? Мудрый ученый? Или может быть, первосвященник как толмач божьего замысла на земле? И вот уже эти правила жизни, каковыми они видятся кучке не самых одаренных и совестливых людей, транслируются из поколения в поколение при помощи культуры, семьи, школы, искусства, уголовного кодекса и прочих условностей... Замечательное мироустройство! Словно дети малые в песочнице договорились: а давай, как будто мы были мама и папа, а этот медвежонок – наш сын, и сейчас мы покормим его песочком, а потом отправим в детский сад под лавку, а сами пойдем на работу. И играют, играют, играют, пока не надоест, или не перебьют друг друга…

Но если копнуть глубже и основательно разобраться, становится ясно, что человек ведь умеет оперировать только данностью. Он не может отнестись к тому, чего на его взгляд не было, и нет, поскольку все, что находится за пределами поля зрения, им не воспринимается как нечто, существующее реально, и зачастую считается просто вымыслом. Кто-то что-то сказал, или сделал? Хорошо, тогда я реагирую. Но трудно оперировать с невысказанным или несделанным. Поэтому люди всегда ограничены ситуацией, созданной вокруг них другими людьми. И из этого порочного круга не вырваться! Стоит только попробовать, как ты мгновенно превращаешься в изгоя, преступника, или умалишенного, потому что не соответствуешь всеобщим представлениям о нормальности.

При этом нормами нередко становятся какие-то совершенно уродливые вещи. Люди начинают ценить не ум, а хитрость; не дружбу и бескорыстие, а деловые отношения и железную хватку; не природную гармонию и не силу созидания, а творческие извращения мозга. Правда жизни уже ни в грош не ставится, а успешным в глазах массового сознания становится тот человек, который может ловчее обмануть другого, прикрывшись маской добродетели, и особенно ценится, когда тот, другой, при этом еще и остается доволен: его облапошили, а он и рад. Укради сто рублей, и тебя осудят, укради же миллион – станешь уважаемым человеком. Убей одного человека, и отправишься на виселицу, убей сотни тысяч – станешь важным историческим деятелем.

Почему так? Почему ходить в костюме и галстуке, к примеру, хорошо, а почесывая пузо, босиком и в рваных трусах – плохо… Святость заменена порядочностью и определяется, в конце концов, несущественными или даже бессмысленными внешними факторами. Ведь в Большой театр или в приличный ресторан тебя, трижды святого, в трусах не пустят, еще и в милицию загребут за хулиганство. А в галстуке – пожалуйста, будь ты даже распоследней мразью и сволочью.

Когда же удается хоть на миг зависнуть между небом и землей и как следует оглядеться по сторонам, то все эти надуманные правила начинают выглядеть, по меньшей мере, странными, и ты уже взираешь на происходящее с чувством какой-то брезгливости. Даже нет, не брезгливости, а скорее удивленной отстраненности, словно смотришь нелепое и не очень понятное кино, и тебе нет никакого дела до того, что законно на экране телевизора, а что нет. И только простые человеческие отношения, очищенные от мирских условностей, все еще представляются тебе чем-то поистине существенным. Например, любовь и дружба, честность и справедливость, совестливость и милосердие… Или это только кажется?

Что связывает Шамана с Наташей, если вникнуть? Ведь это же не тупое желание просто обладать драгоценным кладом и вовсе не примитивная тяга к незаслуженной обеспеченной жизни под крылом ее состоятельных родителей, и даже не стремление обрести московскую прописку – предмет вожделения многих тысяч лимитчиков и гостей столицы, приехавших покорять ее высоты. И не сексуальное влечение. То есть, не одно лишь сексуальное влечение... Есть что-то более важное, какое-то сродство, происхождение которого теряется в смутных догадках. Конечно, можно назвать их связь одним словом – судьба. Но это ведь не объяснение. Кто знает, что такое судьба на самом деле? Случайна ли их встреча, или все это предопределено? И если да, то кем и для чего?

А какие невидимые нити протянуты между Шаманом и Чифом? Что их на самом деле связывает? Какая миссия?

Шаман сидел у догоравшего костра на песке, еще теплом после жаркого летнего дня, и, нежно приобняв Сову, смотрел то на угли, то на искры, которые дружными стайками уносились ввысь в ночное небо и терялись где-то далеко среди бесчисленных скоплений звезд. Рядом, привалившись чуть набок и опершись на локоть, полулежал Чиф, осоловевший от долгого сидения за рулем. Дядя Коля возился с картошкой, которую он с помощью кривой сучковатой палки пытался зарыть в раскаленных углях по бокам от кострища, чем, собственно, и вызывал волшебный танец мечущихся огоньков.

Беспрепятственно проехав на угнанной Чифом машине почти семьсот километров – фантастический марш-бросок, – друзья остановились на ночлег на острове Покровские Пески посреди широко разлившейся Волги между городом Саратовом и его сателлитом Энгельсом, что на другом берегу реки. Этот вытянувшийся вдоль течения и немного изогнутый, как клюшка, большой песчаный остров с великолепными пляжами был излюбленным местом отдыха горожан, поскольку длинный мост через Волгу своей средней частью как раз опирался на его западную оконечность и имел очень удобный спуск с лестницей. Там же иногда останавливались туристы, особенно на восточной стороне острова, более дикой и лесистой. Никого из местных жителей это не удивляло и, соответственно, не вызывало ни малейших подозрений. Поэтому огонек костра, хорошо видимый как с правого, так и с левого берега Волги, не привлекал постороннего внимания – идеальное место для ночевки.

– Дядя Коля, – Шаман решил прервать молчание, – вот ты несколько раз говорил мне о боге. Скажи, разве бог не подразумевает четкое исполнение определенных правил и законов. Выполнил заповеди – молодец! Не выполнил – примите, мил человек, наказание, пожалуйте в ад. Где же тогда человеческая свобода? Скажешь, судьба, да? Но зачем вообще жить, если все уже предначертано и определено? В чем смысл? А если же человек волен делать все, что ему вздумается, то причем здесь бог?

– Хочешь поговорить об этом? – спросил дядя Коля, приподняв бровь.

– Нет, не поговорить, – вздохнул Шаман. – Хочу узнать.

– Не по адресу обратился, – улыбнулся старик. – В разговорах ничего не узнаешь.

Молодой человек твердо решил, что не даст старику отшутиться или увести разговор в другое русло:

– Нет, я серьезно.

– У бога и спрашивай. Я-то тут при чем?

– Легко сказать, – насупился Дима.

– А ты пробовал?

– Пробовал.

– И что?

– И ничто…

– Значит, неправильно пробовал, – констатировал дядя Коля, явно не настроенный много говорить на предложенную тему. – Сядь, расслабься, отвлекись от посторонних мыслей. Не думай ни о чем. То есть, вообще ни о чем. У тебя получится, ты способный. Я вижу в тебе большой потенциал.

– Да, несколько раз мне такое удавалось на пару секунд, – ответил Шаман, – Даже, казалось, время останавливается…

– И…

– Не знаю, что и сказать…

– Разве ответа не было? – дядя Коля так пристально посмотрел на Шамана, что тому стало не по себе.

Казалось, весь мир отразился в больших глазах старика.

От предчувствия близкой разгадки Шаман замер: даже мурашки побежали по спине. И ведь действительно, вход в Шамбалу открылся именно в таком состоянии. Это было очевидно. Да, теперь он полностью вспомнил это и связал события из прошлой реальности в единую логическую цепь. Внутренним взором он отчетливо увидел, как сидел тогда у костра в тибетской пещере, словно был способен посмотреть на себя со стороны, и ему стало ясно, что он – это не он, а какой-то фантом, который дышит, размышляет, двигается... А настоящий Шаман живет где-то в совершенно другом измерении и время от времени поглядывает на свое плотское отражение, как на кадры фильма. Теплая волна как предвестник новых больших откровений опять прилила, захлестнув сердце молодого человека, и от этого стало одновременно и сладостно, и немного страшно.

– Понимаешь, парень, – как ни в чем не бывало, продолжил старик, – человеческая свобода – это единственная ценность для Бога. Вот только представь себе, Господь может все! Только подумает – и рождаются целые вселенные, только моргнет, и этих вселенных уже нет… Все в мире подчиняется Его воле. И только нам, людям, дана свобода. Ты спросишь, почему? Да потому что мы – Его любимые чада. Мы наследники великой божественной силы, которые, однако, пока еще не готовы к принятию своего наследства.

Голос дяди Коли зазвучал торжественно и величественно, отдаваясь в мозгу Шамана едва слышным эхом, словно разговор этот происходил не у костра на открытой природе, а в древнем храме с тонкой магической акустикой:

– Господь учит нас, как детей малых, и заодно проверяет. Он испытывает нас, иногда наказывает, но не лишает своей любви, и не отнимает свободы. Ты спросишь, в чем же тогда свобода? Да только в одном единственном: принять решение – с Отцом ты небесным, или нет… Ты волен сам, понимаешь, сам принять это решение. А по решению и последствия. Представь только, всякая тварь от ничтожнейшего первого атома в фундаменте мироздания до величайших Серафимов и премудрых Херувимов, все воинства небесные, мириады ангелов и духов подчинены непоколебимой воле всевышнего творца. И только ты свободен, Шаман. Хочешь остаться рабом и солдатом, беспрекословно выполняющим приказы главнокомандующего, или стать Его родным сыном? Решай сам, и помни, Господь в тебе, как и в каждом из нас. Понимаешь, о чем я толкую?

Шаман моргнул и очнулся. На секунду ему показалось, что он ненадолго задремал, и последние слова старика прозвучали в его сознании, будто в полусне. Юноша помолчал какое-то время, взвешивая услышанное. Сова тихонько сидела рядом, прижавшись к своему возлюбленному, и думала о чем-то своем. Чиф лежал пластом на теплом песке и, мерно сопя, спал. Он окончательно срубился от усталости – несколько часов за рулем без передышки – это вам не шутка.

– Ну? – спросил дядя Коля, продолжая ворошить угли. – Чего притих?

– Думаю, – ответил Дима.

– Здесь не думать, здесь трясти надо, – засмеялся бомж. – Действуй, приятель.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Шаман.

– Ты про что?

– Про то, что ты мне только что говорил.

– А что я тебе говорил? – удивился старик.

– Ну, правда, – не унимался Шаман, – не придуривайся.

– Да ничего я тебе не говорил.

– Про Бога и про свободу.

– Э-э-э, брат, да ты никак бредишь, – произнес дядя Коля. – Притомился, видать.

– Дядь Коль, ты чего? – удивился Шаман. – Ты же только что сказал мне, что Господь в каждом из нас.

– Правда? Сказал? – старик, казалось, был удивлен не меньше. – Ну, так оно и есть…

– И что дальше?

– Вот Бога и спрашивай. Он ответит.

Шаман промолчал, пытаясь переварить происходящее.

– Вообще-то, мой юный друг, Бог повсюду, – продолжал дядя Коля. – Поэтому наши славные языческие предки считали, что богов много и они везде.

Старик помолчал немного, неторопливо поведя взглядом слева направо, и продолжил:

– Они видели их буквально во всех вещах и явлениях: в земле, воде, – бомж поднял с песка ракушку и бросил ее в тихую воду реки, которая ответила ему гулким всплеском, – опять же в воздухе, в огне, в каждом камушке, в каждом кустике.

– А хорошо было бы хоть разочек увидеть бога, – мечтательно проговорила молчавшая все это время Наташа.

– Не рекомендую даже и пытаться, – улыбнулся бомж.

– Это почему же?

– Умрешь, – дядя Коля вздохнул, выкатил из золы свежеиспеченные картофелины и подбросил ветку в костер, – не сможешь выдержать святости Его лика.

– Нет, ну правда.

– На-ка вот лучше поешь картошечки.

– Ну, елки-палки… – Наташа была явно разочарована, она уже собралась мечтательно воспарить где-то в выси под тихий и умиротворяющий рассказ бомжа, ан нет, все свернулось в один момент: не подпускал дядя Коля близко к разгадкам тайн.

Старик же прищурился и вдруг как-то неожиданно посерьезнел.

– А скажи-ка, девица-краса, зришь ли ты Бога во мне? – спросил он тихим голосом.

– Не поняла, – Сова подняла на бомжа удивленные глаза.

– Чего ты не поняла? – крякнул дядя Коля. – Слова «зришь» никогда не слыхала?

– Слово такое я знаю, – обиженно произнесла Наташа, – но бога в вас не зрю.

– Хорошо, не зришь, – удовлетворенно заметил бомж, – тогда, может быть, ты чувствуешь во мне Бога?

– Не чувствую, – буркнула в ответ Наташа.

– Может, предощущаешь? – не унимался старик.

– Ну что вы ко мне пристали? – девушка начала раздражаться.

– Очень хорошо, может, тогда веришь? – дядя Коля, казалось, не замечал испортившегося настроения Совы и продолжал гнуть свою линию.

– Не верю, – огрызнулась Наташа.

– А в то, что Бог есть в тебе, веришь?

– И в это не верю.

Дядя Коля сорвал травинку и задумчиво повертел ее в руках:

– А то, что Бог прямо сейчас находится в этой травинке, веришь?

Наташа даже покраснела от негодования и решила не отвечать на дурацкие вопросы.

– Дядя Коля, ну что ты привязался? – Шаман решил вмешаться в разговор. – Чтобы верить во все это, нужно сильным быть, а у нас нет этой силы.

– Ошибаешься, братишка, – снисходительно заметил дядя Коля. – Вера как раз дается слабым, тем, кто не знает с чего начать и с какого края взяться. Сильному же дается знание, чтобы он мог правильно действовать. Так что начинай, пока не поздно.

– Что начинать?

– Верить, конечно же, и помаленьку становиться сильным...

– Ну-у-у... – Шаман не знал, что сказать.

– Хочешь знаний, начинай верить, тогда со временем настоящие знания придут, а потом, глядишь, и пользоваться ими научишься, – заключил дядя Коля. – А так, знания лишь ненужный хлам, засоряющий твою башку. Ты ведь свой вопрос с этого начал.

– А любовь?

– И любовь тоже, –  улыбнулся дядя Коля, и чуть помедлив, добавил. – Ну все… Теперь давайте, лопайте бараболю и спать. Хватит на сегодня. Берите пример с Чифа.

Шаман с Совой взяли по горячей картофелине, а старик черными от золы пальцами аккуратно раскрыл новенький атлас автомобильных дорог СССР, приобретенный в Коломне, и в слабых отблесках затухающего костра стал внимательно изучать его.

– Так, – задумчиво проговорил он, – завтра машину придется бросить, чтобы не светить подмосковными номерами. Дальше поедем на автобусе. Доберемся до Уральска, а там уже решим куда.


Продолжение следует...

Глава 25 здесь http://www.proza.ru/2015/04/30/1428