Грёзы любви

         1.

Верочка лежала в палатке и смотрела на соседний дуб. Он шумел от ветра, осень сделала его совсем рыжим. На часах было 6 часов утра. Её ученики  ещё спали. В соседней палатке было слышно чьё-то посапывание. Из  спального мешка, в котором  лежала сейчас Вера, хорошо были видны корявые ветви дуба, с них тихо падали листья. Солнце ещё не взошло.

«Где-то теперь Аркадий?» – Вере показалось, что она спросила это вслух. Но вероятно ей это лишь показалось , в палатке все по-прежнему спали.

Жёлто-зеленый лист, кружась, медленно опускался на землю.

«Если бы Аркадий мог быть сейчас со мною! Странно, два месяца назад мы с ним не подозревали о существовании друг друга. Пройдёт, быть может, ещё два месяца и он забудет обо мне, а я о нём…?» Большой лист упал Вере на лицо. Она вздрогнула, мысли прервались. Ей сразу захотелось вылезти из палатки.

Со вчерашнего вечера осталось много хвороста. Костёр загорелся очень быстро, угли ещё были тёплыми.

- Надо умыться и набрать воды, - скомандовала себе Вера Ивановна.

Над речкой стелился туман. У воды было зябко и сыро. Верочка стала умываться и чуть не вскрикнула от холода, так «обожгла» вода руки и лицо, но от этого она  почему-то ужасно развеселилась.

 Вокруг стояли жёлтые, красные, фиолетовые деревья! Она взбежала на горку. Среди красно-фиолетового бересклета красовались зелёные палатки, и  пылал  алый костёр! Удивительная, неповторимая лесная тишь вокруг!

«Чего они спят черти? Разбудить их что ли?» - подумала сначала Вера, но будить своих ребят не стала, вспомнив, как долго они вчера пели у костра. Мысли снова настроились на Аркашу. « Милый мой, где ты сейчас? Неужели в городе? Неужели спишь? Если бы ты мог взглянуть на эту красоту, то понял бы, что человеку не надо ничего другого, кроме этой потрясающей природы, чтобы ощутить счастье бытия!»

Вера поставила котелок над огнём и села поближе к костру.

«Отчего так приятно смотреть на пламя? Есть в нас что-то от первобытного человека…»  Она сидела, задумавшись, у самого огня. Колени её скоро зажарились, а спина замёрзла, но двигаться  было лень. «Аркадий, правда, странно, что человек из-за любви совершенно меняется? Я никогда не думала, что сама, как Татьяна Ларина, смогу кому-то написать письмо с признаниями в любви.

Там на крошечном вокзале в Игналине я писала тебе письмо  и рыдала. Было три часа ночи. Вокруг все спали. Слёзы душили меня, я выбежала из вокзального домика и плакала, плакала, как сумасшедшая. Мне было безумно больно, казалось, грудь лопнет от боли, и одновременно я наслаждалась своей болью. Я рыдала оттого, что не увижу тебя больше, но я не могла уехать навсегда, не признавшись тебе в своём счастье, в своей беде. Боже, как страшно я волновалась, получишь ли ты письмо, ответишь ли? Осудишь ли меня?»

 Над  самым ухом Веры вдруг кто-то вздохнул. Она подняла голову и увидела собачью морду. « Откуда она взялась? Наверное, близко деревня.» Мысли Веры Ивановны спутались.

Собака нашла что-то вкусное в траве, стала грызть, придерживая лапой.

«С чего  всё началось? С чего?… Со спора о Москве. Да, со спора. Наши ленинградцы затеяли извечный спор, какой город лучше -  Москва или Ленинград. Я очень люблю Ленинград, всегда рада побывать в нём, хоть знаю его чуть ли не лучше Москвы, в которой живу всю жизнь. Ленинград, конечно, красивее, чем Москва. Питер - это большой музей на улице. Но Москва мне роднее, дороже, чем-то ближе со всеми её Кривоколенными переулками, Замоскворецкими двориками, седовласыми маковками церквей.

К Ленинграду я отношусь, как к маме, которая принарядилась, чтобы идти в театр, а Москва – это моя мамочка каждый день: то усталая, то весёлая, то грустная, то озорная, то уснувшая после шумного дня, то смеющаяся воскресным утром. Москва – это что-то своё, родное, любимое и уютное. Уезжая из дома даже на месяц, я всегда тоскую по ней и каждый раз рада возвращению. Поэтому это чванство ленинградцев меня всегда задевает. Особенно, когда они оскорбительно небрежно перебирают «немногочисленные» памятники старины в Москве, сравнивая их с множеством таковых в своём городе. Естественно, я ввязалась в спор. Москвичей, кроме меня, в нашей туристической группе не было. Меня поддержал ты один. Ты спорил умно, без горячности, не то, что я. Ты сказал, что живёшь всю жизнь в Витебске, но знаешь историю Москвы. Помнишь, как ты бойко называл улицы и площади времён Ивана Третьего? Многое из того, что ты говорил, Аркаша, я к своему стыду слышала впервые. Ленинградцы сменили пренебрежительный тон на более мягкий. Вокруг нас собралась уже толпа туристов. Тебя  слушали с большим интересом все собравшиеся. Наверное, это «вече» длилось бы долго, если бы по радио не объявили построение.

Наша группа отправлялась в «кругосветное» плавание на шлюпках. Все шли к пирсу,  мы оказались с тобой рядом, я спросила:

-         Откуда Вы так много знаете о Москве, ведь Вы сказали, что живёте в Витебске?

-         Просто я очень люблю Москву, много читал о ней, а бывать приходилось только трижды.

Девушка-инструктор посадила нас с тобой в разные лодки. Утренний разговор забылся.  Вокруг была удивительная природа. Впечатления от озёр, лесов, плеска воды под вёслами,  ласкового солнца вытеснили всё остальное. Все «мореплаватели» отдались радости бытия. Но где-то внутри меня, Аркаша, уже тогда родилась к тебе симпатия, хотя я  больше и не думала о тебе. Вечером у костра кто-то вспомнил об утреннем споре. Но драчливое настроение  миновало. Усталость за день, спускающиеся на озеро сумерки не располагали к шумным спорам. К тому же наши  туристы ещё  едва были знакомы друг с другом. Кто-то предложил всем сидящим вокруг костра рассказать  всем новым знакомым о себе: кто каждый из нас по профессии, что каждый из нас любит больше всего делать, о чём мечтает. Начался полушутливый отчет о жизни и взглядах собравшихся. Как  же все удивились, что ты, Аркаша – врач! По твоему знанию истории народ решил, что ты - историк. Потом  ты опять всех удивил, сказав, что ты, - врач- психиатр.

 Как раз  перед отъездом в отпуск  я прочитала Уэлса «Павлов и Фрейд» и поэтому, узнав что ты - психиатр, мне захотелось поддразнить тебя. Изобразив, что я ничего не поняла в этой книге, я стала умышленно задавать вопросы, становясь на точку зрения Фрейда.

Как терпеливо ты объяснял мне мои «заблуждения»! Меня сначала не волновал предмет нашего разговора – это просто был повод, чтобы узнать больше о  понравившемся мне человеке. Но очень скоро ты заинтересовал меня содержанием  беседы. Мне уже хотелось не только  слушать  тебя, но и всерьёз возражать.

 Кружок людей вокруг нас постепенно редел, а потом и вовсе мы остались вдвоём у костра, увлечённые нашим разговором друг с другом.

 Ты во всём  тогда убедил меня как оппонента и ещё больше понравился мне как человек. Дорогой, дорогой мой Аркаша!

С утра мы опять плыли, тащили кое-где лодки волоком, мокли, сохли, подгорали на солнцепёке. Когда наша лодка проплывала мимо вашей, мы кричали:

- Привет гадючнику!

Ты смеялся и старался «отомстить» нам за «оскорбление», поливая нас водой. Потом тебе захотелось понять, почему мы тебя обзываем «гадючник», а мы нарисовали эмблему медиков.»

                2.

В детских палатках сначала в одной, а затем в другой раздался смех, потом началась возня, и из одной из них вылезла всклокоченная голова Васи, самого толстого мальчика из учеников Веры Ивановны. Ребята вчера не хотели с ним ложиться в одной палатке, боясь, что будет тесно спать. Но он уместился, и все улеглись тоже к общему удовольствию.

-         Вера Ивановна, я уже есть хочу! – Закричал парень, увидев свою классную руководительницу.

-         Иди умывайся, чай готов, кашу  сейчас быстренько сварим.

За Васей стали выбираться из палатки и все остальные. Кто-то из мальчишек тихонько подкрался к палатке девочек и выдернул колья из земли. Палатка упала, накрыв девчонок. Раздался визг, хохот. Палатка ходила ходуном, но не так-то легко из неё выбраться, если она лежит, а не стоит. Наконец, из неё выползла Оля и побежала с палкой за мальчишками, которые мчались, спасаясь от неё, к реке. Смех огласил лесные просторы.

Пока ребята возились и умывались, Вера Ивановна сварила им гречку с тушёнкой, подогрела чай.

Все расселись у костра, Тамара разложила по мискам кашу и налила всем чай.

-  Вера Ивановна, а нам сегодня много предстоит прошагать? – Тамара была человек обстоятельный, поэтому любила всё знать заранее.

-  Порядочно, так что ешьте быстрее, убирайте всё вокруг и пошли!

После еды вся компания стала собирать разбросанные по поляне вещи, складывать рюкзаки, палатки. Ребята залили костёр, проверили не забыто ли что-нибудь из мусора. Они привыкли на природе не оставлять после себя следов. Этого всегда требовала  Вера Ивановна. Школьники часто ходили с ней в походы и знали, что она обязательно проверит место стоянки лагеря

 « на чистоту». Вера Ивановна и сейчас обошла поляну, придирчиво оглядывая всю территорию, оставляемую в лесу её учениками.

- Природа должна остаться такой, как будто вас тут не было, - всегда говорила она ребятам. Ученики согласны были со своей учительницей. Они уже и сами возмущались, если видели оставленные кем-то банки или бутылки в лесу.

Группа двинулась вдоль реки. Целью похода были два замечательных музея в Подмосковье. Один – это дом-усадьба «Мураново», где жил сначала Баратынский, а потом Тютчев. Второй дом –  музей не менее знаменитый – «Абрамцево».

 Между усадьбами расстояние всего три километра, но до первого из них ребятам предстояло сегодня пройти по лесам и полям примерно около десяти километров.

Учительница Вера Ивановна была классным руководителем 8 класса «а».  В свои 30 лет она не имела ни мужа, ни детей. Жила Вера со старенькой мамой, которая не могла на неё надышаться и страдала, что её такую умную, добрую и весёлую дочь не видят настоящие мужчины. Она знала все «любовные истории» дочери и очень переживала, что они ничем не кончаются. Матери очень хотелось, чтобы у дочки сложилась личная жизнь.

Ещё в институте у Верочки был молодой человек, который звал её замуж, но Вера его не любила. Так  они и расстались. Потом на её пути встречались разные другие мужчины. Но их встречи все были несерьёзными.

 Замужество не получалось,  ещё и потому, что Вера не понимала молодых людей, которые, не успев сказать два слова, сразу лезли с поцелуями или начинали действовать руками. Те же, кто нравился Верочке -  на неё не смотрели или были женаты.

Вот так и  случилось, что, прожив 30 лет, Вера первый раз по настоящему полюбила только этим летом 1965 года, когда поехала в отпуск в Литву. Именно поэтому, шагая сегодня по лесной тропинке по берегу маленькой речушки за своими учениками, она опять мысленно  разговаривала с Аркадием.

«Дорогой мой Аркаша, а ведь нам с ленинградцами удивительно повезло, что на третий день пути по озёрам мы заблудились.

Люда и Ира из Ленинграда тогда на «днёвке» предложили мне  походить с ними по лесу, чтобы собрать малины. Я согласилась.

 День был жаркий, все мы сначала искупались, а потом, даже не поменяв купальники, пошли в лес. В лесу была прохлада, да и мокрые купальники приятно охлаждали кожу, обгоревшую на солнце за прошедшие три дня. На малинник мы вышли почти сразу же, наверное, с час собирали ягоды, затем мы отправились просто погулять по окрестностям. Часов ни у кого не было, ведь мы до этого купались. Сколько времени прошло, никто не знал, когда Ира вдруг сказала:

-  Девчата, а мы дорогу-то обратно найдём?

 Мы с Людой даже засмеялись:

- Не бойся, подруга, сейчас повернём в лагерь. Тебе уже, как видно, хочется макаронов с тушёнкой, сознайся, уже по ним соскучилась? Помнишь, Аркадий, нас три дня пути почему-то кормили исключительно макаронами?

Ира засмеялась. Мы повернули назад, но это мы так думали, что назад. На самом деле оказалось, что мы совсем не знали, где, в какой стороне наш лагерь. Стали вспоминать название озера, на которое приплыла наша группа.

Эти литовские названия озёр забавляли нас, когда мы их рассматривали на карте, никто из туристов не мог их произнести, и поэтому ужасно смеялись. Увы, сейчас ни одна из нас не могла припомнить эти названия, хотя бы те, что мы проплыли, не говоря уже об озере, на котором мы остановились.

Даже если бы в лесу попался любой прохожий, он не мог бы  нам помочь.

Мы долго шли по красивой лесной просеке, пока не попали в какое-то село.

Я была уверена, что  здесь каждый знает, где проходят туристические маршруты из Палуши по озёрам Игналины, что сейчас всё выяснится. Но в селе нас ждал сюрприз: здесь никто не говорил по-русски. «Туземцы» мило улыбались, размахивали руками, предлагали молоко и ничего не понимали. Наконец, нашли какого-то ребёнка, который в школе учит русский язык. Мальчику было на вид лет десять. Вероятно, у него по русскому языку в школе была «тройка» потому, что он понял лишь слово речка из всей нашей большой речи. Он показал, где её искать, мы отправились на поиски реки. Река была хоть какой-то ориентир, мы её видели сегодня утром, подплывая к месту «днёвки». Наш план был, сделав крюк, понять, где всё-таки  находится нужное нам озеро. Однако и через час нашего движения речка не появилась.

Тогда было решено выбрать одно какое-нибудь направление и, придерживаясь его, двигаться по нему, не сворачивая. Так мы и сделали.

По пути встретились нам три деревни, но и в них русский язык никто не знал. Стало холоднее, захотелось есть. Темнело.

Наконец, нам встретился человек, который знал русский язык. Очень симпатичный литовец, который хоть и говорил с акцентом, но русским владел прекрасно. Он сказал, что  знает все тропинки в лесу, все озёра. Приятный литовец мог бы нам помочь, если бы, как это ни смешно, мы сами знали, куда нам надо. Мы же могли ему задать вопрос примерно такой:

-         Вы не знаете, куда мы идём?

Этот человек рассказал нам, что на  озёрах Игналины есть несколько турбаз, а ещё больше «дикарей». Из Палуши обычно ходят на шлюпках по пяти маршрутам. Он стал перечислять названия озёр и деревень, мимо которых они проходят. Чем больше он произносил названий озёр, населённых пунктов, тем больше  мы понимали, что помочь нам нельзя. Он пожалел, что мы не знаем никаких названий. Мы же, расстроившись от встречи с ним ещё больше, пошли дальше.

В сгущающейся мгле наша полураздетая команда ещё прошагала около часа и вышла к какой-то деревне, вблизи неё была речка и мост. На мосту стоял рыбак. Он оказался москвичом-«дикарём». Москвич был человек находчивый, поэтому  повёл нас сразу же к себе «домой». Среди тёмнеющего леса мы увидели яркий костёр. Около него сидели две молодые женщины, мужчина и двое детей. Им мы поведали свою «печальную повесть» ещё раз. Хозяева стали совещаться. Потом они потребовали, чтобы мы поели, прежде чем что-то будет решено. Нас это предложение обрадовало. Есть уже очень хотелось. Пока мы ели, совсем стемнело.

Новые знакомые предложили на  их байдарках выбраться на середину озера и поискать  костёр, который, они считали, нам поможет найти свою стоянку.   Мы  согласились, сели с ними в лодки и выплыли на середину озера.

 Далеко, далеко, может быть, в двух-трёх километрах от нас ярко горел большой костёр. «Наверняка, - думали мы – это наши разожгли, чтобы мы их могли увидеть». Лодка поплыла к костру. На воде было ужасно холодно. Но в нас загорелась надежда, авось найдём-таки  своих.

Из нашей «троицы»  грести могла только я,  девчата из Ленинграда в этом году впервые держали в руках вёсла. Но и я плавала раньше лишь на шлюпках, в байдарке же грести я  пробовала первый раз в жизни. К моему собственному удивлению и огорчению, я очень скоро поняла, что таким веслом пользоваться не умею. Я облила всех сидящих в лодке, замёрзла сама, и в конце концов, должна была отдать весло хозяевам байдарки. Когда мы приплыли к костру, выяснилось, что это - очередные «дикари».

 К часу ночи мы приплыли назад к «дому» хозяев байдарок.

 Что было делать? Нам не давали покоя мысли о тех, кто сейчас ищет нас и, вероятно, волнуется. Хозяева уговаривали  нас переждать  у них до рассвета, а утром продолжить поиски. Они поделили с нами все свои тёплые вещи, отдали палатку, матрас, одеяло, а сами разместились всей семьёй  в одной палатке. Их доводы, конечно же, были разумные. Да и люди были очень добрые, приятные. Мы  с ленинградками остались у них на ночь.

Спать я не могла совсем. Где-то далеко был слышен стук, как будто ложками стучат по мискам, но направление  стука определить  было невозможно. А вдруг это нас ищут?! Однако бежать куда-то в темноте было бессмысленно.

 Около трёх утра начало светать. Я подняла девчат. С великим трудом каждый из нас расстался с тёплыми вещами, которые добрые хозяева одолжили нам на ночь. Стуча зубами от холода,  мы  побежали в лес, опять искать дорогу на своё озеро. Когда мы влезли на бугор, заросший огромными соснами, нас обдало теплом нагретой земли. Сосны, как будто чтобы согреть  бедных, потерявшихся в лесу бродяг, собрали всё жаркое дневное солнце и сохранили его для нас. Нам сразу стало тепло, захотелось даже любоваться лесным утром. Зубы больше не стучали.

Буквально в двух шагах около меня пробежала лань. Она так грациозно проскакала, что мы замерли от восхищения. С озёр поднимался туман. Багряное солнце продиралось откуда-то из-за деревьев. Боже, какой птичий хор зазвучал на весь лес! Красота же была такая, что каждая из нас не могла налюбоваться. Мы ничего подобного раньше в своей жизни не видели, и никогда, наверное, не увидели бы до самой смерти, если бы случай не заставил нас в такую рань оказаться в этом удивительном лесу, если бы  мы тогда не заблудились!

- Красота-то какая, девчонки! – проникновенно воскликнула Люда и в восхищении замолчала.

- Красота-то, красота, но идти-то куда ? - передразнив её, произнесла Ирина, сбросив нас мгновенно с небес на Землю.

- Отыскать нашу стоянку, судя по всему, нам не удастся, раз мы не знаем названия озера. Значит, надо идти в Палушу, где находится турбаза, из которой мы уплыли четыре дня назад. – Сказала я, и все со мной согласились.

 Мы решили вернуться на турбазу, узнать маршрут, попросить моторную лодку и проехать на ней быстро назад то расстояние, что мы проплыли за предыдущие дни с группой.  Конечно, это далёкий путь, зато продуктивный.

                3.

На турбазу мы не шли, а почти бежали. Волнение и голод гнали нас. В каждом населённом пункте мы выясняли, где Палуша и устремлялись к ней всеми силами.

 К 10 часам утра чуть живые мы вышли, наконец, к пирсу турбазы.

Это был тот же пирс, откуда мы четыре дня назад уходили со всеми вместе в плавание. Но в Палуше нас одолели сомнения: можно ли  подводить нашего инструктора Виргинию, а что, если её из-за нас накажут? Она-то не виновата, что мы заблудились! Подумав, мы решили, что выхода всё-таки другого нет. Из-за нас сейчас волнуются очень многие. Пришлось идти к старшему инструктору объясняться.

Оказалось, что Виргиния уже давно сообщила о нас на турбазу, что в лес с базы отправлен автобус с мегафоном. Автобус уже несколько часов разъезжает по лесу, выкликая наши имена и фамилии.

Нам  дали поесть, посадили в машину и повезли туда, откуда мы потерялись.

Машина шла  по лесу вдоль озёр. Мы думали, что быстро попадём к нашим товарищам, но ошиблись. Путь, что мы почти бегом проделали за семь часов утром и за предыдущий вечер, даже для машины был не близким. Только через два часа мы у дороги увидели наших туристов, каждый держал в руке миску и ложку. Все создавали ими характерный звук, который мы слышали ночью, но не могли определить его направление.

Первым, кого я увидела - это был ты, Аркадий! Ты был взволнован и сердит. Увидев, что мы выходим из машины, ты подумал, что мы устроили какой-то трюк, чтобы проверить, будут ли товарищи волноваться. Не успели мы оказаться рядом, как ты начал кричать на нас, что мы поступили непорядочно. От такой встречи мы просто опешили. Виргиния же, заглянув в наши расстроенные лица, спросила:

-         Волновались?

-         Ужасно! – ответила Ирка и вдруг расплакалась.

Нас обступила вся группа. Евгения Августовна обняла Ирину и повела её в палатку. Нас же с Людой наперебой стали расспрашивать, как и что с нами случилось? Кто задавал вопросы дружелюбно, кто с насмешкой. А ты, Аркадий, слушая наши ответы, как будто устыдился своей вспышки и подозрений нас «чёрт знает в чём». Тебе захотелось снять неловкость, созданную тобой. Сначала осторожно, а потом, поняв, что уже можно, ты стал острить на тему нашей «пропажи». Неловкость исчезла, все повеселели.

После обеда мы снова вместе с группой сидели в лодках и плыли дальше по маршруту.

 Ещё три дня пролетели под солнцем, дождями, на воде и на  зелёных берегах голубоглазых озёр. Каждый вечер сдружившиеся уже туристы пели полюбившиеся всем песни до самого рассвета, гуляли под луной, разглядывая звёзды с теми, кто кому больше  понравился, шутили, влюблялись, целовались. Погода и природа помогали влюблённым.

Мы с тобой в эти дивные вечера  часами  сидели у костра, говорили обо всём на свете, рассказывали друг другу о своей жизни.

 Выяснилось, что тебе нравится та же литература, что и мне. Что ты тоже любишь театр. По радио тогда часто исполняли песню «Карелия». Мне она очень нравилась. Ты тоже её похвалил. Я призналась тебе, что пишу стихи, ты в ответ стал читать свои. Это было в одну из последних ночей в пути, когда светила луна, сияли звёзды, костёр согревал нас,  твои стихи звучали, как песня о  нашем счастье. Мне они очень понравились. Ясная ночь была очень хороша, ты вздохнул и пожалел, что у тебя сейчас нет скрипки.

-         Такая ночь рождает в душе удивительные эмоции, я мог бы их сейчас передать только в музыке. Понимаешь, Верочка, я играю на скрипке исключительно для себя и своих друзей и лишь тогда, когда мне очень хорошо, как сейчас!

Я ответила, что тоже люблю хорошую музыку, но играть ни на каком музыкальном инструменте не  умею.

Так говоря о «всякой всячине» мы просиживали  с тобой все последние  вечера до рассвета.

 Как же мне хотелось, чтобы наш поход никогда не кончался! Но уже на четвёртый день пути лодки повернули назад к турбазе. Значит, ещё пять дней - и мы вернёмся в Палушу. Сказка кончалась.

За все наши ночи у костра ты только два раза поцеловал мне руку, прощаясь со мной до утра.  Это мне и нравилось, и одновременно было мало. Я ведь, Аркаша, уже влюбилась в тебя.

Помнишь, наш последний дождь перед возвращением на турбазу?

Погода все дни похода была отличной, солнечной, и мы избаловались. Все плащи, снаряжение, способное спасти от стихии, было убрано глубоко по рюкзакам на дне лодки. Достать что-то под проливным дождём, стало просто нереально. Все вымокли до нитки, пока причалили к берегу к каким-то жалким кустикам,  практически не спасающим от этого ливня совсем.

Кто-то предложил попробовать собрать хворост и разжечь костёр. Полуголые парни бегали с дровами и старались, как могли заставить их гореть. Костёр  благодаря общим усилиям запылал. В него стали бросать всё больше и больше хвороста, он стал огромным. Все полураздетые туристы скакали возле огня, стараясь спастись от дождя и холода. Вдруг дождь внезапно закончился. Мы возликовали! Все стали вытаскивать свои мокрые пожитки, чтобы их высушить.

У тебя в рюкзаке чудом сохранилась сухая рубашка, не успела я это увидеть, как почувствовала, что ты что-то надел мне на плечи. Как же  мне сразу стало тепло - не так  от неё, как от твоей заботы.

К вечеру приплыли в Палушу. На турбазе нас ждал пышный приём. Все громкоговорители «вещали» о нашем прибытии. Турбазовские жители приветствовали нас цветами, построившись  на пирсе. Повара вынесли подносы с компотом. По внутреннему радио объявили о вечернем празднике в нашу честь!

Вечером, и правда, было весело. Всех развлекал массовик- затейник. Я много раз видела на турбазах этих «массовиков», но обычно  их остроты  не смешили туристов, а раздражали, порой было даже  неловко за этих людей.

Здесь же массовиком работал остроумнейший дядька лет 50-55, не растерявший молодого задора  с замечательным чувством юмора. Он был то приятный рассказчик, то этакий великовозрастный озорник, но все его шутки вызывали неизменный весёлый и дружелюбный смех. Потом он решил показать обществу фокусы.  Это был просто  настоящий эстрадный номер, без халтуры, его фокусы действительно требовали ловкости рук. Когда публика радостно похлопала артисту, он медленно продемонстрировал суть каждого их фокусов, чем вызвал снова аплодисменты.  Я даже кое- что решила из них запомнить, чтобы, потренировавшись, потом самой показать их своим школьникам.

Мы были весь вечер рядом с тобой, но лишь заиграла музыка, ты вдруг куда-то пропал. В это время ко мне подошёл Володя из вашей лодки, чтобы пригласить меня танцевать. Я очень люблю танцевать, но мне так хотелось, чтобы вместо Володи был ты, Аркаша! Мы танцевали с ним, а я глазами искала и не находила тебя.  Володя водит хорошо, танцевать с ним было приятно. Но, что же ты, Аркаша, спрятался? Примерно через три-четыре танца я увидела тебя у дерева.  Объявили «белый» танец. Я хотела пойти к тебе, но к тебе уже подошла девушка и что-то сказала, ты ответил, она пожала плечами и отошла. Я поняла, что тебе не хочется танцевать. Почему? Не думаю, что с твоим слухом и чувством ритма ты не умеешь танцевать… Тогда почему? Мы опять танцевали с Володей. Он приглашал меня весь вечер, а ты весь вечер так и не подошёл ко мне. «Белых» танцев больше не было, а то я, вероятно, не вытерпела  бы и спросила тебя, что случилось?

Во время танцев и между ними Володя мне что-то рассказывал о себе и о людях, которых он знал. Говорить с ним, слушать его было интересно, но меня тянуло к тебе. Я весь вечер ждала твоего приглашения.

После танцев Володя пошёл провожать меня до палатки, а ты опять куда-то пропал.

Я легла в постель и стала думать о тебе, Аркаша.  Меня мучил вопрос, почему ты так себя повёл во время танцев?

 Как мне хотелось послушать твою игру на скрипке!

 Кажется, в ту ночь мне приснилось, что ты играешь для меня  в лесу у костра.»

                4.

Лес кончился. Ребятам осталось пройти поле , чтобы попасть в Мураново. Школьники прибавили шаг, увидев строения усадьбы Тютчева.

Вера Ивановна с трудом оторвалась от своих грёз.

Мальчишки побежали, девочки не поспевали за ними:

-  Вера Ивановна! Чего они бегут, мы устали, - пожаловалась Тамара.

-  Ничего, пусть бегут, а вы не спешите, всё равно экскурсовод без нас  не начнёт.

В усадьбе ребята сначала сдали в камеру хранения рюкзаки. Вера Ивановна нашла экскурсовода. Все в музее надели тапочки, чтобы не портить  старинный паркет и пошли за экскурсоводом разглядывать старый дом-музей, слушая о жизни и творчестве Баратынского и Тютчева. Школьников вела симпатичная женщина, которая читала ребятам стихи обоих поэтов, показывала нехитрую утварь и убранство дома, где они жили и творили в прошлом веке.

Ребята были согласны с экскурсоводом, когда она сказала, что этот музей особенный тем, что создаёт впечатление, будто хозяева дома вышли ненадолго и сейчас вернутся,  как будто их можно  здесь подождать. Мы как бы–гости их, пришедшие чуть раньше.

В кассе музея все ребята купили брошюры со стихами Баратынского и томики стихов Тютчева.

Настало время обеда, поэтому Вера Ивановна предложила по дороге в «Абрамцево» сделать где-нибудь у речки остановку, поесть, а потом продолжить маршрут. Ребята не возражали.

Путешественники прошли километр или два и тут увидели  речку Ворю. Мальчики быстро набрали сучьев, разожги костёр, а девочки взялись за приготовление обеда.

Пока девочки  готовили еду, мальчишки убежали на футбольное поле, мимо которого все только что проходили. У Васи был в рюкзаке мяч, который дождался «своего часа»!

Дружно поели, помыли посуду,  убрали мусор, кострище залили водой и, как всегда, накрыли дёрном,  после чего путешественники   двинулись дальше.

Примерно через час они входили на территорию  музея-заповедника «Абрамцево».

Ещё часа два - три ушли на осмотр самого музея, на «Домик на курьих ножках», на фотографирование  на обрыве возле «скамьи Врубеля». Потом, как и в «Мураново», ребята накупили разных сувениров.

 Вечером в  сторону станции шли не спеша, полные впечатлений от музеев, леса,  живописной реки Вори и замечательной прогулки.

Когда сели в электричку, чтобы ехать в Москву, кто-то из ребят спросил:

- Вера Ивановна, в следующие субботу и воскресенье куда поедем?

- Не знаю, предлагайте.

- Ладно, за неделю решим, - за всех ответила Оля.

Восьмиклассники сначала болтали, потом стали дремать. Воздух и поход разморили их, электричка укачивала, под неё хорошо спалось после целого дня путешествий.   Вера Ивановна улыбнулась, глядя на заснувших ребят и в который уже раз за сегодняшний день предалась воспоминаниям.

«Помнишь, Аркаша, этот мутный ручей, где мы ловили раков? Это было на второй день после возвращения  нашей группы из плавания. За завтраком Володя сказал, что знает, где здесь в речке живут раки. Ты пошутил, что и сам хотел ему показать, «где раки зимуют», чтобы он не морочил девушкам головы. При этом ты так выразительно посмотрел на меня, что мне стало весело.  Договорились отправиться  ловить раков. Я прежде никогда даже варёных раков не видела, хоть из  пословиц знала, что  варёные они становятся красными. Володя как главный «спец по ракам» прихватил ведро, в нём была для них какая-то приманка, противно пахнущая, и мы двинулись к реке.

То, куда мы вышли, рекой назвать вряд ли  было можно, это был небольшой мутный ручей. Но раки там действительно жили. До чего забавная была эта ловля. Каждый совал руки под коряги, пытаясь вытащить рака. Мне ни разу так и не удалось извлечь рака из воды, они от меня удирали, при этом неприятно защищались своими клешнями. Вы же с Володей натаскали полведра их из под коряг. Евгения Августовна с Ириной разожгли костёр, потом сварили этих ваших раков, они действительно стали все красными «как раки». Очень вкусная получилась трапеза. Володя, как бывалый рыбак, прихватил соль, хлеб, бутылку водки и вина. Водку пили вы, вино –мы. Никогда больше мне не приходилось есть раков, запивая их сухим вином. Эти вкусовые ощущения и сегодня рождают приятные воспоминания. Съев полведра раков, на обед мы, естественно, не пошли. До ужина гуляли вдоль озера все вместе, к нам присоединились ещё Люда из Ленинграда и Серёжа из Хабаровска. Приятно так погуляли, потом пошли ужинать.

Моя путёвка заканчивалась на следующий день, а у вас у всех было в запасе ещё два дня. Когда об этом узнали вы с Володей, каждый вызвался проводить меня на автобус.

 Весь следующий день я ждала, что ты найдёшь случай на прощание поговорить со мной наедине, что-то скажешь, прежде чем мы разъедемся по разным городам. Но ты не искал такой возможности.

 Володя пришёл ко мне в палатку за 10 минут перед тем как мне надо было выходить, чтобы успеть к автобусу. Он принёс лист бумаги со своим адресом, записал мой адрес, обещал прислать фотографии похода. На автобусной остановке стоял ты, ожидая нас с Володей, ты знал, что он пошёл ко мне. Ты протянул мне небольшой листок бумаги и попросил мой адрес. Я продиктовала адрес, хотела развернуть листок, но ты взял меня за руку:

-         Потом прочитаешь, когда будешь одна.

Подъехал автобус. Как мне хотелось поцеловать тебя на прощанье, но что-то в твоём лице удержало меня от этого порыва.

В автобусе я  хотела и боялась развернуть твой листок, развернула я его лишь на вокзале.  Там был твой адрес и стихи:

         Милой моей Верочке.

Как уравнять, соединить рассудок с сердцем?

Кого ругать, кого винить у этой дверцы?

                Сердечный стук твердит одно, зовёт, тревожит,

                А разум холодно глядит – понять не может!

Душа болит, терзает, рвёт, стремясь к единству,

 А память отдых не даёт - такое свинство.

 

Я не знаю, что со мной сделалось - истерика ли, припадок, ничего подобного ранее я никогда не испытывала. Мне было больно в груди, я теряла сознание от горя, что мы никогда не увидимся, а ты так и не узнаешь о моей любви.

 Твои стихи дали понять мне, что ты не свободен. Я знала, что не увижу тебя больше. Но мне нужна была полная ясность. Вот почему я написала тогда тебе это отчаянное письмо. В нём я просила немедленно ответить мне до востребования на Главпочтампт в Вильнюсе, через который я возвращалась в Москву.

Ты ответил мне, что женат, что у тебя хорошая жена и крошечный сын. И всё-таки твоё письмо, Аркаша, согрело  тогда моё сердце. Ведь оно было таким добрым, таким ласковым. Ты признался, что тоже полюбил меня, но не имеешь право предавать сына.

«Если наша с тобой любовь со временем погаснет, значит, была лишь влюблённость, ради которой нельзя разрушать семью, ну а если – нет, мы ведь не завтра умираем, найдём друг друга!»- заканчивал ты письмо.

«Милый мой Аркаша, где ты? Думаешь ли обо мне или уже забыл? Тебе хорошо, у тебя есть маленький сын, ради которого можно жить, а у меня только мои школьники. Конечно, они помогают жить, но не избавляют от одиночества.»

Поезд подошёл к Москве.

-  Пробуждайтесь, граждане, Москва  - столица нашей Родины. –

Вера Ивановна тронула за рукав Василия. Он открыл глаза:

-         Мужики, приехали, - громко повторил он за Верой Ивановной. Ребята повскакали с мест,  стягивая с верхних полок рюкзаки.

 Шумной ватагой высыпали на перрон.

«Милые мои ребятки, как много всего разного ждёт вас в жизни. Найдёте ли вы своё счастье? Хотелось бы, чтобы вам больше повезло, чем мне. А может быть и мне ещё повезёт, а, Аркаша?» - подумала Верочка, провожая ребят к метро.