Посмотри правде в глаза

Кто говорит ложь, погибнет. ©


- Мне не нравится наш провожатый, Ансельмо. Кто он вообще такой, этот чудак?
- Рекомендую Вас вести себя потише, сеньор. Это место небезопасно. Да и он Вас может услышать…
- Мне всё равно, твой проводник мне сильно не нравится. Эй, парень! А кто ты вообще такой? Сеньор Аларкон де ла Руи должен знать, кому он платит свои золотые, черт тебя подери!
Идущий впереди обернулся, и сеньор Аларкон де ла Руи моментально замолчал.
Было темно, но даже темнота не была способна скрыть безобразия его лица. Ансельмо и сам не мог привыкнуть к нему, хотя общался с этим послушником уже четвёртый день, не допуская до него сеньора. Кожа монаха была землистого густого оттенка, местами покрытая ожогами и струпьями черного и багрового цветов. Под светом факелом она казалась мокрой от гнили, хотя, вероятно, это был всего лишь пот, пусть и блестевший как слюда на солнце. От тела его несло неприятным запахом разложения, зловонного, как сама смерть, а вместо левого глаза на лице его зияла неестественная пустота.
Ансельмо предупреждал сеньора о невероятном уродстве их проводника, но, вероятно, испорченный потомок де ла Руи не принял его слова к сведению. В сущности, он не был таким уж испорченным, как считал Ансельмо, но он был долгое время отлучен от своего отца: проживал в крупном портовом городе Селоне, общался с молодыми девушками и получал необязательное для богатого дворянина образование. Оно-то его и испортило: Аларкон ничего не понимал в отцовском деле и капитале, зато мог часами разговаривать о светских философах-богохульниках и пить вино с бессмысленными дружками. Но не это расстраивало сеньора де ла Руи-старшего: в какой-то момент он понял, что сын его – совершенно безбожный обманщик, который плетет ложь так же умело, как испанские вязальщицы – кружева для платьев. Ему совершенно необязательно было этого делать, но сеньор Аларкон полагал это занятие чем-то вроде эстетической дисциплиной и не собирался его прекращать. Это-то и расстроило беднягу сеньора, и потому он отправил его в Елеазарский монастырь, чтобы тот прикоснулся к мощам святого и излечился от своей беззаконной лжи, иначе он лишится баснословного отцовского наследства.
Перед дорогой де ла Руи-старший подозвал к себе Ансельмо, чтобы порекомендовать ему провожатого.
- Иди в монастырь Сент-Беневенто, - сухо сообщил старый сеньор. – Спроси там монаха Касильду. Не смотри на женское имя, он принял сознательно, в честь Касильды Сарацинки. Он единственный знает дорогу в Елеазарский монастырь; ни один проводник не приведет вас туда, не ограбив.
Ансельмо внимательно слушал своего господина и клятвенно пообещал сеньору, что возьмет именно этого монаха как своего проводника.
Он не раз пожалел об этой идее: Елеазарский монастырь хоть и находился глубоко в горах, не был неизвестным местом. Быть может, стоило обойтись помощью одного из местных перевозчиков, что возят любопытствующих аристократов в горы… Сеньор де ла Руи-старший прав: эти разбойники непременно бы их ограбили, но они хотя бы не выглядели так, как этот несчастный монах Касильда.
Когда он впервые его увидел, то не смог сдержать ужасного вопля, вырвавшегося прямо из груди. Один глаз его впал внутрь, оставив снаружи лишь черную дырку, а второй казался сонным и больным, с яркими красными венами на голубоватых белках. На лице монаха покоилась смиренная и добрая улыбка, а его одежда отличалась простотой и аккуратностью, но Ансельмо хотелось с ужасом отстраниться от него. Но не смог, так как был поражен взглядом уродливого монаха: в единственном глазе его, как ему показалось, скрывались тьма и свет, доброта и истинное знание о нём, простом слуге Ансельмо.
- Я знаю Елеазарский монастырь, - сказал монах, и от тела его повело предсмертным зловонием. – Готовьтесь к длинной дороге. Сеньор должен её пройти. Иначе не вернётся.
- Почему? – спросил Ансельмо. Он догадывался об ответе (о Елеазарском монастыре ходили нехорошие слухи, ведь место, которое дарит правду, не может быть безопасным), но хотел это услышать от самого Касильды.
Красные нити в единственном глазу его напряглись, темный безгубый рот искривился, и монах, впервые за всю беседу, произнес длинную и пространную фразу:
- Лжесвидетель не останется ненаказанным, и кто говорит ложь, не спасется.
Ансельмо промолчал: ответ заживо умершего монаха не раскрыл ему ничего конкретного, однако он оказался куда полнее, чем любой из рассказов об опасностях гор.

И вот сеньор Аларкон де ла Руи-младший замер, пораженный взглядом единственного глаза заживо умершего священника. Ансельмо не знал, что чувствовал юноша в этот момент, но отдал бы многое, чтобы узнать: ведь юный сеньор никогда не сталкивался так близко со смертью.
- Идём дальше, - отрывисто произнёс сеньор Аларкон. – Я не хочу превратиться в камень.
Монах со смиренным спокойствием окинул капризного юношу взглядом единственного глаза и, ничего не ответив, повернулся обратно.
Аларкон был мрачен и подавлен. Ансельмо заметил, что юный сеньор хмурит брови и отпивает из белой фляги с вином. Он смотрел в сторону гор, и на небе появилась нежно-голубая предрассветная кайма.
Ансельмо не знал, что ему сказал взгляд Касильды, но Аларкон предпочел бы остаться без этого знания. Единственный глаз монаха обещал ему тихий покой и успешное прибытие в Елеазарский монастырь, но никак не дорогу обратно. Юный сеньор чувствовал, как в сердце его поселились когтистые черви, раздирающие его изнутри, и закашлялся – впервые за восемь лет.
Монах Касильда смотрел на него так, как на него бы смотрела сама правда, а это-то было невыносимым для Аларкона, и потому он попросил его отвернуться, подписав тем самым себе приговор. Ведь если он не может выдержать взгляда какого-то уродливого монаха, то разве сможет он выстоять в Елеазарском монастыре?
Сеньор де ла Руи-младший думал об этом и кашлял. Ансельмо молчал, с тревогой глядя на своего господина. Монах Касильда вёл процессию вперёд, и на камнях от него оставалась темная, старая кровь.
Впереди, на фоне нежно-оранжевого утреннего неба, возвышался Елеазарский монастырь, старый и древний, как эти горы, со вздувшейся кладкой, осыпавшейся краской и дырявой крышей. Сеньор Аларкон с тревогой смотрел на это место, со страхом ожидая своей гибели: он видел в нём не монастырь, но свою могилу, и это его пугало.
- Поворачиваем назад! – резко скомандовал он, до боли сжав узкие кулаки. – Мы достигли монастыря, и теперь мы можем отправляться обратно! Немедленно поворачиваем!
Монах Касильда вновь взглянул на испуганного сеньора, и когтистые черви, которые поселились в его сердце от взгляда проводника, разорвали его надвое.
Сеньор Аларкон де ла Руи-младший побледнел и медленно опустился на землю, не дыша и не шевелясь. Последнее, что он видел перед своими глазами, это кроткий и добрый взгляд заживо умершего монаха Касильды и мрачный гнилой крест на прохудившейся крыше Елеазарского монастыря.