Женщина под дождем. Часть 2

Английский замок привычно щелкнул, как факир пальцами, и отрезал пути к отступлению безвозвратно. Ударил металл о металл – щелк! – и все…
   Татьяна всем телом окунулась в зябкий предгрозовой ветер, поежилась, прижала сына к себе. Ветер был не по-майски резок, он кружил по дороге вихревые завитки из пыли и мусора. Деревья неестественно гнулись под самыми дерзкими его порывами. Где-то вдалеке, в самой глубине сливово-черного неба, многообещающе пророкотал гром. Татьяна глянула на клубящееся мрачными тучами небо и заторопила сына. Тут уж не до дома – успеть бы нырнуть под спасительный козырек автобусной остановки…
   Но дождь опередил их…Он хлынул внезапно – холодный, беспросветный, серый. Длинное Танино платье из тяжелого зеленого шелка моментально промокло и липко обтянуло ноги, что мешало бежать. Густые кудри, взбитые высоко на затылке в честь праздника, потекли по плечам и груди, заструились по телу толстыми мокрыми змеями.

   - Пашенька, скорее! – она тянула сына, поспешно срезая путь по раскисшей тропинке, а струи острого, как проволока, дождя уже взрывали и месили  грязь под их ногами. Туфли утопали в жидкой земле, каблуки-шпильки цеплялись ха переплетенные коренья растений, грозя хозяйке падением.
   - Господи, да что же это! – досадливо причитала Татьяна, уже десяток раз пожалев о том, что не взяла с вахты охраны ключа от детского сада. Будь он сейчас – они бы вернулись, но…
   Вот и спасительная остановка. Испуганные глаза ребенка, большие, серые; насквозь промокшая его белая рубашка – вот тебе и праздничек! Вот и выпускной бал! Татьяна заглянула в сумку в надежде найти сухие платки, и ахнули – влага проникла и туда, намертво склеив между собой Пашкины грамоты и фотографии. Даже деньги, припрятанные в боковой кармашек, можно было выжимать…
   «Не плакать, только не плакать…» - мысленно твердила Татьяна, крепко прижимая к себе сына, чтобы согреть его своим телом. Сынок, хоть и дрожал крупной дрожью, выпуская пар изо рта, так же крепко обнимал ее. Это хорошо, что Пашка рос настоящим мужиком – после смерти отца, такой внезапной и неожиданной, обрушившей в одночасье весь их привычный мир, он еще ни разу не заплакал и не разу ничего не попросил у нее. Даже конфетки в магазине. Словно понимал, что теперь он – старший и единственный мужик в доме.
   «Потерпи, сейчас придет автобус», - шептала она ему на ушко, но проходила минута за минутой, а долгожданного автобуса все не было. Эх, не дождь бы, добежали бы они эти четыре остановки до дома пешком, но ливень все стоял перед ними густой беспросветной пеленой. Дороги вздулись и потекли реками – ливневая канализация не справилась. И улицы вымерли…
   «Так неровен час и пропустим транспорт в такой пелене» - подумала Татьяна, и, легонько отстранив сына, вынырнула снова под дождь, ахнув от холода, но продолжая вглядываться вдаль. Хотя – какая даль? – за метр видимости не было! Вода налилась ей в туфли, потом скрыла их, и Таня, перестав жалеть себя, вышла по воде почти на середину дороги.
   И тут из-под влажной завесы показалась легковушка, она ехала медленно, пуская по дороге волны дождевой воды. Прямо перед Таней машина слегка притормозила, дала ей отойти в сторону, а потом плавно вырулила ближе к остановке. Из открывшейся дверцы показалась рыжая голова. Мужчина, явно в годах, смотрел на Татьяну пристально, словно пытался разобраться в себе, знакомы они, или ему это показалось. Потом, словно встряхнувшись, он выскочил из машины и подошел к ней:
   - Садитесь скорее, я подвезу вас!
   Таня метнулась за Пашкой, но мужчина опередил ее. Он подхватил сидящего на скамейке озябшего ребенка и занес его в салон машины, на заднее сидение.
   - Держись, джигит! – сказал он хмуро, и тут же закутал мальчика в какую-то старую поношенную куртку.
   Таня хотела сесть к ребенку, но нечаянный спаситель уже открыл для нее дверцу переднего сидения. Когда он наклонялся, Таня видела, как струи дождя били в его спину, в его затылок, как  человек фатально промокал, помогая ей выбраться из дождевой западни.
   - Ой, я намочу тут Вам все, - попыталась она оправдаться, понимая, что вместе с ее платьем и длинными мокрыми волосами большая вода неизбежно попадет в салон автомобиля.
   - Не беспокойтесь, - ровным голосом ответил его владелец, - эта машина у меня рабочая, для вылазок за город, на работу я езжу на другом автомобиле.
   «Странно, - подумала Татьяна, мельком осматривая мужчину, - на миллионера он не похож, даже на подпольного».
   И в самом деле, был он уже солидных годов, примерно за шестьдесят, как раз в том возрасте, когда у мужчин старшие внуки уже заканчивают школу, а младшие отгуливают свои выпускные в детском саду, как ее Пашка. Татьяна заглянула на заднее сидение – там ее богатырь, едва согревшись, уже спал крепким сном.
   - Нам на Железнодорожную, - сказала Таня, и тут же, словно оправдываясь, добавила, - Правда, деньги у меня совсем промокли. Но они есть…вот они.
   Она полезла в сумочку, но мужчина остановил ее.
   - Вы совсем с ума сошли! – вскрикнул он таким тоном, словно она обидела его, - не вздумайте! Никаких денег я с Вас не возьму! Я…
   Тут он словно хотел сказать что-то еще, но осекся, как-то странно посмотрел на нее. Потом отвернулся. Помолчал. И только потом завел машину, и они тронулись.
   …Ехать сквозь сплошную пелену дождя оказалось непросто. Усталые «дворники» не справлялись с обилием влаги. Объемные капли словно прилипали к лобовому стеклу, размазывались по нему,  как клей, но вил сквозь стекло яснее не становился. Несчастные четыре остановки они плелись почти сорок минут.
   За это время Таня успела разглядеть своего спасителя. Был он скорее сед, нежели рыж, как ей первоначально показалось. Волосы его, длинные, сивые, давно немытые, сначала мокрыми пучками свисали на плечи, а теперь, подсохнув, встали дыбом, от чего его лицо, изборожденное морщинами и казавшееся поначалу строгим, теперь, наоборот, приняло слегка комическое выражение. И Таня рассмеялась бы, но глубокая межбровная впадина на лице незнакомца свидетельствовала о том, что владелец ее бывал чаще хмур, чем весел, и потому реакция Таня могла его обидеть.
   Одет он был весьма небрежно: рубашка его была вымазана какой-то краской, а брюки испачканы глиной, стоптанные башмаки говорили о том, что их хозяин отнюдь не щеголь. Руки у мужчины были большие, ногти круглые и нечищеные.
   Разглядев все это, Таня подумала: «Работяга…Может, пенсионер какой, с дачи едет.» И подумав так, она перестала стесняться, и они понемногу разговорились. Только  через полчаса Таня поймала себя на мысли, что говорила преимущественно она – и про любимую работу, и про деток, к которым душа прикипела, и про толстую, но «суперскую» заведующую Игнатьевну, которая пила «как конь», но при этом умела быть не только душой компании,  но и большим заботливым сердцем всего коллектива.
   Она говорила и говорила, а задумчивый ее собеседник только изредка вставлял удивленные вопросы и еще реже скупо улыбался. Но ему, почему-то, хотелось верить.
   Машина уже давно стояла недалеко от ее подъезда, дождь тоже выработал свой лимит и постепенно стихал, а они все сидели в машине, сначала по причине ливня, потом из-за Пашеньки, которого так не хотелось будить.
   Когда же Татьяна уже насмелилась открыть дверцу «Жигуленка» наружу, мужчина, наклонившись вдруг перед ней, поймал ручку дверцы и снова ее захлопнул.
   - Не думаете же Вы, что я так просто отпущу Вас, - сказал он хмуро, - Я с первого взгляда на Вас понял – Вы то, что я так долго искал. Поэтому не торопитесь.
   Татьяна ошарашено осела. Она оглянулась на спящего сына и только теперь увидела на дне машины толстую веревку и саперную лопатку, перемазанную в глине. А из бардачка, дверца которого была давно выломана, торчали деревянные рукоятки, видимо, ножей…