Уроки любви

               
                «Из двух сестер всегда одна
                смотрит, а другая танцует»
                - Луиза Глюк

     «Подрастают наши младшие сестренки, незнакомые ребята ходят к ним, и стоим мы незаметные в сторонке, чуть ревниво за сестренками следим. Мы катали их на саночках когда-то, защищали от мальчишек во дворе, покупали им на первую зарплату апельсины в золотистой кожуре. Вот сбегают вниз по лестничным пролетам, только слышен каблучков веселый стук, неужели стал для них дороже кто-то, неужели изменилось что-то вдруг?» - И. Шаферан, эстрада 70-х.

     Мое детство кончилось, когда мне было 10 лет. 
     Жарким июльским утром я проснулся очень рано, учуяв сквозь сон в атмосфере дома нечто странное. Родители почему-то отсутствовали, на кухне копошилась соседка, а ее муж сидел за нашим семейным обеденным столом и пил портвейн. Пил он его регулярно, в т. ч., бывало, и с раннего утра и в этом ничего странного не было. Но у нас в доме?! В, накинутом на плечи, папином прокурорском кителе и ветхих семейных трусах?! Увидев меня, он деловито сообщил, – Родители поехали в магазин выбирать тебе братика! – И зачем-то хитро подмигнул. Через время, один и с пустыми руками, вернулся отец и на мой логический вопрос – А где мама? – ответил, что осталась в очереди ожидать.      
     Мамы не было очень долго. Зато вдруг приехала мамина мама, моя бабушка.   
       …через неделю я прибежал с рыбалки и застал в доме возбужденную суету. Батя и сосед таскали из угла в угол странное сооружение, похожее на кроличью клетку, и переругивались с бабушкой – Здесь не поместится! – Здесь мало света! – Здесь сквозняк!  Похудевшая мама мимоходом обняла меня  и продолжила что-то обсуждать со знакомыми тетками, которых набежала тьма. А на МОЕЙ кровати лежал кряхтящий, постоянно зевающий, корчащий издевательские рожи, краснолицый сверток, и бабушка сообщила  мне, что  это  Лариска. Моя  младшая сестра, т. е.
Братиков, мол, не завезли.
      
     …Очень скоро я понял, что мое детство – в прошлом. Мир, принадлежавший только мне, перешел к сестре. Про меня вспоминали  только,  - «Не шуми, разбудишь!»  – «Посиди рядом, покачай» - «Следи, чтоб не тянула в рот всякую гадость!» - «Поделись конфетой!» - «Завяжи ей шнурки!» - «Возьми с собой на улицу!» - «Покажи ей, объясни!» - «Почему у нее царапина на коленке?!» и, как приговор, - «Ты ведь старший брат!» 
     Я был виновен даже в том, что однажды в МОЕЙ тетради, которую я успел сдать на проверку учительнице, в конце МОЕГО сочинения, красовалась парочка держащихся за руки разноцветных тараканов. Они были любовно выписаны во весь разворот и раскрашены маминой губной помадой и маминой глазной тушью, предварительно разбавленной водой. Это были я и сестра. В ее видении, конечно.
    И полная катастрофа. Позвонила девушка, которой я на каждое свидание носил цветы и читал возвышенные стихи, и сестрица выдала – А Петя занят, он какает!

     Лариске было почти семь, я закончил 10-й. И услышал, как она рассказывает подружке, - «У меня классный брат. Хочешь, я ему скажу, и он даст по голове Кольке?!»  Дворовый хулиган Колька был главным обидчиком подружки. Это был урок любви. Для меня.
     В 70-м ушла мама. Лариса была в 3-м классе, я пришел из армии. Нам с батей, мужикам, надо было растить и обихаживать девочку. Я продолжал учиться любить.
    
     …продолжал, еще и потому что в том же, или подобном, магазине годом раньше моя тетя Лида прикупила мою двоюродную сестренку Лену.  При самом факте покупки я не присутствовал, но хорошо запомнил наше знакомство. Лежа на спине, она все время держала руки и ноги кверху. Причем руки, по  необходимости,  изредка опускала.  Ноги – никогда.
     Даже бутылочку с молоком она, бывало, грациозно поддерживала ножкой. Мы с бабушкой придумывали имена ее пальчикам, - Медок, Сахарок, Малинка, Конфетка, Карамелька и т. д.  Пальчики  и  в самом  деле все поголовно были похожи на леденцы. Самая крутая сладость, - попа - обладала особым статусом пирожного.
    
     …ее собрались купать. Было видно, что она сильно волнуется, (пихалась, выкручивалась, скрипела), что все это купание для нее мука, и ужас, и риск, и угроза, и надо спасаться. И тогда я подлез под бабушкин локоть и дал Ленке свой палец и, видно, угадал, сделал, что надо было, - она схватилась за него, как утопающий за соломинку и успокоилась. Так крепко и отчаянно ухватилась, что я понял, - она мне одному доверяет свою драгоценную молодую жизнь. И когда я обо всем этом догадался, когда я понял, как ей трудно, бедняге, и страшно, я сразу стал ее любить.

     Потом была жизнь. Разные жизни. Мы трое, так вышло, существовали в отрыве друг от друга, отталкиваясь и изредка притягиваясь. Я и мои сестры. Но многое из того, что нужно знать мужчине, человеку, я узнал, благодаря им. Одна из них недавно написала мне – «…мы  успели  сделать  то, что  не  удалось при жизни нашим родителям. Ощущение сближения, родства и благодарности…»   
     К нам пришло понимание, - отрезок бывает длиннее целого, бриллиант – дороже короны, а сумма жизни может быть меньше, чем один ее эпизод. 
       
     Я иногда ловлю себя на мысли, - моя жизнь была бы другой, не будь в ней Лариски и Ленки, если бы много лет тому назад моя мама и тетя Лида не пошли бы в магазин и если бы в него не завезли сестричек.