Святослав Князь киевский

СВЯТОСЛАВ I (ИГРОРЕВИЧ) РЮРИКОВИЧ
КНЯЗЬ КИЕВСКИЙ
931 – 972 гг.

1. РОДИТЕЛИ.
Князь Игорь Рюрикович  (878-945)
Княгиня Ольга /Болгарская/ (885-969)

Из «Повести временных лет»:
Игорь заключает мир с Византией, в предыдущем (944) году взяв с неё дань в большем размере, чем собирал ранее Олег.
945 год:
…царь (Роман, 920-945) прислал к Игорю лучших бояр с мольбою, говоря: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и ещё к той дани».
Игорь же начал княжить в Киеве, мир имея ко всем странам. И пришла осень, и стал он замышлять поход на древлян, желая взять с них еще больше дани.
Когда же шел он назад, - поразмыслив, сказал своей дружине: «Идите с данью домой, а я возвращусь и пособираю ёще». … с малой частью дружины вернулся, желая большего богатства.
… и древляне выйдя из города Искоростеня, убили Игоря и дружину его, так как было её мало. И погребен был Игорь, и есть могила его у Искоростеня в Древлянской земле и до сего времени. [1]

Татищев отмечает:
Имел Рюрик несколько жен, но более всех любил Ефанду, дочерь князя урманского , и когда та родила сына Ингоря, ей обещанный при море град с Ижорою в вено дал [как дар жениха за невесту]
(Урмания должна быть областью в Швеции. Думаю, не оную ли Байер, гл. 32, р. 13, Раумдалия именует. Нестор их между варягами, н. 45, положил)


Игорь родился, вероятно, между 875-879 годами от урманской (шведской) княжны Ефанды.
Урмания (Сурмания, Судермания), находится рядом с Готландией на южном побережье Швеции.

Карамзин отмечает:
Купцы Новогородские имели свою церковь на острове Готландии, где цвел богатый город Визби, заступив место Винеты, и где до XVII века хранилось предание, что некогда товары Индейские, Персидские, Арабские шли чрез Волгу и другие наши реки в пристани Балтийского моря. Известие вероятное: oнo изъясняет, каким образом могли зайти на берега сего моря древние монеты Арабские, находимые там в большом количестве. - Готландцы, Немцы издавна живали в Новегороде.

Таким образом, происхождение княжны Ефанды из Судермании вполне вероятно, учитывая, что Рюрик сам был родом из Швеции.

Татищев отмечает:
Рождение Игорево едва не во всех списках пропущено, но в Раскольничьем только написано, и годы положены три подряд: 873-й, 874-й, 875-й; из-за того я положил в последнем, в 875-м, взирая, что в приходе его в Киев 882-м написано, что его Олег, как младенца, нес.
Он женился с Ольгою в 903-м, значит, тогда ему было 28 лет, которое с обычаем несогласно, ибо женились прежде 20 лет, разве имел иных, да умолчано.
Другие же, видя, что оного рождения не упомянуто, вносили гораздо старее, не рассмотрев обстоятельств, как например, в списке Нижегородском – 861-й, прежде прихода Рюрикова, в Ростовском – 864-й, в Оренбургском – 865-й; посему приход его в Киев в 21 год, в 18, а по последнему 17 лет, что браку с Ольгою еще более не согласует. Имя сие нордманское, т.е. северных народов, у датчан, норвегиан и шведов употребляемое, боле точно Ингор, как в гл. 4, н. 30, обстоятельно показано.

В данном месте Татищев противоречит сам себе. Если Игорь родился в 875 г., то в 882 ему было уже 7 лет, возраст о котором уже не принято говорить как о младенческом. Младенческий возраст обычно принят до 3 лет, с некоторой натяжкой можно говорить о 5 годах. Тогда, Игорь мог родиться между 877 и 879 годом. Из которых наиболее вероятен 878 г. Следует учитывать, что очень мало вероятно, чтобы юный князь в возрасте 7 лет въезжал в Киев на руках своего регента. К этому возрасту, мужчины уже овладевали азами верховой езды. Иное дело 4-х летний ребенок, который еще не мог самостоятельно сидеть в седле.

Следует отметить, что в «Повести временных лет» эпизод въезда Олега в Киев с Игорем на руках не описан, но вплетён в повествование, как факт незаслуживающий особого внимания. Вполне возможно, что это более поздняя вставка, появившаяся при многочисленных правках "Повести":
(882). Выступил в поход Олег, взяв с собою много воинов: варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей, и пришел к Смоленску с кривичами, и принял власть в городе, и посадил в нем своего мужа. Оттуда отправился вниз, и взял Любеч, и также посадил мужа своего. И пришли к горам Киевским, и узнал Олег, что княжат тут Аскольд и Дир. Спрятал он одних воинов в ладьях, а других оставил позади, и сам приступил, неся младенца Игоря. И подплыл к Угорской горе, спрятав своих воинов, и послал к Аскольду и Диру, говоря им, что-де «мы купцы, идем в Греки от Олега и княжича Игоря. Придите к нам, к родичам своим».
Когда же Аскольд и Дир пришли, выскочили все остальные из ладей, и сказал Олег Аскольду и Диру:
«Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода", и показал Игоря: "А это сын Рюрика».
И убили Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли Аскольда на горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор; на той могиле Ольма поставил церковь святого Николы; а Дирова могила - за церковью святой Ирины.
И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег: «Да будет это мать городам русским».
И были у него варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью. Тот Олег начал ставить города и установил дани словенам, и кривичам, и мери, и установил варягам давать дань от Новгорода по 300 гривен ежегодно ради сохранения мира, что и давалось варягам до самой смерти Ярослава.

Гибель Игоря так же имеет не однозначную трактовку в исторических источниках. В «Повести временных лет» приводится версия о двойном сборе дани, при чем второй раз с малой дружиной. При этом накануне  Игорь взял хорошую дань с Византии и собирать вторичную дань с древлян не было никакой нужды.
Некоторые исследователи объясняют второй поход Игоря на древлян, тем, что Свенельд собрав дань, не поделился ею с Игорем:
(945) В тот год сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью и себе добудешь и нам».

Ситуация абсурдна:
Во-первых, в начале года подписан договор с Византией, при этом в предыдущем году (944) дружина на обращение к ней Игоря отвечает ему:
«Если так говорит царь, то чего нам еще нужно, - не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто – кому одолеть: нам ли им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле ходим, но по глубине морской: всем обща смерть»
То есть в предыдущем году дружина уклоняется от нападения на Византию, получив выкуп, а уже осенью следующего года она вдруг неожиданно обнищала.

Во-вторых, дружина противопоставляет себя Свенельду, который, судя по тому, что остаётся в Киеве с княжичем Святославом, является доверенным лицом Игоря. Если Свенельд присвоил дань принадлежащую Игорю, то, как тот решился оставить с ним своего наследника?

В-третьих, Свенельд сохраняет свои позиции при княжеском дворе и после смерти Игоря, являясь одним из первых воевод Святослава, а затем и его сына Ярополка, что было бы мало вероятно, будь он причиной гибели Игоря, как это пытаются представить современные исследователи.

Но вот Мавро Орбини по этому поводу отмечает:
Дойдя до Гераклеи и Никомедии (ad Heraclea, & Nicomedia), он (Игорь) потерпел поражение в битве и на пути домой был убит князем славян древлян Малдитом (Malditto Principe de gli Slaui Drevauliani) в месте, называемом Корест (Coreste), где и до сих пор покоится его могила.

Очевидно Орбини ошибочно указывает Гераклею и Никомедию в качестве военных целей Игоря, так как в предшествующем году он заключил мир с Византией и получил хорошую дань с Константинополя. К тому же Коростень находится северней Киева и Игорь не мог попасть туда миную Киев, если бы он возвращался из Византии. Вероятней всего поход был на северо-запад, в земли полян на Вислу или в земли жмуди на Неман. Возможно, Игорем в этом походе была предпринята попытка выхода на Балтийское море.

Это подтверждается письмом Цимисхия.
В 970 году в письме Святославу византийский император Иоанн Цимисхий напомнил о судьбе князя Игоря, именуя его Ингером. В изложении Льва Диакона император сообщал о том, что Игорь отправился в поход на неких германцев, был захвачен ими в плен, привязан к верхушкам деревьев и разорван надвое.

Сразу же после гибели Игоря Мал направляет сватов к вдове Игоря Ольге, хотя как отмечает Татищев у него к этому времени могли быть и другие, боле молодые и привлекательные жены.

Древляне ещё с Олега, и особенно после 914 года, когда они предприняли попытку выйти из под власти Киева, были данниками Игоря и обязаны были участвовать с ним в его походах. Очевидно, гибель Игоря была следствием случайной потасовки между ним и Малом, которой последний и попытался воспользоваться. Это косвенно подтверждается тем, что несколько источников указывает на место захоронение Игоря под Коростенем, что было бы мало вероятно, если бы его смерть была связана с местью, особенно в такой уничижительной форме как разрывание деревьями.

Косвенно не причастность Мала к гибели Игоря подтверждается тем, что Ольга навязывает Святославу брак с дочерью Мала Малушей, от которого рождается Владимир, ставший любимым внуком Ольги.

Малуша, по летописи дочь Малка Любчанина - ключница княгини Ольги, наложница Святослава. Ольга (а вероятнее сам Святослав) сослала Малушу в село Будутино (Будник, близ Пскова?), где Малуша родила сына Владимира.

Д. Прозоровский («О родстве святого Владимира по матери», в «Записках Императорской Академии Наук», V) считал ее дочерью Мала древлянского и объяснял его прозвание «Любчанин» тем, что Ольга после древлянского погрома поселила его в Любече, вероятно в качестве узника.

А. Шахматов видит в ней дочь Miskin'ы-Мистиши Свенельдича и полагает, что Малком Любчанином ее отец сделался через ряд последовательных замен и осмыслений.

М. Грушевский отнесся отрицательно к выводам обоих.
Имя Малуши, по Шахматову - славянизированное Малфред.
До него Д. Иловайский (в «Разысканиях о начале Руси», Москва, 1882, издание 2-е, стр. 357, примечание) пришел к выводу, что Малфред есть только скандинавская переделка имени Малуши (естественная для ключницы, ставшей, по сыну, княгиней).

Татищев отмечает:
(903) Когда Игорь возмужал, оженил его Олег, выдал за него жену от Изборска, рода Гостомыслова, которая Прекраса звалась, а Олег переименовал ее и нарек во свое имя Ольга (33). Были у Игоря потом другие жены, но Ольгу из-за мудрости ее более других чтил.
(33) Ольга от рода Гостомысла. Иностранные указывают ее дочерью Гостомысла, ч. II, н. 43, 58, 76. В Прологе маия 11 грубейшая ошибка, что крестьянкою и на реке перевозчицею названа, чему и Нестор противоречит, говоря: Олег же приводе Игорю жену от Изборска. Следственно, Олег избрал, а не Ингорь сам женился. К тому видим, что все князи и прежде и после женились на дочерях княжеских, а на крестьянских ни единого. В Прологе ж славянское ее имя Прекраса превратили в прилагательное прекрасная, которое Олег от любви переименовал в свое имя Ольга, а при крещении Елена, как то в н. 14 и 30 о постепенных переменениях сказано.

Из «Повести временных лет»:
(903) Игорь вырос и собирал дань после Олега, и слушались его, и привели ему жену из Пскова, именем Ольгу.

В 903 году Игорю 25 лет (если принято дату его рождения 878 год). Ольга, вероятно, его первая жена. Для первого брака это очень поздний брак для того времени.

Татищев отмечает:
(76) Ольга княгиня в некоторых манускриптах от Пскова, только в одном Раскольничьем от Изборска, и сие более право, ибо тогда Пскова еще не было. Еще же Нестор не написал бы Псков, но Плесков, как он тогда именовался, и в Прологе, июля 11, написано плесковитянка, но о роде не показано. В Минее, того же числа, в житии ее написано так: «Родилась Ольга в области Псковской в веси Выбутовской, которая ныне есть близ Пскова, града же оного тогда не было»; о роде ее в Минее неправо, якобы из простого люда была и на реке перевозилась, где ее Игорь узнал; более доказательно, что она была рода прежних князей славянских, внучка Гостомысла…

Карамзин отмечает:
… в особенном ее житии и в других новейших исторических книгах сказано, что Ольга была Варяжского простого роду и жила в веси, именуемой Выбутскою, близ Пскова; что юный Игорь, приехав из Киева, увеселялся там некогда звериною ловлею; увидел Ольгу, говорил с нею, узнал ее разум, скромность и предпочел сию любезную сельскую девицу всем другим невестам. Обыкновения и нравы тогдашних времен, конечно, дозволяли Князю искать для себя супругу в самом низком состоянии людей, ибо красота уважалась более знаменитого рода; но мы не можем ручаться за истину предания, неизвестного нашему древнему Летописцу, иначе он не пропустил бы столь любопытного обстоятельства в житии Св. Ольги. Имя свое приняла она, кажется, от имени Олега, в знак дружбы его к сей достойной Княгине или в знак Игоревой к нему любви.

О рождении Ольги ничего не известно. Учитывая, что свадьба с Игорем состоялась в 903 году в возрасте 15-20 лет, то можно предположить, что она родилась между 883 и 888 годами. Наиболее вероятная дата 885 г.

Из Пискаревского летописца:
В лето 6411 (903) Игореви же возрастшу и хожаше по Олзе, и слушаше его, и приведоша ему жену от Плескова именем Ольгу. Нецыи же глаголют, яко Ольгова дщери бе Ольга.

То есть был слух, что Ольга была дочерью Олега.

Из рукописного сборника «Новый Владимирский Летописец»:
Игоря же ожени (Олег) въ Болгарехъ, поятъ же за него княжну Ольгу, и бе мудра вельми.
(ЛЕО1; НИКВ с. 101)

Таким образом, мы имеем четыре версии происхождения Ольги:
1. Простолюдинка из под Пскова.
2. Дочь князя Гостомыса.
3. Дочь Олега.
4. Болгарская княгиня.
Первые две версии мало убедительны.

Олег принудительно женит Игоря (возможно из-за уклонения им от супружества), но тогда, мало вероятно, что в качестве будущей княжны он предложил бы ему простолюдинку.

Версия происхождения Ольги от Гостомыса кроме как у Татищева более ни где не встречается.

То, что Ольга могла быть дочерью Олега вполне возможно, но то же подтверждается всего одним источником, и то опирающимся на слухи. В некоторых источниках упоминается, что Ольга была ребенком воеводы Свенельда и болгарской княжны.
А вот Плесков, а не Псков упоминается в нескольких источниках.

Плиска была столицей Болгарии с 681 по 893 годы. Болгарские хроники повествуют, что основателем города был хан Аспарух. Византийские историки Георгий Кедрин и Анна Комнина называли это город в своих трудах так: «Плискуса». Он занимал территорию в 23 кв. км, и был окружён рвом и земленым валом.
Плиска была разграблена византийской армией в 811, но скоро захватчиков оттеснил хан Крум (см. Битва при Плиске). Хан Омуртаг поощрял ремеслеников. В 886 Борис I основал Плискую литературную школу, которую возглавил Наум Преславский.
Именно в Плиске в 882 Владимир Расате пытался реализовать возврат к язычеству. Затем это выступление подавили и Борису I наследовал Симеон I. Одним из первых шагов нового правителя было перенесение столицы из Плиски в Преслав, укреплённый город недалеко от бывшей столицы, где язычество не было так сильно.
На протяжении X века значение Плиски падало, тогда как в Преславе концентрировалась власть и ресурсы. Во время атак Киевской Руси и Византийской империи между 969 и 979 годами город был разрушен, но заново восстановлен не был.
Руины древнего города лежат в 3 км от современной Плиски. Это место сейчас охраняется болгарским государством.

Таким образом, в конце 9 века Плиска была вторым по значению городом Болгарии, ещё во многом сохраняя свое значение бывшей столицы. Учитывая, что «Новый владимирский летописец» прямо называет Ольгу болгарской княжной, а остальные плесковитянкой из Плескова, а самого Пскова тогда еще не было, то эта версия представляется наиболее убедительной. Эта же версия находит свое косвенное подтверждение в тяготении Ольги к христианству сначала византийскому православию, а затем к римскому католицизму.
Необходимость изменения происхождения Ольги была вызвана еретическим направлением болгарского христианства того времени – арианством. Что при зачислении её к лику святых в православной церкви было компрометирующим обстоятельством.

Женитьбе Игоря предшествовала война в 902 году в Болгарии. Война была проиграна, что могло оказать влияние на молчание русских хроник о роли в ней Олега, который вполне мог выступать на стороне Симеона.

Татищев отмечает:
Но Симеон вскоре, снова силы собрав, венгров крепко победил и к миру принудил.

Следствием этого союзнического акта и могла стать болгарская княжна Ольга. Олег же выполняя свои союзнические обязательства, совершает свой первый поход на Константинополь в 907 году всего через 4 года после женитьбы Игоря. До этого его интересы не простирались далее близ лежащих земель. И уже в 912 году Олег заключает договор с Византией о торговом сотрудничестве, при чем не в Киеве, а в Константинополе. А в 914 году мир с Византией заключает и Симеон.

Высокородное происхождение Ольги косвенно подтверждается событиями после гибели Игоря. Мал сразу же присылает к ней сватов, хотя у Игоря вероятно были и другие, более молодые, жены, но ему нужна была не вообще жена Великого князя, а именно княжеского происхождения, каковой очевидно являлась только Ольга.
Другим косвенным доказательством болгарского происхождения Ольги является желание Святослава перенести столицу Руси на Дунай и всем ходом его болгарского похода (например, переходом на его сторону прорусски настроенной части болгарского войска, добровольного принятия его управления отдельными городами Болгарии и т.д.).
Ещё одним косвенным доказательством болгарского происхождения Ольги является собственно имя Святослава, характерное для южных славян, и не характерное для северных славян X века.

В «Велесовой книге» встречаются следующие имена князей и воевод в период 4-9 веков:
Болорев (350-380) - Князь Голуньский
Воеводы князя Болорева:
Гордыня - противостоял готскому вождю Триедору в войске Германареха  в битве 361 года на Дону.
Сегеня - противостоял Гулареху в 377 году, в единоборной схватке лично убил готского короля.
Белояр -  охранял  юго-восточные границы Руси на Каспийском и Азовском морях.
Бокс  (380-390) - Князь Киевский, убит внуком Германареха Амалом Винитаром.
Свентояр  (390) - Князь Киевский и Голуньский.
Белояр  (450-470) - Князь Киевский.
Скотень - охранял Азовские степи,  отражал совместно с иранцами набеги хазар.
Кий II  (470-500) - Князь Киевский.
Славер Лебедян  (500-520) - сын Кия II, князь Киевский.
Верен  (520-540) - из Великограда, князь Киевский.
Сережень (540-550) - Князь Киевский.
Меземир  (550-552) - Князь Киевский.
Бравлин I  (770) - Князь Новгородский.
Бравлин II  (810) - Князь Киевский, внук Бравлина I.
Криворог  (840-855) - Князь Киевский из рода Белоярова.
Кисет (855-858 ) - Князь Киевский.

Несмотря на то, что уже не редкость двусловные имена с окончаниями –яр и –мир, мы не встречаем имен с окончанием «слав». Хотя для более раннего периода, когда к власти чаще приходили южные славяне, имена с окончанием –слав были не редкость (например, Мезислав, Боруслав, Горислав)
Если в договоре Олега 912 года мы видим в основном варяжские имена, вероятно не характерные для славянского именослова, то в договоре Игоря 945 года больше славянских имен, чем варяжских:
(1) Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы:
(2) Вуефаст от Святослава, сына Игоря;
(3) Искусеви от княгини Ольги;
(4) Слуды от Игоря, племянник Игорев;
(5) Улеб от Володислава;
(6) Каницар от Предславы;
(7) Шихберн Сфандр от жены Улеба;
(8) Прастен Тудоров;
(9) Либиар Фастов;
(10) Грим Сфирьков;
(11) Прастен Акун, племянник Игорев;
(12) Кары Тудков;
(13) Каршев Тудоров;
(14) Егри Евлисков;
(15) Воист Войков;
(16) Истр Аминодов;
(17) Прастен Бернов;
(18) Явтяг Гунарев;
(19) Шибрид Алдан;
(20) Кол Клеков;
(21) Стегги Етонов;
(22) Сфирка...;
(23) Алвад Гудов;
(24) Фудри Туадов;
(25) Мутур Утин;
купцы Адунь, Адулб, Иггивлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Туробид, Фуростен, Бруны, Роальд, Гунастр, Фрастен, Игелд, Турберн, Моне, Руальд, Свень, Стир, Алдан, Тилен, Апубексарь, Вузлев, Синко, Борич.
Из 51 имени мы встречаем всего три имени с окончанием «слав»: Святослав, Володислав, Предслава.
Святослав это сын Игоря. Предслава жена Святослава венгерская княжна. Володислав – вероятнее всего брат Ольги.

Егор Классен приводит обширный список южнославянских имен IX-XI веков:
Брети-слав, Боле-слав, Бури-слав, Богу-слав, Влади-слав, Все-слав, Венце-слав, Вече-слав, Врати-слав, Греми-слав, Добро-слав (это был Стефан, Князь Сербский, Византийцами названный Буе-славом), Любо-слав, Мсти-слав, Мече-слав, Миро-слав, Прими-слав, Рости-слав, Свято-слав, Сули-слав, Собе-слав, Суди-слав, Славо-мысль, Славо-мир, Уни-слав, Яро-слав, Пре-слава.

Таким образом, имя с окончанием «слав» в X веке характерно для южных славян - болгар, венгров, сербов и других, но совершенно не характерно для северных славян, особенно после ассимиляции в их среде варяжской иммиграции.

К тому же, следует учесть, что слово «свят» неизвестно дохристианскому славянскому лексикону, поэтому оно не могло быть использовано родителями даже при обращении к южнославянской именословной традиции. Использование слова «свят» в имени противоречило византийской традиции, поэтому Лев Дьякон именует Святослава как Сфендослав, используя сочетание греческого слова «сфенд» (праща) и славянского «слав». Хотя могли использовать и близкие по звучанию имена Светослав, Светислав, Свитислав. Это лишний раз подтверждает что слово «свят» связано с христианским менталитетом и Лев Дьякон как ортодоксальный христианин не смог использовать его в имени вождя варваров.

Вполне возможно, что византийцы вкладывали в слово «сфенд» иудейское понятие брошенного камня. В Иудее времен Христа было принято бросать камни в порочную женщину. Очевидно используя слово «сфенд» в имени Святослава византийцы намекали на его порочное происхождение.

То, что Ольга назвала Святослава южнославянским христианским именем указывает:
Во-первых, на её южнославянское происхождение из страны принявшей христианство, и её воспитание в христианских традициях;
Во-вторых, её абсолютное влияние на Игоря, так как она дает имя его единственному наследнику не только вопреки варяжской традиции родины его предков, но и северославянской традиции страны управления.

Итак, болгарское княжеское происхождение Ольги наиболее вероятно. Так же как вероятней всего она была крещена при рождении и получила христианское воспитание. [2]

Таким образом, отец Святослава Игорь имел шведское происхождение, хотя и родился в Новгороде, а его мать Ольга болгарское, в связи с чем, Святослав является русским князем по наследованию и рождению в Киеве, а не по происхождению его родителей, который оба были иноземцы.

2. РОЖДЕНИЕ СВЯТОСЛАВА.

Точных указаний на рождение Святослава в «Повести временных лет» нет, зато Татищев сообщает:
(920). В Греции возведен царь Роман Константином царем и Николаем патриархом (100). В том же году Игорь воевал на печенегов. В том же году родился Игорю сын, и нарекла его Ольга Святослав.

Татищев или его источник вероятней всего ошибались с датой рождения Святослава.
В год гибели Игоря (945) Святослав называется «ребенком», но уже в 947 году по словам Татищева Ольга отправляясь в Новгород оставляет его управлять Киевом, т.е. за это время совершается переход от подростка к юноше, вероятно от 14 к 16 годам. Тогда Святослав мог родиться в 931 году.
В 931 году Игорю (878) – 53 года, Ольге (885) – 46 лет.
Предположить, что Ольга родила своего первенца в 46 лет, практически не возможно. Для объяснения этого факта могут быть предложены две следующие версии:
1. Все предыдущие дети Ольги умирали во младенчестве, поэтому о них хроники умалчивают.
2. Святослав является тайно приемным сыном.

Учитывая, что у Игоря больше не было детей и от других жён, можно предположить, что он был не способен к деторождению, а учитывая его поздний брак, навязанный ему Олегом, он вполне возможно был импотентом, Тогда версия о тайно приемном сыне становится наиболее вероятной.

Вопрос о других детях Игоря остается открытым. Татищев считал, что в Святослава были еще как минимум два брата:
Рождение Святослава в 920, н. 101, из чего он жил 52 года; в Нижегородском же рождение в 940, у прочих выпущено; может, из-за того, что в походе его на древлян 945-м он детским, или дитятей, именован, но по его действу видно, что был не дитя. О его княгине и брате смотри н. 105. Его ж и рождение не весьма рано, 17 лет после брака отцова, когда Ольга около 33 лет была. В договоре же с греками в 945-м написаны послы княгини Предславы, а оная не иначе, думаю, как жена Святослава, ибо ему тогда было 25 лет. Тут же написаны после Игоря Володислав и Улеб князи и Улебова жена, от которых по тогдашнему обычаю от детей и жен особые были послы, о чем см. выше. Сверх же того Святослав после смерти своей детей всех оставил совершеннолетними, что с летами его не согласуется.

Татищев принимает Володислава и Улеба младшими братьями Святослава так как в договоре Игоря с Византией 945 года они перечисляются за Святославом. Но в «Повести временных лет» Улеб назван представителем Володислава. Родство же Володислава в отличие от Святослава не указано. В тоже время указано, что в посольстве присутствует представитель жены Улеба. Если предположить, что эта жена представителя Володислава, то Улеб должен быть близким родственником великокняжеской семьи и в качестве представителя он вероятней всего является сыном Володислава. Таким образом, Володислав это либо брат Игоря, либо Ольги. Учитывая, что ни где более это имя не упоминается, то вероятней всего он является братом Ольги.

Таким образом, Володислав это, скорее всего, дядя Святослава по материнской линии, а Улеб (Глеб) племянник Ольги о котором идет речь в свите Ольги в 955 году при посещении ею Константинополя, т.е. двоюродный брат Святослава.
Иных доказательств что у Святослава были братья пока нет.

Из книги В.А. Руднева «Слово о князе Владимире» (с.73):
Святослава называли сыном Ярилы. Такое название он получил по тому, что согласно легенде, был зачат своей матерью княгиней Ольгой не от старого Игоря, которому тогда было около семидесяти лет, а от некоего «русского мужа» в одну из ночей в период ярилиных молодеческих игр.

Других источников ссылающихся на эту легенду я не нашел. Но и она собственно не объясняет, почему Ольга не могла сделать «ярилено» зачатие раньше, а не дожидаться своего 46-летия.

3. ДЕТСТВО, ОТРОЧЕСТВО, ЮНОСТЬ.

О детских годах Святослава практически ни чего не известно. «Повесть временных лет» лишь сообщает, что когда Игорь ушел в свой последний поход на древлян Святослав с Ольгой оставались в Киеве с его кормильцем Асмудом и воеводою Свенельдом – отцом Мстиши.
Вместе с тем обращает на себя внимание упоминание жены Святослава в договоре Игоря от 945 года при перечислении уполномоченных от власти представителей.
Из «Повести временных лет»:
Каницар от Предславы

Татищев отмечает:
Конецер Предславин
По смерти Ольги Святослав пребывал в Переяславце на Дунае, воюя с казарами, болгарами и греками, имея помощь от тестя (37), князя угорского и князя ляцкого, не единожды побеждая…
37. Святослава супружество с венгерскою. Нигде не нахожу, чья дочь была. О помощи же от венгерского войском, серебром и златом сам Святослав упомянул. Венгерские истории сего времени, которые я имел, темны и кратки. В это же время знатен был король их Рокс и, может, его дочь или сестра, имя же ее у Нестора, н. 105, Предслава славянское.

Поскольку послы представляли действующих представителей власти, то следует предположить, что к моменту подписания договора Святослав уже был женат. Если принять общепринятую дату его рождения 942 г, то получается что он был женат в три года. Таких браков исторически неизвестно. В это время могло быть лишь обручение, т.е. обещание между родителями о супружестве детей в будущем, но уж ни как не о фактической свадьбе.
Если принять дату рождения Святослава 931 год, то в 945 году ему уже 14 лет. Даже по современному законодательству достаточный возраст для супружества, не говоря уже о средневековье.
Таким образом, вероятно в 945 году Святослав женится на венгерской княжне Предславе, отец которой в болгарском походе будет ему помогать.

В 946 году Ольга берет Святослава с собой в поход на древлян.
Из «Повести временных лет»:
И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьем в древлян, и копье пролетело между ушей коня и упало коню под ноги, ибо был Святослав ещё ребенок.

Татищев отмечает:
Святослав, хотя тогда млад был, но как вождь и мститель смерти отца своего сам начал битву и, бросив копьем в древлян, пробил коня сквозь.

Вряд ли стоит понимать падение копья у ног коня или ранение коня в прямом смысле. Скорее так отмечался неопытный бросок, который не мог принести противнику ни какого ущерба. Это указывает на то, что в свои 15 лет Святослав ещё в сущности продолжал оставаться ребенком и не овладел основами боевых искусств. Этот же эпизод указывает нам на инфантильность Святослава в отроческие годы. Судя по всему в это время он ещё не склонен к ратным и государственным делам. При нем ещё неотлучно находился «дядька», или как его ещё называют «кормилиц» Асмуд.

Гладилин Е.А (http://www.rojdenierus.ru/doc/vozvrat/13.shtml) называет его почему-то сыном Олега. Очевидно трактуя упомянутого в договоре Игоря с Византией племянника Игоря Прастен Акуна, как Асмуд, что, по-моему, не корректно.

Асмуд (Асмолд), как считает большинство исследователей, имя варяжского происхождения, что вполне согласуется с теорией варяжского происхождения рюриковичей.

Асмуд вместе со Свенельдом сопровождает Святослава в походе на древлян в 946 г. Более об Асмуде в летописях не упоминается.

В 947 году Ольга отправляется в объезд русских земель для установления своих органов власти в городах и селах, а так же обустройство новых погостов для постоя княжих посланников по государственным делам. Святослав в это время остаётся княжить в Киеве.

На обратном пути Ольга остановиливается в небольшом днепровском городке Любече, охранявшем подступы к Киеву с севера, где находилась в ссылке семья Древлянского князя Мала. Здесь во время встречи с представителями древлянского боярства Ольга заключает с ними тайный договор о мирном разрешении династических притязаний древлянского княжеского дома.
По заключенному договору дочь Мала Малуша должна стать женой Святослава, тем самым утверждалась равноправная древлянская ветвь наравне с киевской. Сын же его Добрыня, должен быть воспитанником при ее детях.
Добрыня и Малуша родились в Коростыне 925 и 940 году соответсвенно, поэтому в 947 году им было 22 и 7 лет. Ольга принимает их в княжескую службу, Добрыню конюхом, а Малушу фавориткой-воспитанницей (милостивицей). Когда Малуше исполнилось 15 лет она была определена ключницей (экономкой).

В 955 году, после «вторичного» крещения Ольги в Константинополе,  как упоминает «Повесть временных лет» жила она вместе со Святославом мирно и спокойно и учила принять его крещение, так как сама «вторично» крестилась в этом году в Констнтинополе. Необходимость второго крещения была вызвана тем, что первый раз она крестилась ещё в Болгарии, в которой исповедовали еретическое направление христианства – арианство, что сдерживало христианизацию Руси в правление Ольги.

Другой целью этой поездки было заключение брачного контракта на свадьбу Святослава с одной из византийских принцесс, но в ходе переговоров она не была достигнута, поэтому Ольга вернулась из Византии удрученной, с внутренней обидой на спесивость Константина VII.

По возвращении из Константинополя Ольга дарует Добрыне и Малуше полную свободу и в качестве подарка возвращает Малуше звание древлянской княжны.
Святослав, ему в это время уже 24 года, хотя и подчинялся во всем матери, тем не менее, от крещения отказывался твердо. В тоже время, если кто собирался креститься, то не запрещал, а только насмехался над ним, говоря при этом:
Ибо для неверующих вера христианская юродство есть…
Ольга часто говорила: «Я познала Бога, сын мой, и радуюсь; если и ты познаешь - тоже станешь радоваться».
Он же не внимал тому, говоря: «Как мне одному принять иную веру? А дружина моя станет насмехаться».
Она же сказала ему: «Если ты крестишься, то и все сделают то же».
Он же не послушался матери, продолжая жить по языческим обычаям. Святослав же притом гневался на мать.

В этом монологе Святослава обращает на себя внимание его отношение к дружине. Её мнение для него важнее, чем просьбы и уговоры матери о смене веры. Причем он уже проявляет характер, и позволяет себе гневаться на мать. Очевидно мужание Святослава начинается с конца 40-х, начала 50-х годов.

Татищев отмечает:
(956). Царь Константин прислал послов к Ольге и сыну ее Святославу просить, по обещанию ее, войска, поскольку тогда он имел нужду, и чтоб ему немедля прислать. Ольга же отвечала: «Сколько я у тебя стояла в Скутарах, столько, царь, придя, пусть постоит здесь в Почайне (133), и я ему вдвойне воздам». Сие того ради сказала, что Святослав не любил греков, а скорее, что далеко войска за Цареград посылать опасались. И так Ольга, одарив послов, отпустила с честию многою.
133. Скутары есть предместье, или слобода, близ Константинополя при озере Скутары, которое выше, н. 79, Суар именовано; а Почайна – река при Киеве, в которой всенародное при Владимире крещение было. По сему видно, что Ольга не довольна была греками; следственно, сложенное о сватании императора, н. 132, невероятно.

«Повесть временных лет» об этом эпизоде умалчивает. Молчат об этом и другие источники. Между тем в этом замечании важно то, что хотя послы прибыли в Киев к Великому князю, Святослав упоминается вторым, а решение принимает Ольга самостоятельно, ссылаясь на недостойное к ней отношения во время её визита в Константинополь. При этом летописец уточняет, что отказала она византийцам по совету Святослава. Таким образом, Святослав в 956 году уже участвует в государственных делах, но на втором плане, а ему уже в это время 25 лет. Это очень напоминает отношения Екатерины II и Павла I.

Об этом периоде жизни Святослава практически нет сведений в исторических источниках, а между тем в это время у него появляются три сына Ярослав, Олег и Владимир.
Ярослав сын Предславы, княжны венгерской, рождения 948 г.(?)
Олег сын ?, рождения 955 г. (?)
Владимир сын Малуши, княжны Древлянской, 960 г. (?) рождения.

В 959 году Святослав подчиняясь воле матери заключает брак с Малушей от которого в 960 году рождается Владимир. Отец не любит своего младшего сына,  как навязанного ему  внутриполитическими интригами отпрыска, тем более  являющегося потомком убийцы его отца.

После рождения Владимира, как только появилась первая возможность, Малуша была сослана в дальнее сельцо Бутудино. Воспитанием Владимира занималась сама Ольга и его дядя Добрыня.
 
Зная неукротимую тягу матери к христианству Святослав запрещает ей крестить своих сыновей.

Западноевропейская хроника Продолжателя Регинона сообщает под 959 годом:
«Пришли к королю (Оттону I ), — как потом оказалось, лживым образом — послы Елены королевы Ругов [Helenas reginae Rugorum], которая при константинопольском императоре Романе крещена в Константинополе, и просили посвятить для своего народа епископа и священников».
«962 год. В сем году возвратился назад Адальберт, поставленный в епископы Ругам, ибо не успел ни в чем том, за чем был послан, и видел свои старания напрасными; на обратном пути некоторые из его спутников были убиты, сам же он с великим трудом едва спасся».

Это же подтверждается и другим источником. Так в «Хильдесхаймских анналах» говорится:
К королю Оттону явились послы от народа Руси с мольбою, чтоб он послал кого-либо из своих епископов, который открыл бы им путь истины; они уверяли, что хотят отказаться от языческих обычаев и принять христианскую веру. И он согласился на их просьбу, послал к ним епископа Адалберта правой веры. Они же, как показал впоследствии исход дела, во всём лгали. Ann.Hild., a.960. P.21-22 ( 5 стр.304 )
 
Косвенно это подтверждается и «Повестью временных лет»:
Потом пришли иноземцы из Рима и сказали: «Пришли мы, посланные папой», и обратились к Владимиру: «Так говорит тебе папа: «Земля твоя такая же, как и наша, а вера ваша не похожа на веру нашу, так как наша вера - свет; кланяемся мы Богу, сотворившему небо и землю, звезды и месяц и все, что дышит, а ваши боги - просто дерево». Владимир же спросил их: «В чем заповедь ваша?». И ответили они: «Пост по силе: «если кто пьет или ест, то все это во славу Божию», - как сказал учитель наш Павел». Сказал же Владимир немцам: «Идите, откуда пришли, ибо отцы наши не приняли этого».

Очень важное свидетельство относительно неудачи миссии Адальберта. Это указывает на то, что влияние Святослава на государственные дела становится все более активным и решительным. Если раньше он практически не вмешивался в политику Ольги, то в конце 950-х годов его влияние становится достаточно твердым, чтобы изменить политическую линию матери на католизацию Руси.

Из книги А.Н.Сахарова «Рождение русской дипломатии»
В 961 году в Киеве появился пришелец из Германского королевства — монах Оратин святого Максимпна по имени Адальберт. Вместе с ним прибыли другие представители немецкого клира, охрана, слуги. С удивлением смотрели киевляне на бурную деятельность, которую развернул Адальберт в русской столице. Он мало бывал на своем немецком подворье, но часто появлялся в палатах видных бояр и купцов, бывал и в великокняжеском дворце у княгини-христианки. И повсюду Адальберт вел настойчивые разговоры о том, что пора уже Руси принять христианство из рук самого христианнейшего правителя в Европе — германского  короля Оттона I, который не сегодня завтра объявит свое государство Священной Римской империей в противовес погрязшим в пороках грекам. Только империя Оттона может претендовать на великое наследие Рима, только она является первой державой мира и только там живет подлинная и чистая христова вера.
Пытался Адальберт обращаться с проповедями и к киевским мирянам. Те стояли, мрачно слушали, а потом шли к холму Перуна и клали к его ногам свои скромные приношения.
Но Адальберт не успокаивался, предпринимая все новые и новые попытки обратить руссов в христианство по западному образцу, усилить в Киеве позиции немецкого духовенства, политического влияния Германии, поставить прочный заслон на пути грекам, пытавшимся также христианизировать Русь. С каждой неделей пребывания немцев в Киеве они делались все увереннее и наглее, а Адальберт вел себя уже как глава местной христианской общины, хотя эта община долгими десятилетиями была связана с константинопольской патриархией. Его друзья и приспешники даже именовали бойкого монаха епископом Руси. И уже шел ропот против разгулявшихся в Киеве немецких миссионеров среди простых людей — на Подоле, в ремесленных слободах и на горе. Открыто насмехались над ним дружинники Святослава, преданные своему Перуну, и Волосу, и другим древним богам, и сам Святослав не раз уже говорил с матерью, настаивая на изгнании немецких миссионеров, которые вели себя как полноправные духовные хозяева и наставники Руси. В Киеве назревал взрыв...
Этим событиям предшествовала довольно странная и неясная история, которая восходит к 959 году.
Под этим годом в немецкой хронике Продолжателя Регинона было записано: «В лето воплощения господня 959... послы Елены, царицы ругоз (руссов), которая при Романе I, императоре константинопольском, крестилась в Константинополе, приходили притворно, как впоследствии оказалось, с просьбой к императору поставить епископа и пресвитеров их народу».
А далее начались непонятные события. Во Франкфурте-на-Майне, где Оттон I праздновал рождество Христово, монах Либуций нз монастыря святого Альбана был посвящен в епископы для народа руссов достопочтенным епископом Адальгадом. Но Либуций не рвался в предназначенную ему епархию. Напротив, он всячески тянул дело с отъездом, а потом заболел и 15 марта следующего года скончался.
Начались поиски нового кандидата в русские епископы. И тут выбор пал на энергичного, предприимчивого брата Адальберта из монастыря святого Максимилиана. Выбор этот был сделан не случайно. Адальберт чем-то не угодил высшим церковным властям королевства, и «по интригам и навету архиепископа Вильгельма» он был выдвинут в качестве кандидата на поездку в далекую Русь.
Император снабдил новоиспеченного епископа необходимым содержанием, дал ему верительные грамоты к княгине Ольге, и тот, проклиная, видимо, свою судьбу, бросившую его на неведомый восток Европы, отправился в путь.
Как видим вплоть до 964 года все государственные дела решаются Ольгой практически единолично и Святослав если и участвует в их решении то не более чем статист. В тоже время его роль в государственном управлении начинает стремительно возрастать с конца 950-х годов. Очевидно, брак с Малушей стал последней каплей, которая переполнила его терпение.

4. НАЧАЛО ПРАВЛЕНИЯ.

Началом правления Святослава «Повесть временных лет» называет 964 год, то есть в возрасте 33 лет. Почему Святослав до этого времени не участвовал в управлении государством не совсем понятно. Если не принять версию о жестком и деспотичном характере Ольги, которая сумела подчинить своей воле не только мужа Великого князя Игоря, но и сына, не допуская его к управлению государством.

Из «Повести временных лет»:
(964). Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых, и быстрым был, словно пардус (барс), и много воевал. В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах, - такими же были и все остальные его воины, И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вас идти». И пошел на Оку реку и на Волгу, и встретил вятичей, и сказал вятичам: «Кому дань даете?». Они же ответили: «Хазарам - по щелягу с сохи даем».

Татищев уточняет:
Он ко всем, на кого за какую обиду хотел воевать, посылал прежде объявлять: если хотят мира, то б прислали посла и примирились; а если мира не хотят, то сам во пределы их пройдет. Сначала ходил к реке Оке на вятичей, вопрошая их: «Кому даете дань?». Они же сказали: «Казарам по куне от орала даем». Он же взял от них дань и не повелел казарам давать. Так же и с другими многими, противящимися власти русской, учинил. Тогда же отменила Ольга княжий обычай, а уложила брать от жениха по черной кунице как князю, так боярину от его подданного.

В IX — X веках вятичи выплачивали дань Хазарии по щелягу (предположительно, серебряной монете) с сохи. Они жили без князей, общественное устройство характеризовалось самоуправлением и народовластием. О существовании у них городов ничего неизвестно. В то же время находки многочисленных монетных кладов свидетельствуют об участии племенной верхушки в международной торговле. В 964 и повторно в 966 годах в результате походов князя Святослава вятичи последними среди хазарских данников были переподчинены Киевской Руси. Сын Святослава — Владимир вновь воевал с вятичами и наложил на них дань в 981 году. Они восстали, и в 982 году их пришлось завоёвывать снова. До конца XI века они сохраняли определённую политическую независимость; упоминаются походы против вятиичей князей этого времени. В последний раз вятичи упоминаются летописью под таким племенным именем в 1197 г. Их земля стала территорией Черниговского, Ростово-Суздальского и Рязанского княжеств.

Иду на «вы». Легендарное выражение знаменитого полководца Древней Руси великого князя киевского Святослава I Игоревича. Перед началом военных действий он посылал гонца к врагу с кратким посланием: «Хочу на вы идти» (в древнерусском языке винительный падеж совпадал с именительным). Таким образом, говоря противнику: «Иду на вас», Святослав сознательно предупреждал его о своих военных планах, что на первый взгляд противоречит здравому смыслу.
Но у Святослава был свой расчет. Он хотел избежать изнурительных походов по степи, битв с отдельными отрядами, внезапных налетов, засад и прочего, что неизбежно делает войну долгой и неэффективной. Он хотел, чтобы враг собрал свои силы в одном месте, и тогда их можно было бы разбить в одном, решающем сражении. Тем более, что для победы в чистом поле — в большом фронтальном столкновении — у киевского князя было больше шансов, чем у его обычных противников, кочевых народов.
В отличие от степняков, войско Святослава было дисциплинированно и атаковало врага своего рода древнерусской фалангой — «стеной». «Стена» состояла из 20 длинных шеренг воинов, каждый из которых имел щит в рост человека, длинное копье, длинный меч, лук со стрелами и засапожный нож для ближнего боя. Но до ножей обычно дело не доходило: «стена» строя не теряла и, закрытая сомкнутыми щитами, наносила мощный удар по врагу копьями первого, второго и третьего рядов. Еще сильнее древнерусская фаланга была в обороне.

Из «Повести временных лет»:
(965). Пошел Святослав на хазар. Услышав же, хазары вышли навстречу во главе со своим князем Каганом и сошлись биться, и в битве одолел Святослав хазар, и столицу их и Белую Вежу взял. И победил ясов и касогов.

Татищев уточняет:
…после долгого и мужественного обоюдно сражения одолел Святослав и град Беловежу взял. И потом пойдя, ясов и косогов победил, из которых много привел в Киев на поселение, а грады их разорил.
136. Каган не есть само по себе имя, но относительное имя чести, ибо славянских и сарматских народов владетелей многие писатели каганами именуют, как Дилих и Бароний о венгерских князьях до крещения, и Мауроурбин в Славянской истории, Готфрид в Хронике многих каганов упоминают.
…греческие историки разорение оного сказывают от гетов, гл. 17, н. 68 [?]. Сие от того, что Святослав до Дуная гетами, которых он косогами именует, обладал и в Переяславле на Дунае в древней области гетов жил. Оные же казары и косоги хотя многие тогда в Русь переведены и по реке Руси в Переяславле и других градах поселены, но их еще после осталось много, ибо Нестор сказывает в Киеве приход жидов казарских из Белавежи. Что же Святослав столь великое число по Днестру, Дунаю, Богу и Днепру городов разорил, о том свидетельствуют многие там запустелые городища, а особенно на Ингуле немалый город, камнями великими строенный, который тайный советник Неплюев при размежевании с турками в 1740 году описал. И думаю, что оных конечное разорение и запустение от татар учинилось. Косогов же Стрыковский указывает в Литве с ятвягами, но сие после перевода их от Дуная понимать следует. Многие сходством имени ошибаются, что косогов за казаков почитают. Переяславль был на Дунае, как и ниже в 969 году точно сказывает. Что же он помянул, что от венгров помощь получает, то Иоаким изъяснил, что он женат был на дочери короля венгерского, гл. 4, н. 37. Имя ее Нестор объявил Предслава, н. 105, и сам Святослав оное, н…… утверждает.

О хазарском походе Святослава сообщают и арабские источники, с той лишь разницей, что датируют они этот поход 967-968 гг., что мало вероятно, так как в это время Святослав начал свой болгарский поход.
По сообщению арабского географа Ибн Хаукаля в 358 г. хиджры (25 ноября 968 – 13 ноября 969 г.) русские дружины опустошили территорию, населенную булгарами, буртасами и хазарами, взяли хазарскую столицу Итиль, и, спустившись вниз по Волге на Каспий, предали разграблению прибрежные поселения:
…и совершили свой набег эти (русы) на всех, кто был на берегу Итиля из [числа] хазар, булгар и буртасов, и захватили их, и искал убежища народ Итиля на острове Баб ал-Абваб и укрепился на нем, а часть их на острове Сийах-Куих, живущие в страхе. [3]

Таким образом, Итиль был взят и разрушен восками Святослава. Уцелевшее население укрылось на островах в дельте Волги. Некоторое время город находился в оккупации, а хазарский правитель жил в изгнании на побережье во владениях Хорезма. После ухода русов царский двор смог вернуться. О дальнейшей судьбе хазарской столицы данных нет.
 
Поход на Саркел (Белую Вежу) был продолжением похода на Волгу, а не отдельным походом, как это рассматривают некоторые исследователи.

По сообщению Ибн Хаукаля, следствием этого похода стало полное прекращение торгового движения по Волге:
Большая и лучшая [часть] мехов бобра находится в стране русов и спускается [по рекам] к ним и со стороны Яджуж и Маджуж, и поднимается к Булгару. И было так до года 358, ибо русы разрушили Булгар и Хазаран.

Очень важное замечание. К моменту хазарского похода Святослава Булгария и Хазария активно торговали с северным Поволжьем, а после него это торговое направление приходит в упадок. Таким образом, становится понятен мотив политических интересов Святослава на востоке - изменение торговых путей с Волги на Днепр. С этим очевидно связано разрушение булгарских и хазарских городов и массовое переселение их жителей на территории подконтрольные Киеву.

Татищев отмечает:
(965). Ходил Святослав на казаров. Слышавши же, казары вышли против него с князем своим каганом (136), и, соступившись войсками, учинили жестокий бой. И после долгого и мужественного обоюдно сражения одолел Святослав и град Беловежу взял. И потом пойдя, ясов и косогов победил, из которых много привел в Киев на поселение, а грады их разорил (137).
137. Оные же казары и косоги хотя многие тогда в Русь переведены и по реке Руси в Переяславле и других градах поселены, но их еще после осталось много, ибо Нестор сказывает в Киеве приход жидов казарских из Белавежи. Что же Святослав столь великое число по Днестру, Дунаю, Богу и Днепру городов разорил, о том свидетельствуют многие там запустелые городища,

Глубокое изменение инфраструктуры торгового пути из районов северного Поволжья к Каспийскому и Черному морю за счет разрушения городов и переселение народа на новые земли, создавало предпосылки перенаправление товарных путей на территории подконтрольные Киеву.

Таким образом, важным следствием этого похода явилось перенаправление торгового потока с верховьев Волги на Днепр. Очевидно, в это время на этом пути и появляется городище Москва, ставшая в последствии столицей русского государства.

Из «Повести временных лет»:
(966). Вятичей победил Святослав и дань на них возложил.

Татищев отмечает:
(966). Вятичи, усмотрев, что Святослав пошел с воинском к Дунаю, снова отделились и дани ему не дали. Он же, пойдя на них, победил и дань прежнюю положил.

Очень важное замечание Татищева о походе Святослава на Дунай.
Вероятно, имеется в виду не собственно болгарский поход Святослава, который начался годом позже, а хазарский поход Святослава по Волге на Северный Кавказ. Таким образом, вернувшись с Кавказа, Святослав не задерживаясь в Киеве, снова вторгся в земли вятичей и принудил их к подчинению.

5. ЗРЕЛОСТЬ.

Татищев отмечает:
(967). Святослав, как по призыву Никифора, царя греческого, на болгар, так и по своей обиде, что болгары помогали казарам, пошел снова к Дунаю. И сошлись у Днестра, где болгары, казары, косоги и ясы в великой силе Святослава ожидали, не желая через Днестр пустить. Но Святослав, перехитрив их, обойдя, вверх по Днестру перешел, где ему помощь от венгров приспела. И так дойдя до полков болгарских, после долгого сражения и жестокого боя болгар и казар победил; и взяв 80 градов их по Днестру, Дунаю и другим рекам, сам остался жить в Переяславце (138), куда ему греки уложенную ежегодную дань бесспорно присылали; с уграми же имел любовь и согласие твердое.
138. Переяславль – иногда Переяславец, и смешивается с Переяславлем на Днепре, н. 82. Сей был на Дунае, гл. 51 [?], н. 53, что и Нестор ниже утверждает. Греки именовали Переслабен и Перестлаб.

Интересна оговорка Татищева «пошел снова к Дунаю». Татищев слепо повторяет неизвестный нам первоисточник, который хазарский поход Святослава именует походом на Дунай. В действительности в 967 году Святослав впервые выходит на берега Дуная.

Из «Повести временных лет»:
(967). Пошел Святослав на Дунай на болгар. И бились обе стороны, и одолел Святослав болгар, и взял городов их 80 по Дунаю, и сел княжить там в Переяславце, беря дань с греков.

Как видим здесь нет ни какого упоминания о предыдущих походах Святослава на Дунай.

Из книги А.Н. Сахорова «Рождение русской дипломатии».
В конце 966-го или начале 967 года к Святославу прибыл необычный гонец. Это был сын херсонесского стратига Калокир, которого направил к русскому князю правивший в это время в Византии император Никифор Фока (963-969). Об этом рассказал в своей «Истории» уже знакомый нам византийский автор X века Лев Дьякон Калойский.
Прежде чем направить молодого человека к северному соседу, Никифор Фока вызвал его в Константинополь, присвоил ему высокое звание патрикия (высший сенаторский титул в Империи) и снабдил для вручения руссам изрядной суммой золота.
Калокир был человеком незаурядных личных качеств. Лев Дьякон  называет его «отважным» и «пылким». Потом он не раз еще возвращается к его личности на протяжении своего труда, и перед нами предстает фигура действительно необычная. Несмотря на свою молодость, это был человек больших и зрелых политических страстей, любивший рискованную игру, в которой не боялся сделать ставкой собственное благополучие и даже жизнь.
Главная цель, ради которой, согласно византийскому хронисту, Калокир был срочно направлен к Святославу, заключалась в том, чтобы уговорить его выступить в союзе с Византией против Болгарии. Конфликт между этими странами достиг своего высшего накала в 966 году, когда Никифор Фока повел свои войска против болгар.
В качестве подкрепления просьбы Калокир вез с собой 1500 фунтов (15 кентенаркев, более 600 килограмм) золота, которое должно было пойти в уплату русских союзных действий на Дунае.
«Посланный по царской его воле к тавроскифам (как называли в Византии руссов) патрикий Калокир, пришедший в Скифию (Русь), понравился начальнику тавров, подкупил его дарами, очаровал лестными словами... и убедил идти против мисян (болгар) с великою ратью с тем условием, чтобы он, покоривше их, удержал их страну в собственной власти, а ему содействовал в завоевании Римского государства и получении престола. Он обещал ему (Святославу) за то доставить великие бесчисленные сокровища из казны государственной».
Дело приняло совершенно неожиданный оборот, явившись к Святославу в качестве императорского посла, Калокир вступил с русским князем в немедленный и тайный сговор. Смыслом этого сговора стало сотрудничество Калокира и Святослава против императора Никифора Фоки, против его балканской политики. По Льву Дьякону получается, что Никифор Фока, приглашая Святослава на Дунай в качестве союзника против болгар, на самом деле приобрел ярого врага, да не одного, а сразу двух — еще и неугомонного молодого патрикия, которого уже не удовлетворяло высокое положение при дворе, не прельщала роль посла. Ему грезилась императорская корона, он мечтал, опираясь на русские мечи, сокрушить своего конкурента, захватить Константинополь, возблагодарить за это Святослава, отдав ему в уплату за великую услугу болгарские земли.
У Льва Дьякона все это изложено предельно просто и ясно, и это изложение в течение долгих столетий являлось основой для понимания сложных болгаро-внзантинско-русских отношений. Считалось, что Никифор Фока закупил Святослава, сделал его игрушкой в своих руках, орудием в борьбе с Болгарией. Эту роль Святослав играл и далее, а потом вышел из-под влияния Византии и по наущению Калокира начал против империи войну.
Такая трактовка событий была выгодна в 20—30-е годы XX века и болгарским буржуазным националистам, которые старались посеять в своем народе вражду к русскому, советскому народу и, вороша прошлое, найти там враждебные Руси идеи и образы, культивировать их, делать орудием своей антирусской, антисоветской политики.
Так версия, созданная официальным историографом византийского императора Василия II, по прозвищу Болгаробойца, надолго вошла в историю.
И лишь в последнее десятилетие все чаще и чаще в исторической науке, советской и зарубежной, стали высказываться сомнения в этой концепции византийского хрониста.
В работах советских ученых М.Н. Тихомирова, М.А. Левченко, В.Т. Пашуто, Г.Г. Литаврина, болгарских исследователей П. Мутафчиева, Д. Ангелова, англичанина А. Стоукса и некоторых других было выражено явное недоверие версиям Льва Дьякона, обращено внимание на иные византийские и восточные источники, значительно корректирующие точку зрения этого хрониста.
Стало выявляться, что многого Лев Дьякон не знал, о многом умолчал.
Итак, что же  происходило  в  действительности?
На время отвлечемся от миссии Калокира и обратимся к византийско-болгарским отношениям. Прав ли был Лев Дьякон, когда писал о нарастании вражды между Византией и Болгарией и обращении византийского императора за помощью к Святославу?
В то время, как Святослав воевал с Хазарней и пытался закрепить за собой земли Приазовья и Поволжья, на Балканах назревали события, которым в ближайшее время суждено было играть решающую роль в отношениях трех государств — Византии,  Болгарии и Руси.
В 965—966 годах между Византией и Болгарией разгорелся жестокий конфликт. Болгарское посольство, явившееся в Константинополь за данью, было с позором изгнано из страны. Никифор Фока заявил послам:
«Ужасное постигло бедствие ромеев (византийцев), если они, победители всех неприятелей, должны теперь платить дань, как невольники, бедному и гнусному народу скифскому».
Но дело было не в дани. Уже несколько десятилетий Византия выплачивала дань Болгарии, облаченную, как уже говорилось, в форму содержания византийской принцессы Марии, ставшей женой болгарского царя Петра.
Мария скончалась в 963 году, и теперь у Византии руки оказались развязанными, а первопричиной разрыва явилась крепнущая вражда империи к своему северному соседу.
Казалось, Византия в своих отношениях с Болгарией со времени смерти царя Симеона, с 927 года, добилась многого. На престоле сидел нерешительный,  окруженный провизантийски настроенным боярством царь Петр; соратники Симеона были отодвинуты в тень. С каждым десятилетием Болгария сдавала империи позицию за позицией. Константинополь привносил в свои отношения с Преславой все большую степень диктата, все больше вмешивался во внутренние дела страны, активно поддерживал своих сторонников в болгарской столице. Этому способствовало и общее политическое и экономическое ослабление Болгарии. Страна вступила в период феодальной раздробленности. Развитие крупного боярского землевладения способствовало возникновению политического сепаратизма, приводило к обнищанию народных масс, к обострению классовой борьбы. Выход из кризиса болгарская правящая верхушка искала во все более и более тесных связях с Византией, она старалась привязать страну к имперской внешней политике, стала проводником византийского церковного и культурного влияния.
Крутой поворот произошел в отношениях Болгарии и Руси. Прежние друзья, страны-братья, связанные давними культурными традициями, экономическими узами, этнической общностью, уходившей еще к временам антов и склавинов, они не раз совместно выступали против Византии, Теперь все изменилось. С подозрением и ненавистью следили провизантийски настроенные болгарские руководители за усилением Руси, за ее успехами на Востоке, закреплением в Северном Причерноморье. В 40-е годы болгары вместе с херсонесцами дважды предупреждали Константинополь о выходе русских ратей. С негодованием и горечью воспринимали эти перемены в Киеве.
Одновременно шел процесс усиления византийской империи. Уже в последние годы правления Романа II византийские армии, ведомые талантливыми полководцами, братьями Ннкифором Фокой и Львом Фокой, добились ощутимых успехов в борьбе с арабами. В 961 году после семимесячной осады пала столица критских арабов Хандан. В этом походе участвовал и русский союзный отряд. Византийский флот господствовал на Эгейском море. Лев Фока одерживал победы на Востоке. Вернувшись в Константинополь, Никифор вскоре отправился в Азию; в повестке дня стояла борьба за Сирию, отвоевапие Антиохии.
В середине марта 963 года внезапно умер сын Константина VII Роман II, Наследнику престола Василию было лишь пять лет. И в это время, опираясь на свои восточные войска и имея поддержку в лице императрицы Феофано, Никифор Фока провозгласил себя императором. В середине августа этого же года он вступил в Константинополь. Стареющий полководец, суровый воин, мрачный человек, он продолжал целеустремленно строить новую византийскую армию, главным ядром которой стали закованные в броню тяжелые всадники. Вскоре он отвоевал у арабов остров Кипр, теснил их в Малой Азии, готовил поход на Антиохию.
Византия этого времени уже мало напоминала империю Льва VI, сгибающуюся под натиском халифата, Болгарии, Руси. Арабский халифат вступил в полосу феодальной раздробленности. Русь была замирена, Болгария, кажется, послушно подчинялась воле Константинополя.
И все же в вековом противоборстве двух стран Болгария еще не была сломлена. Живы были традиции царя Симеона: хотя в Преславе и отступили в тень, но не сдались противники Византии и сторонники дружбы с Русью. Провизантийская правительственная политика встречала недовольство со стороны болгарского народа, части боярства и духовенства.
В Константинополе внимательно следили за развитием событий в Болгарии, выжидая удобный момент для нанесения старому врагу окончательного решающего удара. Именно в это время Константин VII в своих трудах давал резко отрицательные оценки болгарам, именно в это время Никифор Фока, готовя армии против арабов, ни на минуту не забывал о Болгарии, и, едва умерла болгарская царица Мария, Византия немедленно отказалась платить дань Петру. Когда же Болгария поставила вопрос о возобновлении мирного договора 927 года, византийское правительство потребовало, чтобы сыновья Петра — Роман и Борис — явились в Константинополь в качестве заложников, а сама Болгария обязалась бы не пропускать венгерские войска по своей территории к византийским границам.
В 966 году произошел окончательный разрыв отношений; болгарские послы были с позором изгнаны Никифором Фокой из империи.
Лев Дьякон, сообщив об этом событии, умолчал о самом главном, о чем сообщили другие византийские хронисты — Иоанн Скилица и Иоанн Зонара — о том, что, несмотря на требование Византии, Болгария продолжала сквозь пальцы смотреть на проход венгерских войск по территории Болгарии к владениям Византии.
В середине 60-х годов венгры продолжали совершать свои антивизантийские рейды, и между Венгрией и Болгарией существовало соглашение о том, что во время прохода по болгарской территории венгерские войска должны проявлять лояльность по отношению к болгарскому населению.
Греки обвиняли Преславу в вероломстве, в скрытой борьбе против Византин руками венгров, грозили ответными мерами. Болгары либо не хотели, либо не могли препятствовать венгерским рейдам. Вполне возможно, что в болгарском руководстве по этому вопросу тоже не было единства, и борьба про- и аитивизантийской группировок в центральном правительстве отражалась и на отношениях с венграми. Ненавистники Византии с удовольствием использовали военную силу венгров в борьбе против своего заклятого врага — Империи.
Существует любопытное известие арабского автора Яхьи Антиохпйского, который записал в своем историческом сочинении, что болгары, воспользовавшись отвлечением византийских сил на Крит, напали на окраинные владения империи и опустошили их. Кто совершил этот набег, с чьего ведома, знало ли об этом правительство в Преслане, или это была инициатива настроенных антивизантийски и неуправляемых местных феодалов, —  сказать невозможно, но ясно одно, что не все так просто было в отношениях Болгарии и Византии, и выставленные греками условия о возобновлении мирного договора, условия унизительные, оскорбительные для достоинства болгар, указывали на всю степень недоверия и ненависти, которую питали правящие круги Византии к Болгарскому царству.
В Киеве с тревогой следили за развитием болгаро-византийских отношений. Место прежнего дружественного Руси Болгарского государства заняла слабеющая, оказавшаяся в руках провизантийской группировки, враждебная Руси Болгария. Это было вдвойне опасно и потому, что Болгария испокон веков контролировала русские торговые пути вдоль западного берега Черного моря, через низовые дунайские города вплоть до византийской границы. Объединение Болгарии с печенегами и остатками хазар могло представить серьезную опасность для Руси с юго-запада, поставить под вопрос существование русских форпостов в устье Днепра, на Белобережье. И понятно, что в интересах Руси было поддержать любые антивизаитийские действия определенной части болгарской знати.
В 966 году Никифор Фока двинул к границам Болгарии свои войска, а Калокир срочно выехал в Киев, звать, как считает Лев Дьякон, Святослава против Болгарии.
Греки повоевали пограничные владения Болгарии, овладели здесь многими, городами, но идти сквозь Балканы на Преславу Никифор поостерегся. Отправив к Святославу Калокнра, он и вовсе прекратил против болгар военные действия и вновь переключился на борьбу с арабами: отослал флот в Сицилию, сам же во главе сухопутной армии направился в Сирию.
В это время в Киеве Калокир вел переговоры со Святославом, и рождалась мысль о походе русского войска на Дунай и далее на Константинополь с тем, чтобы нанести решающий удар Византии, а заодно помочь Калокиру овладеть императорским троном.
И все же и здесь Лев Дьякон погрешил против истины, как и в случае с объяснением истинных причин разрыва отношений между Византией и Болгарией. Он замолчал обстоятельства чрезвычайной важности: скрыл или не знал факт состояния воины между Византией и Русью в 965 или в 966 году.
Именно об этом рассказал хорошо осведомленный арабский хронист, уже знакомый нам Яхья Антиохнйский.
Описывая события этого же периода, он отметил, что византийский император отправился походом на болгар «и поразил их и заключил мир с руссами — а были они в воине с ним — и условился с ними воевать болгар и напасть на них». Все в этом сообщении сходится со сведениями Льва Дьякона. Лишь одну новую деталь сообщает арабский автор — но какую! — о войне между Русью и Византией в этот период и о заключении между ними мира, одним из условии которого являлось согласие Руси напасть на Болгарию.
Но можно ли верить арабскому автору, не выдумывает ли он этого конфликта, о котором молчат византийские источники? Оказывается, что нет.
Действительно, после разгрома Хазарии в течение 965—966 годов не было слышно о каких-то крупных походах Святослава. Подчинение вятичей после сокрушения каганата, возможно, такого похода и не требовало.
Но где же провел Святослав этот период времени? Вернулся ли он в Киев или пытался закрепить за собой завоеванные районы? А может быть, он оставался в своих владениях на Тамани?
Ответить на эти вопросы помогает обращение к позднему русско-византийскому договору, который заключил Святослав, уходя с Балканского полуострова. Он дал обязательство грекам:
«Яко ни кол и же помышлго на страну вашю, ни сбираю вон (воинов), ни языка иного (т.е. войска другого государства) приведу на страну вашю и елико есть подъ властью гречьскою, ни на власть корсуньскую (на Херсонес) и елико есть городовъ ихъ, ни на страну болгарьску».
Как видим, среди «стран», на которые Святослав обязуется впредь не нападать, находятся греческий Херсонес в Крыму и те «города», которые входили в сферу управления здешней византийской администрации. А это значит, что греки были весьма обеспокоены состоянием своих колоний, страховались на будущее. В сопоставлении с известием Яхьп Антиохийского становится очевидным, что во время своего пребывания в Приазовье, на Тамани Святослав, видимо, вел военные действия против крымских владений Византии или греческих союзников в Северном Причерноморье и Крыму.
Не случайно дважды поминал Боспор Киммерийский, т.е. район Керчи, Лев Дьякон в качестве владений Святослава.
Все это совершенно меняет наши представления о характере русско-византийских отношений этого времени. Значит, уже в 965—966 годах между Русью и Византией напряжение возросло чрезвычайно. В результате разгрома Хазарии и выхода в Поволжье и Приазовье русские войска вплотную приблизились к византийским владениям в Крыму и Северном Причерноморье. Конфликты между греками и руссами стали известны в Константинополе, и спешный вызов Калокира в византийскую столицу, а затем срочная его поездка к Святославу были вызваны не желанием византийцев склонить русское войско к нападению на Болгарию, а просьбой приостановить давление на их владения в этом районе, еще со времен походов IX века привлекавшем русские дружины. Потому был выбран в качестве посла сын херсонесского стратига, потому был он снабжен золотом, чтобы задобрить руссов, откупиться от них, спасти этим Херсонес и другие города, что было вполне в духе византийской дипломатии.
Но почему вдруг выплыл па переговорах балканский сюжет? Неужели византийское правительство было столь наивным и ограниченным в своих расчетах, что оно, как повествует Лев Дьякон, само пригласило Святослава на Балканы и тем самым создало у себя под боком грозную опасность, которая вскоре действительно вылилась в новую масштабную русско-визаитипскую войну? Думается, что все это было далеко от действительности. Дело заключалось совсем в другом. Русь давно уже стремилась вернуть себе весь днепровский путь, обеспечить безопасность прохода купцов в Западном Причерноморье, в Подунавье. Однако это стремление наталкивалось на сопротивление Византии. Мы помним, как в русско-византийском договоре 944 года империя связывала Русь по рукам и ногам обязательствами не зимовать в устье Днепра, не уничтожать византийские форпосты. Борьба велась за важные военно-стратегические и экономические районы, и Русь всеми силами  старалась сбросить эти стягивающие ее путы.
Думается, что Русь уже в это время нарушила обязательство уводить своих людей из днепровского устья с приближением зимы. Когда Святослав возвращался после похода на Балканы в 971 году, он был задержан непогодой и зимовал здесь, на Белобережье, где вовсе и не должно было бы быть русских поселений. Но они существовали, и Святослав остановился в одном из них. И не только остановился, но и покупал у местного населения пищу, которой на хватало на все оставшееся войско.
Враждебное отношение к Руси болгарского правительства мог осложнить русский транзит через Подунавье как в Византию, так и в западные страны, в частности в земли венгров, сербов. Святослав, и в этом не может быть никакого сомнения, предпринимал усилия не только для того, чтобы закрепиться в восточной части Северного Причерноморья, но и в его западной части, на старинном торговом пути — через низовья Днепра, по западному берегу Черного моря — в устье Дуная.
Все эти обстоятельства проясняют сюжет переговоров Калокира со Святославом.
Молодой патрикий был послан к русскому князю не для того, чтобы пригласить его воевать против Болгарии, а для того, чтобы пообещать ему византийский нейтралитет в том случае, если Русь будет продолжать свое закрепление в районе устья Днепра — устья Дуная в обмен на отказ от какой бы то ни было активности в Крыму. Никифор Фока делал вынужденную уступку в Западном Причерноморье, спасая от натиска Святослава свои крымские владения. Тем более что отношения с Болгарией резко осложнились и Константинополь рассчитывал, что болгары увязнут в своей борьбе с руссами и тем самым со временем станут легкой, добычей империи.
А пока же Никифор Фока с легким сердцем уводил свою армию на Восток. Впереди его ждали осада Антиохии, новые победы, новая слава!
Император не предполагал, что его противники просчитали свои ходы дальше, чем он. Калокир сразу замахнулся на императорскую корону. Кстати, последующий ход событий показал, что Лев Дьякон не погрешил здесь против  истины. Сговор  Калокира и Святослава действительно состоялся: Калокир прибыл с войском Святослава на Балканы и в течение всего противоборства Руси и Византии находился в русском лагере.
Свои расчеты были и у русского князя. Его вовсе не устраивало положение пассивного наблюдателя событий, его интересовало не столько утверждение в устье Дуная, сколько все проблемы взаимоотношений с Болгарней.
Как показали последующие события, Святослав стремился вернуть Болгарию в лоно русско-болгарского союза, давнишней дружбы, а для этого надо было нейтрализовать провизантийскую группировку, сформировавшуюся вокруг царя Петра. Планы Святослава шли значительно дальше, чем предполагал Ннкофор Фока,— Русь интересовалась не столько утверждением в Подунавье, сколько изменением всей обстановки в этом регионе, возможно, даже переменой курса византийского правительства в целом. Недаром Святослав активно поддержал честолюбивые претензии своего нового друга Калокира и последовательно оказывал ему содействие во время всей балканской кампании.
В начале лета 967 года 60-тысячное русское войско выступило на Дунай.
Очевидно это явилось успешным результатом посольства Калокира. Хотя к причинам побудившим Святослава  предпринять поход на Болгарию относят так же и следующие события:
1. Болгары постоянно помогали хазарам, ясам и касогам опустошать южные рубежи Руси.
2. Святослав давно вынашивал планы расширить границы Руси до Дуная и возродить на его берегах древнюю столицу руссов, «так как есть это середина земли моей».


На Днестре, как сообщает В.Н.Татищев в своей «Истории», Святослава ждало объединенное войско болгар,  хазар, ясов и касогов. Но он уклоняется от битвы и продвигается вверх по Днестру, где к нему присоединяются венгры (угры). После объединения с венграми, с которыми имел «любовь и согласие твердое», в начале августа 967 года Святослав наносит решающий удар по болгарам и укрепляется в заложенном им в дельте Дуная Переяславце.
 
Лев Дьякон сообщает:
Узнав, что [Сфендослав] уже подплывает к Истру и готовится к высадке на берег, мисяне собрали и выставили против него фалангу в тридцать тысяч вооруженных мужей. Но тавры стремительно выпрыгнули из челнов, выставили вперед щиты, обнажили мечи и стали направо и налево поражать мисян. Те не вытерпели первого же натиска, обратились в бегство и постыдным образом заперлись в безопасной крепости своей Дористоле.

В ходе этой первой болгарской кампании Святослав завоевывает 80 городов.
После победы руссов над болгарами византийцы доставляют в Переяславец «уложенную погодную дань», то есть постоянную ежегодную дань регулярно выплачиваемую Византией Руси.

По свидетельству византийского хрониста Льва Дьякона руссы ворвавшись на территорию Болгарии многие города и селения ее разрушили до основания, а захваченную огромную добычу обратили в свою собственность. Во время этого болгарского похода руссы пленили двух сыновей царя Петра - Бориса и Романа.

Русские хроники сообщают, что покорив Болгарию, Святослав устраивает свой стольный город в Переяславеце на Дунае и возлагает дань на Византию.

Византийский император Никифор II Фока, узнав о победах руссов в Болгарии, приступил к организации своих войск и флота и принялся укреплять Константинополь. Пытаясь примириться с Болгарией он направляет к «единоверным мисянам» посольство Никифора Эротика и Феофила Евхаитского, с предложением о мире и союзе. Болгары в обеспечение этого союза запросили у Византии военную помощь, но Никифор II им в этом отказал.

Посол германского императора Оттона I, кремонский епископ Лиутпранд, 29  июня  был приглашен на императорский прием Никифора II Фоки, где застал болгарских послов, которых посадили ближе к императору чем его. (Что говорило об особом внимании к Болгарии со стороны Византии).
В своем отчете о посольстве он отмечает, что 20 июля на рейде Константинополя среди судов различных стран, находились и два русских судна. (Что свидетельствует о мирных отношениях между Русью и Византией)
В июне этого года болгарским посольством был закреплен союз между Никифором II и Петром II о мире и взаимопомощи в отношении руссов. (Этот союз подводил  итог тайной политики Византии на Балканах, превращавшего ее из вассала Болгарии в ее покровителя).

Летом 968 года Святослава срочно вызвали в Киев в связи с осаждением его печенегами. Как только Святослав покинул Переяславец, болгары осадили город. Возглавлял русский гарнизон в это время воевода Волк. Не сумев сдержать натиск  нападавших и обнаружив что некоторые горожане перешли на сторону болгар, он покинул город и в устье Днестра дожидался возвращения Святослава.

Из «Повести временных лет»:
(968). Пришли впервые печенеги на Русскую землю, а Святослав был тогда в Переяславце, и заперлась Ольга со своими внуками - Ярополком, Олегом и Владимиром в городе Киеве.
И осадили печенеги город силою великой: было их бесчисленное множество вокруг города, и нельзя было ни выйти из города, ни вести послать, и изнемогали люди от голода и жажды.
И собрались люди той стороны Днепра в ладьях, и стояли на том берегу, и нельзя было никому из них пробраться в Киев, ни из города к ним. И стали тужить люди в городе, и сказали: «Нет ли кого, кто бы смог перебраться на ту сторону и сказать им: если не подступите утром к городу, - сдадимся печенегам». И сказал один отрок: «Я проберусь», и ответили ему: «Иди».
Он же вышел из города, держа уздечку, и побежал через стоянку печенегов, спрашивая их: «Не видел ли кто-нибудь коня?». Ибо знал он по-печенежски, и его принимали за своего, И когда приблизился он к реке, то, скинув одежду, бросился в Днепр и поплыл, Увидев это, печенеги кинулись за ним, стреляли в него, но не смогли ему ничего сделать. На том берегу заметили это, подъехали к нему в ладье, взяли его в ладью и привезли его к дружине.
И сказал им отрок: «Если не подойдете завтра к городу, то люди сдадутся печенегам». Воевода же их, по имени Претич, сказал: «Пойдем завтра в ладьях и, захватив княгиню и княжичей, умчим на этот берег. Если же не сделаем этого, то погубит нас Святослав». И на следующее утро, близко к рассвету, сели в ладьи и громко затрубили, а люди в городе закричали.
Печенеги же решили, что пришел князь, и побежали от города врассыпную. И вышла Ольга с внуками и людьми к ладьям.
Печенежский же князь, увидев это, возвратился один к воеводе Претичу и спросил: «Кто это пришел?».
А тот ответил ему: «Люди той стороны (Днепра)».
Печенежский князь спросил: «А ты не князь ли?».
Претич же ответил: «Я муж его, пришел с передовым отрядом, а за мною идет войско с самим князем: бесчисленное их множество».
Так сказал он, чтобы их припугнуть. Князь же печенежский сказал Претичу: «Будь мне другом».
Тот ответил: «Так и сделаю».
И подали они друг другу руки, и дал печенежский князь Претичу коня, саблю и стрелы. Тот же дал ему кольчугу, щит и меч. И отступили печенеги от города, и нельзя было коня напоить: стояли печенеги на Лыбеди.
И послали киевляне к Святославу со словами: «Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул, а нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?».
Услышав это, Святослав с дружиною быстро сел на коней и вернулся в Киев; приветствовал мать свою и детей и сокрушался о перенесенном от печенегов. И собрал воинов, и прогнал печенегов в степь, и наступил мир.

Татищев отмечает:
(968) Святослав упражнялся в делах военных в Переяславце; Ольга с тремя внуками, Ярополком, Ольгом и Владимиром, жила в Киеве и управляла делами земскими (внутренними), не имея от нападения посторонних никакой опасности.
Тогда внезапно печенеги в великом множестве пришли к Киеву (139) и, разорив около Киева, град обложили отовсюду. В Киеве же тогда войск не было, только граждане, сколько могли, оборонялись, укрепясь насколько удобно было. А к Святославу вести послать было невозможно, поскольку все проходы и пути были заняты.
Наконец, печенеги и к Днепру по воду ходить возможность отняли, чрез что во граде случился в воде великий недостаток, и уже люди стали от голода и жажды изнемогать.
Но за Днепром был в Чернигове воевода Претич, уведав о том, вскоре собрав войско, сколько мог, приплыл в ладьях и конями с его войском стал за Днепром против Киева на другой стороне. И не было им возможности в Киев, ни из града к оным пройти. Тогда старейшины киевские начали искать человека, кто бы мог перейти на ту сторону и сказать о нестерпимой нужде граждан; ибо если оные помощи не учинят, то вскоре принуждены будут сдаться, и град и люди с княгинею и княжичами погибнут.
И нашелся один муж, довольно печенежский язык знающий. Тот обещал перейти за Днепр с известием. И той же ночью выйдя из града с уздою, пошел сквозь полки печенегов, спрашивая, не видали ли коня его. Печенеги же принимали его за своего; но когда он приблизился к реке Днепру, скинув одежды, пошел в Днепр и поплыл, тогда печенеги, видевши то, устремились на него, стреляя из луков по нему, но не могли ему ничего учинить.
Воины же русские, видя человека плывущего, послали навстречу ему ладью и, взяв присланного в ладью, привезли к воеводе, которому объявил, и какой крайней нужде Киев состоит, говоря: «Если не подступите наутро ко граду, то принуждены будем сдаться печенегам».
Воевода же Претич устроил совет, на котором хотя едва не все согласно представляли, что с малым их войском против столь великого множества неприятелей биться и град оборонить не могут, и во град войти без довольства запасов не польза, но пустая погибель.
Претич же рассудил, что они имеют ладьи, и печенеги им на воде ничего сделать вредного не могут, сказал, чтоб, конечно, идти на ту сторону в ладьях, и если града оборонить и помощи учинить не сможем, то по меньшей мере княгиню и княжичей можем, взяв, увести на сю сторону. А если сего не учиним, то погубит нас Святослав. Боялись же весьма его, так как был муж свирепый.
И согласившись так, ночью сев в ладьи, на рассвете вострубили во все трубы и пошли прямо ко граду. А люди во граде, слышав оное, начали жестоко биться с печенегами. Печенеги же, решившие что князь некий пришел, убоявшись, побежали от града.
Тогда вышла Ольга со внуками и людьми к ладьям. Но как светло стало, князь печенежский, видя оных и желая уведать кто пришел, возвратился с малым числом людей и, приближаясь к войску русскому, звал, чтобы князь и воевода от оного к нему приехал.
Тогда воевода Претич подъехал к нему. И спросил его князь печенеж-ский: «Кто сей пришел?». Он же отвечал: «Мы люди от той стороны». И сказал князь печенежский: «А ты князь ли или воевода?». Он же отвечал: «Я воевода Святослава, пришел в передовых, а за мной идут многочисленные войска с князем моим». Сие же сказал, угрожая им. И сказал князь печенежский Претичу: «Будем мы друзьями и примиримся». На что Претич согласился и подали руки друг другу. При том печенежский князь подарил Претичу коня, саблю и стрелы, а Претич дал ему щит и меч.
После чего князь печенежский отступил с войском от града и пошел прочь. Их же было такое множество, что не доставало им места на Лыбеди коня напоить.
По отшествии же их послали киевляне ко Святославу с вестию, гово-ря: «Ты, князь, чужие земли ищешь и дальние пределы хранишь, а древнее свое владение Киев и матерь твою с детьми твоими оставил без обороны, что уведав, придя, печенеги едва град не взяли. И ежели не приедешь и не охранишь, то весьма опасно, чтоб оные снова не пришли и сей престольный град прародителей твоих не взяли. Более же должно тебе сожалеть матерь свою, в старости пребывающую, и детей, да не погибнут или не предашь их в руки иноплеменник и врагов твоих».
Святослав же, слышав сие, вскоре сел на коней с воинством, пришел к Киеву, и целовал матерь и детей своих, и весьма сожалел о бывшем от печенегов утеснении. И не медля праздно, собрав войска, пошел на печенегов в поле и, найдя их, учинив битву жестокую и, победив их, заключил с ними мир; потом возвратился к Киеву.

Впервые Русь столкнулась с печенегами в 875 году. Согласно Никоновской летописи в этот год Аскольд «избиша множество печенегъ». Приходили ли они к Киеву, или эта битва происходила в ином месте неизвестно. В любом случае это была так называемая «разведка боем», так как массовый переход печенегов через Волгу состоялся только в 889 году. А с 894 г. начинаются постоянные войны печенегов с народами Северного Прикаспия, Приазовья и Причерноморья. [4]

Наибольшую информацию для размышлений о природе взаимоотношений Киева и печенегов дают сведения, содержащиеся в трактате императора Константина Багрянородного, представляющие собой результат тщательного и глубокого анализ военно-политической ситуации в Северном Причерноморье в середине X столетия, «основанный на долгом опыте».  Император отмечает  «…часто, когда живут не в мире друг с другом, (печенеги) грабят Русь и причиняют ей много вреда и убытков», а также, что мирные инициативы здесь исходят от славян и русов, стремящихся удовлетворить экономические интересы печенегов взаимовыгодной торговлей скотом.
Далее император делает ценнейшее наблюдение о том, что правители Киева не в состоянии вести наступательные действия против какого-либо иного противника, не заключив мира с печенегами, поскольку отсутствие русского войска немедленно повлечет в этом случае печенежский набег. Поэтому,- пишет он,- «Руссы… всегда стараются быть в союзе с ними и получать от них помощь…».

Из «Повести временных лет»:
(915). Пришли впервые печенеги на Русскую землю и, заключив мир с Игорем, пошли к Дунаю. В те же времена пришел Симеон, попленяя Фракию; греки же послали за печенегами. Когда же печенеги пришли и собрались уже выступить на Симеона, греческие воеводы рассорились. Печенеги, увидев, что они сами между собою ссорятся, ушли восвояси, а болгары сразились с греками, и перебиты были греки.
(920). У греков поставлен царь Роман. Игорь же воевал против печенегов.

Обращает на себя внимание то факт, что когда военно-политические интересы Византии обращаются на север, неизменно зреет конфликт между русскими и печенегами. Причем инициаторами этого конфликта, как правило, выступают печенеги. Поэтому не случайно, как только Святослав вывел свои войска в Болгарию у стен Киева появляются печенеги. При чем их действия не носят разрушительный характер.
Вся сцена осады Киева носит театральный характер. Печенеги якобы прибыли под стены Киева, не зная о том, что Святослав в это время находится в Болгарии. Достаточно было немного пошуметь и печенеги в испуге разбежались, после чего начинается братание. Но после братания печенеги не уходят обратно в степь, а ждут возвращения Святослава, который, по словам Татищева, «учинив битву жестокую» разбил печенегов возле Киева.
Единственным объяснением столь странного нашествия, может быть только выполнение печенегами поручения Византии отвлечь на некоторое время Святослава от болгарского похода, для реализации своих военно-политических планов в Болгарии.
Весь дальнейший ход болгарской компании Святослава такой вывод полностью подтверждает.

Татищев отмечает:
(969) Святослав, недолго быв в Киеве, соскучился, поскольку привык пребывать в поле и воевать, и говорил матери своей и боярам:
«Неприятно мне быть в Киеве, но хочу жить в Переяславце на Дунае, ибо тот есть сердце земли моей, поскольку там все благое сходится: от греков получаю парчи и одежды, злато, вино и овощи разнообразные; от чехов, угров – серебро и коней; из Руси – кожи зверей, воск, мед и войско, чрез что имею я и войско мое всякое довольство».
Ольга же увещевала его, говоря:
«Ты видишь меня престаревшей и больной, и хочешь идти от меня, но прошу, пребудь со мною, а когда умру, погреби меня, потом иди, куда хочешь».
Ибо было разболелась уже, и через три дня умерла Ольга. После нее же не только сын ее и внуки, но всенародно с жалостию великою плакали. И погребли ее у церкви со христианами, как заповедала сама, тризны же (140) не повелела над собою справлять, как то обычай неверующим во Христа творить, ибо был при ней священник, сей похоронил блаженную Ольгу. Сия было предшествующая в христианстве в земле Русской ко благочестию, как денница пред солнцем, как заря пред светом сияющая.

Из «Повести временных лет»:
(969). Сказал Святослав матери своей и боярам своим: "Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае - ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли - золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы". Отвечала ему Ольга: "Видишь - я больна; куда хочешь уйти от меня?" - ибо она уже разболелась. И сказала: "Когда похоронишь меня, - отправляйся куда захочешь", Через три дня Ольга умерла, и плакали по ней плачем великим сын ее, и внуки ее, и все люди, и понесли, и похоронили ее на выбранном месте, Ольга же завещала не совершать по ней тризны, так как имела при себе священника - тот и похоронил блаженную Ольгу.

В 969 году Ольга была похоронена в земле по христианскому обряду. В 1007 году её внук князь Владимир перенес мощи святых, включая Ольгу, в основанную им церковь Святой Богородицы в Киеве. По Житию и монаху Иакову тело блаженной княгини сохранилось от тлена. Её «светящееся яко солнце» тело можно было наблюдать через окошко в каменном гробу, которое приоткрывалось для любого истинно верующего христианина, и многие находили там исцеление. Все же прочие видели только гроб.
В годы монгольского нашествия мощи были скрыты под землей и вновь обнаружены только в XVII в. митрополитом Петром Могилой. Однако в XVIII столетии, в пору скрытого гонения на святыни, Синод вновь изъял их под давлением правительства, не ручаясь за их подлинность.
Скорее всего, в княжение Владимира княгиня Ольга начала почитаться как святая. Об этом свидетельствует перенесение её мощей в церковь и описание чудес, данное монахом Иаковом в XI веке.
В 1547 году Ольга причислена к лику святой равноапостольной. Такой чести удостоились ещё только 5 святых женщин в христианской истории (Мария Магдалина, первомученица Фекла, мученица Апфия, царица Елена и просветительница Грузии Нина).

Татищев отмечает:
(970). Святослав, пока мать его жила, мало о правлении государства, но более о войнах прилежал. После смерти же ее, пребыв некоторое время в Киеве, распорядил обо всем правлении и определил: старшего сына своего Ярополка со всею властию в Киеве, а Олега в Древлянах. Новгородцы тогда просили себе от Святослава для управления одного из его сынов, и Святослав дал им на волю просить, который сын его похочет. И хотя они прилежно старейших просили, Ярополк и Олег отказались. Тогда один от послов новгородских Добрыня советовал им просить младшего из детей его, Владимира, который рожден от Малуши, ключницы Ольгиной, дочери Малка любчанина и сестры Добрыниной. Родился же Владимир в Будятине селе, за что Ольга, разгневавшись на Малушу, сослала ее от себя (141). И потому новгородцы просили Святослава, чтоб им дал Владимира. И Святослав, сам тому рад быв, отдал им охотно, которого новгородцы приняли. И Владимир поехал с Добрынею, вуем своим, к Новгороду. А Святослав распорядившись всем по желанию, пошел к Переяславцу на Дунай.
141. Малушу, мать Владимирову, Кромер наложницею нерассудно именует, ибо тогда вне закона всякая жена по единому только общему соизволению и действительному между ними взаимному обязательству супруга самая настоящая была. Что же его мать Ольга сие за противное приняла, оное не дивно; ибо Малуша ей свойственница была, и в ее призрении воспитана, а без воли ее в то вступала, из-за чего по закону естественному Ольге, как матери и как христианке, в свойстве сочетание без противности быть не могло. Но брак тогда по сочетанию действителен был. Да хотя бы и в самом деле за наложницу счесть, то имеем примеров довольно, что у русских дети побочные за равных с брачными не только в язычестве, но и во христианстве долго почитались, уделы княжеские бесспорно получали, на дочерях княжеских женились, дочери побочные за королями были, как о Святополковых дочерях и сыне сказано.

Из «Повести временных лет»:
(970). Святослав посадил Ярополка в Киеве, а Олега у древлян. В то время пришли новгородцы, прося себе князя: "Если не пойдете к нам, то сами добудем себе князя". И сказал им Святослав: "А кто бы пошел к вам?". И отказались Ярополк и Олег. И сказал Добрыня: "Просите Владимира". Владимир же был от Малуши - ключницы Ольгиной. Малуша же была сестра Добрыни; отец же им был Малк Любечанин, и приходился Добрыня дядей Владимиру. И сказали новгородцы Святославу: "Дай нам Владимира", Он же ответил им: "Вот он вам". И взяли к себе новгородцы Владимира, и пошел Владимир с Добрынею, своим дядей, в Новгород, а Святослав в Переяславец.

В распределении княжеских уделов Святославом важно то, что в начале он и не планировал выделения удела для Владимира, так как считал его недостойным наследником. Да и новгородцы сначала просили для себя старших сыновей князя, и только после того, как те отказались, согласились на княжение Владимира.
Другой особенностью этого распределения, является выделение в княжеский удел Киевского дома Древлянского княжества, которое с 945 года, после подавления восстания Мала Древлянского, управлялось, как и Новгород, княжеским наместником. Этим актом завершался конфликт между киевским и древлянским княжескими домами, так как ещё сохранялась опасность реставрации древлянского княжения прямым наследником Мала Древлянского Добрыней. Но который, сохраняя верность сестре и племяннику, отправляется в качестве его воеводы в Новгород. И как отмечает Татищев, именно он окончательно убедил новгородцев пригласить на княжение Владимира.

Таким образом, не смотря на то, что Добрыня, открыто и похоже искренне проявлял лояльность к Святославу, он ему полностью не доверял и Древлянский стол вручил Олегу.

Это событие ещё раз косвенно подтверждает события 25-летней давности связанные не с местью Игорю, а с династическим притязаниями Древлянского дома на киевское княжение.

В конце 970 года  византийский  император  Иоанн  Цимисхий  (969  - 976) направляет посольство к Святославу с переговорами о мире, но эти переговоры не дали желаемых результатов. Тогда Цимисхий принимает ряд мер: создает отряд «бессмертных», приказывает двум своим лучшим полководцам - патрикию Петру и магистру Варде Склиру отправиться в пограничные области Болгарии, зимовать там, готовить войско к летней компании, охранять византийские границы от руссов.

Вновь появляясь на болгарской земле Святослав и в первую очередь идет в свой стольный город Переяславец-Волынский (Малый Преслав), который к этому времени занят болгарами. Святослав с ходу штурмом берет его и направляет Цимисхию ультиматум о том, что он намерен взять Константинополь. Овладев Переяславцем Святослав учиняет расправу над изменниками. Болгары чтобы избежать его гнева сообщили ему о тайных действиях Византии с целью поднять восстание болгар против руссов. (Об этой расправе упоминают византийские хроники, но относят ее ко времени, когда Святослав находился в Доростоле, где он приказывает казнить 300 знатных болгар и около 20 тысяч болгар заключает в темницы, объясняя это раскрытым заговором в пользу византийского императора.)

В битве под Аркадиполем против войск Варды Склира руссы выставили рать из трех войск:
главный отряд - руссы и болгары;
правое крыло - венгры;
левое крыло - печенеги.

Печенеги были опрокинуты византийской армией в первую очередь.
По словам Льва Дьякона, руссы были разбиты в сражении с Вардой Склиром.  Во время битвы византийским полководцем был убит знатный русский воин, отличавшийся от всех своим ростом и блеском своих доспехов. Русские летописи сообщают о прямо противоположном исходе битвы - греки, наголову разбитые Святославом, бежали.

По словам Льва Дьякона после ряда неудачных столкновений с византийскими войсками руссы направили к Цимисхию посольство для переговоров, но греки восприняли его как русскую разведку и переговоры не состоялись.
 
По версии русских хроник войска Святослава были полны сил и решимости вести войну до полной победы и закончить ее взяв Константинополь. Чтобы уменьшить  кровопролитие Святослав предложил Цимихсию заключить мир на условиях подчинения Византии Руси и регулярной выплаты дани, которую Византия не платила уже несколько лет. На этих условиях мир подписан не был. Но чтобы остановить Святослава в его стремительном продвижении к Константинополю (Царьграду) Цимихсий выслал ему на встречу послов с просьбой не идти на столицу Византии, а в благодарность принять дань богатую. Святослав потребовал дань на каждого своего воина, включая и убитых, долю которых отправили их семьям.
Войска россов вернулись в Переяславец с огромными возами даров в триумфе своей победы.

В Малой Азии, южной провинции Византии, Варда Фока поднял восстание с целью захвата власти. На его подавление был брошен Варда Склир.
Руководить византийскими войсками на Болканах был оставлен Иоанн Каруас. В это время северные границы Византии подверглись нападению руссов, которые совершали неожиданные набеги, грабили и опустошали Макидонию. В одном из сражений Иоанн Куркуас был убит. В ходе военных действий в Болгарии он особо отличился мородерством, грабя христианские церкви Болгарии.

В пасхальные дни 971 года Цимисхий  направляет войска против руссов, поставив перед ними задачу овладеть городом Преславу - столицей болгар.

Армянский историк XI века Степанос Таронский в своей «Всеобщей истории» пишет:
(После подавления  восстания Варды Фоки) он (Иоанн Цимисхий) отправился войною на землю Булхаров,которые при помощи руссов вышли против кир-Жана (Цимисхия) и когда завязался бой, руссы обратили в бегство оба крыла греческого войска.
Все же обойдя русские войска Цимисхий вышел к столице Болгарии Преславу. И после ожесточенного двухдневного штурма взял болгарскую столицу, обороняемую отрядом Сфенкела (Святослава). После захвата первой линии укреплений внешнего города нападавшие пленили там болгарского царя Бориса с двумя детьми, причем Борис в это время был одет в царские одежды и сохранял другие царские символы. Затем был взят в кровопролитном бою царский дворец, и в руки греков попала хранимая там царская казна.
Лишь с небольшим отрядом Сфенкел, воевода руссов, ушел из Преславы. Воравшись в город греки убивали его жителей и грабили их дома. После вывода основных войск в городе остался византийский гарнизон. Цимисхий обласкал плененного болгарского царя Бориса, назвал его царем Болгарии, обещал отомстить руссам за все обиды нанесенные им болгарам, провозгласил своей целью борьбу с руссами за освобождение Болгарии. В подтверждение своей дружбы к Болгарии он отпустил всех болгарских пленных.

К этому времени города Плиска, Динея и другие перешли уже на сторону Византии.
К Цимихсию, который в это время находился под Доростолем (Евхания) приходили ходатаи из различных мест Болгарии с просьбой о помиловании, но далеко не всем удавалось его получить, многие города и крепости отдал он на разграбление своим войскам.

Осожденные в Доростоле руссы не чувствовали себя загнанными в угол. Однажды ночью отряд численностью в 2 тысячи человек ушел по Дунаю в поисках продовольствия и благополучно вернулся уничтожив по пути греческие аванпосты.  Когда же некоторые приближенные Святослава говорили ему о необходимости отступления, во имя спасения войска, то Святослав «вздохнув из глубины сердца сказал»:
Погибнет слава, спутница оружия русов, без труда побеждавшего соседние народы и без пролития крови покорявшего целые страны, если мы теперь постыдно уступим ромеям. Итак, с храбростью предков наших и с тою мыслью, что сила русов была до сего времени непобедима, сразимся мужественно за жизнь нашу. У нас нет обычая бегством спасаться в отечество, но либо жить победителями,  либо, совершив знаменитые подвиги, умереть со славой.

По сообщению Льва Дьякона Святослав, видя отчаянность своего положения:  большие потери в войсках, полное окружение крепости и с суши и со стороны Дуная византийским флотом, состоявших из огненосных судов, выслал в греческий лагерь своих послов с предложением о мире, на который Цимихсий с радостью согласился.

Русский летописец сообщает другую версию, вкладывая ее в речь Святослава перед своим войском:
Земля Русская далеко, а печенеги с нами в войне находятся, кто нам поможет? Заключим мир с царем Византии, чтоб дань нам выплатил, и того довольно нам будет. А чтобы учинить регулярную выплату дани, соберем на Руси войско большое и вернемся к стенам Царьграда.

Тем не менее 21 июля Цимисхий предлагает Святославу решить исход дела боем.  На  следующий  день бой состоялся недалеко от города. Но численное превосходство ромеев вынудило Святослава вновь укрыться за городскими стенами.
 
Ночью было решено начать мирные переговоры. У Святослава под рукою от 60-тысячного войска осталось лишь 22 тысячи. Цимисхий видя руссов в бою предпочел принять их предложение, нежели положить под стенами Доростола все свое войско.
Мир был заключен.

Руссы должны были отдать Доростол, отпустить пленных, покинуть Болгарию, а греки - предоставить русской рати возможность беспрепятственно уйти из Доростола по Дунаю на своих судах, снабдить ее хлебом, допускать руссов для торговли в Византию и считать этих торговцев по прежнему друзьями.

В своем договоре с Цимисхием Святослав писал:
Я, Святослав, князь русский, как клялся, так и подтверждаю договором этим клятву мою: хочу вместе со всеми подданными мне русскими, с боярами и прочими  иметь мир и полную любовь с каждым великим царем греческим, с Василием и с Константином, и боговдохнавленными царями, и со всеми людьми вашими до конца мира. И никогда не буду замышлять на страну вашу, и не буду собирать на нее воинов, и не наведу иного народа на страну вашу, ни на ту,  что находится под властью греческой, ни на Корсунскую сторону, и все города тамошние, ни на страну Болгарскую.
И если иной кто замыслит против страны вашей, то я ему буду противником и буду воевать с ним. Как я уже клялся греческим царям, а со мною бояре и все русские, да соблюдем мы прежний договор. Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, - в Перуна и в Волоса, бога скота, и будем желты, как золото, и своим оружием посечены будем. Не сомневайтесь в правде того, что мы обещали вам ныне и написали в хартии этой и скрепили своими печатями.

Татищев отмечает:
…сей договор утвердили Свенелд, посол Святослава, и Феофан сигимат греческий при императоре Иоанне Цимисхие в Дестре, месяца июля 11 дня, индикта 14, 6479 (971-го).

Из книги А.Н. Сахарова «Рождение русской дипломатии»
Как только договор был заключен, епископ Феофил Евхаитский отправился к печенегам хана Кури. Епископ вез в степь дорогие подарки и предложение Иоанна Цимнсхия о заключении  между  печенегами  и  Византией договора о дружбе и союзе. Император просил печенегов более не переходить Дунай, не нападать на принадлежащие теперь Византии болгарские земли. Иоанн Цимисхий, по сообщению хрониста Скилицы, обратился к степнякам с просьбой беспрепятственно пропустить русское войско на родину. Тот же хронист записал: «Они (печенеги) согласились на все условия Иоанна, кроме одного — пропуска руссов через их земли».
Здесь следует сделать небольшое отступление. Византийский хронист сообщил об этом факте спустя несколько десятилетий, опираясь на прежние записи. Лев Дьякон, писавший, так сказать, по горячим следам событий, либо не знал об этом ничего, либо умолчал об отказе печенегов. Но факт остается фактом: Святослав шел к устью Днепра, а потом вверх к порогам, где его ожидало большое войско печенегов, в полной уверенности, что епископ Евхаитский выполнил обещание греческой стороны и договорился с печенегами о пропуске русского войска.
Но можем ли мы в этом случае полностью верить византийским историкам? Вряд ли.
Известны многочисленные случаи дипломатических предательств греков, их невероятный прагматизм, умение использовать подкупленных степняков в борьбе со своими противниками - болгарами, Русью, Хазарией. И на этот раз не случайно в степь был послан большой мастер политической интриги, опытный дипломат Феофил Евхаитский. Можно не сомневаться, что вокруг вопроса о пропуске русского войска на родину разгорелась еще одна дипломатическая баталия. Можно не сомневаться и в том, что Святослав, обычно не доверявший грекам, постарался включить в состав греческого посольства и своего представителя, а за его спиной епископ сговорился с печенегами о нанесении Святославу последнего, решающего удара.
Во всяком случае, совершенно очевидно, что либо Феофилу действительно не удалось уговорить печенегов пропустить Святослава в Киев, но он скрыл от русского князя отказ степняков, либо формально он передал им просьбу Иоанна Цимисхия, но приложил все усилия к тому, чтобы поднять печенегов против Руси.
Русская летопись при этом утверждает, что печенеги получили сообщение от антирусски настроенных жителей Переяславца о том, что Святослав идет к порогам «вземъ именье много у грекъ и полон бещисленъ, съ маломъ дружины».
Мы никогда не узнаем с полной определенностью, что же произошло в эти дни между Русью, Византией и печенегами, но ясно одно: греки вновь использовали благоприятную возможность для нанесения удара своему врагу.
А пока епископ Евхаитский скакал в степь, Святослав и Иоанн Цимисхий готовились к личной встрече. О ней попросил Святослав, и византийский император согласился на переговоры. Об этой встрече сообщает Лев Дьякон в своей «Истории» (кн.9, гл.11):
После утверждения мирного договора Сфендослав попросил у императора позволения встретиться с ним для беседы. Государь не уклонился и, покрытый вызолоченными доспехами, - подъехал верхом к берегу Истра, ведя за собою многочисленный отряд сверкавших золотом вооруженных всадников. Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми, бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос - признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды, его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал.


По случаю победы над руссами Цимисхий переименовывает Доростол в Феодорополь, в честь святого Феодора Стратилата, мощи которого находились в это время в Доростоле, и заступничеству которого, как считали византийцы, удалось добиться мирного ухода руссов.

Для закрепления своего влияния в Восточной Болгарии Цимисхий после изгнания Святослава принудил болгарского царя Бориса отречься от царского титула и принять титул сановника императорского дома, тем самым Болгария превращалась в одну из провинций Византии.

Святослав глубоко переживал свое поражение, и причину его видел в гневе богов славянских за допущенное им растление росичей христианами на Руси, поэтому выслал он вперед себя дружину с наказом изгнать христиан из Руси. Первыми были казнены христиане-дружинники из его собственного войска, не помиловал он даже собственного брата Глеба. По его приказу по всей Руси уничтожались христианские храмы и священники. [5]

Уходя из Болгарии Святослав отправляет основное войско под командованием Свенельда пешим путем в Киев на прямую, а сам с малой дружиной отправился перегонять суда с частью военных трофеев по Днепру.
Зима в тот год выдалась ранняя, и Святослав зазимовал в Белобережье.

Татищев отмечает:
Тогда воевода его Свенелд советовал ему, что лучше идти на конях к Киеву, нежели в ладьях, поскольку по Днепру около порогов стоят печенеги. И не послушав его, Святослав пошел в ладьях; переяславцы же, бывшие болгары, послали тайно к печенегам сказать, что Святослав, взяв многое имение у греков и полон, идет в Русь с малым войском. Слышавши же сие, печенеги заступили пороги, и, как Святослав к порогам пришел, невозможно было пройти от множества печенегов. Он же, отступив, остановился зимовать в Белобережи (146), укрепившись, насколько было удобно; но не было у них пищи довольно, и был голод великий, так что покупали по полугривне конскую голову, чем малое его войско весьма изнемогло.
146. Белобережие не город, что Беловежа при устье Днепра, как Бельский думает; ибо сие урочище, видимо, что было пустое или малого селения, ниже порогов.
(972). С наступлением весны Святослав, вооружив свое войско, пошел вверх по Днепру. И, как пришел к порогам, тут напал на него Куря, князь печенежский, и после жестокого сражения победил его, и убил Святослава, и, взяв голову его, сделал чашу, оковал оную златом и пил из нее (147). Свенелд же пришел к Киеву ко Ярополку (148).

Великим князем становится его старший сын Ярополк, который начинает активно заигрывать с христианами, вплоть до переговоров с послами папы Римского. Его прохристианская политика вызвала недовольство большей части Киева,  что и явилось концом его политической карьеры.

  1. Фраза «до сего времени», к сожалению, историками не раскрывается, то ли до времени первого хроникера, а это может быть время конца десятого века, то ли до времени написания «Повести временных лет», а это уже начало 12 века.

  2. Вопрос крещения Ольги заслуживает отдельного разговора, так как по ПВЛ она сама называет себя язычницей, но при этом при ней находится болгарский духовник Григорий, что для язычницы, по меньшей мере, странно. Официальная христианизация Болгарии произошла в 869 году, поэтому, мало вероятно, чтобы болгарская княжна в 903 году оказалась не крещенной.
При вторичном крещении в Константинополе Ольга получает новое христианское имя Елена.

  3. Во время мадьярского герцога Таксони (†972 г.) около 970 г. пришла в Венгрию толпа мусульманских приволжских Болгар, под начальством двоих братьев, Билла и Боксу; а затем, не многим позже, пришла и другая толпа под начальством некоторого Хесена. Они были встречены дружелюбно, и им отвели сельбища на левом берегу Дуная, где они основали город Пешт (Notar. Belae, гл. 57). Это пришествие Болгар есть, без сомнения, следствие страшного набега Руссов, при Святославе, в 968 году, на страны Болгар и Хозар, о чем говорилось выше. Этих переселившихся из Болгарии мусульман называли в Венгрии Билерами (Bileres), то есть, Болгарами и Исмаилитами (Ismahelitae), то есть, мусульманами; в последействии они играли важную роль в Венгрии в качестве откупщиков и управляющих Финансами, несмотря на всевозможные гонения и притеснения. Следы их существования доходят до половины XIV века.

  4. Первый известный нам магометанский писатель, упоминавший о Печенегах, есть Ибн-Хордадбэх, писавший между 240 — 260 (855 — 874) годами. Он причисляет к пограничным народам тюркских Тагазгаз, Китайцев, Тибетцев, Гузов и проч., а также и Печенегов. Ибн-Хордадбэх во всяком случае мог иметь в виду только тех Печенегов, которые жили между Уралом и Волгой, так как в его время они еще совсем не переселялись в Европу.
Из европейских писателей император Константин Багрянородный первый упоми-нает о Печенегах и сообщает сведения о приходе их в Европу и водворении их здесь. Пе-ченеги, говорит он (De administr. гл. 37, стр. 164 и след. ed. Bon), жили первоначально между реками Атель и Геех (то есть, Волгою и Яиком = Уралом), в соседстве с Хозарами и Узами (Гузы, Команы, Половцы). Позже последние два народа вытеснили их из этих жилищ, и тогда Печенеги двинулись дальше на запад, вытеснили Венгров из тогдашнего их местопребывания и сами поселились в местности между Дунаем и Доном. Только не-многие Печенеги, по этому известно, остались в своих старых жилищах между Узами, от которых они отличались своим своеобразным костюмом. На время, когда совершался этот переход Печенегов в Европу, Константин указывает в двух местах, а именно в одном ме-сте относит это событие за 50, а в другом за 55 лет до того, когда он писал свое сочинение. Так как он писал в 948 г., то, стало быть, это событие случилось около 894 или 899 года.
В противоречии с этой датой находится известие Кедрина (См. Stritter, Mem. popul. III, стр. 568.), что Хозаре около 834 года построили себе на Дону крепость Саркел для то-го, чтобы она служила им оплотом против Печенегов; между тем как последние, по сло-вам Константина, переселились в эти места 60-ю годами позже. Но очевидно, что Кедрин черпал свои сведения об основании Саркела у Константина (там же, гл. 42), а Константин решительно ничего не знает о причине построения этой крепости. Поэтому смело можно предполагать, что Кедрин, живя в то время, когда Печенеги уже давно занимали местно-сти по близости Дона и часто воевали с Хозарами, мог сам выдумать эту причину постро-ения Саркела, отнеся позднейшее событие к более ранним временам.
Около 884 года одна часть мадьярского племени, притесняемыми восточными Пе-ченегами, выселилась из междуречья Волга-Урал под начальством того же Алмуса, отца Арпада. После долгих странствований они поселились в стране, смежной с Хозарией, и жили там в некоторой зависимости от Хозар. Страна эта получила название Лебедии по имени тогдашнего славного начальника их Лебедиаса, который, по всей вероятности, был преемником Алмуса. Местоположения ее нельзя определить достоверно. Притесняемые снова переселившимися в Европу Печенегами, Мадьяры отправились дальше на юго-запад и поселились, под начальством упомянутого Лебедиаса, в Ателькузе.

 5. О казни Улеба (Глеба) сообщает только Татищев, при этом он считает его родным братом Святослава, в то время, как он скорее всего является его двоюродным братом по материнской линии.


Рецензии
Спасибо за проделанный труд! Очень содержательная работа. Сразу видно, автор изучил несколько источников и привел множество вариантов событий в биографии Ольги, Игоря, Святослава и др. Все они имеют место быть, в связи со скудостью истоических фактов в древней истории Руси.
От себя хочу посоветовать автору историко-художественный роман С.Скляренко "Святослав".

Антон Панферов   07.01.2019 16:03     Заявить о нарушении
Спасибо а комментарий.

Давно хочу прочитать этот роман, но пока собирался зрение ухудшилось, и теперь я только слушаю книги в записях. В звукозаписях этот роман мне пока не попадался. Но надежду не теряю.

Александр Захваткин   07.01.2019 20:53   Заявить о нарушении