Охотник

                Глава 1             


       «Боже приди и спаси нас от самих себя» … . Желание постичь истинный смысл молитвы привело меня на путь раздумий, преодолевший мель недоумения. Вот хищник охотится, когда хочет есть. А наше увлечение охотой, рыбалкой, добыча  всего что растёт - это  азарт или сплошное стяжательство? Так кто нам дал такую натуру, что мы губим всё живое вокруг нас ради прихоти либо прибыли? Мы не творение, мы отродье какое-то. Разве нас надо спасать? Это планету надо спасать от нас! Лишь только сохраняя братьев наших меньших и ареал их обитания, мы спасёмся от самих себя. Может этому и должен научить нас Спаситель? который создаст райские кущи на всей Земле. Так как одного сада-Эдема для расплодившегося человечества будет маловато. Вероятно зря нам был дарован секс, в виде компенсации за изгнание из рая.

   Дача у меня была в прекрасном месте возле водохранилища, перед Ала-Арчинским природным парком раскинувшимся на части Тянь-Щаньского киргизского хребта Ала-Тоо (снежных или пёстрых гор, вернее было бы сказать «снежных и разноцветных гор»), всего в 15 км от Фрунзе, но на высоте примерно 1200 метров. Уровень горного ущелья от тысячи метров является чёткой границей отделяющей пышущую зноем долину от свежести весны, как кондиционер в квартире, зашёл с улицы и прохлада. В течение какого-то получаса вырвавшись из липкой суматохи города, сидишь на валуне около речки и наслаждаешься чистым, с распылённой влагой, воздухом; любуешься радугой на особенно крутых перекатах. Вокруг твоей особы вечные цвета природы: яркая зелень, лазурь бесконечного неба, белые кисейные облака, словно воротнички, обнимающие шеи гор.
    
      Ещё выше, куда уже не в силах подняться даже эфемерные тучки - блистающие снежные вершины. Среди них шестиглавая отвесная «Корона» - Мекка для альпинистов. Напоминание о опасности - интернациональное кладбище покорителей гор, оставшихся в альплагере навсегда. Постоянный ветерок с ущелья превращает лето в весну, так и хочется подставить мягкий бочок нежному солнышку. Тут всё созревает на месяц-два позже, чем в долине. Зато не надо обрабатывать растения и деревья. Ночью нет занудных комаров. За шесть часов высыпаешься так, словно проспал все сутки. Коли есть в этом мире пристань отдыха и алтарь совершенной красоты, то их сюда приводит вечером солнце, склоняясь к закату.

      Самая нереальная картина в мае. Сначала абсолютно красные от маков предгорья и пасущиеся золотые лошади на них, потом горы в хвойном наряде и наконец белки ледников сливающиеся с небом. Вот тогда понимаешь, что единственно, чем ты ещё не разочаровал Творца - так это умением любоваться красотой окружающего волшебства, желанием навеки слиться с ним и остановить время. Испытываешь чувство восторга и грусти навеянное прекрасным видением. Сердце начинает щемить от того, что даже, когда тебя не будет, созданного Непревзойдённым хватит на всех и навсегда! Выходит, поэтому от ощущения всей этой беспредельности и сравнивая её со своим ничтожным  мгновением, к сожалению, сразу хочется, испытывая потом досаду от нелепой попытки, увековечить себя - написав на скале «здесь был Вася», или хотя бы пожарить шашлык, забыв потом убрать мусор.

    В общем, моя советская фазенда была запущенным раем, который я купил у двух старушек. Через все дачи в заросших травой арыках, дно которых было усеяно песком и галькой, бежала прозрачная вода и вдоль них росла малина и смородина. В этих арыках водились рыбёшки форели, а иногда заплывали довольно крупные экземпляры и даже ондатры с водохранилища. Вода была с тающих ледников, очень холодная не более восьми градусов. Зато её можно было пить не кипятя. Она хорошо помогала от кровоточивости дёсен, была абсолютно бактерицидной от воздействия горного ультрафиолета, напоена кислородом и фитоницидами растений захваченных бурным потоком.

      В этих большей частью заброшенных местах, помимо дачников, сезонными обитателями водились различные существа. Увлеченно пели соловьи не с такими, конечно, продолжительными трелями, как в Курске, но всё же. Зато нигде я не слышал такого переливчатого и долгого, с самого рассвета, пения  дроздов, чем наши. Белки перепрыгивали с ветки на ветку, бурундуки запасали грецкие орехи, без стеснения от дачников. Осенью, частые гости фазаны, приходящие из зарослей облепихи, а также перепёлки и куропатки. Зимой можно было видеть лис и сов, охотящихся на дачных мышей и зайцев. Самое поразительное зрелище это огромные стаи розовых скворцов. Птицы за полчаса могли опустошить на дереве урожай черешни. А потом нахально сидеть, подобно диковинным плодам, на гнувшихся под их тяжестью ветках.

     Выезжая из города в сторону дачи, часто можно было заметить что-то интересное. Вот весна зазеленела на предгорьях. На пригорках стоят на задних лапках и бесстрашно посвистывают, взирая на дорогу бусинками глаз, жёлтые грызуны - сурки и суслики, вылезшие на солнце после зимней спячки. И вдруг начинают носиться будто угорелые, друг за другом, мелькая пушистыми круглыми задиками. Хотя это видишь каждый год, но однако всегда будет новое и по-разному. Скажем, едешь осенним пасмурным днём за Чон-Арыком, где начинается огромная ограждённая территория головного водозабора, своеобразного заповедника, смотришь - а на обочине спокойно клюют что-то жёлто-красные фазаны. Зимой в городе слякоть, небо низкое, серое, холодрыга.  А отъехал на десять км в горы и сразу солнце, тепло, сухо. Сверху вниз видно, что это не облака, а смог висит над  долиной, так сказать городской микроклимат.

     На дачах охрану нёс бессменный сторож, мужчина лет пятидесяти - Виктор, списанный штурман стратегической авиации. Победитель - по имени и Сбитый Лётчик - по бывшей профессии, жил на даче круглый год, являлся заядлым грибником и браконьером, охотясь на границах заповедника. Лётчику это сходило с рук потому, что все егеря знали его. В Киргизии, кроме лесов, грибы собирают весной на голых предгорьях, а летом и на среднегорных плато, где нет никаких деревьев. Это в основном шампиньоны, белый гриб и «синявки», что-то похожее на белый гриб, но самые ранние.
      Как только вылезала первая травка мы с Победителем, который мне стал приятелем, шли в горы за грибами. И вот что интересно – я, подстёгиваемый азартом, взлетал на эти пологие горы и шагал километры, изредка натыкаясь на барсучьи норы. А не имея цели, задохнулся бы через пять минут, не пройдя и ста метров, с бьющимся сердцем где-то в горле. Что-то подобное, ещё в большей степени испытывал, когда мы ходили охотиться в его угодьях. К одному из этих охотничьих эпизодов, который невозможно объяснить с точки зрения только одного рассудка, я вернусь несколько позднее. 

    С самого детства я очень увлекался охотой, рыбалкой и любая вылазка на природу была настоящим праздником, сие аналогично для любого мальчишки выросшего в небольшом городке, каким был Фрунзе в шестидесятые годы. Граница жилого сектора заканчивалась на пороге дома. От нашей улицы Айни до самых гор раскинулась - покрытая травой, кустарником и развесистыми деревьями джиды - полупустыня. По которой, петляя, бежали рукава речек, заросших вкуснейшей ежевикой. В них мы завязанными на горле майками ловили мелких рыбёшек, прятавшихся под камнями и в корнях прибрежных кустов. Ближе к горам на удочку клевала форель, которую сейчас поймаешь только в ущелье. Здесь полным-полно водилось: ящериц, сусликов, ежей, черепах, зайцев, перепёлок, жаворонков. Встречались даже дрофы.
     Единственным сооружением перед горами, в стиле архитектуры сталинского ампира, особняком высилось великолепное здание "старого" аэропорта, башню которого венчал шпиль с гербом. Строение аэровокзала - этакий оазис цивилизации с рестораном, с воздвигнутым перед площадью монументом герою-летчику, окружал ухоженный сквер с аллеями и клумбами.


                Глава 2


    Мой отец в то время был начальником изыскательской партии, т.е. производил топографические съёмки для проектирования и дальнейшего строительства автодорог в Киргизии. Весь сезон от весны до осени его партия работала в горах, проходя сотни километров на лошадях по высокогорью, преодолевая перевалы на уровне четырёх с половиной тысяч метров и ночуя в палатках. Когда лошадь шла по горной тропке, то они отпускали поводья и не понукали её, а иногда вообще закрывали глаза, полностью доверяя инстинкту киргизских коней. И ни разу эти умные, смелые животные не оступились, не замерли в ступоре, не свалились в пропасть. Хотя иногда на узкой тропе их била крупная дрожь и прямо трясло от страха. Однако, когда от ужаса уши лошади опускались, седоку надо было петь, подражая киргизам, нескончаемые песни либо разговаривать с животным, подбадривая. На леднике, под землёй эти чуткие создания чувствуют пустоты, с ними не упадёшь в трещину али промоину.   

    Ещё у лошадей была нелепая, с городской точки зрения, привычка-рефлекс останавливаться при виде любого встречного всадника. Так как даже незнакомые люди всегда вежливо беседовали друг с другом и только после разговора продолжали свой путь. Отец однажды сорвался на леднике, его протащило больше километра. Он чудом спасся, зацепившись в трещине льда. С переломом ноги его выносили на руках до больницы целую неделю. Этого хватило, чтобы он начал бояться влезать даже на чердак. Пришлось сменить работу, он стал дорожным строителем, дослужившись до управляющего трестом.

     Отец, как-то захватывающе, в своей манере, не торопясь повествовал (к сожалению не передать: ни его своеобразный юмор, ни интонации, ни жесты) о разных эпизодах того, что приключилось в жизни. Теперь такого уже не увидишь и не испытаешь. Начиная рассказывать о грифах, как они наедаются до такой степени, что не могут взлететь, он тут же по аналогии переключался на рассказ о соревнованиях киргизских батыров - кто больше съест. Показывал, как они с рук закидывая голову, подобно грифам, глотают измельчённое мясо, не жуя.

     Среди киргизов довольно часто рождаются люди-горы, настоящие богатыри.  Эпосы и сказания о них не всегда просто миф. Доживший до середины прошлого двадцатого века борец Кожомкул, его отец знал лично, родился в беднейшей семье. Рост и вес его по некоторым  данным достигали  до 2м 30 см и до 200 кг соответственно. Этот феномен никак не объяснишь хорошим питанием, которого исполин был лишён в детстве. Может это: воздействие радиации - камень в Киргизии повсеместно фонит на уровне 50-60 миллирентген или радона в тёплых источниках, а может отголосок генов сарматов? Диаметр пальцев его был 4 см, ладонь 26 см, размер обуви 52.
       И боролся он, как Поддубный, до самого почтенного возраста, почти не тренируясь. У него была исключительная выносливость и сила. Камень весом в 160 кг он перенёс из поймы реки на могилу своей матери за несколько километров. Когда ему было далеко за 40 лет, он на 23 минуте победил молодого абсолютного казахского чемпиона. Он был очень добрым и щедрым человеком. Однажды, раздал бедным людям всех пятнадцать баранов, которых получил как приз на тое (пире) у одного бая, участвуя в поединках по борьбе. Хотя сам просил еду у людей пока несколько дней шёл на праздник. Он всю жизнь помогал людям, был велик телом и душой. Будучи позднее председателем волостного совета либо председателем колхоза, делился последним с людьми.

      В войну, когда делиться было нечем, охотой кормил людей. «Светящийся Лев», так звали богатыря за ауру, которую некоторые видели за его спиной - укор всем теперешним начальникам, от которых тень чернее ночи. В советское время был учреждён мастерский всесоюзный борцовский открытый турнир имени Кожомкула. В честь него были названы посёлок, где он родился и дворец спорта в столице Киргизии. Вот если бы ещё в сердца современных политиков и руководителей проникла аура этого благородного человека! Тогда это было бы истинным увековечением среди людей этого великого в своих поступках человека.

     Вообще в киргизском народе всегда были популярны многие национальные  спортивные развлечения: самое экзотическое и жестокое зрелище эркишим - схватка без правил людей и коней, где даже разрешается вышибать противника из седла передними копытами скакуна, подняв его на дыбы; джигитовка, где принимают участие и девушки; куреш  – борьба на поясах; аламан байга(набег) - скачки на лошадях по пересечённой местности; кок-бору - козлодрание (регби на лошадях, изначально охота верхом на волка с камчой - плетью с железом на конце). Охота с собаками, беркутами, другими ловчими птицами и многое другое.      
      Например, погоня на коне за "невестой", которая убегая на скакуне отбивается от "жениха" камчой. Если он не смог остановить её на первом круге голыми руками, то на втором уже невеста догоняет жениха и лупит его плетью. Наверное, это придумано, чтобы не воровал "невест" кто попало.
     Я и сам, со своими друзьями-борцами приходя на ипподром, во время народных празднеств участвовал в соревнованиях по борьбе прямо на траве: на спор, за деньги или арбузы.

     Сельские борцы не тренировались, как мы, постоянно, а только эпизодически. И хотя проигрывали нам в технике, в дыхалке и не придавали значение разминке, но всё-таки знали основные приёмы. Которые традиционно сохранялись в народе, а в физической силе почти всегда превосходили нас. И поэтому в кураже требовали реванша после проигрыша, не понимая почему они реже, чем мы, побеждали. Полагаю, пренебрежение к разминке было основано на том, что сильный должен быть всегда готов к поединку. В этом монголы и буряты хитрее и исполняют перед борьбой танец орла. Хотя тоже по так называемой монгольской системе приемы и броски отрабатывают только в схватке.

    По русской примете, когда человек хорошо ест – значит сильный, может быть воином и пахарем. В этом и есть изначальный смысл соревнования киргизских обжор-батыров. Из  молодого барашка варили бешбармак (это в переводе пять пальцев, вкушали руками). Потом мелко нарезанное тающее мясо глотали, не жуя, применяя технику грифов. Жевать нельзя потому, что тогда человек быстро насыщается и заталкивать в себя еду уже не в силах. Таким образом, некоторые проглатывали целого барашка, а это 6-7 кг чистого мяса. Потом, чтобы не перегреться от еды, одевали меховые штаны и тулуп овчиной внутрь и ложились в холодную речку, а с них, точно нефтяное пятно, по воде плыл жир.

      В составе изыскательской партии отца имелся огромный приезжий хохол - фронтовик артиллерист, он мог в одиночку ракетами снарядить «Катюшу», которого поразили эти соревнования. Как-то спустившись в долину на юге Киргизии, отец с товарищами зашли в чайхану - поесть манты (большие пельмени, приготовленные на пару). Этот хохол начал спорить, что съест один пятьдесят мант – это около трёх килограмм. Но манты не получится глотать не жуя, никто ему естественно  не подсказал, что в этом весь смысл. Он проиграл, хотя и сожрал штук сорок. Тогда ему придумали наказание. Он встал на краю оросительного канала, а об его башку разбили самый большой спелый арбуз. После чего артиллерист с гиком гепнулся, как стрелой пропертый в канал, заодно помылся от арбузного сока. Голова у него, слава богу, оказалась более крепкая, чем живот.

    Этот романтический период и отцовские рассказы: о дикой природе, об охоте, рыбалке в горных речках, о суровом быте навсегда запали мне в душу и заставили буквально грезить об экспедициях. Тем более дома у нас находились предметы и вещи того периода как то: седло, пяти-зарядный карабин, бинокль, палатка, плащ-палатка, спальные мешки, рюкзаки, котелок-фляжка, шкурки эликов (косули) и сурков. Всё это богатство досталось мне, после того как отец перешёл в дорожно-строительный трест. Папочка, видя моё увлечение, часто вывозил нас с братом на природу, пользуясь, так сказать, служебным положением. Вместе с ним выезжали его коллеги, это был круг людей знатоков рыбалки, охоты и просто отдыха на природе.

     Обычно ехали на нескольких машинах, заранее подготовившись. Чаще всего ездили в низовья реки Чуй, где ловили бреднем и сетями сазанов, линей и щук. Я в это время пытался подстрелить фазана, дрофу, утку либо ондатру, что мне часто удавалось. Первый пикник после зимы устраивали на Курдае, перед степями  Казахстана, так как раньше всего весна приходила на низкий Курдайский  перевал, плавные линии которого быстро прогревались солнцем, словно в  теплице. И из земли повсюду начинали тянуться гигантские тюльпаны. Уверенной, крепкой походкой по своим бессмысленным делам, на взгляд человека, куда-то пытались спешить черепахи.

     Осенью же здесь в степях можно было поохотиться на многочисленные стада  сайгаков и джейранов, которые зимой иногда вообще приходили к Георгиевке на границу с Киргизией и паслись на пустынной  территории будущего аэропорта «Манас». Подкрасться к сайге или обойти и загнать на стрелка не позволяют  открытые просторы песчаной  полупустыни и постоянное движение антилопы, хотя они свободно кочуют в пределах видимости. Добыть животное можно только с машины лучше ночью, когда они не убегают в сторону от прожектора. Но здесь правда имеется риск сломать шею и разбить авто так как скорость надо держать около пятидесяти километров по бездорожью ночью.

     Так что мы брали у военных армейский вездеход  ГАЗ-66 и гонялись за сайгаками, которые семенили точно японские женщины, но со скоростью до пятидесяти километров. Попасть в газель, которая порскает в разные стороны, из прыгающего на ухабах бортового автомобиля тоже надо учиться. Я в лучшем случае попадал один раз из трёх. Как-то раз, когда мы настреляли уже двадцать пять антилоп, нас самих из автоматов чуть не покрошил рейд егерей. Но была ночь, и наш шофёр не подкачал, скрывшись без фар в зарослях саксаула. В общем, кое-как унесли ноги. Мясо сайги, подобно всем диким животным, красное без признаков жира, диетическое, ароматное и какое-то воздушное, напоминает печень. 
   
      Ещё можно было охотиться на антилоп, с собаками – тайганами (что значит «догони», «убей») род борзых, но более мелких и работающих ещё и по запаху. Как-то я гостил у одного чеченца в Казахстане. Он заведовал подсобным хозяйством какого-то предприятия, разводил овец и прочих рогатых скотов, правильней - скотину потому, что скоты чаще безрогие и двуногие. Он взял двух собак и на лошади выехал в степь. Мы за ним осторожно следовали на "Жигулях", стараясь не застрять в песках. Я взял бинокль, чтобы всё хорошо видеть.
     Примерно через пять километров он посадил одну собаку на лошадь, показал сайгаков и науськал её. Собаки рванули стаду наперерез. Но животные не испугались, особенно горбоносые рогачи-самцы, а просто сбились в кучу выставив навстречу острые рога. Тайганы стали носиться вокруг них, но когда к копытным приблизилась лошадь с всадником, то газели не выдержав, побежали. Собаки же выбрав одно из животных, понеслись на сажень быстрее ветра и в прыжке, летя кубарем, схватили его за лодыжки задних ног. Так они и удерживали антилопу, пока их хозяин, соскочив с лошади, не убил сайгу точным ударом ножа в шею. Вся эта охота, включая возвращение с разделанным трофеем, не заняла более двух часов.

    Кроме охотничьих и сторожевых пастушьих псов - двух среднеазиатских овчарок и одного туркменского волкодава-алабая, величиной с телёнка, у этого скотовода были беркут, сокол и ястреб. С беркутом он охотился на лис и молодых волков. Чтобы ноги беркута не разъезжались на добыче, на них на определённую ширину был надет кожаный ремень, дабы добыча не могла распрямиться, когда орёл сжимал её в своём захвате, пока не подоспеет охотник. С соколом охотиться на перепёлок было одно удовольствие. Главное было поднять птицу на крыло. Сокол бил её в воздухе насмерть одним касанием и не затрудняясь подхватить её когтями, например как ястреб, возвращался на руку хозяина, получая кусочек мяса. О собаках настоящие вайнахи, подобно киргизам и  казахам, не заботятся никогда. Им достаются только объедки.   

     Сейчас даже кочевники стали правоверными, правда, пьющими алкогольный кумыс из перебродившего ослиного молока, вместо хрустальной воды веры в пророка - потому, что в своём доме каждый мусульманин видит лучше гостей, как ему удобней верить. Ввиду чего и эти горе-магометане, туда же, чтобы не кормить, объявили собак наджис, то есть нечистыми, вдруг нанюхают. А воды вымыть руки нет, что ли?
     В советское время по сохранившемуся обычаю, от забытого тогда шариата, кавказские мужчины не прикасались к псам и, что вообще очень удобно, к детям. Ведь последние тоже могли сделать нечистоту, согласно исламу. Короче, это был тщательно оберегаемый пережиток, оправдывающий лень сильного пола в заботе о потомстве.
     Всем лающим друзьям нашего нохчи: пастушьим, сторожевым, охотничьим приходилось самостоятельно промышлять охотой на грызунов, зайцев и прочую живность, включая ослабевших, отбившихся сайгаков. Интересно, что сайгаков они пожирали, подобно волкам, точно также заворачивая шкуру снаружи вокруг хребта. В итоге оставалась только голова, копыта и свёрнутая внутрь мехом шкура. В таком варианте существования непонятно, что собаки нашли хорошего в том, лишь бы жить рядом с человеком?!

     Интересно было охотиться на кекликов (куропаток) и зайцев. Если идти вверх по речке, или медленно ехать, по мало проезжей дорожке, то они начинают бежать вверх по горе и становятся удобной мишенью охотника, когда достигают уровня глаз. Как-то рядом с Таласом, где отец сдавал автобазу госкомиссии, а потом праздновали её сдачу три дня, я прекрасно поохотился таким способом, подстрелив пять кекликов и зайца за одно утро. Мясо кеклика и фазана, очень нежное с  тонкими волокнами, но надо не забывать выпустить кровь из дичи. Так как тогда привкус мяса становится слишком специфичным.
     Вкуснее всего же жирная осенняя перепёлка, даже дикий сизый голубь с ней не сравнится. Зато охотиться на него несравненно легче. Голуби часто живут в глиняных промоинах гор. Подойдя вечером к пещерам, спугнув их, а потом выстрелив в стаю дуплетом, можно добыть до десяти штук за один раз, так я охотился вблизи Кочкорки. Не то, что перепел неожиданно и резко взлетающий, когда ты  этого не ждёшь. Тут без легавой собаки вообще делать нечего.


                Глава 3


     Неизгладимое впечатления на меня произвела среднегорная долина высотой до двух с половиной тысяч метров - плато Сусамыр, кстати, родина батыра Кожомкула. Вначале бесконечные серпантины дорог без всяких ограждений и тысяча-метровые пропасти, кипящие при семидесяти градусах радиаторы машин из-за высокогорья, потом сам перевал Тюз-Ашу (Верблюжий перевал) с вершиной более 3,5 километров с бесчисленными стадами овец, бредущими на летние джайлоо (пастбища).
               
     Непонятно почему перевал назван Верблюжьим? Может из-за одного из маршрутов Шёлкового пути в прошедшее время? Я лично кроме полудиких вьючных яков никаких верблюдов там не видел. Вот эти носят поклажу по горам с лёгкостью, а то верблюды?
    На этом пути построен трёх километровый туннель, пробитый в скалах на высоте 3200 метров по дороге Фрунзе - Ош,  для облегчения проезда в Ферганскую долину. С высоты перевала виднеется бескрайняя плоскогорная земля без признаков человека. Надо конечно учесть, что я побывал там почти сразу после окончания этого грандиозного строительства, и старая дорога через Тюз-Ашу ещё не была заброшена. Этим перевалом, как и следующим - Алабель, человек пользовался издревле, ещё две-три тысячи лет назад ведя караваны от Китая до Рима, после до Византии. Поэтому на скалах над аркой туннеля можно было видеть изображения животных, выбитые людьми бронзового века.

     Это подтвердил и старик чабан, приехавший позднее на лошади вечером к нам на огонёк. Он сказал с глубокомысленным видом, что в древности на Сусамыре жило много народов в разные периоды времени. И долина была заселена значительно гуще, чем теперь.

     - Всё на земле должно двигаться и меняться. Раз движется солнце и луна, то человек просто обязан, не сидеть на месте. Кочевать -  предназначение всех живых существ. Города это очень плохо, человек перестаёт двигаться и быть частью Вселенной. Но ежели ты не помнишь прошлого, то не увидишь будущего.

     Причём он имел в виду как минимум пару тысяч лет назад. Так что не только англичане интересуются историей своей земли. Может аксакал был манасчи, который по памяти читает текст, умещающийся на несколько дней чтения, то есть хранитель устной истории? На мой детский взгляд он вёл себя препотешно. С негодованием отказался от грибов, сказав, что раз грибы растут на навозе животных, кушать их всё равно, что есть экскременты. С другой стороны, увидев, что все взрослые закурили, тоже протянул руку за «Беломором». Потом долго кашлял и признался, что впервые решился попробовать такую новинку. Но с арак - с водкой был, по всей видимости, хорошо знаком. Выпил с большим наслаждением, как такыр впитывает воду. По-русски он не говорил, всё это мне переводил отец, ибо я по-киргизски понимал плохо, с пятого на десятое.

      Гостеприимство киргизов в советское время не знало ни начала, ни конца, ни края, ни границ. Тогда они не были вынуждены, как сейчас, в тисках нужды торговать на дорогах. Потому, что каждый человек был нужен государству. Люди чувствовали это и вели себя с достоинством, не то, что в нынешние подлые времена. Хотя последнее можно сказать и про Россию, где простой человек сейчас меньше чем собака. Сытый правитель искренне не понимает, почему кто-то недоволен, ведь ему хорошо? Подумаешь, их дети недоедают!

     Собственно не надо было даже ждать приглашения. Просто если  почувствовал запах приготовляемой пищи, то приходи в гости – такой существовал обычай. Попробуй не приди - это была обида. Когда всё не съедалось, то остатки трапезы вручались уходящим гостям. А на следующий день хозяева вели аскетический, спартанский образ жизни. Среди дня питались жармой (кисловатый напиток с жареным дроблёным ячменём и прочими ингредиентами - заодно  еда), а по вечерам и другой незамысловатой снедью. Праздничная пища готовилась только для гостей ввиду скромного достатка, который сейчас перешёл в ничем не прикрытую бедность. В то время втихомолку, без гостей, мясо не варилось. Выходит наш аксакал проявил воспитанность, навестив нас. И хотя пришёл один, на следующий вечер уже всю нашу ораву, ждал у себя на «беш».

      Тут есть один маленький нюанс. Киргизы никогда не режут барана, пока гость не увидит, что животное красивое, здоровое, упитанное. Да и куда торопиться людям, получающим удовольствие не от стяжательства, а от общения? Поэтому пока мясо варится, можно объесться боорсоками (жареным тестом), каурдаком (жаренным мясом с внутренностями, луком и иногда с картошкой), сладостями к бесконечному чаю, упиться водкой, кумысом и заснуть на кошме юрты.
      А когда, наконец, после часа ночи принесут бешбармак: ты только и сможешь - проснуться, присесть перед низким столиком, поднять рюмку, произнести «Товарищи…» и снова заснуть, не окончив тост и не поев этого блюда. Ввиду этого мой хитрый папка отправил пораньше пару человек в гости, потом их сменили другие, и мы все имели беш с ручной лапшой  уже к восьми часам вечера.

    Вернёмся к цели нашей экспедиции на Сусамыр. Первым делом опытные члены нашей вылазки на природу забросили сеть в небольшую речку, метров десять в ширину. Вытащив её  через час, мы поймали штук тридцать усачей (что-то среднее между османом и маринкой) каждый весом под килограмм, как по стандарту. Сварили густую уху, а остальную часть поджарили на углях. Утром, проснувшись и выбравшись из спального мешка, я обнаружил ледок по краям лужицы и это в июне. Стало понятно почему чабаны на высокогорье всегда тепло одеты несмотря, что днём  температура поднимается до плюс 28 градусов по Цельсию.
     Основная задача была сбор грибов. Мы их набрали за день столько, что забили мешками весь кузов бортового уазика. Хотя уже после обеда перестали собирать шампиньоны, которых было несметно и заготовляли только белые грибы.

     Отец строил дороги и мосты по всей Киргизии, по ранее непроходимым местам, где вокруг была дикая нетронутая природа. Я увязывался с ним в его командировки и бродил целыми днями, питаясь сухарями, курутом (сорт сухого сыра) и водой, не чувствуя усталости, ища добычу. Приходил только к вечеру переночевать в вагончике, предварительно искупавшись в каком-нибудь близлежащем теплом источнике али в речке.

      Когда добытых птиц было много, то мы не жарили их на углях, а запекали в глине. Сначала их надо было выпотрошить, потом положить внутрь раскалённый камешек и джусай (род черемши) и, обмазав глиной, присыпать углями. Когда разбивали запёкшуюся глину, то все перья оставались в ней. Выходило вкуснее, чем в духовке. Отец рассказывал, что на сурков надо охотиться верхом. Пускали лошадь вскачь и стреляли по убегающим зверькам. Естественно я не умел стрелять с лошади, поэтому лежал часами, замаскировавшись, выслеживая сурков. Хотя что-то подобное мы применяли, стреляя бегущих фазанов в заказнике из машины.

      Фазан бегает очень быстро, чтобы поднять на крыло, его надо догнать. А потом резко выскочить из машины и стрелять вслед, когда он перейдёт на бреющий полёт. В общем, все эти охоты, рыбалки, подлёдный лов и грандиозные выезды на природу, прекратились; когда отец ушёл на пенсию и перестал быть  душой и заводилой честной компании. Природа к этому времени слегка оскудела и нам привыкшим, что стоит только руку протянуть к её дарам, было скучно возвращаться ни с чем.
   
      Я тоже пошёл по стопам отца и строил объекты по всей Киргизии, как инженер-строитель. Но эти объекты, к сожалению, были уже не дороги по неизведанным местам. Правда ружьё ещё часто служило мне, когда стройка шла на краю земли, за перевалом Долон. Как, например, автобаза в с. Дюрбельджин за далёкой рекой Нарын. Там ляжешь на землю, протянешь руку, а дальше ничего нет - потому что край света. Шучу конечно, просто нет асфальта. Природа - это рука бога, а не человека!


                Глава 4


    Посредине любого большого ущелья, течёт река питающаяся от ледников. Чем жарче, тем она более полноводная. В неё впадают короткие речки с распадков или урочищ. Эти русла не более 5-10 км, обыкновенно сухие, но с большим уклоном и огромной площадью водосбора за счёт склонов гор. Вода в этих теснинах несётся и ревёт, сметая всё на своём пути, когда идёт дождь. Ущелье Ала-Арчинского природного парка вблизи наших дач одно из таких мест. 
     В этих заповедных угодьях обычно и охотился Сбитый Лётчик, ежели вы ещё не забыли о нём. Меня он опять заразил охотничьим инстинктом, рассказывая как видел медведя, принося мясо элика али кабана. Которое шло на ура в тушёном виде, особенно, когда я приезжал отдыхать с друзьями, водкой ну, и ещё кое с кем.

      Поднимаясь вверх по распадкам, можно охотиться на разных животных и птиц. В самом низу: это перепела, зайцы, фазаны, голуби сизари, лисы; выше - кеклики и кабаны; ещё выше – элики (вид  кабарги, косуля). Потом: улары (горные индейки), козероги (тоо-теке, горные козлы) и архары. До последних мы, как правило, не доходили хотя и видели. Архары своим поведением совсем не похожи на домашних овец. Это крупные, осторожные, быстрые животные. К которым  подкрасться практически невозможно. Их можно только иногда видеть - в стремительно бегущей лавине не разбирающей, как кажется, дороги по крутым скалам. Коли они срываются то, не теряя присутствия духа, приземляются на свои вьющиеся рога - этакие амортизаторы и, как ни в чём не бывало, несутся дальше.

     Козероги совсем другие по характеру. Они сами любят подкрадываться и ловко лазают, а не бегут по скалам. Особенно мне запомнился случай, когда  мы, после удачной охоты на уларов, сели отдохнуть под огромной тенью от скалы. Стоял тихий ясный день, обещая перейти в такой же вечер, и все поверхности зачервонятся под косыми лучами. Вид отсюда открывался просто божественный, действительно лучше гор могут быть только горы. И хотя чувствуешь себя песчинкой - по сравнению с оглушительной циклопичностью гор стоящих  в невозмутимой тишине, нарушаемой только клёкотом беркутов парящих на уровне твоего взгляда - в тоже время видишь весь мир какой он огромный и испытываешь ликование от того, что можешь обнять всё это взглядом.

       Вновь переживая только, что закончившийся поход с Виктором, я с удовольствием представлял, как буду повествовать о охоте на уларов. Закрыв глаза я представлял, как я лезу в горы не веря, что можно подстрелить каменного индюка. В принципе, он больше похож на гигантскую куропатку весом в три килограмма и совсем немного на индейку. У этих птиц есть одно уязвимое место. Со скал они слетают на субальпийские луга пощипать травку, выкопать луковичку. Потом идут вверх в горы, по ходу подкармливаясь. С древности известны целебные свойства их мяса, которое излечивает даже от холеры!

      На уларов охотятся двумя способами: можно затаиться за гребнем и ждать поднимающихся птиц, или идти им навстречу сверху вниз. Они запросто могут перелететь с гребня на гребень, но почему-то предпочитают вниз слетать, а вверх идти ногами. В общем, эти два способа малоэффективны. Третий же способ, предугадать куда слетят и сядут кормиться индейки. Это место знает только Всевидящий и браконьер Виктор! И он вывел меня точно туда куда надо. Просидев за обломком скалы с утра часа два без движения, я уже начал думать, что вообще никаких уларов не существует.
      Но свист, хлопанье мощных крыльев и переливчатые громкие индюшачьи крики возвестили, что горные индейки в пределах досягаемости на лужку. Мы тщательно целимся и одновременно стреляем. Две огромные птицы начинают нелепо скакать, бить крыльями, свернув набок шеи. Мы подбегаем к ним придавливаем крылья и ноги, чтобы долгие судороги не позволили ускакать нашей добыче в пропасть. Какие они красивые, сильные и тяжёлые. Меня наполняет огромная радость и изумление, что я настоящий охотник. Я открыл глаза и ещё раз с гордостью посмотрел на нашу добычу.

     Вдруг сверху упал камешек. Посмотрев вверх, мы увидели шесть штук тоо-теке, которые в метрах двадцати стояли боком на приступочках, на скале и внимательно разглядывали нас своими кошачьим глазами. Как только они заметили, что мы на них смотрим, стали медленно уходить вверх, оглядываясь и прыгая по неприступной скале, по нашим человеческим меркам. Трясущимися от волнения руками мы стрельнули пару раз дробью, надеясь, что они упадут от испуга либо мелкого ранения. Но козероги передвигаясь по выступам с булавочную головку спокойно и грациозно, точно женщины в узком платье, дошли до гребня. Постояли на самом верху покачивая бородами, словно аксакалы на вредных детей, и убедившись в нашей полной глупости исчезли. Будто они приходили к нам сверху сказать: "Неужели вы не видите, что земля такая большая и места всем хватит, не убивая?" После пережитого азарта стало как-то не по себе, почудилось, что кто-то о чём-то хотел предупредить меня.

    Как-то осенью мы с Лётчиком договорились сходить на охоту в будний день. Стада уже спустились в долину и не стало вездесущих любителей хорошей погоды. В горах ты один на один с вечностью. Воздухом не дышишь, а пьёшь его помимо своей воли, никогда не напиваясь, разрывая лёгкие. На дачу я приехал вечером,  как стемнело, лёг спать подготовившись к завтрашней охоте.

     Серым утром меня разбудил мой напарник стуком в окно. Наскоро позавтракав чаем из термоса и приготовленным загодя бутербродом, я уселся в машину, и мы двинули в сторону нужного нам распадка. Виктор взял два ружья:  гладкоствольное под картечь и винтовку-мелкокалиберку. Когда приехали на место, он как главный распорядитель вручил мне мелкашку и произнёс: «Сегодня будем охотиться на элика. Я проберусь потихоньку вверх по распадку и начну загонять на тебя, создавая шум. Ты бери мелкашку и поднимайся до этих гребней, будешь держать под прицелом проход между буграми и тропку вон на той скале. Услышишь выстрел наверху - будь готов, элики пойдут вниз».

    Я, зевая, согласился. Лезть высоко в горы утром удовольствие - для очень азартного любителя. Через час-полтора, я услышал выстрел из дробовика, а потом слабое и далёкое эхо криков и стуков еле слышимое в хрустальном воздухе. Элик появился тихо, я чуть его не прощёлкал, а ещё зашумел прицеливаясь. Он тут же скакнул на стёжку и скрылся на верху скалы. Впрочем, я не сильно огорчился, зная, что на горку ведёт только одна дорожка. Мы иногда нарочно загоняли туда глупых животных, которые надеялись там скрыться. Подождав пока не стихнут крики и выстрелы, закинув винтовку за спину, я полез верх по тропе. В этот момент небольшая стайка эликов прошествовала по проходу между буграми. С досады плюнув, я добрался до небольшой площадки.
 
     Снял мелкокалиберку и увидел из-за угла в конце тропы стоящую добычу. Прицелившись ей в шею, я спустил курок и услышал звук пули попавшей в тело. Животное должно было упасть как раз у подножия этой каменистой горки. Но, почему-то не упало, а исчезло на верху столба, поросшего чахлой арчой. Чертыхаясь, я поднялся на небольшое плато и обшарил его, никаких следов, хотя капли крови всё-таки были. Я подумал, что косуля, наверное, скатилась по другую сторону скалы; и искать её надо спустившись, обойдя основание низом. Отдохнув, я дошёл до угла. Дальше начиналась более узкая часть тропинки, и идти нужно было прижимаясь к каменной стене.
   
      И тут я увидел убитого элика лежащего на проходе, прямо назло в самом узком месте. Как косуля  смогла сюда спуститься и зачем пошла мне навстречу, было выше моего понимания. Крупные хищники часто заходят своему преследователю вслед, делая круг, чтобы напасть сзади. Мистика какая-то, дабы безобидный элик загородил мне дорогу. Хотя стайка будто ждала, пока я полезу за их сородичем наверх? Неужели косули способны на такую самоотверженность? Хотя даже птицы изображают подранков, рискуя жизнью, чтобы отвести от гнезда хищников.

    Я оставил ружьё за углом скалы и боком приблизился к косуле. Она лежала вперёд ко мне головой. Я сильно толкнул её носком правой ноги, но голова легко и беспомощно откатилась, свесившись в пропасть. Я был раздражён и пихнул её чересчур сильно, забыв, что она уже не живая и ещё не окоченела. Поэтому потерял равновесие и, испугавшись, со всего размаха прижался к стене, которая отбросила меня, как резиновая. Я полетел вниз с метров пятнадцати, падая медленно, словно во сне. Как мог, я сопротивлялся падению, хватаясь за все выступы. Стена не была отвесная, но я всё быстрее скользил по камню.

     Секунды стали ощутимо тягучим. Моё сознание, почему-то осталось на тропе, оно видело падающее тело, которое цеплялось за жизнь, обдирая руки и ища опоры ногам. В момент удара о землю время стремительно понеслось. Я слился с телом и ощутил, как огромная сила, которой невозможно сопротивляться, смяв, швырнула меня. Подскочив от удара о землю я упал навзничь. Чьи-то огромные глаза смотрели на меня с неба, возникло желание попросить у них прощения. Солнце померкло, всё почернело, ещё несколько мгновений моё сознание жило в темноте, точно лучик. Потом он погас, сказав «вот и всё».

    Не знаю, сколько я пролежал, хотя был только полдень, когда я очнулся. Но по моим неясным ощущениям это был какой-то другой день. Встав с земли я  почувствовал какую-то невесомость во всём теле, ничего не болело, но не было ощущения радости, что остался жив. Может это мягкая почва спасла меня или покатая стена? Почему до сих пор Виктор не нашёл меня? Наверное, у меня шок и надо ехать в больницу. Я побрёл в сторону, где мы оставили машину. Всё-таки, что-то с головой, а точнее с памятью, у меня было не в порядке. Не помню, добрался я до машины и был ли в больнице. Потом вдруг осознал себя на пороге собственной квартиры. А может меня уже выписали из больницы?

      Открыв незапертую  дверь и вошёл, внутри находились все мои близкие. Подумалось очень любезно, что они так дружно посетили больного, чего раньше не замечалось. Ещё бы кто-нибудь меня с больницы забрать догадался, а то дошёл непонятно как. На моё приветствие никто не отозвался. Они продолжали о чём-то потихоньку разговаривать между собой, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я прислушался, они с печальными лицами обсуждали, как лучше организовать поминки по мне. Наверное, издеваются надо мной за то, что лазаю по горам, словно придурок. Нет, чтобы семьёй заниматься, попал в больницу, всех напугал. Вот шутники! Упали бы с такой высоты, сразу бы запасы острословия истощились. Легко со стороны, искренне, с чистой душой веселиться, когда кто-нибудь брякнется, споткнувшись о реалии жизни.

    - Какая бездна тонкого юмора в вашей доброй шутке. Я так смешно навернулся, все бока болят от смеха, так цепануло! 

       Подойдя сзади, заорал я на ухо моему старшему брату. Он почему-то проигнорировал мой крик, даже не подскочил от неожиданности.

     - Мне кажется, что он до сих пор с нами. Как будто голос его услышал. Бедный братик…

     Тихо с придыханием произнёс брат, и из его глаз закапали слёзы. За ним  на полном серьёзе заревела жена. Через некоторое время и после многих бесплодных попыток я убедился, что уже не живой человек. В отчаянии прошёл в спальню и прилёг на кровать, покрывало подо мной даже не смялось. С надрывом и неописуемой горечью начал думать, что же мне делать и сколько всё это продлиться? Меня ошеломила собственная боль и судьба, пугала мёртвая леденящая бездна на краю которой остался один. Было так тошно, что хотелось разгрызть грудь и разорвать сердце на куски голыми руками, дабы исчезнуть навсегда, кабы мне это было дано.
       Выходит духи тоже страдают? Произошло какое-то раздвоение, что-то ещё живое рвалось и оплакивало прошедшую  жизнь. Я постиг - душа это жизнь и она живёт, пока не померкнет дух человека. Не успел попрощаться вот и пришёл к своим родным, когда они собрались вместе? Горе любящих притянуло мой дух из небытия своей тоскующей энергетикой.
 
      Я вышел в зал и попытался ещё раз ласково с ними разговаривать. Они замирали, на лицах возникало недоуменное выражение. Тогда перестав мучить их и себя, просто сел среди близких. Смерть - золотое время для единения родственников и друзей. Коллективные слёзы и всеобщая искренняя беда облегчили мою душу. Меня  трогали самые банальные излияния и панегрики - щедрый, умный, добрый (это я-то?), исключительная личность, решительный, это был человек! Я проникся благодарностью потому, что видел, как нелегко им произнести любые слова без слёз.
      Каждый вправе выбирать, как проводить свой досуг. Получается при помощи развлечения, выбрал смерть по своему усмотрению? Это несправедливо! Я должен был прожить сто лет, судя по своей линии жизни плавно и чётко проходящей через всю ладонь.

    - Почему ты считаешь несправедливостью, что больше не будешь убивать ради развлечения? Ты погиб на охоте, подобно великому путешественнику Пржевальскому, а не помер немощным старцем. 
   
       Возник ироничный голос в моём сознании.

      - Человек не может исправить природу человека! Радуйся, что тебе дано после перекрёстка бытия видеть и ждать своих близких. А потом принять их молодых и здоровых в свои объятья, когда путь на земле для них завершиться.   

    После этих пусть и саркастических слов я понял, что не остался один, а участие высшей силы существует даже для тех, кто этого может и не заслуживает. Тяжесть скатилась с меня, мёртвая бездна отступила. Я буду всегда с близкими и даже останусь на земле, пока будут помнить и любить меня. Для меня ведь нет времени, год пройдёт - через мгновение. Скоро мы будем вместе навсегда! Стены квартиры потекли и исчезли. Контуры моей оболочки растаяли. Примирившись с судьбой я успокоился и поплыл-полетел в судёнышке бестелесного разума по реке нирваны, ведущей в светлый туннель. Как известно, хмельной верблюд легче несёт свой вьюк.

     Вдруг налетела буря, вернулись ощущения: челн затрясло, на лицо полились струи воды, щёки начал сечь град. Захотелось вдохнуть, но дыхание не подчинилось мне. Поплыли красные круги перед глазами, разум накрыл страх удушья. Чьи-то руки выхватили меня из безвоздушного пространства положив на землю. Воздух, преодолев спазм, сам втиснулся в лёгкие. Возвращаясь в себя, закашлялся, выкатил глаза и ... снова оказался у подножия кряжа, вдыхая восхитительный воздух. А Победитель-реаниматолог лил на меня воду, тряс, давил на грудь, шлёпал по щекам, громко повторяя, почти крича.

     - Ты меня слышишь? Хас, ты слышишь? Ты живой?

       В первый момент, пока ещё полностью не очухался, чувствуя досаду на него за свой прерванный полёт, хриплым шёпотом грубо отозвался.

      - Да слышу, не ори. И без тебя башка раскалывается и мутит. Как я опять здесь очутился?

      - Ну, слава богу живой! Совсем память отшибло? Сорвался со скалы, весь в крови был, пульса не было, холодный. Думал разбился насмерть, когда тебя отыскал. На всякий случай, начал проводить искусственное дыхание - рот в рот, да не кривись, ха-ха-ха! через платок. От удара сердце, сознание могут отключиться, надо пытаться запустить их, так нас учили делать при коме. Везучий ты, с такой высоты грохнулся - жив и вроде ничего не сломал!

      Так меня вернул в настоящее время самый лучший человек в мире. А может и Всевидящий давший шанс не убивать божьих творений, а любоваться ими. По жизни нас ведёт судьба, но первый шаг навстречу к ней мы делаем сами.

      Конечно, после такого чудовищного видения, которое родил всего лишь сон разума? я больше никогда не охотился.
     А храбрость, главное достоинство мужчины, стал проявлять совсем к другим созданиям и в другом месте. Как сказал один пошляк: "Вот это охота! Когда всем охота. Это вам не птичек стрелять."