Миллиард секунд

1.
- Сергей Дмитрич... там мясо привезли. Ну, фермер, как всегда… Я, вот, свининки взяла…

Дополнением к торчащей в чуть приоткрытом проеме двери, голове в крахмальном колпаке, добавился раскачивающийся объемный целлофан. Высота колпака непременно зависит от занимаемой должности, это верно. Было забавно, как в кукольном театре.

- Да. Я понял. Спасибо.
-Идите, а то вмиг разберут. Неуспеете…- колпак был настойчив.

Сергей Дмитриевич не любил эти просунутые, по лисьи, головы с каким-то виновато-заискивающим кривлянием. Еще больше не любил входящих в кабинет боком,  прижав руки к диафрагме. Одно время он  пытался целостно классифицировать по психотипам, страждущих исцеления, на основании манеры проявляться в дверном проеме. Благо материала для наблюдения районному кардиологу предостаточно.

- Неуспеете… Сергей Дмитриевич провел ладонью от затылка, против роста коротко остриженных волос, с явным удовольствием.
-Неуспеете, надо же…
-Не насладится око зрением и ухо слухом- он важно изрек, улыбаясь пророчески- библейскому задранному вверх персту указующему.

Неуспеть.
Вот это самое- неуспеть- радость и проклятие. Он боялся и  в тоже время был спокоен как скала в совершенно определенном понимании: неуспеть. Он измерял жизнь парадоксальными вещами. Успею поменять только три автомобиля. Возможно, осилю вожделенный джип годам к пятидесяти, если осилю,  если к пятидесяти и если будут, эти пятьдесят. Или: точно не буду в Японии, не увижу монгольских степей, норвежских фъердов, бескрайних льдов, жутко- пленительную саванну, да мало ли чего. Примерно так. И в тоже время нельзя сказать, что как то особенно тяготился невыполнимым- неуспеть. Жил в среднем темпе, может быть даже медленнее. Контрольные точки восприятия были для него не четкими и ограничивались  тремя пунктами. Родился, подергался в судорогах отчаянной борьбы за место под солнцем и помер-очень просто. Кажется, Сергей Дмитриевич появился на свет и раз, на тебе, стал старым. Человеки,  порой застревают в определенном возрасте, что особенно пикантно выглядит школьными косичками, клоунски рыжими, с проплешиной, бодро-нафталиновыми старушками, в чарующем всегдашней новизной маразме.
Он был осторожен, местами робок, пробовал мелкими глоточками. Любил затворничать на даче, смотреть на облака, слушать шум ветра в соснах, прихлебывать чай с зефирками, вздыхать, поливать изумрудный газон и пересматривать черно-белые фильмы.

- Засиделся я что-то.. Сергей Дмитриевич, тряхнул рукой, удобнее рассмотреть стрелки часов.
Закрыл журнал приема, бросил ручку в ящик. Ему нравилось чувство завершенности. Снял халат, проверил, закрыто ли окно, выдернул шнур компьютера. Убедился в выключенном потолочном светильнике и  раскланявшись   в регистратуре  вышел.
               

Старенькая «Хонда», уверенно набирая обороты, с приятным рыком гоночного болида, лавировала в потоке.
  За рулем ощущаешь свободу, некоторую первобытную дикость.  Скорость манит,  завораживает гипнотической чехардой  придорожных столбиков, змеящейся разметкой. Стрелкой спидометра, отмеряя  граммы  крови полные  эндорфинами  счастья, иллюзией   свободы,  ты сосредоточен и пуст одновременно. Набрав максимум, воплем победителя,  насладившись, отпускаешь  педаль газа, легко  с благодарностью хлопаешь по баранке и говоришь: спасибо родная. Сейчас, в это самое мгновенье ты настоящий, это прокалывает иглой в самое затаенное, ты дерзок, ты всемогущий Господь. Обладать  этой  неуемной  живостью  и есть великое счастье.

Вырвавшись из города, Сергей Дмитриевич, на  крейсерской скорости, спешил к обожаемым дачным  радостям  к приветливому,  родному  запаху березовых трескучих  дровишек   в разогретой печке.
 Оранжево- пестрый   лес, сдобренный  пунцовыми  гроздьями  рябины, беспечно прекрасный, категорически требовал окунуться с головой и забыться в нежном шорохе.
Встречный поток  плотно, сурово,  в два ряда, колонной, очерченный  двойной сплошной, обреченно  медленно продвигался за вожаком,  неимоверно большим  тихоходным,  величавым комбайном.  Торопливые автовладельцы  выныривая в пол- колеса из строя, оценив всю бесперспективность обгона, возвращались обратно. Он поймал себя на неприличном,  в стыдном желании,  показать язык  встречным бедолагам.


2.
Неожиданно. Как многое, неожиданно.  Ярко, ослепляя светом фар. Неизбежно. Слишком быстро.

- В эфире новости: « Сегодня на 23 километре трассы  М-9, произошло дорожное - транспортное происшествие. По предварительной версии, водитель внедорожника нарушил ПДД с выездом на полосу встречного движения. В результате лобового столкновения  водитель внедорожника и другой участник  происшествия -водитель седана «Хонда» с многочисленными травмами в критическом состоянии доставлен в лечебное учреждение. Мы продолжаем наше вещание».


Стенки пузыря  мелко вибрировали, переливаясь всеми цветами радуги. Сергей,  согнув руки,  рассматривая, приблизил ладони к лицу, вращаясь в пузыре, легко и  невесомо. Сергей осторожно коснулся  дрожащей оболочки. Эластичная перепонка подалась вперед, без особенных усилий и  крошась в малюсенькие шарики,  рассыпалась. Свет, плотный белый свет, он был повсюду.

- Ну, с прибытием.   Неизвестный,  дружелюбно улыбаясь, поправил галстук и протянул руку для пожатия.
- Красивый -сказал Сергей.
 -Кто, красивый?
- Галстук.
- А, вы об этом. Хотите такой же?-Неизвестный начал хлопать себя по многочисленным карманам жилета.
 - Нет,  такого нет. Давайте потом.- Неизвестный вздохнул, вытянул губы трубочкой и, пожимая плечами, широко развел руки.
- А, вы кто?- спросил Сергей.
- Ну, это сложно - Неизвестный улыбнулся.
- Присядем? Он указал на лавочку,  ажурной ковки, с сиденьем светлой сосны.
- Вы ведь доктор-  твердо сказал Неизвестный. Сложив руки на груди,  он слегка раскачивался. 
-Вот. Для простоты я назову себя – Регистратор.
- Регистратор…- Сергей кивнул в ответ.
 Доски лавочки, полированные до скользкого, источали тонкий аромат  разогретой солнцем хвои,  янтарной смолы и спелой земляники.
 - А, где я? Сказал Сергей.
- Ты знаешь. - Регистратор светился и потрескивал как бенгальские огоньки.
- Значит,  я - Сергей  резко закрыл ладонью рот,  будто пытаясь удержать и не выпустить обретенное.
- Так, ты, то есть вы, не умею сказать как- Сергей протянул руку в сторону Регистратора и вскочил на ноги.
- Вы, это ОН? - прошептал Сергей, пугаясь своей догадки.
Регистратор перестал потрескивать и расхохотался. Он смеялся так открыто и так заразительно, что Сергей тоже захохотал.
- Нет. Я не Он. Он занят. – выдавил Регистратор,  давясь смехом, прихлопывая по ляжкам в полуприседе.
- А, я как то все по-другому представлял- сказал Сергей. В животе приятно покалывало.
-Но,  совсем не страшно- сказал Сергей и медленно опустился на лавку.
- Можно и так - сказал Регистратор и азартно хлопнул в ладоши.

Протяженная  колоннада,  оканчивалась стремительной, широкой лестницей.  Кристально-снежный шелк, волнуемый теплым ветром, заполнял пространство между стройных колонн высотой теряющихся в сумраке. Горящие смоляные чаши светильников на треноге, причудливыми тенями, оживляли  строгий холод мрамора. Высокий, седовласый старец, в пурпурной тоге, медленно шествовал по лестнице. Сергей завороженнно смотрел на его кожаные грубые сандалии с медными пряжками.  Старец приближался,  опираясь на узловатый посох которым ударял при каждом шаге,  окруженный облаком разномастных  трепетных  бабочек, которые  казалось,  возникали из кудлатой бороды. Сергей слышал рокот прибоя, впитывал кожей соленый полынно-пряный воздух.
- Сын мой! – воскликнул Старец, раскатистым эхом,  вторясь громовыми раскатами.
Сергей ошарашено отпрянул.
 Старец бросил посох.
- Нет, ну это как-то пугающе, антично и слишком пафосное- сказал Старец и заискрился.
- Да уж, через чур- сказал Сергей и медленно опустился на лавку.
- Может по- простому?- сказал Старец.
Пурпурная тога таяла снизу вверх,  пока весь его облик не изменился до  знакомого человека в жилете. Регистратор тщательно разгладил галстук, аккуратно прищепив  его крокодильчиком – заколкой к сиреневой в крапинку рубахе и  хлопнул в ладоши.

Когда душный  июль перевалит за гору и караси перестают  чавкать тиной совсем рядом с берегом. Когда гудящий гнусом  зной еще жалит оводами, а в низинах по- утру на траве жемчугом собирается роса. Когда над рекой, рваными облачками парит  туман и спелый травяной пух. Когда самые макушки могучих тополей начинают рыжеть. Когда скорый  август уже наливается зрелостью, нет ничего приятнее, чем сидя на теплых деревянных помостках беззаботно болтать ногами в  текучей нежной прохладе, светлой,  песчаного дна,  реки.
- По пивку?- сказал Регистратор и тяжело, сухо сглотнул.
- А, то,  как то не клеится.
Сергей  с изумлением  взглянул  на собеседника.
- Ну, если можно. Давайте.
- Вот и ладушки!
Регистратор склонился к воде и повозившись с размокшим веревочным узелком, торжественно извлек отвязанную от столбика сетку- авоську ощетинившуюся в прорехах бутылками.
- Ага,  оно! –ликовал Регистратор, подняв сетку над головой. Вода веселыми ручейками, сбегая по темному стеклу пенного чешского, поливала и его и Сергея.
Регистратор скрутил  пару крышек, втянул ноздрями  сильный,  острый,  медовой горчинки хмель  и протянул бутылку Сергею.

- Как сам?- сказал Регистратор, причмокивая, со вкусом,  поставил початое пиво между коленей.
- Нормально.
Сергей смотрел на беспокойную водомерку, на маленькие,  скорые кружочки на воде, оставляемые ею после прыжка.
- Ну, рассказывай...

3.
….. Сад был просто огромным. Вытянутый,  прямоугольником на юго-восток, огороженный  в рост  забором  из нетесаного горбыля. Серые, мытые дождями, лизанные  ветрами, тресканые доски с дырками- кругляками выпавших сучков, венчались пиками  ржавленных гвоздиков,  так замечательно приводящие в жалкий вид портки незваных любителей полакомиться спелыми яблоками. Берегли не яблоки, а хрупкие деревца. Впрочем,  лазать через забор совсем не обязательно. Огромную корзину,  верхом наваленную медовыми яблоками, выставляли за калитку каждый  погожий вечер для всех желающих.  Сразу за огородкой  жмутся кусты ракиты, где у корней,  витые,  вытоптанные куриными лапками как катком туннели и пыльный большак и воля и простор дурманом и сиреневой дымкой далекий лес.

…..- Сережка ! А, Сережка, иди- ка,  сюда ! Ишто удумал. Ридикюль изрезал.. !
Сережа не отзывался. Затаившись под раскидистой смородиной, он видел на трапиках бабулю,  размахивающую железной скобкой- защелкой истраченной им сумки,  тесненной  кожи неведомого зверя,  на производство колчана для индейских стрел. И вышло удачно, но не без последствий.
- Ну, тебя. Сголодаешся приходи. Камбала, твоя любимая, пожарила. Вот, вспомнишь, бабушка говорила…
Таисия Петровна поднялась на крылечко в три ступени, потрепала за ухом усталого, старенького,  чрезвычайно смирного барбоса.
- Вот Серенька не придет, тебе вся  рыбка достанется. Так,  Букет?
Пес поднялся на лапы, высунул язык и  завилял хвостом. В  вовсёпонимающей  глубине собачьих  глаз уместилась хозяйка,   ситцевым бардовым платьем,  латаной кофтой с закатанными рукавами, обязательной крупной булавкой  на кармашке. Бесконечно добрая. И руки, натруженные,  в синих жилках, крашенные травяным сорным соком, всегда горячие ладони, даже в лютый мороз без варежек. От всего спасет, укроет  и пожалеет.

Большой жук-пожарник, в черном квадратном строгом мундире с красным подбоем, выпрыгнул дугой совсем рядом. Сережа успел рассмотреть его длинные в полоску усы и пытаясь перехватить  знатный экземпляр на излете, повалился перекатом на спину в пух одуванчиков.
Невесомые парашутики,  схваченные теплым ветерком, облачком  раскачиваясь, поднимались все выше, пока Сережа мог их различить в слепящем, солнечном,  дрожащем синью небе……

….- Вот тебе звездочки! Смотри, как масть угодила!
Дед привстал со стула, вытянулся стрункой и ловко приладил девятку бубей и трефового валета, погонами на плечи раздосадованной проигрышем Таисии Петровны.
- Ну, все, Коль! Закрывай тетрадку, хватит, брат.
Таисия Петровна легко повела плечами, подхватила падающие карты и положила на стол к вороху победной комбинации, разыгранной с математической точностью.
Дед скрупулезно  фиксировал итоги почти ежевечерних, нешуточных по накалу страстей, картежных баталий в тертой ученической тетради, сложным кодом из четырехугольников с кругами по углам и диагональной штриховкой. Подсчет удачных партий сравнивался с имеющейся статистикой, увлекая Николая Петровича прогнозированием вероятности выигрыша при прочих равных. Бралось ли в расчет температура воды,  атмосферное  давление и собственное ртутное,  не знаю, но прогнозы сбывались с точность до десятых долей.
Дед, заправил обшлаг пустого рукава в карман пиджака. Тряхнул пачку папирос, уладил в зубах длинный пистон «Беломор», ловко чиркнул спичку и наполнился ароматным сизым дымом.
- Пойдем-ка Сережка,  за ремень подержимся- сказал Дед.
-А бабы пока чайку заварят.
Мы вышли темными сенями, где всегда прочно и терпко веяло ламповым керосином и дегтем. Фонарь, конусом света, резал густые, звучные стрекотом сумерки.
Дед, плотно прислонясь к палисаднику, повозился и облегченно выдохнул. Там, в зоне поражения, пузырился ягодами крыжовник и по понятным причинам никто его не собирал. Еще была яблоня, дед посадил. Толи дичка, толи сорт такой, но никто яблок не ел. Горькие. И дед был горький. Проживал с боевой своей подругой, Полиной, не женой. Жили мирно- «Колик и Полик». Выпивали, не часто…
По особым дням, Полина Матвеевна, одевала деду казенную, на ремнях, руку-протез с черной перчаткой и мы отправлялись в «Ветеранский магазин» за фронтовым пайком.
Дед всегда говорил много, подтрунивал своих очереденцев за превкусной ветчиной и настоящими шоколадными конфетами. Я смотрел на их пепельные головы, смешные, лохматые ноздри, усталые и все- таки озорные глаза и гадал, где они оставили свои руки и ноги. Может быть там, где и Дед, на неведомом мне Одере….

......Сережа подтянул одеялко к самому носу, повернулся на бок, к стене с ковром,  вышитым благородными оленями, сказочным  принцем  в доспехе, на белогривом жеребце,  а рядом величавая княжна на гарцующем вороном красавце с золотой сбруей. В сказочном лесу с диковинными травами и цветами, в  окружении павлинов,  райских птах  и смирных волков.
- Господь всемогущий, помилуй нас.  Прости нам грехи наши тяжкие и нетяжкие, вольные и невольные…
Таисия Петровна осеняясь крестным знамением, привстала  на цыпочки к строгому лику иконы и скоро прижала фитилек лампадки. 
Дымок,  сладковатый,  иорданской оливы мешаной на вазелиновом масле, таял, ускользал Сережкиным беззаботным  сопением, бабусиным ночным  валидолом, лупоглазыми звездами, беглой луной.

4.
….- И, вот знаешь, все кусочками помнится. Запах, вкус, цвет, звуки. Вдруг, раз! Проявляется, из укромного, все детство. Много. Фрагментами, крохотными частичками. Ленточкой как в диапроекторе.
 На душе мягко и тепло как в пеленках…
Сергей тихо выдохнул и замолчал.
Тень от прибрежного орешника стала длиннее.  Мальки игривой уклейки ожесточенно таранили размокший в воде хлебный мякиш, выныривая  серебристой стрелкой.
- Смотри, как щиплют!  Регистратор подбросил очередной ржаной катышек.
- Быстрые какие…
- А, вот скажи –сказал Сергей.
- Где теперь все эти красивые улитки и «королевские» жуки? Экология?
-Нет. Ты стал выше ростом. Перестал видеть. Начни удивляться и все вернется. Регистратор  похлопал Сергея по плечу.
- Так просто…
- Да,  так просто.
-А, дальше ?  сказал Регистратор
- Дальше. Они все ушли. Один за другим и бабуля и дед и Полина. Все ушли  и ракита и дом и горькая яблоня.
Сергей отвернулся, украдкой потирая глаза, щекотало ноздри, зудела набегающая  слезинка.
- Осталось,  вот,  в картонной коробочке несколько отломков кирпичика от печки. Даже сажа, черной поволокой осталась. Открываю, коробочку, проведу по щербинкам и опять далеко,  прячу.
Всколыхнулось и успокоилось. Мы не выбираем. Можем ли выбрать или давно кто-то все за нас решил. Как отмеряно, кем и почему. Мы все уйдем. Я тогда понял смерть,  так отчетливо и кристально и тут же забыл. Забыл, как могут забывать только дети. Закончится все, все, но только не Я!
Этот мир. Я вижу его глазами мальчишки прячущегося за кустом смородины. Мир, огромный и яркий, в шумных прорехах теней высоких яблонь и когда легким дыханием ветра изумруд листков закрывает  солнце,  мне страшно.
Мир, на бритве острой осоки, каплей росы умещается в моих ладонях. Я могу коснуться радуги, я умею летать.

5.
…- Господи! Где успел изгваздаться…? Мама с ловкостью заправского мага-чародея выхватила платочек, запрятанный в рукав, обернув им палец, смочила слюной, резко и порывисто смазала чернильную кляксу.
Сережа крайне досадовал, этой процедуре, сдобренной привкусом помады. Он поморщился и утер зарозовевшую щеку.
- На ключ. Мама протянула раскачивающийся на черном шнурке от старых ботинок, золотистый маятник.
- Учись хорошо. Иди уже.

Школа четырехэтажной громадиной сталинского ампира, острым коньком двускатной крыши величаво парила в зарослях сирени экспериментально-опытного участка, одинаково сердечно встречая робких и дерзких линованной  квадратами площадкой для  торжественных построений. Внутренний дворик красовался клумбами заботливо обихоженными биологичкой. Центр композиции венчала внушительная гипсобетонная курчавая голова нашего всего.

- Роднин! К доске!
- Смотрите дети! Учительша, раскрыв дневник, направилась в  проход  между парт, вращаясь направо и лево, демонстрируя  Сережкин дневник. 
Прижимая пальцем строчку,  где вчера красовался жирный  каллиграфически правильный гусь- двойки, крупно и с нажимом выведенный  Валентиной Ивановной, а сегодня неумело затертая, выскоблена острым бритвенным лезвийцем, с ошметками скатанной бумаги, почти до дырки страничка.
- Стёр.. супчик!  Валентина Ивановна театрально схлопнула многострадальный дневник и казалось вся она и особенно  пережженные химической завивкой волосы  пламенели неудержимым   до исступления гневом.
- Супчик, супчик… вторили ехидные мальчишки и девчонки. Второй  «А» класс неивствовствовал. Супчик!....

…- Ну, что ты опять наковырял.  Так пройдут. Прижги хоть отцовым одеколоном.
Сергей, прицелившись в отражение  зеркала,  смазал щипучим колдовством лоб, густо покрытый рытвинками и заживающими корочками давленых прыщей.
- Бриться тебе пора. Завтра станок куплю.- сказала мама.
- Ну, прям красавчик..  Он придирчиво осмотрелся,  недовольно покрутился,  поправил узкий галстук, модный, из черного кожзама.
- Все мам, пошел.
Черемуха цветилась белыми шапками,   густо, духмяно,  напористо,  заполняя ароматом улицы, с утренней прохладой  дымкой сочилась в окна и двери, стучалась  в висках  разгоняя сердце.
Сергей спешил, перепрыгивая широкие,  веселые,  в маслянистых радужных разводах лужи. Спешил к солнцу, к ветру.  Он спешил видеть её.  Озорную, быструю девчонку, плавную  в линиях. Спешил видеть каштановые кудряшки.  Он спешил, украдкой, невзначай коснуться локтями. Сергей тонул, кружась в непостижимой бездне ее глаз. Сергей спешил жить.

……Молдавского разлива, обжигающий глотку,  ядреный бренди. Выпускной. Хмельной рассвет….
А потом, потом было быстрое  с тревогами лето. И «пяточек » наудачу под пяткой в левом ботинке.   Восторг  и опустошение определенности перед списками зачисленных. Мамины слезы радости. И батя, еще роднее и ближе и понятнее.

6.
-… а в целом не самое любимое время. Сергей замолчал.
Легкий ветерок волновал рябью воду, подгоняя  кораблик скрюченного  желтизной  увядания листка ивы.
- Что, все так безрадостно… еще по пивку?- спросил  Регистратор, вопросительно вытянув шею.
Сергей медлил, щурился от озорных бликов света, беззвучно шевелил губами, собираясь мыслями.
-Да нет. Было и весело.- просиял Сергей.
- Был у нас физрук  -Анатолий Васильевич. Нормальный  мужик. Закидоны конечно были, военно -специфические, не суть. Так вот он всех пацанов именовал –«Федя». Особенно обидно было слышать  в  момент бесплодных попыток, изображая вис на турнике,  неудающегося ни под каким соусом подтягивания. И как- то особенно обидно у него выходило, это «Федя». Не ругательство, а обидно. Носил он добротные кеды, темно синие с черными шнурками,  белой резиной подошвы  и носок, тоже белый с красной окантовкой. Просто шик. Огонь кеды. Мы изловчились и утащили из тренерской этот замечательный образчик спортивной роскоши. Жирно, с чувством вывели ручкой «Федя» как раз на белой резине носка, на обоих кедах. Читалось со стороны обладателя. А рядом с обозначенным артефактом изобразили стартующие в клубах реактивной тяги стратегические ракеты.  И знаешь, не обиделся. И кажется при неизъяснимой  всеобщей нелюбви к нему школяров, за нарочитую строгость и неласковость, воспринял как знак внимания и привязанности, с одобрением. Кеды он так и не сменил. Когда краска смывалась,  собственноручно восстанавливал и надпись и ракеты….

Теперь я могу объяснить, почему возникают отеки у голодающего человека и причем здесь поваренная соль. Рассказать, что знание скорости звука мне не пригодилось.
Много пустяшных обид, слов и поступков, которые теперь мне смешны. Но тогда, тогда они были так весомы. Я всегда чего -то боялся, вдруг к доске, или, крупных парней из старших классов. Непередаваемый фимиам  школьных коридоров и сейчас на языке и я остро его принимаю, когда мне неуютно. Сложно пояснить. Тогда я играл. Играл в советского разведчика. Я двигался индейским легким шагом. Я был благородным рыцарем. Я примерял образы, лица,  жесты, интонации. Я пробовал. Выбирал, каким быть.


7.

….Ядовито- удушливый  формалиновый   угар, теснился к сводчатому потолку препараторской, расползался в глотке, проникая дрожью в колени. Спеленатое, словно   мумия, тело на гранитном резекторском столе  пугало и завораживало. Студенты нервно,   без надобности, поправляли колпаки и маски.
- Перед вами  труп мужчины. Неопознанного.  Невостребованного. Приблизительно пятидесяти лет. Прошу проявить уважение. Изучая  не живое,  вы сможете понять страдания живых. 
Авторитетный  преподаватель анатомии  вытянулся, по-армейски щелкнул каблуками, завершая  напутственную речь почтительным, благородным кивком головы. Сергею импонировала сухая строгость  учителя.
 - Роднин, вам для изучения определена левая стопа. Взгляните-ка на  пятку. Усопший прожил  непростую жизнь.
 Сергей робко непослушными в перчатках пальцами сдвинул   белый пропитанный химикалиями саван.
- Ваш скальпель не годится. Возьмите этот…..

….- Док ?!
- Ты как?
Сергея мутило. Сурово, основательно.  Он потянулся.  Непослушные руки, чужие ноги. Принадлежала ли ему собственная голова, еще вопрос.
-Кисло…
- На…
Тимур, закадычный друг и похмельных дел гуру, протянул  вместительную кружку с опытно заготовленным еще вчера пивом. Лучшего места как поставить спасительную влагу в нишу под   кипящую жаром  батарею  отопления Тимур не придумал.
- Пойдем ..
Дверь подъезда, приведенная в действие мощной пружиной, звучно грохнула.
 Подхватив ладонью, не комкая,  снег с перил, Сергей скоро утер лицо. Зажгло.  Низкое солнце висело вровень с обледенелыми крышами  муравейника  многоэтажек. 
Привычно вытряхнув из пачки сигарету,  Сергей глубоко вдохнул вольного, сизого дыма.
Лихо. Задорно. Шаг за шагом. Оставляя позади бессонные ночи зубрежки вперемешку с  ветреными,  хмельными  загулами.  Дни, музыкой извлекаемые  из магнитной ленты, бывалым  плейером. Отзывчивые,  упругие девушки,  чьи имена не помнятся. Было легко. Было просто. День и еще день Непозволительно роскошь. Нет ничего невозможного…
 
 …-что же  любезнейший, весьма не дурно, Роднин,  весьма. Клиническое мышление на уровне, рад. Рекомендую, продолжить ваше увлечение кардиологией. Вполне возможно выйдет неплохо интернист. – Валентин Андреевич, удовлетворенный экзаменом,  коротким жестом пригладил  бородку. 
-Извольте зачетку
 Профессор, размашисто, презрев  линовку  зачетной книжки,  вывел отлично, украсив вычурным вензелем  подписи, завершая  для Сергея  сессионную лихорадку.

8. … всё жду. Что- то случится,  обязательно хорошее. На черновик живу. И словно  будет у меня другая жизнь. Смотрю в зеркало, все тот –же. Только седых прибавилось и морщинки сеткой. Всё быстро побежало. Ничего не сделал.  Пролетело. Не помню. Рваными кусками. Столько всего. Мечтать перестал. Зачем, куда?- Сергей раздраженно махнул рукой.  Подтянув колени к подбородку, он медленно раскачивался вперед-назад.
- А как ты хотел?- спросил Регистратор
-Не знаю. Всё не то. Не об этом - Сергей замолчал.
- Ты задаешь не те вопросы. Тебе даровано как минимум еще миллиард секунд, от альфы до омеги - сказал Регистратор.
- Пойдем –ка, лучше купнёмся….