Конёк-Горбунок А. С. Пушкина. Часть 3
Имя "Макар" - по-гречески значит "блаженный". Именно в этом значении и употребляет данное имя автор, поскольку под Макаром имеет ввиду Ивана, который "благой дурак" (помните: "а благому дураку"?), то есть, - блаженный. И здесь повторяются слова самого нашего героя из Первой части сказки:
То есть, я из огорода
Стану царский воевода.
Почему же - если это случилось уже в Первой части сказки, эпиграф такого же содержания поставлен к третьей, заключительной?
Пока не знаем. Знаем же мы вот что.
С именем "Макар" связана одна из легенд о Петре Великом.
"Герой русских пословиц и поговорок, Макар появился на свет благодаря милости царя Петра Великого. Сквозь смог веков дошли до нас слухи, что, пребывая на рязанской земле с официальным визитом, Пётр Алексеевич Романов в дружеской неформальной обстановке общался с народом. И, когда третий подряд праздно шатающийся по улице мужик, попавшийся ему на пути, представился Макаром, как и первые двое, монаршая особа, топнув ногою и мотнув головою, молвила: «Быть же вам всем отныне Макарами!». Государь слов на ветер не пускает, и рязанские рыбаки досель прозываются макарами". /Ежи Лисовский
То есть, именем "Макар" мы обязаны - в большой степни - царю Петру Великому.
Кроме блаженных Макаров есть ещё острова Блаженных - Макарийские острова.
."..Можно найти счастье, если побывать и на блаженных островах Макарийских. Здесь реки медовые и молочные, берега у них кисельные, точно как в раю-Ирии! Это некая круглая равнина, омываемая со всех сторон рекой-океаном. Старинная «Книга, глаголемая Козмография» сообщает нам, что находится остров Макарийский, первый под самым востоком солнца, близ блаженного рая; залетают на сей остров птицы райские Гамаюн и Феникс и благоухание износят чудное… Там зимы нет.
В русском народном мировоззрении образ страны всеобщего счастья и блаженства известен как апокрифические Макарейские (Макарийские) острова (что, собственно, является греческим эквивалентом Островов Блаженных: makarios означает «блаженный», «счастливый») //Интернет "Очерки о путешествиях".
О Макарийских островах писали поэты Серебряного века:
На Макарийских островах,
Куда не смотрят наши страны,
Куда не входят смерть и страх
И не доходят великаны, -
На Макарийских островах
Живут без горя человеки,
Там в изумрудных берегах
Текут пурпуровые реки.
Там камни ценные цветут,
Там все в цветенье вечноюном,
Там птицы райские живут -
Волшебный Сирин с Гамаюном… / Константин Бальмонт "Райские птицы"
Таким образом, поговорка-эпиграф ко Второй части сказки "Конёк-Горбунок" обращает наше внимание к Макару - "блаженному", который попал в какие-то воеводы, - может быть, тоже среди блаженных, на Островах блаженных - Макарийских островах. (Потому что в воеводы земные наш герой попал ещё в Первой части сказки - "то есть, я из огорода стану царский воевода", - что же это повторять?)
К этой части сказки совсем загадочная присказка, которую прокомментировать довольно сложно.
Та-ра-ра-ли, та-ра-ра!
Вышли кони со двора;
Вот крестьяне их поймали
Да покрепче привязали...
Начинается всё с "Тарара" с восклицательным знаком; оперы Атонио Сальери на либретто Бомарше; вещи славной. Я шучу. Хотя, возможно, в моей шутке есть доля правды... В предыдущей присказке конь с златой узды срывался, прямо к солнцу поднимался. Теперь кони - во множественном числе, - но, вероятно, не более двух, - вышли со двора, а крестьяне их поймали да покрепче привязали - чтоб никуда не ходили.
Я неволен, как на привязи собака...
Что? Да так, ничего... Строчка пушкинская вдруг вспомнилась, из Западнославянских песен...
Сидит ворон на дубу,
Он играет во трубу;
Как во трубушку играет,
Православных потешает:
Ворон этот взят из русской народной баллады "Суровен Суздалец", которая начинается так:
Ой ты гой еси, охотничек,
Суровен богат сам Суздалец,
Ездил ты ровно три года,
Не убил ни гуся, ни лебедя,
Ни малова, ни Серова утеночка.
Тут молодец не загнойчив1) был,
Бил коня по крутым бедрам,
У коня бедры разъяряются,
Молодецкое сердечко разгорается.
Поехал сам далече во чисто поле,
Еще того подале ко раздольицу.
Тут стоит сырый дуб,
Сырый дуб колповистый2);
На дубу тут сидит черный вран,
Черный вран, птица вещая,
Провещает человеческим голосом;
Хочет он его подстрелити,
Подстрелити, погубити.
Натягивал тетевычки шелковыя,
Накладывал стрелочки кленовыи;
Возговорит ему черный вран,
Провещает человеческиим голосом:
– Ой ты гой еси, добрый молодец,
Суровен богат сам Суздалец!
Что ты меня подст(р)елишь,
Какую себе корысть в дом получишь?
Пух, перья по чисту полю,
Кровь пустишь по сыру дубу,
По сыру дубу, во сыру землю.
Я скажу тебе диво-дивовище,
Сам тому диву подивуешься:
Поезжай ты далече во чисто поле,
А еще того подале ко синю морю,
Ко широкому, ко чистому раздольицу;
Тут стоит Кумбал-царь,
Кумбал-царь Самородович,
Со многими татарами, с уланами,
Хочит он тебя погубити,
Погубити и сорубити.-
(1 -загнойчив - слабый, хилый
То есть, в былине речь идёт о противостоянии добра молодца Суровена Суздальца Кумбалу-царю, который хочет его погубить. В нашей сказке сам царь вроде бы и не хочет погубить Ивана, но при этом он так слушает своего спальника... Минуточку! Но на это задание - достать кольцо Царь-девицы - царь отправил нашего героя сам, без подсказки спальника. Значит, Иван уже встал напрямую в оппозицию к царю - если он достанет кольцо, - то, в общем-то он и будет женихом... Царь правда вроде хотел отделаться подарками: "задарю тебя всего". Ну-ну!
Да, а про что же трубит наш-то ворон, сидящий на дубу?
Как во трубушку играет,
Православных потешает:
Жили-были муж с женой;
Муж-то примется за шутки,
А жена за прибаутки,
И пойдёт у них тут пир,
Что на весь крещёный мир!"
Стоп, стоп! Сколько всего - сразу...
Во-первых, ведь это же:
А куды разумны шутки,
Приговорки, прибаутки,
Небылицы, былины
Православной старины!.. / А.С. Пушкин "Сват Иван, как пить мы станем" (около 1833; при жизни Пушкина не печаталось)
Шутки и прибаутки были у няни Пахомовны (Родионовны), которую поэт хочет помянуть "пирогами да вином". (Прямо как Жар-птицу...)
Во-вторых, это наша тётка-повариха из "Сказки о царе Салтане...":
"Кабы я была царица, -
Говорит одна девица, -
То на весь крещёный мир
Приготовила б я пир".
И сравните в "Андрее Шенье":
Заутра казнь, привычный пир народу...
И пойдёт у них тут пир,
Что на весь крещёный мир!"
Пир - странный, подозрительный, похожий на смертный пир - Петрония, Клеопатры или Христа. И кто эти муж и жена?
А в Седьмой главе "Евгения Онегина" было так:
И заведёт крещёный мир
На каждой станции трактир.
В трактирах кушали и пили, - тоже, можно сказать, - пировали. Но в этом - "Онегинском" - двустишии ещё нет трагического звучания, как в нашей сказке. О трагической и болезненной окраске для Пушкина слова "пир" писала Анна Ахматова: "поэт квалифицирует это как свою душевную болезнь, и всегда это соединено с образом пира." / А.А. Ахматова "О XV строфе второй главы "Евгения Онегина", о мании преследования (хандре), посвящении в шпионы (о "мнимой дружбе") и первом слое стихотворения "Вновь я посетил" ("Милые южные дамы"). Далее Ахматова комментирует:
Вот что я называю пушкинской болезнью...:
Я зрел врага в бесстарстном судии,
Изменника - в товарище, пожавшем
Мне руку на пиру, - всяк предо мной
Казался мне изменник или враг.
От себя добавлю, что изменник, пожавший руку на пиру, явно соотносится с Иудой, поцеловавшем Христа на Тайной вечери. И ещё - Ахматовой слишком хочется именовать это пушкинское состояние болезнью; я же думаю, что это - не болезнь, а осознание своего Крестного Пути. Когда Пушкин начинал выступать как поэт, он не думал, что ему уготован путь Русского Христа, но по мере взросления всё более убеждался в этом. С назначением в камер-пажи, пожалованным ему царём, он окончательно уверяется в неминуемости для себя Голгофы. Собственно, это "всемилостивейшее пожалование", случившееся под Новый год, и было тем самым "поцелуем Иуды" - пожатием руки на пиру. Так я думаю.
Далее -
Как у наших у ворот
Муха песенку поёт:
Эти слова - из русской народной песни "Как у наших у ворот":
Как у наших у ворот
Муха песенки поет,
Ай, люли, вот поет. (2 раза)
Комар музыку ведет,
Стрекоза плясать идет,
Ай, люли, вот идет.
"Муравейка милый мой,
Попляши-ка ты со мной!
Ай, люли, ты со мной".
"Уж я рад бы, поплясал,
Да уж очень я устал!
Ай, люли, я устал".
Наша муха (вестница неприятностей в мифологии) поёт следующее:
Что дадите мне за вестку?
Бьёт свекровь свою невестку:
Посадила на шесток,
Привязала за шнурок,..
Что такое "шесток"? Заглянем в словарь В.И. Даля:
"Шесток м. припечник, припечек, очаг под кожухом (который ставится на стойках, шестиках), площадка перед рускою печью, меж устья и топки, куда, в левый заулок (порск, жароток, загнетка), загребается жар, а посредине иногда разводится огонек под таганом; продолженье шестка, в печи, под; самый под плавильной печи зовут шестком". Шесток этот встречается у Пушкина в "Капитанской дочке" - про "царскую палату" Пугачёва поэт пишет: "Она освещена была двумя сальными свечами, а стены оклеяны были золотою бумагою; впрочем, лавки, стол, рукомойник на верёвочке, полотенце на гвозде, ухват в углу и широкий шесток, уставленный горшками, — всё было как в обыкновенной избе."
То есть, невестку посадили на площадку перед печкой и привязали там, возле горшков, как Золушку? И ножку - как Золушке - разули?
Если учесть, что изначально Золушка - это Психея-Душенька, то свекровь её - это сама богиня любви Венера... Это она ей -
Ручки к ножкам притянула,
Ножку правую разула:
Что-то похожее Пушкин писал о музе в "Домике в Коломне":
Усядься, муза; ручки в рукава,
Под лавку ножки! не вертись, резвушка!
А у нас далее:
"Не ходи ты по зарям!
Не кажися молодцам!"
О, несомненно это слова ревнивой Венеры, обращённые к своей невестке Психее, которую она за её красоту - затмившую её собственную - возжелала погубить, и в которую влюбился и взял в супруги её сын - Амур. Собственно, основные мотивы Апулеевой сказки о Психее есть и в "Царе Салтане"(три сестры; две старшие завидуют удачливости младшей), и - особенно - в "Сказке о Мёртвой царевне...", - в которой воплотился основной конфликт между Венерой и Психеей; а вместо Амура - королевич Елисей.
И вот - началось само третье действие сказки.
Ну-с, так едет наш Иван
За кольцом на окиян.
Горбунок летит, как ветер,
И в почин на первый вечер
Вёрст сто тысяч отмахал
И нигде не отдыхал.
Что это за сто тысяч вёрст? Не знаю. Сто тысяч по-русски - легион. Легион было бесов в бесноватом, которых изгнал из него Христос. При чём здесь Иван с коньком? Есть народная поговорка: "Семь (сто) вёрст до небес, да всё лесом" - но не "сто тысяч". "Я это всё слыхал сто тысяч раз", - отвечает Мефистофель Фаусту (у Гёте), который говорит о необходимости обуздать и подчинить человеку морскую стихию (что в жизни сделал наш Пётр Великий), - но здесь не упоминаются вёрсты.
Кстати, никто из русских писателей не ездил столько, сколько невыездной Пушкин:
Подсчитано, что за свою короткую жизнь он проехал более 35 тысяч верст - почти сорок тысяч километров, проведя и дороге около восьми лет своей жизни.
Конечно, не сто тысяч, но - всё равно - много. Так это - по земле, "то в кибитке, то в телеге, то в коляске, то верхом", - а на коньке, в полёте воображенья, - можно и все сто тысяч вёрст отмахать!
Тут вдруг наш Горбунок самостоятельно даёт Ивану задание, не санкционированное ни царём, ни Царь-девицей:
Подъезжая к окияну,
Говорит конёк Ивану:
"Ну, Иванушка, смотри,
Вот минутки через три
Мы приедем к окияну;
Поперёк его лежит
Чудо-юдо рыба-кит;
Десять лет уж он страдает,
А доселева не знает,
Чем прощенье получить;
Он учнёт тебе просить,
Чтоб ты в Солнцевом селенье
Попросил ему прощенье:
Ты исполнить обещай.
Да смотри ж, не забывай!"
Странным нам здесь кажется слово "учнёт" - не правда ли? В издании сказки, что передо мной, его просто заменили словом "начнёт" - и дело с концом. А между тем, "учнёт" - это псковский диалектизм (напоминаю, что псковские диалектизмы выявили в сказке Касаткины, но слова "учнёт" они в своей работе не отметили, увлёкшись сравнением 1-го издания сказки -"пушкинского" и 4-го - "ершовского". Слово же "учнёт" не менялось с 1-го издания сказки; только теперь его меняют издатели или редакторы, выпускающие сказку -самовольно.)
У Даля:
"УЧИНАТЬ, учать перм. учнуть пск. учануть, начинать, начать, стать; вчинать. Учали быти ее Московском государстве владетели, стар. Кто учнет сочить на ком бою, искать, стар. Как учнул (учал) он его бить!"
Про Кита писали много и до меня: о том, что под островом-Китом имеется ввиду Николаевская империя. Подтверждает этот вывод и цифра "десять лет". Правда, Пушкин округлил истинную цифру, - в начале 1834 -го со вступления Николая на царство прошло восемь лет и пол-месяца -месяц. Но если принять мой тезис о том, что поэт пишет в своей сказке сразу о двух царях, ставших в сказке царём-самодуром, в котором есть черты и Александра, и Николая, то пойдет у нас отсчёт с 1824 года - года Михайловской ссылки, которую Пушкин воспринял крайне болезненно. Потом он осознал, что она была для него благодетельна, - но это если обращаться к Богу - который поэта "не оставил", но не к царю Александру, который проявил в отношении Пушкина "неправое гоненье". Предположим тогда, что остров-кит - это государство, из которого изгнан поэт-пророк. Вспомните русскую народную поговорку -"не стоит село без праведника", а у нас - на спине кита - "село стоит..." - но всё какое-то неправильное!
Да, надо сказать, что десять лет -это и срок, на который причалили корабли возле Трои в "Илиаде" Гомера. Десять лет длился непонятный застой в войне, когда сражение не начинала ни та, ни другая сторона. Корабли стояли в ожидании. События начали развиваться - как помним, - когда у жреца Солнца-Аполлона Хриса была украдена царём Агамемноном дочь, и когда отец пришёл с выкупом за неё, а Агамемнон отказался её вернуть. Оскорбление жреца Аполлона оскорбило самого Аполлона, и тот наслал на ахейцев мор. Агамемнону пришлось вернуть дочь Хриса, но взамен он потребовал красавицу Брисеиду - любовницу Ахилла. Ахилл бежит жаловаться к матери - нимфе Фетиде, Фетида уговаривает Зевса начать войну. Зевсу прекословить уже никто не может. "Ходит облак и сверкает, Гром по небу рассыпает..." Между прочим, у нас тоже девушка украдена для царя, дочь Месяца Месяцовича и сестра Солнышка.
Но - вернёмся к нашему Киту.
Что же он из себя представляет, этот Чудо-юдо рыба-кит?
Все бока его изрыты,
Частоколы в рёбра вбиты.
Если честно, не знаю, что думать об этом. Знаю только, что была такая казнь для матерей: в рёбра вбивали колья матерям, убившим своих детей. Так или иначе, никуда тут не деться от избитой трактовки: что здесь речь идёт о декабристах. Государство-мачеха в лице главного государственника - царя Николая Палкина - было палачом своим детям...
На хвосте сыр-бор шумит
"Сыр-бор" - это ведь вовсе не "сырой бор", а "перебранка, ссора, суматоха"(словарь Даля), - или - может быть - бунт? "Бессмысленный и беспощадный"? Но пока - не в центре, а "на хвосте" - то есть, видимо, на границе(-ах) империи.
На спине село стоит.
Ну, село и село. Это слово обращает нас к началу сказки:
Жил старик в одном селе. Так же было село "мужичье" и село Царское... Но - не стоит село без праведника... А это - вишь, стоит, - но как-то странно - на спине Кита.
Мужички на губе пашут,
На губе прямо пашут... Не та ли эта поэтическая пашня, которая была в сказке с самого начала - и никакой другой и не было. (Губы - уста поэта). Но вообще плугом по губе - это очень больно, это наверняка кроваво. Бр-рр... Принудительное, что ли, писание получается? Подневольное? Подцензурное?
Между глаз мальчишки пляшут,
Характерно, что "между глаз", - и не согласуется ли это с Борис Годуновским: "и мальчики кровавые в глазах"? То есть, убитые мальчики пляшут между глаз государства-Кита. Взгляд на них никак не сфокусируешь; они мелькают только "в глазах". И мальчики эти - конечно - пятеро повешенных декабристов.
А в дубраве, меж усов [усов, по которым всегда течёт мёд, вино или пиво.]
Ищут девушки грибов.
Дубрава - это прибежище поэтов. Именно поэт всегда бежит "в широкошумные дубравы" и выводит себя в романе под фамилией "Дубровский". В государстве же это, видимо, - издательства, или книжные магазины... "Вольтер и великаны не имеют ни одного последователя в России; но бездарные пигмеи, грибы, выросшие у корня дубов: Дорат, Флориян, Мармонтель, Гишар, M-me Жанлис овладевают русскою словесностию", - констатировал Пушкин в статье "О ничтожестве литературы русской". Ну-с, вот нам и грибы, и дубы. Девушки читают беллетристику и не обращают внимания ни на Вольтера, ни на Пушкина...
То есть - ещё раз. Село стоит на спине живого чуда-юда Кита, в рёбра которому вбиты колья. Может быть, село (без праведника) на этих кольях и держится? (Палки-шпицрутены Николая Первого?). По губам кита боронят плугом мужички, - чтобы он не смог ничего сказать, или чтобы говорил неправду - которую говорить нелегко и неприятно? Мужички эти - бездарные, прикормленные властью писаки? А между тем в глазах государства-Кита мелькают какие-то пляшущие мальчишки, на которых взгляд никак не сфокусируешь, но это мелькание сильно раздражает... Пять мальчишек-буянов будут "плясать" между глаз царя Николая Первого до конца его жизни - он напуган ими раз и навсегда. Он принимал в своём дворце ненаказанных убийц своего отца и казнил пятерых молодцов, никакого царя не убивших, а лишь замышлявших убийство. Мальчишек, пытавшихся определить верный - праведный - путь России, и нарвавшихся на петлю. А девущки русские - дворянки образованные - ищут в книжных магазинах дешёвые душещипательные романчики, популярную ширпотребную литературу, написанную авторами-грибами, выросшими у корней дубов. О каком просвещении может идти речь? И куда такому государству плыть?
И
Вот конёк бежит по киту,
По костям стучит копытом...
Не знаю, как вам, но лично мне с детства виделись под копытами конька высохшие, трескающиеся, хрустящие, рассыпающиеся человеческие кости; и всегда сопоставлялись эти строки со строками из "Руслана и Людмилы":
О,поле, поле! Кто тебя
Усеял мёртвыми костями?
Как будто кости с того поля попали под копыта нашего Горбунка.
Кит обращается к Ивану с коньком:
"Путь-дорога, господа!
Вы откуда и куда?"
Это перефраз обращения царя Салтана к купцам:
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
"Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Царь Салтан спрашивает купцов-гостей как людей, прибывших откуда-то к нему: "Долго ль ездили, куда?" Тут - две точки пространства - престол Салтана и место, из которого приплыли купцы. А в "Горбунке" этих точек - три.
Кит лежит поперёк окияна - поперёк Времени. Между Прошлым и Будущим. Поэтому он о них и спрашивает - откуда? куда? - как прошлое и будущее время. А Настоящее - это его мученье, его как бы и нет, этого настоящего, потому что такое существование - не жизнь. Государство Остров-Кит выпало из времени.
На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною —
Давно ль оно неслось, событий полно,
Волнуяся, как море-окиян?
Так говорит монах Пимен в "Борисе Годунове". А у нас в сказке:
Мы приедем на поляну
Прямо к морю-окияну;
Поперёк его лежит
Чудо-юдо рыба-кит;
Поперёк окияна - поперёк течения Истории. Той истории, что предопределена стране Богом, а не царём-прапорщиком, озабоченным лишь удержанием в своих руках знамени.
Едут близко ли, далёко,
Едут низко ли, высоко
И увидели ль кого -
Я не знаю ничего.
Скоро сказка говорится,
Дело мешкотно творится.
"Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли" - русская народная присказка, использующаяся во многих русских сказках и былинах. Указана в словаре В.И. Даля.
Только, братцы, я узнал,
Что конёк туда вбежал,
Где (я слышал стороною)
Небо сходится с землёю,
Где крестьянки лён прядут,
Прялки на небо кладут.
Здесь у нас - как и в случае описания той поляны, на которую слетаются Жары-птицы, - снова прямой перевод одного места из поэмы Ариосто "Неистовый Роланд":
А пред тем, как низлететь ему вспять
С светоносной сферы в дольние сферы,
Приводит его святой апостол
Ко дворцу, близ которого — река.
В том дворце сто покоев, и все полны
Пряжею —
Льняной, шерстной, шелковой, хлопчатой,
Толще, тоньше, краше, лучше и хуже.
А над ними седая с веретеном
Сидит пряха и вывивает нити,
Как в деревне летом,
Обобрав и отмочив шелковичный сбор.
А как кончит одну кудель —
Подают ей вместо конченной новую,
А те нити берет другая женщина,
Делит лучшие к лучшим, худые к худшим.
«Что у них за дело?» —
Вопрошает рыцарь апостола;
И апостол в ответ: «Сии суть Парки,
Выпрядающие нити ваших жизней.
Сколько длится прядь,
Столько длится человеческий срок,
А Природа и с Природою Смерть
Назначают, где рваться той и этому.
А забота о лучших и о худших
Надобна для того,
Чтоб из лучших сплелось убранство рая,
А из худших—путы для адских грешников».
Апостол - это Иоанн Богослов, а герой наш - герцог Астольф, - ещё один "дурак" мировой литературы. Я, кстати, совершенно уверена, что и "сват Иван" из стихотворения Пушкина - это тоже Иоанн Богослов. У нас же вместо апостола - ангел-конёк. И изо всех нитей выбраны льняные. Лён - главная культура Псковской губернии, откуда вышла Татьяна Ларина, где родился Владимир Ленский. Где переродился из романтика и бунтаря в реалиста в высшем смысле наш Александр Сергеевич Пушкин. Обращаю ваше внимание на составную часть фамилии его поэта - Лен-ский. Я писала об этом в отдельной работе, здесь же повторю, что считаю: его фамилия образована как от германского слова "лен" - земля, дающаяся в дар вассалам феодала, так и от русского (индоевропейского происхождения) слова "лён". (Говорят, что фамилию эту Пушкин увидел на вывеске трактира, кажется, в Торжке. То есть, он её не придумал - фамилия "Ленский" существовала. Но взял он её в свой роман ведь именно потому, что увидел в ней смысл - а не только из-за того, что она благозвучна. Как и фамилию "Онегин".)
В "Фаусте" Гёте Фауст обещает воинам, готовым сражаться за Прекрасную Елену:
Когда он [Менелай] в бегство обратится,
Отброшенный от этих стен,
Раздаст спартанская царица
Вам герцогства за это в лен.
Поэт, готовый отдать жизнь за Прекрасную Даму, получает в лен землю - в размер могилы - в родной земле, где ведутся вечные разговоры "про дождь, про лён, про скотный двор"...
И конечно наши крестьянки, прядущие лён - это Парки, только не всеобщие, как у Ариосто - что прядут из различных куделей, - а личные Парки нашего Ивана - нашего Пушкина. И говорит он о них потому, что земная жизнь его подходит к концу.
Тут Иван с землёй простился
И на небе очутился
И поехал, будто князь,
Шапка набок, подбодрясь.
Видите - "с землёй простился" - если это ещё не смерть, то - репетиция смерти? А рифму эту - "князь - подбодрясь" Пушкин взял у своей сестры Ольги Сергеевны Пушкиной (Павлищевой) из её эпиграммы "На бал":
Вот Ю ... . Князь.
Вперил глаз, подбодрясь,
На собрание.
Иван поехал, как тот Князь, который Был: князь Бобыл.
"Эко диво! Эко диво!
Наше царство хоть красиво,-
Обращаю ваше внимание на то, что это - повтор рифмы из "Сказки о Мёртвой цавревне":
Старший молвил: "Что за диво!
Всё так чисто и красиво...
Ещё - по-моему, - здесь цитируется фраза из романа Загоскина "Юрий Милославский, где это восклицание идёт в таком контексте: "Эко диво... Шёл, шёл, да и пришёл. Завтра, брат, здесь пир во весь мир, так я торопился." Впрочем, возглас этот - "Эко диво!" - есть у Загоскина и в "Аскольдовой могиле".
А дальше:
Говорит коньку Иван
Средь лазоревых полян, -
А как с небом-то сравнится,
Так под стельку не годится.
Что земля-то! .. ведь она
И черна-то и грязна;
Здесь земля-то голубая,
А уж светлая какая!..
Это - снова из "Неистового Роланда" Ариосто:
Астольф правит крылатого скакуна
Медленно и плавно
Ко дворцу, раскинутому на тридцать миль,
И дивится направо и налево,
И как взглянет—низкой, мерзкой и душной
Ему помнится человечья земля,
Словно бог и природа ею гнушаются,— ...
И вот Иван и конёк едут по небу.
И на востоке - очень высоко! - светится словно зарница терем Царь-девицы... "Нашей будущей царицы!" - кричит Ивану Горбунок - почему он так уверен, что она будет царицей? Ведь кольца они ещё не достали, и не факт, что и с кольцом царь-самодур уговорит её выйти за себя. Но конёк говорит уверенно: "нашей будущей царицы!. И чьей - "нашей"? Их с Иваном?
А вот - описание её изумрудного* терема.
*Изумруд - камень истины. Заветный камень древнеегипетской богини - Великой Матери - Исиды, а потом - Девы Марии. Любимый камень Пушкина: "ядра-чистый изумруд!"
Подъезжают; у ворот
Из столбов хрустальный свод;
Все столбы те завитые
Хитро в змейки золотые;
На верхушках три звезды,
Вокруг терема сады;
На серебряных там ветках
В раззолоченных во клетках
Птицы райские живут.
Песни царские поют.
Этот "хрустальный свод" и столбы похожи на могилу Мёртвой царевны:
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили - и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили...
Похожее место есть и у Ариосто. Иоанн и Астольф видят на Луне:
А цикады, которые надтреснуты—
Образ песен в хвалу земных владык.
Золотые узы, алмазные столбы
Зрелись знаками любовного злополучия...
Эти столбы, завитые в змейки золотые, очень напоминают кадуцей - жезл Гермеса-Меркурия. Жезл этот - символический ключ, открывающий границы между мирами, светом и тьмой, жизнью и смертью. Согласуются эти змейки с теми змейками, с которыми сравнивалось движение Ивана при поимке Жар-птицы: ужом да змейкой... Преодоление земной - телесной - природы - духом, означало это движение. Преодоление Смерти. Змейки Гермесова жезла - отражение того земного усилия, то самое - "что на земле, то и на небе". Здесь снова напрашивается сравнение "Конька-Горбунка" с романом Лоренса Стерна "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена". Ведь заглавного героя отец его хотел назвать "Трисмегист" - именем Гермеса, - так было задумано "на небе". Но - из-за глупой служанки - имя было искажено, и стало - "Тристрам", - "Горестно рождённый". (Имя это - думаю - должно напоминать читателю имя рыцаря Тристрама из поэмы о короле Артуре Томаса Мелори.)
Я долго гадала - почему "три звезды", - почему именно три? (Когда лучше всего - как известно - "пять звёздочек"? Шучу!) Я смогла додуматься только до трёх Христианских столиц - Рим, Константинополь, Москва. Каждая загоралась, как звезда - вслед за звездой Вифлеема. Две потухли (на Земле, а на небе - горят) , а звезда Москвы будет гореть вечно: "Москва - третий Рим, и четвёртому не бывать!"
Птицы райские живут.
Песни царские поют.
Это - души гениев - райских птиц, подобных Моцарту ("Как некий херувим, Он несколько занёс нам песен райских..."). Царские песни - божественные, песни Бога-царя.
И вот ещё про терем:
А ведь терем с теремами
Будто город с деревнями;
А на тереме из звезд -
Православный русский крест.
Сравните у Барри Корнуолла:
I see a Palace — enormous — bright,
Studded with stars like an August night;
The pillars that prop it are based below,
But whence they come or whither they go
Who, with an eye like ours, shall know?
/Барри Корнуолл. Падение Сатурна. Видение
Я вижу Дворец - огромный- сияющий,
Испещрённый звездами, как ночь Августа;
Его колонны имеют опору внизу,
Но куда они продолжаются дальше
Кто, с очами, подобными нашим, знает сие? / Пер. мой. Е.Ш.
Известно пристрастие Пушкина к этому английскому автору.*
* "Итак, не Джон Китс и не Перси Шелли, а Барри Корнуолл стал литературным собеседником Пушкина в Болдине и даже, по прихоти судьбы, — его «последним собеседником» в литературе." Так выразился издатель в редакционном примечании к переводам пьес Корнуолла в «Современнике» за 1837 год. / Статья в Интернете "Поэт и эхо. «Английская деревенька» Пушкина". Автор статьи не указан.
(Колонны, не просматриваемые земными очами, - что это, - как не дублированный несколько раз жезл Меркурия?)
Но - здесь и - снова - вариация вольного перевода из Ариоста:
В Эфиопии царствует царь Сенап,
У которого крест наместо скиптра,
А под ним—народы, грады и руды
Золотые вдаль до Красного моря.
Он блюдет такую веру, как наша,
Спасительную от злобной геенны,
И единственно, ежели не обманываюсь,
Здесь крещаются не водою, а огнем.
У православного царя Эфиопии тоже был крест, под которым - народы, грады и руды...
И, - конечно, - здесь имеет место и Гвидонов Чудный остров из "Сказки о царе Салтане":
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами;
Ель растёт перед дворцом,
А под ней хрустальный дом.
Похоже это и на приданое Мёртвой царевны:
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.
Сравним ещё раз:
А ведь терем с теремами
Будто город с деревнями;
А на тереме из звезд -
Православный русский крест.
Не эфиопский (как ни странно!) - русский - крест. (Опять шучу. Хотя - ведь именно Эфиопия имеет больше всего прав на звание прародины нашего Поэта.)
И вот Град князя Гвидона перенёсся на небо - и стал Небесный Град. Есть легенда о Москве, которая и на земле, и на небе. Но у нас - как опять же ни странно, не Москва; то есть, не только Москва, но и Петербург. Две столицы - в одном Граде. Есть работа доцента истории Рогожиной "Об исторических аллюзиях в сказке "Конёк-Горбунок". Там она пишет, что столица в сказке - безусловно - Москва. А чуть ниже утверждает, что всё это могло происходить только в Санкт-Петербурге. И действительно, до определённого момента, читая сказку, мы представляем себе Москву времён Ивана Грозного или Бориса Годунова, а потом как-то веет Питером. С какого же момента повеяло? А как было произнесено слово "шлюпка":
Та девица, говорят,
Ездит в красном полушубке
В золотой, ребята, шлюпке...
Потому что шлюпку в Россию - и саму лодку, и её название, привёз из Голландии Пётр Великий. С тех пор шлюпки накрепко привязаны к городу Петра.
Но вернёмся к нашему Ивану, который на своём коньке уже въезжает во двор Терема Царь-девицы:
Вот конёк во двор въезжает;
Наш Иван с него слезает,
В терем к Месяцу идёт
И такую речь ведёт:
"Здравствуй, Месяц Месяцович!
Я - Иванушка Петрович...
Вот тебе на! Иванушка наш оказался -"Петрович". И чего он вздумал представляться полностью, с отчеством? Перед царём так не представлялся, а тут - поди ж ты! - "Петрович!"
Я - Иванушка Петрович,
Из далёких я сторон
И привёз тебе поклон".
А в "Сказке о царе Салтане..." гости-купцы привозили поклон от князя Гвидона, из Нового города "со дворцом, С златоглавыми церквами, С теремами и садами,
...А сидит в нём князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон".
А наш Иван сам привёз Месяцу поклон в его Терем с теремами, который - будто город с деревнями...
И первое, что делает наш Месяц Месяцович - это приглашает гостя сесть. Вежливый Месяц делает то, чего не сделал, - например, - египетский фараон Аменхотеп, пригласив к себе узника Иосифа для разгадки своих снов. (Сцена стояния Иосифа перед фараоном описана у Томаса Манна; она занимает почти две главы романа "Иосиф и его братья") Этого не сделал и русский император Николай Первый, пригласив в свой кабинет в Чудовом монастыре Кремля опального поэта Пушкина. (А когда изнемогший от усталости и волнения поэт прислонился спиной к Его столу, поспешно отвернулся и процедил сквозь зубы "с поэтом нельзя быть милостивым"). Пушкин хорошо всё это запомнил, и когда писал для царя историю его великого предка, отдельной строкой выделил следующее предложение:
Пётр I, когда призывал купца Мейера в сенат, то всегда приказывал ставить для него стул.
Наш Месяц ведёт себя, как Пётр Первый.
И дальше он говорит, подобно Петру:
И поведай мне вину
В нашу светлую страну
Твоего с земли прихода;
Из какого ты народа,
Как попал ты в этот край, -
Всё скажи мне, не утай".
Вина - это приговор, который зачитывали преступникам перед исполнением приговора. То есть, очень похоже, что наш Иван уже мёртв - там, в земной жизни, а здесь, на небе, - его бессмертная душа. И говорит Месяц с Иванушкой так же ласково, как его друг-конёк:
Не утайся предо мною;
Всё скажи, что за душою...
(За душою...)
Как родной и близкий человек, - как отец.
"Я с земли пришёл Землянской, - [то есть, с планеты Земля?]
Из страны ведь христианской, -
Говорит, садясь, Иван, -
Мне представляется, что Иван говорит "христианской" (а не "православной") потому, что он сам уподобился Христу в своей смерти... И дальше ведь он говорит именно о ней - о смерти Христа, когда померкло солнце и потряслася земля... А земли землянской - возможно значит могилу на Земле - землянку. Землянкой звалось и жилище Старика и Старухи в сказке "О рыбаке и рыбке". Есть город Землянск, зародившийся при царе Алексее Михайловиче, получивший своё название от землянок, изначально вырытых первыми поселенцами.
"Ты скажи моей родной:
Дочь её узнать желает,
Для чего она скрывает
По три ночи, по три дня
Лик свой ясный от меня;
И зачем мой братец красный
Завернулся в мрак ненастный...
И это тоже было с Гвидоном:
"Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?" - спрашивала его Царевна-Лебедь.
А когда царевич убил коршуна и потерял таким образом свою стрелу, Лебедь сказала ему:
"Не тужи, что за меня
Есть не будешь ты три дня,..", - что очень похоже на наше:
По три ночи, по три дня
Лик свой ясный от меня;
(Одни и те же рифмы, всё схоже, во всём чувствуются язык, рука, стиль одного поэта.)
И в туманной вышине
Не пошлёт луча ко мне?"
Так кажися? - Мастерица
Говорить красно царица;
А то,что Девица говорит именно красно, - может быть, - связано с работой М.В. Ломоносова - первого российского поэта "О красноречии". Потому что - кем бы ни была эта Царь-девица - Прекрасной Еленой, Марией или Людмилой, она -несомненно - ещё и Муза...
Но - прежде всего, конечно, она - дочь Месяца Месяцовича.
"Царь-девица?.. Так она,
Что ль, тобой увезена?" -
Вскрикнул Месяц Месяцович.
А Иванушка Петрович
Говорит: "Известно, мной!
Вишь, я царский стремянной;
Ну, так царь меня отправил,
Чтобы я её доставил
В три недели во дворец;
А не то меня, отец,
Посадить грозился на кол".
В последних строках Иван называет Месяца - отцом: "отец" - обращение, выделено запятыми. Это - не опечатка, - так - во всех изданиях и в рукописи, которая хранится в ЦГАЛИ, - единственном списке "Конька-Горбунка" - рукой Ершова. Я видела издания сказки, где слово "отец" не выделено запятыми - это произвол редакторов, которые не понимают, с какого будуна Иван вдруг обращается к Месяцу Месяцовичу, которая - мать Царь-девицы, -"отец"; то есть, получается, Месяц Месяцович - отец Ивану.
Эти строки:
В три недели во дворец;
А не то меня, отец,..
соответствуют строкам из Первой части сказки:
Приезжает во дворец,
"Ты помилуй, царь-отец! -
Городничий восклицает...
То есть, Иван обращается на небе к Месяцу, как к царю. К земному царю он так не обращался, отцом его - в отличие от Городничего - не называл... Так кто же он, этот загадочный Месяц, который мать Царь-девице и Солнцу, и отец - названный, - верховный - Ивану? Но если Иван - сын Месяца, - то он должен быть - "Месяцович", а он - "Петрович". Да, отец-то - не родной, а названный... А Пётр - это тот старик, что жил в одном селе? Но - как мы думаем, - старик этот - Вольтер, Державин и Карамзин - в одном лице. Никого из них не звали "Петром". Неужели Иванушка "Петрович" только потому, что "Гаврилыч" - не звучит, а "Николаевич" - не влезает в размер? Я думаю, вы и сами уже подошли к разгадке. Если Иван - это Пушкин, то отец названный ему, конечно, Пётр Великий. И никто другой ему в отцы не годится. И он сразу же об этом и говорит:
"Здравствуй, Месяц Месяцович!
Я - Иванушка Петрович,
Из далёких я сторон
И привёз тебе поклон".
Он приехал как сын - к отцу. К тому же, он обращается к великому царю согласно его же указу "Полуименем не писаться" ("Указы 1703 года").
И говорит об его дочери, которая ездит в золотой шлюпке. Всё золотое в русских сказках - эквивалент "божественного", а шлюпку привёз на Русь Пётр Первый. Каким же богом стал на небе царь Пётр, зашифрованный в сказке под именем "Месяц Месяцович"? Тем, по-видимому, что был и на Земле, - Юпитером, Зевсом. *
*Так, например, Ричард Вортман пишет, что после Полтавы Петр начинает открыто демонстрировать претензии на императорский статус и богоподобие. "Аналогия, - указывает Вортман, - давала путь для утверждений сходства и даже полного тождества. Петр писал в письме после Полтавской битвы, что "вся неприятельская армия Фаэтонов конец восприяла", представляя себя Зевсом, наказывающим за ослушание непокорного сына Гелиоса"[6]. Вортман ориентируется в своем толковании на все потенциальные значения сюжета: если армия "восприяла Фаэтонов конец", то есть погибла, как когда-то Фаэтон, то можно говорить, что сама армия Карла XII сопоставлена у Петра с Фаэтоном; в таком случае победивший Фаэтона Зевс может быть сопоставлен с победившей шведов русской армией и самим Петром (причем не только как победитель, но и в других своих качествах). Не исключено, что потенциально сравнение из письма Петра могло быть понято кем-то из современников именно так.
В то же время, мы не знаем, насколько далеко простирались интенции царя: намеревался он сопоставить себя с Зевсом или всего лишь употребил выражение "Фаэтонов конец" в значении "плачевный конец". Строки из письма царя были использованы при подготовке фейерверка, посвященного Полтавской победе: на отдельном щите был изображен "Юпитер, поражающий Фаэтона" с подписью "От возношения низвержение" [Ровинский, 186] (рис. 10). Здесь, как мы видим, запечатлен весь сюжет, но подпись предлагает интерпретировать изображение вполне конкретным образом: как Фаэтон погиб от "возношения", так шведы проиграли сражение из-за чрезмерной гордости и уверенности в своих силах. Никаких специальных указаний на то, что Юпитер представлял Петра, составители программы фейерверка не дают. Но даже если предположить, что изображение Юпитера несло черты портретного сходства с Петром (что, судя по сохранившейся гравюре, не так), то все равно у нас нет оснований полагать, что в глазах устроителей фейерверка Юпитер представлял не торжествующего победителя, а подчеркивал богоподобие Петра. /Статья в Интернете.
Помните, у нас в присказке ко Второй части сказки:
Ходит облак и сверкает,
Гром по небу рассыпает...?
Разве не похоже на описание явления Петра в "Полтаве":
Он прекрасен,
Он весь, как божия гроза.
Пётр-громовержец...
И Месяц Месяцович - Пётр Великий прекрасно понимает, кто перед ним, и радуется -не нарадуется, что вот этим стремянным, Иванушкой, - ещё недавно - "дураком из огорода", - увезена его - царская - дочь!
"Ах, Иванушка Петрович! -
Молвил Месяц Месяцович. -
Ты принёс такую весть,
Что не знаю, чем и счесть!
Месяц рад-радёхонек, что дочка нашлась, и что она увезена именно Иваном.
И сидит перед Месяцем наш Иван, как бог любви Амур перед Юпитером в сказочке Апулея о Душеньке-Психее. С этим богом Пушкин себя уже сравнивал: "ты - мать Амура, Ты - богородица моя!" Так что, ему это не впервой. Амур пришёл к отцу просить узаконить его брак с прекрасной безродной девушкой, и Юпитер - дабы избежать мезальянса - возвёл Психею в статус богини и благословил этот брак.
Наш Месяц Месяцович - мать Царь-девицы -спрашивает Ивана: как, мол, дочка; "не грустна ли, не больна?" А Иван отвечает:
Всем бы, кажется, красотка,
Да у ней, кажись, сухотка.
Вообще-то, сухотка - это венерическое заболеваниес(сифилис). Венерическое - от Венеры, от богини любви. Но это не значит, что Царь-девица больна сифилисом. Наша Психея угнетена злобою богини Венеры,её тайной (а у нас - так и явной) недоброжелательностью - ведь она - та самая свекровь, что била свою невестку в присказке к этой, Третьей, части сказки. Но - сухотка началась у России уже сразу после смерти Петра Первого, как утерждал, по крайней мере, Василий Тредьяковский:
Со стенанием в слезах Вселенная ныне:
«Увы, мой Петре! Петре верх царския славы!
Увы, предрагоценный! о судеб державы!
Увы, вселенныя ты едина доброта!
Увы, моя надежда! тяжка мне с у х о т а!
Увы, цвете и свете! увы, мой единый!
Почто весьма сиру мя оставил, любимый?
Кто мя Вселенну тако иный царь прославит?
Кто толики походы во весь свет уставит?
Всюду тебе не могла сама надивиться.
Но уже Петр во мне днесь, Петр живый,
не зрится!
Ах, увяде! ах, уже и сей помрачися!
Праведно Россия днесь тако огорчися».
/В.К. Тредиаковский "Элегия на смерть Петра Первого"
Слово "сухотка" в контексте нашей сказки, это и намёк на измену правящего царя политике великого пращура. О измене делу Просвещения, для которого был создан Петровский флот.
Ну, как спичка, слышь, тонка,
Чай, в обхват-то три вершка;
Сравните: в письме Пушкина Наталии Николаевне от 11 июня 1834 (из Петербурга в Полотняный Завод) : "Вчера приехал Озеров из Берлина с женой в три обхвата. Славная баба; я, смотря на неё, думал о тебе и желал тебе воротиться из Завода такою же тетёхой. Полно тебе быть спичкой."
"Три вершка" - это рост Конька-горбунка; Пушкинского гения. Такова же и талия Царь-девицы; то есть, Психеи... Я уже говорила - в связи с ростом Конька-горбунка, что "три вершка" - это - приблизительно - расстояние между большим и указательным пальцами руки. Мне могут возразить, что расстояние это называлось "пядь", - и нечего тут плести про "три вершка", - когда это - одна пядь. Но рост-то в пядях не измерялся! Он измерялся - в аршинах и вершках. А если аршина нет, то - только в вершках, как в нашем случае. А талия Царь-девицы так нереально тонка именно потому, что она - то же, что и рост конька. Талия Души России находилась между двумя пушкинскими пальцами - большим и указательным, - его рабочими пальцами, державшими перо. Он владел ею. Но тонка она была из-за того, что ей не давали распространяться вширь. Из-за того, что её не хотели признавать. Она была слишком чиста для царя и его окружения; служителей богини Венеры. И - чтобы закончить разговор о пальцах Пушкина - посмотрите на Тропининский портрет. Вас никогда не удивляло, что поэт надел золотые кольца именно на эти два пальца - большой и указательный? Конечно, может быть, они просто так подходили по размеру. Конечно, он был "большой оригинал", и мог надеть их так по своей прихоти . Но я думаю, что он надел их на правую руку, на большой и указательный пальцы, именно потому, что этими пальцами и творились его божественные произведения.
Вот как замуж-то поспеет,
Так небось и потолстеет:
Царь, слышь, женится на ней".
И всезнающий Месяц мгновенно реагирует:
"Ах, злодей!
Вздумал в семьдесят жениться
На молоденькой девице!
Да стою я крепко в том -
Просидит он женихом!
Что это значит - просидит на престоле - весь свой царский срок - женихом? Пушкин значительно состарил своего царя - даже если учесть, что здесь и Николай, и Александр - в одном лице, - то всё равно, даже и Александру было бы в 1834 году около шестидесяти, а не семьдесят. Но семьдесят лет - знаковая, библейская, цифра: а срок жизни нашей - семьдесят лет, а что сверх того -... В "Городке" у Пушкина: "мой сосед, Семидесяти лет, уволенный со службы..." Думаю, впрочем, в случае с нашим царём указан не возраст его тела, а - возраст души.
Этим строчкам:
Царь, слышь, женится на ней".
Месяц вскрикнул: "Ах, злодей!
соответствуют строчки во Второй части сказки:
Погоди же ты, злодей!
Не минуешь ты плетей!.." - это царь говорит об Иване, узнав, что тот скрыл от его глаза Перо Жар-птицы. Теперь эпитет "злодей" возвращается к царю.
Вишь, что старый хрен затеял:
Хочет жать там, где не сеял!
Это - слова Евангелия от Матфея: "Я знал, что ты человек жестокий: жнёшь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал... " Ну, и - конечно - это - притча о сеятеле, которую рассказывал и Христос, и - по-своему- Пушкин.
Полно, лаком больно стал! - это прямой выпад в отношении царя Николая.
О многочисленных любовных связях Николая I рассказывал в своей книге «Le tzar Nicolas et la sainte Russie» Ашиль Галлэ-де-Кюльтюр, посетивший Россию в качестве секретаря А. Н. Демидова кн. Сан-Донато:
«Царь — самодержец в своих любовных историях, как и в остальных поступках: если он отличает женщину на прогулке, в театре, в свете, он говорит одно слово дежурному адъютанту. Особа, привлекшая внимание божества, попадает под наблюдение, под надзор. Предупреждают супруга, если она замужем; родителей, если она девушка, — о чести, которая им выпала. Нет примеров, чтобы это отличие было принято иначе, как с изъявлением почтительнейшей признательности. Равным образом нет еще примеров, чтобы обесчещенные мужья или отцы не извлекли прибыли из своего бесчестья. „Нежели же царь никогда не встречает сопротивления со стороны самой жертвы его прихоти?“ — спросил я даму, любезную, умную и добродетельную, которая сообщила мне эти подробности.— „Никогда! — ответила она с выражением крайнего изумления.— Как это возможно?“ — „Но берегитесь, ваш ответ дает мне право обратить вопрос к вам“.— „Объяснение затруднит меня гораздо меньше, чем вы думаете; я поступлю, как все. Сверх того, мой муж никогда не простил бы мне, если бы я ответила отказом“» /Из Интернета.
Письмо Пушкина: "кто-то завёл себе в утешение гарем из танцовщиц...
Когда Николай вызвал Пушкина для разговора в Чудов монастырь, когда - казалось - "почтил в нём вдохновенье", - Пушкин - по воспоминаниям Смирновой-Россет - говорил: "Это Пётр Первый внушил своему потомку мысль почтить во мне вдохновенье! О, я уверен, что мёртвые могут внушать мысли живым!" Теперь - в 1834 году - Пушкин осознал, что даже если Пётр Первый и хотел бы внушить потомку подобную мысль, потомок не хотел (и не мог) её воспринять. И Поэт просто исключил глухого к божественным внушениям царя из этой цепочки, решив общаться с великим Петром напрямую - так-то оно легче!
Далее Иван говорит Месяцу о китовом прошенье:
Он, бедняк, меня прошал,
Чтобы я тебя спрошал:
Скоро ль кончится мученье?
Чем сыскать ему прощенье?
И на что он тут лежит?"
И на это ему
Месяц ясный говорит:
"Он за то несёт мученье,
Что без божия веленья
Проглотил среди морей
Три десятка кораблей..."
Новая тема. Поговорив о Царь-девице-Психее, они стали говорить о Ките-государстве. (А это "без божия веленья" - какому ещё поэту оно было так близко: "Веленью божию, о Муза, будь послушна...") Что же это за вина такая - что это за проглоченные тридцать кораблей? Лацис , а за ним и Козаровецкий, сочли, что это - сосланные в Сибирь декабристы. С какой стати? Совсем неправильное умозаключение, на мой взгляд. Корабли эти - ФЛОТ ПЕТРА ПЕРВОГО. То есть, дело всей жизни великого царя, которое проглочено "Китом-государством" и не развивается, не живёт, не движется дальше. Сравните -в Пушкинском "Дневнике" - запись от 30 ноября 1833 года: "Вчера бал у Бутурлина (Жомини). Любопытный разговор с Блайем: зачем у вас флот в Балтийском море? для безопасности Петербурга? но он защищен Кронштадтом. Игрушка!.."
Вот так - "прошло сто лет", - и дело жизни Петра Первого - Балтийский флот - стал "пустой игрушкой"! В широком же смысле - это дело просвещения, начатое Петром, - и остановленное Николаем. А путь России как ход корабля по волнам, на который вывел её царь-революционер, запечатлён был Пушкиным в таких, например, строках:
Царя не стало; государство
Шаталось, будто под грозой,
И усмиренное боярство
Его железною рукой
Мятежной предалось надежде:
«Пусть будет вновь, что было прежде,
Долой кафтан кургузый. Нет!
Примером нам да будет швед».
Не тут-то было. Тень Петрова
Стояла грозно средь бояр.
Бессилен немощный удар,
Что было, не восстало снова;
Россию двинули вперед
Ветрила те ж, средь тех же вод. /"Езерский" Ранние редакции.
Тридцать кораблей - это обычное былинно-песенное число. Столько кораблей в былине о Садко, и столько же в старинной песне "Пётр Первый на корабле":
Ах, по морю, морю синему,
По синему морю, по Хвалынскому,
Что плывут тут, выплывают тридцать кораблей.
Что один из них корабль, братцы, наперёд бежит,
Впереди бежит корабль, как сокол летит;
Хорошо больно корабль изукрашен был:
Парусы на корабле были тафтяные,
А тетивочки у корабля из шемаханского шёлку,
А подзоры у кораблика рытого бархату.
На рулю сидит наш батюшка православный царь:
"Ах, вы гой еси, матросы, люди лёгкие!
Вы мечитеся на мачты корабельные,
Вы смотрите в трубочки подзорные:
Что далёко ли до Стекольного?
И ещё, может быть, вот именно эти корабли положили начало такому числу кораблей, - или наоборот их было столько, чтобы наяву воплотить былину или сказку - ведь Пётр Первый - как бы к нему не относиться, - наш единственный царь-чудотворец: "9-го мая Пётр из Петербурга вывел великий флот (по иным показаниям - 30 линейных кораблей, 80 галер, 199 фрегатов...)" / А.С. Пушкин "История Петра Первого".
Вы видите: "тридцать кораблей" - флот Петра Первого. Под этой метафорой - тридцать заглоченных китом кораблей - кроется несоответствие политики Николая пути, на который вывел Россию Пётр, - и который воспринял вовсе не царь, а поэт Пушкин. Он и стал в России продолжателем дела Петра Великого - как сеятель просвещения: " Самодержавною рукой он щедро сеял просвещенье... " -"Рукою чистой и безвинной в порабощённые бразды бросал живительное семя"...
Тут Иванушка поднялся,
С светлым Месяцем прощался,
Крепко шею обнимал,
Трижды в щёки целовал.
Иван с Месяцем христосуются, как на Пасху. И вот интересно - Иван обнимает шею Месяца! Кто-нибудь видел у Месяца шею?! А шея эта идёт из сцены с поимкой Жар-птицы, когда Иван привесил мешок с птицей на шею. Тогда речь шла о виселице, которая угрожала и нашему Поэту, а теперь он сам чуть не повис на шее у Месяца-Петра. Потому что - спасся. Навсегда спасся, получив благословение от своего кумира и отца названного.
Отнеси благословенье
Нашей дочке в утешенье
И скажи моей родной:
"Мать твоя всегда с тобой;
Полно плакать и крушиться:
Скоро грусть твоя решится, -
И не старый, с бородой,
А красавец молодой
Поведёт тебя к налою".
То есть, в общем -то, Месяц - Пётр-Зевс даёт своё благословение Ивану-Пушкину-Купидону на брак с Царь-Девицей-Психеей. И разве этого не было в жизни? Привезённый из Африки мальчик-арап Ибрагим разве не повенчан Петром - нет, не с девицей Ржевской; этого как раз в жизни не было, а с самой Россией? И если прадед был крещён Петром, венчан с Православной Россией, то правнук тем же царём - из заоблачной выси - благословлён на брак с Душой России.
Почему он - мать России, а не отец? Потому что, видимо, так и есть: он ближе, чем отец; он сам родил в муках новую Россию. Почему - Месяц, да ещё Месяцович? Сравнение с Месяцем, - на мой взгляд, - есть в старинном "Плаче по Петру Первому":
ПЛАЧ ПО ПЕТРЕ ПЕРВОМ
Ах ты, батюшка светел месяц!
Что ты светишь не по-старому,
Не по-старому и не по-прежнему?
Все ты прячешься за облаки,
Закрываешься тучей темною?
Что у нас было на святой Руси,
В Петербурге в славном городе,
Во соборе Петропавловском,
Что у правого у крылоса,
У гробницы государевой
Молодой солдат на часах стоял.
Стоючи, он призадумался,
Призадумавшись, он плакать стал.
И он плачет – что река льется,
Возрыдает – что ручьи текут,
Возрыдаючи, он вымолвил:
«Ах ты, матушка сыра земля,
Расступися ты на все стороны,
Ты раскройся, гробова доска,
Развернися ты, золот апарча,
И ты встань-проснись, православный царь,
Посмотри, сударь, на свою гвардию,
Посмотри на всю армию:
Уже все полки во строю стоят,
Все полковники при своих полках,
Подполковники на своих местах,
Все майоры на добрых конях,
Капитаны перед ротами,
Офицеры перед взводами,
А прапорщики под знаменами, -
Дожидают они полковника,
Что полковника Преображенского,
Капитана бомбардирского!»
Капитан бомбардирский - батюшка светел месяц - Пётр Первый. Возможно, моя аллюзия слишком прямолинейна; но мысль автора Плача о связи месяца с могилой государевой имеет под собой ту же основу: умер властелин полнощной державы, где царствует не солнце, а месяц.
А ещё, быть может, объяснение этому имени мы найдём в Гомеровой "Илиаде". Песнь девятнадцатая; "Отречение от гнева".
Когда Ахиллес надел выкованные ему богом Гефестом доспехи:
взял, наконец, и огромный и крепкий
Щит: далеко от него, как от месяца, свет разливался.
Словно по морю свет мореходцам во мраке сияет,
Свет от огня, на вершине горящего горной,
В куще пустынной...
Пелидов щит отражает свет месяца и сам сияет как месяц - и как маяк. Не стал ли так же сам лик Петра Великого после его смерти подобным отражением месяца? Повторяю, - именно месяца, - потому что Россия - полнощная (северная) страна, а Он создал полнощных стран красу и диво - Петрополь: в полночь же светит месяц. И Великий Пётр сам стал щитом, отражающим свет месяца, маяком, по свету которого ориентируются до сих пор моряки Балтики. Потому он и Месяц Месяцович.
Повторю из "Езерского":
Тень Петрова
Стояла грозно средь бояр.
Бессилен немощный удар,..
Тень Петрова стоит как щит, препятствующий удару и обессиливающий его.
А ещё - перед "Плачем по Великому Петру" был "Плач по Великому Иоанну":
Какъ полный м;сяцъ среди зв;здъ
На голубомъ небесъ пространств;
Обширность осв;щаетъ м;сть:
Царь — добрый челов;къ въ убранств;
Такъ зд;сь среди бояръ сидитъ,
Сердца народа веселитъ,
Вс;хъ гонитъ мракъ, р;шитъ вс;хъ прю.
О, слава доброму царю! / Г.Р. Державин "Счастливый Горбун".
Месяц Месяцович передаёт через Ивана свои напутствия Царь-девице:
Полно плакать и крушиться:
Скоро грусть твоя решится, -
И не старый, с бородой,
А красавец молодой
Поведёт тебя к налою...
Так в "Руслане и Людмиле" благословляет героев князь Владимир Красно Солнышко:
Великий князь благословеньем
Дарует юную чету...
Там был - Солнышко, здесь - Месяц. А Солнышко- сын Месяца и брат Царь-девицы. Но он в сказке не появляется - о нём только говорится. И у меня сильные подозрения, что и Солнышко - это наш Иван, - только - в будущем. Хотя Пушкина уже при жизни называли "Солнце русской поэзии". Как он будет Царь-девице и мужем, и братом? Да запросто! Как Зевс-Гере, а Осирис - Исиде. У богов это - обычное дело. Правда, в отличие от языческих богов, у нашей четы предполагаются в дальнейшем чисто платонические отношения - воистину братско-сестринские. Потому что сочетаются две души - Душа Пушкина и Душа России. Но после того, как это произойдёт, Царь-девица действительно начнёт полнеть: "слух обо мне пройдёт по всей Руси великой..." Пойдёт расширение Её владений, влияния (и талии!).
И, благословлённый Великим Петром, (как в "Арапе Петра Великого" прадед его Ибрагим), наш Иван-Пушкин
Поклонившись, как умел,..
Стоп. Это - важный момент, если мы разбираем текст сказки как пушкинский. С тех пор, как Пушкин попал в придворное окружение, ему пришлось исполнять все эти церемонии: поклоны; те или не те перчатки,сапоги, шляпы, пуговицы - весь этот маскарад, называемый "этикетом"... В Дневнике от 06 декабря 1834 года читаем: "Доведши великого князя до моста, я ему откланялся (вероятно, противу етикета)." То есть, Пушкин был нацелен на эту проблему; ему, вероятно, делали замечания по поводу его поклонов. И только в сказке, только - Великому Петру - он мог поклониться, "как умел", - и ему за это не было никакого выговора, потому что для царя-труженика и царя-гения это было так же неважно, как и для самого Пушкина.
Свистнул, будто витязь знатный,
И пустился в путь обратный.
Почему уже не "будто князь", а "будто витязь знатный"? Да потому что Иван как бы стал одним из тридцати трёх витязей прекрасных подводной армии дядьки Черномора:
В чешуе, как жар горя,
Идут витязи четами,
И, блистая сединами,
Дядька впереди идёт
И ко граду их ведёт.
Иван направил свой путь к мученику Киту, избавлять его от наказания. Это - нестандартный, почти единственный в своём роде случай. Обычно Кит - то чудище, которое стремится поглотить какую-нибудь обречённую ему в жертву красавицу (как Андромеду в мифе о Персее; такой же случай описан и у Ариосто в "Неистовом Роданде" ), и герой спасает Красавицу и поражает Чудовище. Здесь же надо спасти само Чудовище, - в общем-то, этим спасая и Красавицу... Только ещё в одной сказке - о "Синдбаде-Мореходе" (тот же эпизод - в "Путешествии святого Брендана") кит (морское чудовище Ясконтий) - остров, на который высаживаются путешественники. Когда они видят, что оказались на большой рыбине - и уже разожгли костры и готовят пищу - отчего и подало признаки жизни чудо-юдо, они сбегают с лже-острова так же поспешно, как наши поселяне. В "Литературной энциклопедии" указано ещё произведение итальянского автора семнадцатого века-? Никколо Фортегуэрри "Риччардетто", где - как пишут - есть также схожий эпизод с китом, - но прочесть его крайне затруднительно: нет нигде! Итак, наш витязь на своём коньке подъехал к государству-Киту.
Гений-конёк обратился к православным христианам с речью:
"Эй, послушайте, миряне,
Православны христиане!
Коль не хочет кто из вас
К водяному сесть в приказ,
Убирайтесь вмиг отсюда.
Здесь тотчас случится чудо:
Случится чудо - то есть, божье дело. А они - эти поселяне - могут сесть в приказ к водяному - то есть, утонуть. Эти люди, живущие поперёк окияна, видимо, в чудеса не веруют, а сбывается с каждым по вере его...
Море сильно закипит,
Повернётся рыба-кит..."
Это кипящее море уже было в "Сказке о царе Салтане,.. .... .....", как раз тогда, когда из него выходили тридцать три богатыря:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Разольётся в шумном беге,
И очутятся на бреге
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря...
И христиане вняли Горбунку:
Тут крестьяне и миряне,
Православны христиане,
Закричали:"Быть бедам!"
И пустились по домам.
Значит, на Ките они были не дома? Что же это - искусственное селенье, - наподобие "потёмкинских деревень"? Искусственная Россия, какой её видит государь-самодержец? "Его" Россия (в не Божья)?*
*Известно, как любил император Николай Павлович притяжательное местоимение "мой": "Моя Россия", "Моя армия", "Мой климат"; "Мой Пушкин"...
Забавно, что у Леонида Гайдая в "Бриллиантовой руке" товарищ Горбунков работает в институте под названием "Гипрорыба" - то есть "Государственный Институт Проектирования Рыбы". Видимо, Кита. Поскольку "Кит" у нас - это Государство, - то, получается, в Советстком Союзе каждый "лопух" мог заниматься его проектированием? Хотя - почему же "лопух", когда он - "Горбунков", то есть, содержит в себе Гения?. Между тем, Семён Семёнович был просто "винтиком" в этом проектном институте; тем самым поселянином, чуждым чуда, пока нестандартная ситуация не заставила его "познать самоё себя" и стать личностью; героем. На мой взгляд, комедии Гайдая полны подобных метафор, которые нам ещё разгадывать и разгадывать...
Впрочем, вернёмся к нашей сказке.
Утро с полднем повстречалось,
А в селе уж не осталось
Ни одной души живой,
Словно шёл Мамай войной!
Вот и произнесено имя татарского хана Мамая, чёрным зверем рыскавшего в присказке ко Второй части сказки. Мамай - вор и самозванец татарский, объявивший князю Дмитрию в Лето 1382 года: "я иду на Твою Москву!" Басурманить шёл христиан...
А наш конёк,
окончив речь такую,
Панатужился - [прямо как князь Гвидон в бочке] и вмиг
На далёкий берег прыг.
В Первой части сказки этому соответствует:
Царь раскланялся и вмиг
Молодцом с повозки прыг, -
что, - в свою очередь, - соответствует строчкам из басни Д.И. Хвостова "Осёл и рябина":
...и вмиг
Ослица прыг.
В общем, царь - осёл, а конёк - молодец. (Шучу.)
И вот -
Чудо-кит зашевелился,
Словно холм поворотился, [словно холм была и Голова богатыря в "Руслане и Людмиле"]
Начал море волновать
И из челюстей бросать
Корабли за кораблями
С парусами и гребцами.
Тут поднялся шум такой,
Что проснулся царь морской.
"Царь морской" - это Нептун, - с которым у Петра были заключены "партнёрские отношения". При Николае он спал, - и вот - благодаря нашему Поэту и его Гению - вновь проснулся.
В пушки медные палили,
В трубы кованы трубили;
Это - как в "Царе Салтане":
Разом пушки запалили,
В колокольнях зазвонили...
Так было при встрече Гвидоном отца своего - Салтана. Напоминаю вам свою концепцию: я считаю, что под именем царя Салтана в сказке выведен действующий царь Николай Первый. Пушкин и его примеривал к себе как "отца". Смирнова вспоминает, как Поэт говорил, что ему надо бы взять отчество "Николаевич", потому что именно Николай возродил его к жизни - и простёр ему царственную руку - как Бог - Адаму на фреске Микеланджело... В 1831 году - когда царь высказал пожелание видеть Пушкина государственным историографом (и когда написана была "сказка о царе Салтане") - такое отношение поэта к царю имело под собой весомое основание. В 1834 - когда вместо звания историографа Пушкин получил чин камер-юнкера, - Николай, жестоко посмеявшийся над его надеждами, - стал с сказке ( как и в жизни) царём-самодуром, а истинным отцом для Пушкина явился великий крёстный его прадеда - царь Пётр Первый, - умерший царь; вечный царь. Тот царь, что вывел Россию на путь Просвещения и раздвинул перед ней горизонт.
Белый парус поднялся,
Флаг на мачте развился;
Поп с причётом всем служебным
Пел на палубе молебны...
В "Городке" (1815) у Пушкина такие строки:
Тогда, клянусь богами
(И слово уж сдержу),
Я с сельскими попами
Молебен отслужу.
Юный Пушкин обещал отслужить молебен, если встретится с другом. Здесь ещё звучит легкомысленная ирония по отношению к попам и церковной службе. Теперь - в "Коньке-горбунке" тридцати пятилетний поэт пишет тоже с юмором - но при этом на полном серьёзе (юмор - это не ирония) о том, как при повороте России на истиный - Божий - путь - Поп с причтом поют молебны.
Итак,
По широкому раздолью,
Что по самый край земли
Выбегают корабли...
"Край земли" идёт из библейских текстов: Но так же, здесь слышится и цитата из Гердера: "Мы можем как угодно назвать этот генезис человека во втором смысле, мы можем назвать его культурой, то есть возделыванием почвы, а можем вспомнить образ света и назвать просвещением, тогда цепь культуры и просвещения протянется до самых краёв земли".
И всё - о Просвещении, которое начал в России Пётр: "Самодержавною рукой он щедро сеял просвещенье" - и продолжил сеятель-Пушкин, посеявший в России Своё Божественное Слово.
Он один - без царя (царь ему такого задания не давал) - повернул Россию - вопреки царской политике - обратно на путь, установленный Петром Великим - и Богом.
Царь же дал ему своё задание - как помним - достать перстень Царь-девицы:
И сказал ему: "Иван!
Поезжай на окиян;
В окияне том хранится
Перстень, слышь ты, Царь-девицы,
Коль достанешь мне его,
Задарю тебя всего".
Но оказалось: чтобы достать перстень, надо вызволить из беды Кита, на котором поселились люди и который застрял поперёк окияна. А тот Кит оказался наказан за то, что он проглотил среди морей три десятка кораблей. Не красавицу, не Иону, а корабли проглотил Чудо-юдо. Чудо - это - как мы выяснили - "бог", - а "юдо" - что?
А этого никто не знает! Есть только версии насчёт этой составной части "чуда". Наиболее близкая, - как мне представляется, - к истине, версия, возводит слово "юдо" к древнеиндийскому слову "йадас", что значит "водяное животное".
О страждущем ките знал Конёк-горбунок; о заглоченных кораблях - Месяц Месяцович.
И вот начинается история с доставанием перстня.
Отыщу я до зарницы
Перстень красной Царь-девицы", - обещает Кит.
Конечно, - как и царь - он не бросается искать перстень сам, а сзывает для этого дела слуг.
Громким голосом сзывает
Осетриный весь народ
Осётр - это "царская" рыба. Её очень уважал Пётр Первый, - в Петербурге - в самОм Летнем саду - даже был пруд для разведения осетров.
У Булгакова в "Мастере и Маргарите" - опять же - обыгрывается придуманная советским общепитом "осетрина второй свежести", - которой в природе не бывает...
И такую речь ведёт:
"Вы достаньте до зарницы
Перстень красной Царь-девицы,
Скрытый в ящичке на дне.
Кто его доставит мне,
Награжу того я чином:
Будет думным дворянином.
Если ж умный мой приказ
Не исполните... я вас!.."
Кит у нас оказывается Царём в Прошлом - Допетровском - времени, когда были думные дворяне, - которых Пётр же и упразднил. (Указ ). Одним из думных дворян был предок Пушкина Гаврила Пушкин, о чём он пишет в своей заметке "Примечании о памятнике князю Пожарскому и гражданину Минину":
"Минин никогда не бывал боярином; он в думе заседал, как думный дворянин; в 1616 их было всего два: он и Гаврила Пушкин. Они получали по 300 р. окладу."
Пушкин гордился своим предком, который был думным дворянином. А его сына, Гаврилу Пушкина, он вывел как одного из главных действующих лиц драмы своей "Борис Годунов". В "Автобиографии" поэт писал о нём: "Григорий Гаврилович Пушкин принадлежал к числу самых замечательных лиц в эпоху самозванцев".
"Я вас!" - это восклицание Нептуна из "Энеиды" Вергилия... Кроме того, это - одно из арзамасских прозвищ дядюшки Василия Львовича - особо почётное - и также восходящее к восклицанию Нептуна в "Энеиде", в русском переводе Петрова - "Енее". Нептун - он ведь папа Пегаса, - коня поэтического вдохновения, - поэтому и было особенно почётно зваться восклицанием бога океана, - даже если он этими словами ругался.
В сказке у нас эти строчки соответствуют двум строкам, которые встречались ещё недавно:
Коль не хочет кто из вас
К водяному сесть в приказ, -
предупреждал конёк народ, оккупировавший Кита. Наш конёк - он ведь тоже пегасик, - только не античный, а индивидуальный Пушкинский.
Интересно, что у Перни в "Войне богов" - богов языческих (античных) и христианских, - это хрестоматийное восклицание Нептуна передано Деве Марии:
Нептун своим трезубцем потрясает,
Разверзнул хляби грозный океан.
Лихая смерть матросам угрожает,
Несется, воя, буйный ураган.
Раздувши щеки, дуют Аквилоны,
Хвостами бьют могучие Тритоны,
Сама Фетида с роем Нереид
На судно вал за валом громоздит.
И бог морей кричит в великом гневе:
"Молитесь мне, иль вас я проучу!"
Но молятся матросы только Деве,
И ей сулят огромную свечу.
Она встает, подарку очень рада,
И говорит стихиям, покраснев:
"Quos ego!" Прочь, с великою досадой.
Бегут ветра; волн утихает гнев;
Нет ни следа от бушевавшей бури,
Корабль плывет спокойно по лазури.
А у нас вот теперь знаменитое "Quos ego!" - "я вас!", вернее - "вас я!" - (что по-русски звучит как "Вас'я!" и никого не пугает) - произносит Кит, обращаясь к своим подданным - Осетрам.
Надо ли говорить в связи с нашими рыбами и главным героем морских событий Ершом о сказке "О Ерше Ершовиче, сыне Щетинникове", даже и не знаю. Конечно, герои наши взяты оттуда. Но лишь набором названных рыб схожесть той старой русской сказки с эпизодом сказки "Конёк-Горбунок" и ограничивается. Главный герой - Ёрш - имеет совсем иной характер. Он - не Ершишка-плутишка; он благороден и прям. И именно он совершает подвиг - достаёт перстень Царь-девицы.
Он по всем морям гуляет,
Так уж, верно, перстень знает.
Строчки эти напоминают строки из "Царя Салтана":
Ветер на море гуляет,
И кораблик подгоняет...
Вообще, мало кто из писателей, так любил гулять, как Пушкин, - что не мешало ему быть исключительным тружеником, - скорее, помогало. Этим свойством поэта воспользовался для написания своей книги - "Прогулки с Пушкиным" - Андрей Синявский.
Как помним, и Моцарт Пушкинский тоже был "гуляка праздный".
Но - что же это за Перстень, который никто не может найти, кроме Ерша, и кто такой этот Ёрш?
Насчёт Ерша более-менее понятно. Это - снова наш Иван, то есть, - наш Пушкин. Почему? Ну, хотя бы потому, что Ёрш - это такая колючая рыбка, "ершистая", выставляющая щетины. Среди животных Пушкин ведь уже сравнивал себя с Ежом - в сказке о Медведихе: "приходил целовальник ёж; всё то ёж он ёжится, всё то щетинится..."
И в "Альбоме Онегина":
6
Вечор сказала мне R.C.:
Давно желала я вас видеть.
Зачем? - Мне говорили все,
Что я вас буду ненавидеть.
За что? - За резкий разговор,
За легкомысленное мненье
О всём; за колкое презренье
Ко всем...
Чем не Ёрш:
"... Я шутить ведь не люблю,
Разом всех переколю!"
А чем занимается-то наша рыбка?
Глядь: в пруде, под камышом,
Ёрш дерётся с карасём.
Драться можно кулаками, а можно и на пистолетах. Не дуэль ли это? И отчего Ёрш дерётся с Карасём? Оттого, что:
"...Распроклятый тот карась [помните, в "Царе Салтане": "Распроклятая ты мошка!"?]
Поносил меня вчерась
При честном при всём собранье
Неподобной разной бранью..."
То есть, Карась нанёс оскорбление личному достоинству Ерша. Чем не повод для дуэли ( и какой ещё повод для неё нужен)?
И непоседливость - тоже свойство нашего Александра Сергеевича (хотя больше, может быть, по чужой воле, чем по своей):
Всё бы, дрянь, тебе гулять,
Всё бы драться да кричать.
Дома - нет, ведь не сидится!
Напоминаю вам, что за свою недолгую жизнь Пушкин проехал 35 тысяч вёрст!
Застать Пушкина дома порой никак не могли и его друзья.
"Дома Пушкина в дни помолвки трудно было застать. Один из его приятелей, В.С. Голицын, приводит в письме к поэту свой шуточный диалог с его камердинером Никитой Тимофеевичем Козловым:
Голицын: Никитушка! скажи, где Пушкин, Царь-поэт?
Никита: Давным-давно, сударь, его уж дома нет,
Не усидит никак приятель ваш на месте:
То к дяде на поклон, то полетит к невесте.
Голицын: А скоро ль женится твой мудрый господин?
Никита: Осталось месяц лишь гулять ему один.
И заканчивает письмо: "Вот моя беседа с Вашим камердинером, я продолжил бы её в стихах, если бы не так стремился сказать вам прозой, как бесконечно я раздосадован, что не застал вас дома". / В книге: Арнольд Гессен "Пушкин в Москве".
Что говорят о Ерше товарищи его - Осетры?
Только ёрш один из нас
Совершил бы твой приказ.
Вы видите - в нашей сказке Ёрш - один из них, благородных рыб. В сказке о Ерша Ершовиче Ёрш был крестьянином, а у нас он входит в число исконного родового дворянства, - как входил и сам Пушкин.
И совсем уж странно, что в этом - морском - эпизоде сказки вдруг появляется Земский суд!
Осетры тут поклонились,
В земский суд бежать пустились
И велели в тот же час
От кита писать указ,
Чтоб гонцов скорей послали
И ерша того поймали.
Что такое "земский суд", и какое он имеет отношение к нашим рыбам?
"Земский суд - уездный административный орган в России в 1775-1862 [то есть, теперь у нас - вдруг! - послепетровское время...]. .. Избирался дворянами и государственными крестьянами. Решал незначительные судебные дела, исполняя приговоры судебных органов. В городах функции земского суда исполняла Управа Благочиния." /БСЭ.
Надо сказать, что одно время - в Псковском верхнем земском суде - был заседателем Осип Петрович Ганнибал, дед Пушкина, тот самый, что был венчан с Марией Алексеевной Пушкиной. Мария Алексеевна была дочь Алексея Фёдоровича Пушкина и Сарры Юрьевны, урождённой Ржевской. Род Ржевских шёл напрямую от Рюрика; отец Сарры, Ю.А. Ржевский служил в Преображенском полку, в его дом был запросто вхож царь Пётр Первый. Александр Сергеевич Пушкин в своём "Арапе Петра Великого" повенчал девицу Ржевскую не с Пушкиным - как было на самом деле, а с царским арапом Ганнибалом. Для чего он так поступил? Думаю, для того же, для чего он вообще выдумал это Высокое сватовство - ему важно было указать на то, что африканца Ибрагима благословил на брак с русской девицей сам Великий Пётр. Поэт как бы ускорил факт соединения крови древнейшего русского боярства с кровью привезённого из Африки арапа. Ему нужно было, чтобы этот брак - это соединение, благодаря которому возник его Гений, - благословил величайший русский царь.
Да, но при чём здесь земский суд? Не знаю. Видимо, при том же, при чём думный дворянин. Пушкин указывает на должности, которые занимали его предки: один - со стороны Пушкиных, другой - со стороны Ганнибалов. Для водного же царства земский суд - это просто казус какой-то!
Итак, Ёрш - это как бы светская ипостась Ивана-Пушкина. И только он может обнаружить заветный сундучок с перстнем...
Этот сундучок и этот перстень представляются мне едва ли не самыми загадочными вещами в сказке "Конёк-горбунок" . Что это такое? И вроде бы и вещь-то не такая уж нужная, поскольку - когда Иван его привёз, Царь-девица всё равно не согласилась выйти замуж за царя и придумала тому новое испытание. (Впрочем, точно так же вела себя и Беллизанда в сказке Страпаролы). Зачем же он вообще здесь нужен - этот перстень в красном сундучке?
Напоминаю вам о том, что писал про перстень Шаяхметов:
"Есть и такое совпадение.
В завершении сборника приводится новелла Notes to «The
Enchanted Soldier». Из нее узнаем о перстне царя Соломона, по-
терянным и найденным в брюхе рыбы. В третьей части «Конь-
ка…» чудо-юдо рыба-кит (кит-рыба) помогла Ивану-дураку
найти перстень Царь-девицы. Такого сюжетного хода русские
сказки не знают, следовательно, путешествие за перстнем
в окиян введено в текст Автором".
То есть, в истории с перстнем Шаяхметов видел отсылку к "чудо-книжке" - сборнику Вашингтона Ирвинга "Альгамбра". Я возразила на это заключение: "в том же "Еруслане" морской змей достаёт для героя камень невиданной красоты, который Еруслан Лазаревич позднее вставляет в кольцо, а кольцо передаёт своему сыну.
И только успел змей на берег ступить, как Еруслан поскакал, взмахнул мечом-кладенцом и с одного раза огрубил две головы.
Перепугался змей, взмолился:
- Могучий богатырь, не предавай меня смерти, не руби моей остатней головы! В Вахрамеево царство летать никогда не стану, а тебе богатый выкуп дам. Есть у меня драгоценный камень невиданной красоты, такого на белом свете не сыскать.
- Где же твой драгоценный камень?
- Сейчас достану!
С теми словами бросился змей в море и в скором времени воротился, принес и отдал богатырю драгоценный камень неслыханной красоты.
Кольцо же есть и в "Руслане и Людмиле" - его передаёт Руслану Финн". То есть, в традиции русской - от Еруслана до Руслана - кольцо передаётся от отца (или кого-то, его заменяющего - Финна, - к которому Руслан тоже обращатся "отец" - "не спится что-то, мой отец"...) - к сыну. Финн, кстати, является отцом Руслана ещё и потому, что второй раз "родил" его - спас из смерти, при помощи мёртвой и живой воды - нектара и амброзии. (Статья). Только боги могли использовать их. Они поддерживали ими свою бессмертную сущность. То есть, Руслан, погибший в бою, возрождён Финном уже не человеком, а практически богом? Мысль неожиданная (даже для меня). Да, а история с перстнем встречается из зарубежных "сказочников" ни у одного В.Ирвинга, но и у того же Страпаролы, - в той сказке, которая напрямую перекликается с сюжетом нашего "Конька" - о Ливоретто и Беллизанде. Там и рыба страдающая есть, которую Ливоретто вызволил из несчастья, за что она и добыла ему потерянный Беллизандой перстень.
Ну так, и наше колечко затерялось где-то в глубине царства морского змея - Кита, а должно быть передано от пращура - потомку. От Петра Великого - Николаю Палкину? Или - истинному "сыну" - Иванушке-Пушкину. Вспомним: Руслан заснул волшебным, смертным, колдовским, сном. (Не тот же ли сон грозил и нашему Ивану под звуки гусель Царь-девицы?) Во сне его подло убивает трус Фарлаф и крадёт у него очарованную сном Людмилу. Крадёт, как наш Спальник украл у Ивана его Чудо-Перо. И вот что говорит Руслану воскресивший его Финн, вручая заветное кольцо:
Возьми заветное кольцо,
Коснися им чела Людмилы,
И тайных чар исчезнут силы,
Врагов смутит твоё лицо,
Настанет мир, погибнет злоба.
Достойны счастья будьте оба!
Финн благословил Руслана, как наш Месяц Месяцович благословил Ивана (только Месяц благословил не прямо, а косвенно: "И не старый, с бородой, А красавец молодой Поведёт тебя к налою..." Мы не должны ещё знать, кто этот молодой красавец - да и сам Иван ещё не должен об этом догадываться.)
И вот - Руслан с кольцом Финна
летит к Людмиле спящей,
Её спокойного лица
Касается рукой дрожащей...
И чудо: юная княжна,
Вздохнув, открыла светлы очи!
Казалось, будто бы она
Дивилася столь долгой ночи;
Казалось, что какой-то сон
Её томил мечтой неясной,
И вдруг узнала - это он!
И князь в объятиях прекрасной.
Воскреснув пламенной душой,
Руслан не видит, не внимает,
И старец в радости немой,
Рыдая, милых обнимает.
[Старец - князь Владимир, Креститель Руси, отец Людмилы.]
То есть, кольцо Финна пробуждает Людмилу ото сна, - непробудного, летаргического, колдовского, - каким спят Спящие Красавицы, когда какая-нибудь стерва, наделённая колдовскими чарами, испытает к ним очень сильную недоброжелательность. А что делает наше кольцо? Да ничего! Лежит себе в красном сундучке... Для чего же его с таким трудом достали? Давайте разбираться.
Итак, Ерша притащили за щетины к царю-Киту, и тот велит ему отыскать перстень Царь-девицы.
Тут, отдав царю поклон,
Ёрш пошёл, согнувшись, вон.
С царской дворней побранился,
За плотвой поаолочился
И салакушкам шести
Нос разбил он по пути.
Что это, зачем? Ведь все мы знаем, что такое салакушка. Знаем, не правда ли? Это - балтийская разновидность селёдки. Нигде, кроме Балтики, салакушка не водится. Ёрш разбил носы шести селёдкам Балтийским.
А потом -
Совершив такое дело,
В омут кинулся он смело
И в подводной глубине
Может, у меня аллитерация слуха, но мне так и слышатся здесь слова Сальери:
Какая глубина!
Какая смелость и какая стройность!
Ах, да! Стройности у нас нет. Есть лишь глубина и смелость, то есть, смелость и глубина...
Вырыл ящичек на дне -
Пуд по крайней мере во сто.
Сколько это - сто пудов?
"Пуд - от глагола "pendo" (латин.) - "вешаю"; pondus - вес. От этого же латинского слова - английский "фунт". Пуд = 16,38... кг. Сто пудов - это 1638 с лишним килограммов. Весомо, чёрт возьми! Пудами в России меряли и овёс, и мёд, и пшеницу, и лён, и пр.. Отменил его - пуд - Указ В.И. Ленина 1918 года.
"О, здесь дело-то не просто!"
Ещё раз - "пуд" - это вес, сто пудов... Погодите, сто пудов не сказано, сказано:
Пуд по крайней мере во сто...
А если пуд - это не пуд, а - год? Он же тоже имеет свой "вес", свою "весомость" - год... Тогда это - "сто лет"...
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознёсся пышно, горделиво...
/ "Медный всадник".
В ящичке лежит что-то, заключённое туда Петром при основании Своего Города?
И давай из всех морей
Ёрш скликать к себе сельдей.
Сравните:
Все земли, волны всех морей
Как дань несут наряды ей...
Это - Клеопарте, в отрывке Пушкина "Мы проводили вечер на даче..."
Итак,
И давай из всех морей
Ёрш скликать к себе сельдей.
Зачем?! Ёрш явно не дружен с селёдками: балтийским он уже поразбивал носы, теперь он сзывает сельдей со всех морей...
Сельди с духом собралися,
Сундучок тащить взялися,
Только слышно и всего -
"У-у-у!" да "о-о-о!"
Но сколь сильно ни кричали,
Животы лишь надорвали,
А проклятый сундучок
Не дался и на вершок.
Последние строки соответствуют строчкам из Первой части сказки:
Но, сколь долго ни кричали,
Только голос потеряли
Он не с места.
Это братья погоняли Ивана на дежурство в поле. Братьям так же не удалось сдвинуть дурака с его места на печке, как селёдкам - сдвинуть с места сундук с перстнем.
Ёрш ещё и сердится на них:
"Настоящие селёдки!
Вам кнута бы вместо водки!"
Какой водки? Какой кнут? Селёдки пьют водку?.. Селёдок бьют кнутом? Помнится, Иван хотел хватить бичом челядь придворную - в смысле - чернь. Может, и селёдки - такая же придворная чернь?
А осетры - по которых нырнул наш Ёрш - благородное старинное дворянство, - к которому и сам Пушкин принадлежал?
Отчего Ёрш не кликнул осетров сразу, а ломал комедию с селёдками, - да ещё скликал их со всех морей? Для чего автору понадобились эти селёдки? Все моря - это ведь океан. Океан - он у нас - океан Истории - как мы порешили в связи с Китом, который лежал поперёк моря-окияна. В случае с Китом море у нас было одно - Балтийское, а океан - История Русская. Теперь дело идёт о Всемирной истории, - если морей много, - так? Допустим, что так. Что во Всемирной истории связано с селёдками? Ничего? Но ведь что-то - было... Одна битва под названием Сельдяная была: англичан с французами во время пресловутой Столетней войны. Французы в этой битве проиграли, селёдки, то есть, икскьюз ми, - англичане, - выиграли. Ну и что? Действительно - что? Благо от этого сельдяного побоища было только одно, - помните, какое? Именно после этой самой Сельдяной битвы крестьянке из Дом-Реми Иоанне было позволено выступить со своим отрядом на штурм Орлеана, поскольку Дева предсказала это поражение французской армии, и предсказание её сбылось. Вот как этот момент описан у Марка Твена:
-Во имя Господа, Роберт де Бодрикур! Вы слишком медлите, и, задерживая меня, вы тем самым причиняете вред, ибо сегодня дофин проиграл битву вблизи Орлеана...
..........................................................
-Истинны были твои слова, дитя моё. Битва была проиграна в тот день. И вот я исполняю своё слово. Иди... будь что будет! / Марк Твен "Жанна Д'Арк".
А вы помните, что осталось от сгоревшей Жанны Д'Арк? Что не смог сжечь палач? Огонь не смог сжечь Её сердце. И тогда его бросили в Сену. Наш сундучок - красный, как сердце. Не о сердце ли - речь? Сердце - на этот раз - не Франции, а - России? Что же, наша Царь-девица живёт - плавает и поёт - без сердца? Но - может, поэтому она и суха так, а не только от злобы свекрови? Но ведь мы порешили было, что она сама - Душа. А душа - это то,что обитает в сердце, пока человек жив, и вне сердца, когда он - умер...
Оставь герою сердце! Что же
Он будет без него? Тиран!..
Это стихотворение Пушкина - "Герой" - было написано Болдинской осенью 1830, когда в Москве свирепствовала холера, и царь Николай бесстрашно входил в холерные бараки, чтобы ободрить больных, - поступок, достойный героя... Но - было ли у него при этом сердце - это вопрос - даже уже и для тогдашнего, желающего верить в него, Пушкина.
Сказочный царь захотел жениться на Царь-девице. Что предлагают в таком случае? Руку и Сердце - не так ли? У французского короля Карла VII, возведённого Жанной Д'Арк на его законный престол, по-видимому, сердца не было и благодарность была ему чужда. Поэтому он отдал Деву на растерзание инквизиции. У Девы же сердце было, и оно пылало любовью к Богу и Франции - и его не смог сжечь палач. Произошло чудо: сердце Жанны осталось нетронутым, и тогда его бросили в Сену, - где оно и пребывает до сих пор. То есть, союза между королём и Девой не вышло. А что же у нас - между нашим царём и нашей Девой? У царя нашего нет ни кольца (руки), ни сердца... Что же он может предложить Царь-девице? Свою седую бороду? (Право, напрашивается параллель с Черномором! Не который дядька, а который - карла). И - что же такое в конце концов "с перстнем красный сундучок"? Сундук - это ведь разновидность ларя; ларя, в котором хранится святыня. В сундуках девушки - и крестьянские, и дворянские, - хранили приданое. Приданое Царь-девицы - Сердце и Перстень? О сердце напрямую ничего не сказано, но ведь если царь предлагает жениться, то это и значит, что он предлагает Руку и Сердце. Итак, именно красный сундучок, который не смогли поднять слабые духом селёдки, символизирует Сердце - сердце главной Девы мировой истории (второй - после Марии, Матери Божьей). Подобна этой Деве у Пушкина Татьяна Ларина ("Сундучкова"), которая едет в Москву, как на битву за Орлеан, - произнося те же слова, что и шиллерова Иоанна (в переводе Жуковского):
Простите, мирные долины,
И вы, знакомых гор вершины,
И вы, знакомые леса!..
(Не узнаются ли здесь и наши:
За горами, за лесами..?)
Какую же победу одержала Татьяна? Победу собственной Души над всеми уловками света. Победу чистоты над грязью и пошлостью. В конечном счёте - победу Бессмертия над Смертностью; отстояв свою личную Пасху. Так. Но - что же наш красный с перстнем сундучок? Допустим, что сундук символизирует сердце - не Жанны Д'Арк - оно осталось в Сене и хранит Париж, - а сердце России. Если Царь-девица - Душа России, - то она может существовать и без сердца; сердце - орган тела, - в котором пребывает душа во время земной жизни.
Москва... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нём отозвалось! /"Евгений Онегин", гл.7
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил...
Москва. Сказка началась с Москвы, и старик в одном селе недалече от столицы жил - в "большом селе" - Москве. И Пушкин в ней родился. Наша сказка началась с пожара Москвы. Её сердце горело так же, как и сердце Жанны - и так же не сгорело, не далось огню. И так же было заброшено - в омут... В мертвящее упоенье света...
В сём омуте, где с вами я
Купаюсь, милые друзья!
Пушкин купался в омуте, наш Ёрш в омут смело кинулся, а Ёрш - как мы порешили, - это и есть светский Пушкин. И этому свету не было никакого дела до того сердца, что горело в пожаре 1812 года, и не сгорело. Которое явило себя Неопалимой Купиной. Купина - это куст, а Иван наш сел именно под кустом, поджидая воришку, - и увидел Белоснежную Кобылицу. В горящем кусте явился Аврааму Ангел и остановил руку отца, занёсшего топор над сыновней шеей. Богу не нужно человеческой жертвы - достаточно принести в жертву ягнёнка. Итак, сердце заброшено в омут, а Душа разъезжает по поганому окияну в золотой шлюпке. Кстати, египетская царица Клеопатра у Пушкина разъезжала в золотой же триреме-
То по водам седого Нила
Под тенью пышного ветрила
В своей триреме золотой
Плывёт Кипридою* младой. / "Мы проводили вечер на даче..."
*Киприда - Афродита, Венера.
Пушкин очень точен в названии судна, подобающего той или иной царице...
Кстати, знаете, кто эти шесть салакушек, которым Ёрш поразбивал носы, и отчего их - именно шесть?
"При Елизавете было всего три фрейлины. При восшествии Екатерины сделали новых шесть - вот по какому случаю. Она, не зная, как благодарить шестерых заговорщиков, возведших её на престол, заказала шесть вензелей с тем, чтобы повесить их на шею шестерых избранных. Но Никита Панин отсоветовал ей сие, говоря: "Это будет вывеска". Императрица отменила своё намерение и отдала вензеля фрейлинам." / А.С. Пушкин "Богородицыны дочки".
Вот эти шесть избранных цареубийц и есть балтийские салакушки. И снова совершилось цареубийство - и снова цареубийцы были если не отблагодарены, то принимаемы при дворе (как Скарятин). А декабристов - никого не убивших, а только замышлявших - цареубийство - казнили. Их было пять, но как будто шесть верёвок спускаются с перекладины на рисунке Пушкина. И он бы мог... И он - смог. Его казнь была только отсрочена. Он присоединился к ним - шестым - на дуэли на Чёрной речке. Они шестеро - представители древнего русского дворянства - стремились отстоять сердце России у тех, кому "чувство дико и смешно". У безродных "салакушек", игрою счастия возведённых в ближайшее окружение царской особы.
Чтобы покончить с селёдками, приведу комментарий о Сельдяной битве в книге: Марк Твен "Жанна Д'Арк". - М.: "Мир книги", 2006. - С. 77:
"Сельдяная битва - сражение 12 февраля 1429 г. у Рувре-Сен-Дени (недалеко от Орлеана), в котором крупный английский отряд под командованием Фастольфа, конвоировавший обоз с продовольствием (в котором было много бочек с сельдью) для английской армии, осаждавшей Орлеан, отбил нападение французских войск под командованием Дюнуа, нанеся им тяжёлые потери."
Обоз с селёдками конвоировал некий Фастольф. У Пушкина в "Руслане и Людмиле" единственный персонаж с английским именем - Фарлаф. "Фарлаф" - это ведь - "Удалённый от любви" - far love, - или - от жизни - far life , что в общем одно и то же. Не есть ли пушкинский Фарлаф - подобие исторического Фастольфа? Подлый трусливый Фарлаф убивает одурманенного колдовством Наины Руслана и выкрадывает у него спящую красавицу Людмилу. Пока герой и его любовь спят, на столицу православной Руси нападают печенеги. И тогда Финн совершает чудо, как шестикрылый серафим явившись лежащему в пустыне Руслану и воскресив его. Победивший печенегов Герой входит в палаты Владимира, касается заветным кольцом чела Людмилы, - и та восстаёт ото сна.
Россия вспрянет ото сна...
Не схожа ли ситуация Руслана и Девы, - вынужденной как бы спать в ожидании, пока Селёдки торжествуют? А потом она идёт - в Орлеан, - и
"разбивает им носы..."
Впрочем, возможно, мы слишком занеслись в своих фантазиях.. . Вернёмся к сказке.
Итак, сердце у нас - в омуте в песке, в красном сундучке. А Душа ездит в золотой шлюпке. Сердце - в Москве, а душа - Петербурженка... Чтобы Царь-девица была жизнеспособна и избавилась от сухотки, они должны объединиться. Объединить их должен царь - обручившись в Девой кольцом-перстнем. Перстень лежит в сундучке. Что это за перстень?
Я размышляю над загадками сказки "Конёк-горбунок" два с лишним года. Срок, может быть, и несерьёзный, однако, всё же значительный. Пока что насчёт перстня я не могу сказать ничего иного, как то, что это - печать Петра Первого, на одной из сторон которой было изображение самого царя в образе Пигмалиона, высекающего прекрасную Галатею. Сия аллегория означала: царь Пётр Великий создаёт Прекрасную Россию. Работа не кончена; её надо продолжать. Моя версия, возможно, не слишком верна, поскольку печатка эта - не кольцо, а именно печать; Пётр носил её на цепочке на груди. "Пигмалион и Галатея" - это была главная эмблема Петра Первого, её много раз обыгрывали; она есть на каком-то его памятнике. С этой эмблемой Петра и похоронили.
И вот какой ещё вопрос встаёт в связи с этим красным сундучком, в котором лежит кольцо: отчего он так тяжёл?
Вырыл ящичек на дне -
Пуд по крайней мере во сто.
"О, здесь дело-то не просто!"
Пуд - это старинная мера веса, равная (округлённо)16,38 кг. То есть, сундучок весит примерно 1638 килограмм. Действительно, тяжесть страшная! Тяжесть камня. Выходит, так тяжёл сам сундучок? Потому что, если это кольцо столько весит - как же Царь-девица будет его носить? Но если сундучок - это Сердце, - то, выходит, - это - тяжесть сердца, или - тяжесть на сердце? Камень на сердце?..
Рад бы с радостью поднять,
Да ведь силы не занять!
Сундучишко больно плотен,
Чай, чертей в него пять сотен
Кит проклятый насажал.
Я уж трижды подымал;
Тяжесть страшная такая!"
Тут конёк, не отвечая,
Поднял ящичек ногой,
Будто камушек какой,
И взмахнул себе на шею.
"Ну, Иван, садись скорее!..
Вот так! Гений-конёк принял себе на шею сундучок с кольцом Царь-девицы, как Иван привешивал на свою шею мешок с Жар-птицей:
Ну, скорей её в мешок!
Да завязывай тужее;
А мешок привесь на шею.
Не могу отделаться от ощущения, что сундучок наш лежал на дне, как лежала сестрица Алёнушка в сказке "Сестрица Алёнушка и братец Иванушка":
А ещё - если гений Пушкина - конёк - так легко подхватил сундук и закинул на собственную шею - то не творения ли там Пушкина, в этом сундучке?! Всё, что он натворил за свою земную жизнь - огромный труд, в которым он без своего Горбунка никогда не справился бы... И кто скажет, что в нём - не Сердце России?
Когда Иван ждал Кита из синя моря, перед ним
Тихим пламенем горя,
Развернулася заря.
На мой взгляд, это - самые красивые строчки в сказке. И - может быть, самые "пушкинские"! У Пушкина много раз обыгрывается рифма со словом "заря".
Последним сияньем за лесом горя,
Вечерняя тихо потухла заря. / "Сражённый рыцарь", 1815.
Характерно, что заре у Пушкина соответствует эпитет "тихо". Так, и в "Золотом Петушке":
Шамаханская царица,
Вся сияя как заря,
Тихо встретила царя.
Ну вот, перстень Царь-девицы найден и доставлен во дворец, и царь уже думает, что "нет препятства никакого" для того, чтобы ему обвенчаться с царевной, но -не тут-то было!
"Но взгляни-ка, ты ведь сед;
Мне пятнадцать только лет...", -
возражает государю девица. Строчки эти похожи на строчки из пушкинского лицейского стихотворения "Городок":
Иль добрый мой сосед,
Семидесяти лет...
И царю нашему тоже - семьдесят лет. Помирать пора! Ибо время жизни нашей - семьдесят лет - по библейским понятиям. А девице - пятнадцать. Пятнадцать лет - это возраст Музы, - любимый возраст Пушкина (вспомните хотя бы - "Паж, или Пятнадцатый год"). И - вот видите, здесь говорится не о телесном возрасте, - о возрасте души, - или сердца. Несоответствие между царём и Девой проходит именно на этом уровне. Пятнадцать лет - это возраст чистоты и первоначальной свежести восприятия мира. Семьдесят - возраст знания о мире, искушённости и греховности. Ситуация одна и та же - что в "Коньке-горбунке", что в "Золотом Петушке": старый царь, не видя несоответствия, хочет взять в жёны юную девицу.
Все цари начнут смеяться,
Дед-то, скажут, внуку взял!
Но что царю до мнения всех остальных царей, когда ОН ТАК ХОЧЕТ?
"Пусть-ка только засмеются -
У меня как раз свернутся:
Все их царства полоню!
Весь их род искореню!"
Во как! Ну, так это же снова проявление в нашем царе царя Дадона, который "смолоду был грозен" и соседям то и дело наносил обиды смело. Только Дадон - смолоду, а наш и сейчас - в семьдесят лет - готов... Да полно, готов ли? Хвастается. Петушится. Вы грозны на словах, Попробуйте на деле...
На деле. На деле-то - врагов нет, - ты -сам себе враг. Изволь - ради Меня себя не пожалеть. (Так же врагов нет и в "Петушке". Есть мираж - шатёр, Девица... Наш Иван во второй раз не заснул и схватил девицу за косу, а царь Дадон сразу "отключился", попал под гипноз Шамаханской царицы - и не вышел из него. Наш же царь хочет и рыбку съесть, и ножек не замочить...)
И вот какие слова говорит царю Царь-девица:
"Коль себя не пожалеешь,
Ты опять помолодеешь..."
Это - знаменательные, исторические слова. Коль себя для Меня не пожалеешь. Слова России своему царю. Такие слова есть в "Слове о полку Игореве", их говорит князь Святослав:
И не диво бы, братья, старому стать молодым. / пер. Жуковского
В оригинале:
А чи диво ся, братие, стару помолодити?
Отсюда черпает вдохновение для речи, обращённой к выступающему на Мамая войску, князь Дмитрий Московский в 1380 году:
Здесь старый должен помолодеть,
А молодой славу добыть...
И вот - рецепт омоложения:
Должен челядь ты заставить
Три котла больших поставить
И костры под них сложить.
Первый надобно налить
До краёв водой студёной,
А второй - водой варёной,
А последний - молоком,
Вскипятя его ключом.
Вот, коль хочешь ты жениться
И красавцем учиниться, -
Ты без платья, налегке,
Искупайся в молоке;
Тут побудь в воде варёной,
А потом ещё в студёной,
И скажу тебе, отец,
Будешь знатный молодец!"
Без платья, налегке, бежал, - как помним, - Евгений Онегин, - к бегущей под горой реке - во Второй главе романа. Но он не омолаживался, а просто купался. Он и так был молодым, и мечтал - на водах - как раз состариться, чтобы не так скучать...
Три котла...
Гляжу: гора. На той горе
Кипят котлы; поют, играют,.. /"Гусар", 1833.
Это - ведьмины котлы. Котлы кипят и в сказке об Алёнушке и братце Иванушке :
Котлы кипят горючие,
Ножи точат булатные;
Хотят меня зарезати...
Почему же - именно такой набор: вода варёная, вода студёная, молоко?
Вода варёная - горячая - допустим, Фермопильский источник. Гераклов ключ. Вода героев. Вода студёная - холодный ключ забвенья? Вода Стикса, смывающая память о земном? Молоко - от Млечного Пути? Проверка на соответствие Вечности?
Три источника есть у Пушкина в стихотворении "Три ключа":
В степи мирской, печальной и безбрежной,
Таинственно пробились три ключа:
Ключ юности, ключ быстрый и мятежный,
Кипит, бежит, сверкая и журча;
Кастальский ключ волною вдохновенья
В степи мирской изгнанников поит;
Последний ключ, холодный ключ забвенья...
Он слаще всех жар сердца утолит.
Первый ключ - ключ юности, - когда молоко на губах не обсохло, ключ молокососов, - возможно, и бьёт молоком?
А последний - молоком,
Вскипятя его ключом.
Царь-девица меняет порядок, - про первый котёл, с молоком, говоря - "последний". И последние станут первыми; а молокососы выйдут в герои - как Геракл, и в цари - как Христос...
Иванушка сопротивляется царскому приказу - для пробы искупаться в трёх котлах - всеми силами.
Полно, царь, хитрить-мудрить
Да Ивана проводить!, -
говорит он царю. Сравните в "Борисе Годунове": "Когда Борис хитрить не перестанет..."
И
Царь, затрясши бородою:
"Что? Рядиться мне с тобою! -
Закричал он. - Но смотри!
Если ты в рассвет зари
Не исполнишь повеленье -
Я отдам тебя в мученье,
Прикажу тебя пытать,
По кусочкая разрывать.
Вон отсюда, болесть злая!"
Последние слова - "болесть злая", - "болесть зла", - это слова из Лаврентьевской летописи:
Того же лета преставися благо
верный князь Святославъ
Юргевичь, месяця генваря
въ 11 день. Се же князь и
збраникъ Божий бе от рожества
и до свершенья мужьства, бысть ему болесть зла, ея
же болезни просяхуть на ся
святии апостоли и святии отци у Бога,
кто бо постражеть болезнь
ю тою - якоже книгы глаголють -
тело его мучится, а душа
его спасается. Тако же и тъ во
истину святый Святославъ, Божи
й угодникъ, избраный въ
всех князехъ, не да бо ему
Богъ княжити на земли, но
да ему цесарство небесное. И по
успеньи его положено бысть
его тело в церкви святыя Богородица
Суждали. / "Лаврентьевская летопись". СТР. 123 оборот.
Ещё раз - современным языком:
"Того же лета преставился благоверный князь Святослав Юрьевич, месяца января в 11 день. Сей князь и избранник Божий был болен злою болезнью от рождения до мужеского становления; подобной болезни просят святые апостолы и святые отцы у Бога, - ибо кто страждет тою болезнью, - как говорят книги - того тело мучится, а душа - спасается. Так же и ты, воистину святой Святослав, Божий угодник, избранный изо всех князей; не дал ему Бог княжити на земле, но дал ему царство небесное. И по смерти его положено было тело его в церкви святой Богородицы Суздальской".
Не дал ему Бог княжити на земле, но дал ему царство небесное... Не так ли было и с Иисусом из Назарета, который стал царём лишь на кресте, да и то - в издёвку объявленным на табличке, где записывали "вины" преступника... Не так ли будет и с нашим Пушкиным - затравленным, растерзанным, измученным, - и лишь по смерти - "Закатилось Солнце русской поэзии..." Не так ли происходит и с Иваном в сказке? Это - вопрос очень тонкий, - и со мною ещё до сих пор в нём никто не согласился: что Иван преображается после котлов и уходит на небеса... Физически его нет, но духовно он присутствует на Русской земле и признан русским народом своим царём. Как Христос, - вторым - после Христа. Именно в этом тезисе главная крамольность этой сказки: Пушкин написал чудо-книжку, книжку Бога. Книжку - свою духовную автобиографию; книжку - Русское Евангелие. Поэтому - даже те, кто точно знал, кто автор сказки "Конёк-горбунок", - как В.А. Жуковский, например, - никогда об этом не объявили. Но - я забегаю вперёд. Хотя - почему забегаю? Ведь я говорила, что наш сказочный царь, ругая Ивана, цитирует словосочетание из Лаврентьевской летописи - самой древней из сохранившихся русских летописей. "Болесть злая" в этой летописи лишает князя Святослава княжения в этом мире, но даёт ему возможность вкусить царствия небесного. И автор - на мой взгляд - этой прямой цитатой - приготовляет нас к тому, что произойдёт с главным героем сказки.
И трагичность ситуации описывается нам автором во всей красе, так сказать.
Пал Иван к коньку на шею,
Обнимал и целовал.
"Ох, беда, конёк! - сказал. -
Царь вконец меня сбывает;
Не слышится ли трагическая безысходность в интонации Поэта: "царь вконец меня сбывает"? Какие горькие русские слова: вконец сбывает... Именно, что вконец. Царю Николаю не нужен поэт Пушкин, тем более ему не нужен историограф Пушкин; то есть, два договора - сентября 1826 и июля 1831 года, считай, расторгнуты. 31 декабря 1833 царь назначил Пушкина камер-юнкером, - но и камер-юнкер Пушкин царю так же не нужен; ему нужно лицезрение его красавицы жены перед его царскими очами. Камер-юнкерство поэта - лишь благопристойный способ достичь этого, вдобавок имея возможность попенять на незнание поэтом дворцового этикета... И что - скажете - не вконец сбывает?
И конёк отвечает Ивану:
"Вот уж служба так уж служба!
Тут нужна моя вся дружба.
Почему - вся дружба Горбунка требуется в этом случае? Что такого особенного он делает?
Вот как я хвостом махну,
В те котлы мордой макну,
На тебя два раза прысну,
Громким посвистом присвистну...
Что это за операция такая? Похоже на окропление святой водой. То есть - обряд освящения.
На другой день, утром рано,
Разбудил конёк Ивана:
"Эй, хозяин, полно спать!
Время службу исполнять".
Тут Ванюша почесался,
Потянулся и поднялся,
Помолился на забор
И пошёл к царю во двор.
Отчего Иван молится на забор?
Надо сказать, что даже при поверхностном знакомстве с произведениями А.С.Пушкина, нельзя не заметить его пристрастия к заборам. В одном "Евгении Онегине" забор обыгрывается три раза:
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор...
Это было дома, в деревне, утром 3 января, когда выпал первый снег. По приезде в Москву:
Пред нею незнакомый двор,
Конюшня, кухня и забор...
А в первоначальной редакции 8-й главы:
В те дни, как я поэме редкой
Не предпочёл бы мячик меткой,
Считал схоластику за вздор
И прыгал в сад через забор...
(Кстати, именно в царский сад он через забор и прыгал... )
В "Графе Нулине" - всем известное:
Шла баба через грязный двор
Бельё повесить на забор...
В "Городке": "и быстрый ручеёк... ... Лепечет у забора"; и царь Салтан в сказке его имени стоит "позадь забора", когда - по сути - тоже решается его судьба. И кавказский пленник прощальным взором "Объемлет он в последний раз Пустой аул с его забором". И "моё Захарово, оно С заборами в реке тенистой Зерцалом вод отражено... ", - здесь забор - и на земле - и в воде; двойной, двоящийся забор... Тем не менее, кажется, нет ни одной работы, посвящённой непонятному пристрастию Пушкина к заборам, - по крайней мере, я не встречала. Попробую объяснить сама для себя. Забор отделяет какое-то огороженное место - то есть, огород. Огород у нас - место работы поэта - как Летний сад, например. Ещё есть выражение про словесный забор - литераторы создают заборы из слов. Кстати, один раз Пушкин использовал и такой псевдоним - "Заборский"* (на это указывает в своей статье и Кандауров), - когда посылал Дельвигу своего "Бедного рыцаря": "Жил на свете рыцарь бедный...". Рыцарь, - как помним, - был верен одной Деве Марии...
Так, может быть, это - тот самый забор - что Иван-Пушкин городил всю свою жизнь - а теперь надо из-за него выйти - и предстать на суд Божий? Забор был тем, что его хранило в этой, земной, жизни... Минуточку! А что такое, собственно, "забор"?
"Забор - искон. русское. Производное от исчезнувшего zaborti, суффиксного образования от borti - бороть. См. забрало, бороться, брань. Исходное значение - "то, что защищает". /"Школьный этимологический словарь".
Забор - то,что защищает! Так ли глуп наш дурак, что он молится на "то, что защищает"?
Кроме того, один из псевдонимов Пушкина - "Заборский", - на это указывает Кандауров. Только он не говорит отчего-то, что псевдоним этот был взят Пушкиным однажды - для напечатания в альманахе А.А. Дельвига "Северные цветы" своего стихотворения "Жил на свете рыцарь бедный..."
И ещё - у Г.Р.Державина есть стихотворение, в котором через забор смотрит Смерть!
Друзьям моим я посвящаю,
Друзьям и красоте сей день;
Достоинствам я цену знаю,
И знаю то, что век наш тень;
Что, лишь младенчество проводим, —
Уже ко старости приходим
И смерть к нам смотрит чрез забор;
Увы! — то как не умудриться,
Хоть раз цветами не увиться
И не оставить мрачный взор?
Замечу, что, видимо из этого стихотворения переняты Пушкиным и строки:
Так не можно надивиться;
Надо ж этак умудриться!
Так сказано - напомню - про чудо-книжку, которую слуга достал от соседа, ту, в которой было пять сказок: о бобре, о царе, о боярыне восточной, о князе Бобыле и о Прекрасной Царь-девице. Тогда -
Вечерком одним сидели
В царской кухне повара
И служители двора...
А теперь ... Теперь Ивану, то есть, Пушкину, пришла пора умереть. Но он создал свою "чудо-книжку", и он вызволил из пасти китовой тридцать кораблей - флотилию Петра, устремлённую в будущее. Он умудрился... И теперь - что ему смерть?..
И вот у нас снова -
Там котлы уже кипели;
Подле них рядком сидели
Кучера и повара,
И служители двора;
Дров усердно прибавляли...
Погодите, погодите! Ведь это же снова что-то до боли знакомое... Явились "кучера" в добавку к "поварам" - и повеяло чем-то - из Хрестоматии 8-го класса, из Седьмой главы "Онегина":
Готовят завтрак повара,
Горой кибитки нагружают,
Бранятся бабы, кучера...
Это - при отъезде Татьяны со старушкой-матерью в Москву, на ярмарку невест. А в Москву наша Татьяна собиралась, как Жанна Д'Арк - в Орлеан... То есть, - как на подвиг - на костёр - на смерть... Ну-с, итак:
Там котлы уже кипели;
Подле них рядком сидели
Кучера и повара,
И служители двора;
Дров усердно прибавляли...
О, святая простота! Хотя - какая уж тут простота? Это вам не замороченная иезуитами старушка; это опять - повара-убийцы, да кучера - возчики... - в числе прочего - и гробов.
Об Иване толковали
Втихомолку меж собой
И смеялися порой.
Вот он - смех черни - отравивший последние годы жизни Пушкина. Так же смеялись втихомолку над ним товарищи -камер-юнкеры, молокососы восемнадцатилетние. И - смотрите, что - скорее всего, - стоит за этим, какая цитата из Библии: «Смех глупых то же, что треск тернового хвороста под котлом» (Екклезиаст, гл. VIII, стих 6).
И тут царь даже взял и назвал Ивана братом - во второй раз за сказку. В первый раз был гневный выпад из-за сокрытого Пера:
Молвил царь. - Постой-ка, брат!.."
"Ох, помилуй, виноват!..
А теперь - изуверски-ласковое предложение:
"Ну, Ванюша, раздевайся
И в котлах, брат, покупайся!"
М-да...
И вот теперь я брат
Бестолкову пустому,
Тому, сему, другому,
Да я ж и виноват! / "Ответ Дельвигу", 1815.
Всё предвидел юный гений; воистину: "Лучше б нам пера не брать"...
Ты без платья, налегке,
Искупайся в молоке...
Постойте! Так это же - из той же Хрестоматии:
Онегин жил анахоретом;
В седьмом часу вставал он летом
И отправлялся налегке
К бегущей под горой реке... / "Евгений Онегин", гл. 4.
Река для Евгения, подражающего Байрону, была Геллеспонтом. ..
Тут Иван одежду снял,
Ничего не отвечая.
А царица молодая,
Чтоб не видеть наготу,
Завернулася в фату.
А эти - последние строчки - знаете, откуда? Из русской народной песни, - из тех, что Пушкин записал в Болдине:
Как на болдинском плоту
Мыла девица фату...
Царица завернулась в белую фату и скрыла красный свой - кровавый - полушубок. Белый снежный покров закрыл её лицо и фигуру. Такой - завёрнутой в фату - по преданию - являлась воинам Дмитрия Донского Богородица во время битвы на Поле Куликовом. Помните, у Блока:
Орлий клёкот над татарским станом
Угрожал бедой,
А Непрядва убралась туманом,
Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей,
Прямо на меня
Ты сошла, в одежде, свет струящей,
Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече,
Освежила пыльную кольчугу
На моём плече.
И когда наутро тучей чёрной
Двинулась орда,
Был в щите Твой лик нерукотворный
Светел навсегда...
/ "На поле Куликовом", 14.06.1908.
И вот Иван просит позвать к нему Горбунка.
Вот конёк хвостом махнул,
В те котлы мордой макнул,
На Ивана дважды прыснул,
Громким посвистом присвистнул.
Вот и всё, что сделал конёк.
А вот как описан обряд майского окунания в Шотландии к книге "История лошади"Грэувея:
"Мы уже отмечали, что Нептун был богом не только водных пространств, но и лошадей. Далее мы опишем старый обряд, который до недавнего времени существовал в Падстоу, Корнуолл, и, как нам представляется, связывает деревянного конька с морским божеством.
Деревянная лошадка занимала почетное место на праздниках, проводимых в майские дни в этом городе, и выглядела следующим образом.
Лошадиная голова с гривой была прикреплена к телу, расширенному обручем, сзади болтался лошадиный хвост. Наездник носил устрашающего вида маску с красными глазами и костюм из черной парусины. Гротескные фигуры сопровождала живописная толпа, которая пела и плясала перед всеми основными зданиями города. После завершения обхода деревянную лошадку тащили к берегу и погружали в волны. Существовало верование, что это защитит в наступающем году лошадей и другой скот местных жителей. Нет никаких сомнений в том, что этот обычай первоначально был обращен к Нептуну, а деревянная лошадка являлась заменой обычной лошади из плоти и крови".
Наш же конёк - он не деревянная лошадка, хотя и произошёл от неё. Он - конёк Пушкина, - то есть, его Гений. Почему он прыснул на Ивана два раза (а не три)? Потому что это соответствует нашей паре -Поэзии и Прозе - двум коням пушкинским, благословлённым коньком-горбунком. Они - Поэзия и Проза - его - Пушкинский - пропуск в Бессмертие. Вы спросите: а для чего он махнул хвостом? Вот это - не знаю. Предполагаю, отогнал таким образом каких-нибудь злых (нечистых) духов. Завистников-Зоилов каких-нибудь.
И вот:
На конька Иван взглянул
И в котёл тотчас нырнул,
Тут в другой, там в третий тоже,
И такой он стал пригожий,
Что ни в сказке не сказать,
Ни пером не написать!
Этот момент сказки так комментирует О.З.Кандауров ("Солнечный гений из ложи "Овидий", глава "Горбатое хобби Пушкина"):
"Это ситуация абсолютного христоподобия, потому что только Христос мог так преображаться".
С этим тезисом писателя-эзотерика я абсолютно согласна.
Собственно, претензия на Красавца была у Пушкина всегда. Иначе не написал бы он в своём "Годунове" такую мудрёно построенную фразу:
- А кто, скажите, Пушкин,
Красавец сей?
Вопрос Отрепьева относится к молодому Курбскому, но ведь можно же вообразить, что это самого Пушкина - причём не исторического боярина, а вот этого, Михайловского затворника, назвали красавцем! Он и предполагал в душе, и смеялся и радовался остроумию своей выходки... Пушкин вполне сознавал свою физическую некрасивость и страдал от неё. Но он так же знал о своей безусловной красоте; несказанной красоте собственной Души. Потому что, если б её не было, то не было бы и красоты и чудесности его Поэзии и его Прозы. И вот - это явилось всему народу. Он просиял перед ним, как Христос на Фаворе.
Вот он в платье нарядился,
Царь-девице поклонился,
Осмотрелся, подбодрясь,
С важным видом, будто князь.
Вы помните - последние две строки, - рифма которых взята из сатиры О.С. Павлищевой "На бал":
Вот Ю... князь
Вперил глаз, подбодрясь,
На собрание...
уже были в нашей сказке. В каком именно месте? А тогда, когда
Наш Иван с землёй простился
И на небе очутился
И поехал, будто князь,
Шапка набок, подбодрясь.
Вот и теперь это всё происходит уже на небе - средь лазоревых полян. Вы скажете - а почему при этом присутствует народ? Отвечу: потому что бывают в истории такие моменты, когда небеса открываются перед теми, кто на земле.
Собственно, это то самое:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа...
Да, надо же ещё - последний раз - вспомнить о нашем царе!
Царь велел себя раздеть,
Два раза перекрестился,
Бух в котёл - и там сварился!
Это детсткое и отчаянное "бух!" - настолько пушкинское, что вообще непонятно, как имя Ершова могло так долго застить всем глаза. Это же:
И в Лету - бух!
Кроме того, почти что такие же слова Пушкин пишет в письме к П.В. Нащокину от 24 ноября 1833 года: "... сыми рубашку, перекрестись и бух с берега".
И сварить какого-нибудь царя Пушкин давно мечтал:
Фауст, ха-ха-ха,
Посмотри - уха,
Погляди - цари, -
О,вари, вари!
Царь сварился в первом котле - котле с кипящим молоком. Не выдержал испытания на чистоту и правду; на приобщение к Млечному Пути; к Вечности.
Царь-девица обращается к народу и объявляет себя царицей, а Ивана - своим супругом - и царём. То есть, не Иван её выбрал, Она - Ивана. Она - главнее, за ней - право выбора. Так же считает и народ:
Твоего ради талана
Признаём царя Ивана!
То есть - ради данного ею - Душою России - дураку-Ивану - таланта - , этого самого дурака признает народ православный. В то же самое время, Пушкин пишет жене: "Чорт догадал меня родиться в России с душою и талантом!" Сказка - одно, жизнь - другое... А вообще, всё - одно и то же! В России с душою и талантом - он останется навсегда; духовным царём нашим.
Пушки с крепости палят,
В трубы кованы трубят...
В "Царе Салтане" было:
Пушки с крепости палят,
Кораблю пристать велят.
А в "Коньке-Горбунке":
В пушки медные палили, -
В трубы кованы трубили;
Когда Кит дал свободу тридцати кораблям - флотилии Петра Великого.
Вот и уплыл его - Пушкинский - корабль - в Вечность. Там, на крепости, с которой он сбежал, как узник, - остались пушки, - от которых и произошла его "вспыльчивая" фамилия. Они отдают ему последний салют на земле. А в небе трубят в трубы ангелы, встречая его. Вы видите - не сказано, кто трубит в кованы трубы? Неназванные трубят... Холодком потустороннего мира веет...
А на земле - поминки.
Все подвалы отворяют,
Бочки с фряжским выставляют...
Вот видите - с фряжским именно - вином. Почему? Да потому, что в очередной раз побеждён Мамай - варварство, бездуховность, плен. Напоминаю: именно фряги добили исторического Мамая. Победа Ивана-Пушкина таким образом приравнена к победе Дмитрия Донского на Поле Куликовом. Наш поэт-воин исполнил своё земное назначение.
А в царском дворце - без царя со царицей - идут свои поминки, свой пир:
Во дворце же пир горой:
Вина льются там рекой...
Как кровь, льются вина...
За дубовыми столами
Пьют бояре со князьями.
Это - возвращение к началу "Руслана и Людмилы" - к пиру Владимира-Солнце.
С друзьями, в гриднице высокой,
Владимир-солнце пировал:
Меньшую дочь он выдавал
За князя храброго Руслана
И мёд из тяжкого стакана
За их здоровье выпивал.
Свадьба - и там, и там. Россия-Людмила и Руслан-Пушкин сочетались браком уже в первой сказке поэта. Но та сказка была ещё холодна - ещё не отдал ей сочинитель свою собственную плоть и кровь... Собственную жизнь. Там ещё пьют мёд - напиток поэтов... Ещё не льются вина рекой, и ещё не отделился так навсегда и окончательно поэт от князей и бояр; он - в их кругу.
А теперь - там, во дворце, -
За дубовыми столами
Пьют бояре со князьями.
Дубовые столы - дубовые гробы; где стол был явств, там гроб стоит... И - болезненный, стеснённый вздох спартанца-Пушкина: "Сердцу любо!" Сердцу его больно и нестерпимо, но он говорит - "любо!" - потому что -
Всё благо...
Вы помните, как у его Ленского, когда он навсегда прощался со своей Ольгой:
Сжалось
В нём сердце, полное тоской;
Прощаясь с девой молодой,
Оно как будто разрывалось.
Она глядит ему в лицо.
"Что с вами?" - Так. - И на крыльцо.
Что соответствует нашему:
Вот он всходит на крыльцо,
Вот хватает за кольцо...
Так Иван вернулся домой, укротив волшебную Кобылицу...
И вот - ... и се аз умираю... - и ухожу в другой дом - вечный - в обитель дальную трудов и чистых нег...
И это "любо!" - оно такое русское - из старинной казачьей - донской - песни:
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить;
С нашим атаманом
Не приходится тужить...
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля ранила коня...
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля, братцы, ранила меня...
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить.
С нашим атаманом
Не приходится тужить...
Вот так - "сердцу любо!". Кстати, - отчего-то никто не задаётся вопросом: а где же наш заглавный герой; наш Конёк-Горбунок? Ведь о нём совсем ничего не сказано! Постановщики фильмов и мультфильмов самовластно решают эту проблему по своему разумению - у них Конёк отплясывает трепака на свадьбе и уходит в светлое будущее вместе с молодыми, радостно помахивая хвостом... Но ведь у автора сказки ничего подобного нет! О горбунке - с тех пор, - как тот прыснул два раза на Ивана, да громким посвистом присвистнул, вообще ничего не сказано. И почему же всё-таки для последнего задания царя нужна была Ивану вся его дружба? Да потому, что нет больше Горбунка. Он исчез, преобразив Ивана. Он буквально "отдал душу свою за други своя". И благодаря тому, что Горбунок растворился в нём, Иван так и похорошел; и благодаря этой жертве, его и взяла Царь-девица в супруги. Гений слился со своим носителем.
В одной из передач о "Евгении Онегине" Валентин Семёнович Непомнящий говорил: "Гений и носитель гения - это разные вещи".
Действительно разные:
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
Среди детей ничтожных света,
Быть может, всех ничтожней он...
То есть, живёт себе поэт дурак-дураком... Но уж когда потребует Аполлон - тогда!.. И вот - потребовал нашего Ивана, - напустив Кобылицу на отцовское поле; отческое поле, - Отеческое Поле... И на этом русском поле родился его гений, его конёк, который в наших российских условиях неизменно становится горбунком.
А помните, я говорила, что этимология нашего Горбунка восходит к Горбункам Ленинградской области, то есть, Петербургской губернии, которые изначально были финскими Корпунами (или Корбунами). Финское название предположительно означает "красные почвы". (Вероятно, это обосновано, поскольку рядом - ещё и Красное Село. Вообще Ижорская возвышенность вся расположена на весьма характерных почвах - красноватых.) Корпуны-Корбуны восходят к латинскому "карбункулу", - который - рубин, - или яхонт. Яхонт восходит к угольку горящему. Уголь - "угль, пылающий огнём", - это то, что у Пушкина-пророка в груди. Это - его сердце. Если у двух коней лишь "очи яхонтом горели", - что и правильно, - поскольку глаза - зеркало души, то конёк весь - "горбунок", то есть, - "карбункул", - то есть - Пушкинское Сердце! Он умер - и оставил нам здесь на земле своё сердце. Как сгоревшая Жанна Д'Арк оставила своё сердце - Парижу. (По легенде, но - так хороша эта легенда, - что даже если это выдумка, - то пусть будет - как правда!) Сердце Жанны было брошено палачом в Сену и утоплено. Сердце же нашего Пушкина - в его творениях. Об этом он написал сказку - и отдал её народу. И ушёл - безымянный.
Чем отличается Пушкин - он никогда не ожидает подлости. В нём настолько её не было, что он не может её просчитать. Подлость русского народа - в том, что он принял подставного автора и сотворил из него автора настоящего. Не заподозрил подвоха. Что сто восемьдесят лет мы смели ставить на обложку, восхвалять, писать научные работы о пустом месте, "подпоручике Киже", или - вернее - "крошке Цахесе" русской литературы.
;
Свидетельство о публикации №215042900951
Татьяна Олейникова Машкара 17.03.2018 01:27 Заявить о нарушении