Судьба

                Если тебе очень плохо, найти того, кому
                ещё хуже и помоги ему.Тогда будет ему и
                тебе хорошо.
                народная мудрость
 
    Алёша лежал на ободранном тапчане и безотрывно смотрел на яркую звезду, медленно плывущую по небу. Ему хотелось умереть.Умереть сейчас, когда так тихо  и никто тебя не видит. Всё кончено, он устал. Если он не умрёт с голоду, то свихнётся от отчаяния. Он боялся, что убьёт родного брата за то, что тот гнал его на улицу, обвиняя Алёшу во всех несчастьях, какие обрушились на них в последний год.
    Алёша лежал и думал, что он никому не нужен. Вообще, он похож на больного брошенного пса, которого подкармливают из жалости. В своей жизни он ещё не испытывал такого оскорбительного унижения, почти уничтожения. Это одними толь ко словами, жестами.
    Но безжалостнее всех, Алёша относился сам к себе. Иногда ему хотелось побить себя за свою доверчивость и наивность. В этом мире нельзя таким быть—это он знал теперь точно. Раздавят в два счёта. Вот и раздавили.
    Не смотря на весь ужас своего положения, он мог ещё во что-то верить, надеяться. На его пути попадались и добрые люди, которые пытались помочь ему. Они-то и смущали своей добротой. Как не хотелось, все-таки он старался быть сдержаннее и поменьше доверять. Знал, опасно.
С виду Алёша походил на долговязого, почерневшего от голода молодого человека неопределённого возраста.Тёмные, страшные круги под глазами. Серо -голубые, когда-то доверчиво смотрящие на мир, они теперь были насторожённо-хмурыми. Как ни тяжело, Алёша старался поддерживать опрятность в одежде с чужого плеча, старательно брился тупой бритвой и жутко резался. Он потерял всё, что можно было потерять, кроме самого себя. Хотя собой был часто очень недоволен.
     Невозможно было поверить, что такой ужас произойдёт с ним. Но кого же тогда обманывать и грабить, обижать и потешаться, если не над такими простофилями,  как он? Это теперь Алёша поумнел и не собирался доверяться первому встречному.
    В тот день он доверился чужим людям. Потом пришли другие, коварнее и страшнее тех, первых. Под натиском угроз он подписал какую-то бумагу. Напуганный и растерянный, Алёша не в состоянии был понять: куда их тащат и что будет с ними дальше? Да и кто ответит на вопросы в тот момент, когда земля уплывает из-под ног? Два дня они с братом провели в чужом и чуждом месте. Становилось до ужаса страшно и обидно, как легко и просто можно было лишить их всего, чем братья владели до сих пор. У них было единственное сокровище, оставшееся после смерти матери—двухкомнатная квартира. Они остались одни в этом огромном, жестоком мире. Помощи ждать неоткуда. На третий день заточения им вернули паспорта.            О ужас! В паспортах стояли временные прописки, где-то далеко за городом, в посёлке, о котором братья ничего не знали и не ведали. Вообще, существует ли этот домик, с которым они будто бы заключили договор о найме?
 Страх рос и братья решили бежать из квартиры, на которую их насильно привезли  с остатками их прежнего добра. С большой осторожностью они вырвались из плена. Брат тут же побежал на свою работу, он работал шофёром у своего начальнике, а Алёша решил идти в милицию. Тут и началось погружение, осознание того, что же всё-таки случилось. Также стали возникать проявления последствий случившегося. Ему почти сразу стало понятно, что плоды происшедшего будут зреть и падать на его бедную голову до конца его дней.
    Дело его, с превеликим трудом, но всё-таки завели. И тут же всё повисло в воздухе, в ожидании справедливого суда. Худо-бедно кое в чём разобрались, кое   о чём догадались. Туман сгущался. Дело тянулось уже больше года. Оно могло
длиться всю жизнь. Ожидание было таким острым, напряжённым, что выматывало все нервы. Надежда ещё жила, но силы её таяли с каждым разом, как только Алёша появлялся в тесном здании народного суда. В последний раз, после вызова в суд, Алёша почувствовал себя идиотом, который на что-то ещё надеется, когда кругом в проигрыше. Это все знают, только он ещё во что-то верит и ждёт справедливости. 
Он автоматически превращался в человека без определённого места жительства. Больной, разбитый душой и телом, он остался без всяких прав на оказания ему помощи. Он мог умирать сколько угодно, никого это не волновало. Напротив, все имели право его прогнать вон из больницы, вон из города, в котором он родился и вырос.
    Любая житейская ерунда требовала предъявить паспорт. Заглянув в него, всякий убеждался, что Алёша не тутошный жилец, а приезжий из областного посёлка. Так что, дорогой товарищ, отправляйся-ка домой!
    С оговорками и постоянным доказательством своей причастности к бывшему жилью, Алёша всё-таки получал пенсию по инвалидности, он был таковым с детства.
Получал пенсию пока ещё в городе и со страхом думал о чужом, почти ненавистном посёлке, чей адрес жжёг ему руки и душу. За окном уже стоял май. Ярко зеленела молодая листва. Но прохладная свежесть была по-осеннему хмурой. Даже синицы зинькали так, будто это и не май вовсе, а золотой сентябрь.
    По своему характеру Алёша был робок, стеснителен до яркого румянца на впалых, бледных щеках. Голос звучал тихо, неуверенно. Ему приходилось с трудом преодолевать природную застенчивость. В глазах стояли боль и страх, что сейчас будут обижать. Он был из числа тех, кто мог заплакать над умёрший птичкой и не  в силах дотронуться до её трупика. Страшен мир, в котором всё зависело от Его Величества Случая. В таком мире могли бить по лицу до крови, могли опрокинув слабого старика или беспомощного инвалида на спину, волоком тащить его по полу. Могли семидесятилетней женщине сказать, что на фронт пошла и дошла до Берлина, только ради хлеба, чтобы спасти себе жизнь. Мир, в котором можно обижать и даже убивать. За что?
    Это неважно, что у тебя нет ничего. Ты просто мешаешь. Ну, если у тебя есть чем поживиться, то берегись. Держи всегда ушки топориком. Так-то, мой друг, Алёша!
    Настал томительный день, когда в своих бесконечных бумажках он записал имя  и телефон очередной "спасительницы". Чем же она могла помочь? Неизвестно. Авось, чем-нибудь. Чаем горячим напоит и то хорошо. Так хочется посидеть по-домашнему, в тепле. Без надежды жить тошно. Алёша устал бояться. Хотелось верить в хорошее. Он ждал “хорошее” с глазами затравленного зверька, полными слёз и отчаяния. Он набрал телефонный номер и, услышав тоненький женский голос, оробел и стал заикаться. На том конце провода тоже было не совсем весело и благополучно, но уверенный и тихий голосок внушал доверие.
     В двух словах Алёше уже рассказали об этой женщине, которая, возможно, поможет ему, хотя бы в гуманитарной помощи. И, действительно, помогла. В это майское, хмурое утро в душе вдруг зашевелилась рождающаяся надежда. Много на свете прекрасных сказок. Может одна из них будет принадлежать ему? Да, да! Он хотел ещё во что-то верить, хотя сил на это оставалось уже совсем немного.
    В начале нежаркого лето Алёша рискнул позвонить, напроситься в гости. Возникла пауза, а затем она согласилась его увидеть. Она была старше его на восемь лет и звали её Аля. Он же в свои сорок пять в душе был заброшенным ребёнком, с лицом и фигурой непонятного возраста. Алёшина душа, униженная и оскорблённая, почти раздавленная, быстро старела от горя и от голода.
     Итак было лето, когда раздался звонок и на пороге её дома впервые появился Он. Увидев его скорбную, жалкую фигуру, она просто растерялась. Она не очень готовилась к этой встрече и нарочно позвала подругу, чтобы бегло познакомиться  и быстренько отправить пришельца назад.
     Она не собиралась советоваться по личным делам даже с подругой. Зачем? Неужели это так серьёзно? И когда подруга стала ей делать намёки, ах, какой скромный, порядочный человек, Аля просто рассердилась. Но это было потом, а пока две Али, смущаясь, старались помочь Алёше убрать следы его бритья. Боже мой, он пришёл с гостинцами...
     На скромном столе появились шоколад, печенье, чай и даже хлеб. Было приятно и неожиданно. Не для пущей важности, а для особого уважения хозяйки дома, Алёша старательно проговаривал её имя и отчество. Аля маленькая, которую звали Колпицей не потому, что она похожа на эту птичку, а потому, что жила в Колпино, и Аля большая, с удовольствием уплетали Алешины угощения.
     В маленькой и тесной кухне, где они сидели, было уютно. Господи, с каким бы удовольствием он сейчас принял в свою душу эти скромные тюлевые занавесочки на широких окнах, весь этот уголок на краю земли, а вместе с ними и хозяюшку! Он с трудом пришёл к ней и ему было жутко возвращаться назад, на чужую раскладушку. Аля большая была далека от всех тех ужасов, которые терзали Алёшу.
Она не хотела терять свою маленькую свободу, которая позволяла ей распоряжаться личными запросами по её усмотрению. Она никогда не была замужем. У неё было грустное прошлое и ещё более чем грустное—настоящее. Она была тоже одинока.
    Аля хорошо держалась “на плаву”, считая, что пока нет причин что-либо менять в своей жизни. Но на всё воля того, кто выше всех. В тот первый день они быстро разошлись. Алёша боялся стеснить малознакомых женщин. Еле переставляя больные ноги, он шёл туда, где его никто не мог любить и ждать, т.к. он там никому не нужен. Там, куда он шёл, не имели понятия о любви, о жалости. Там Алёше было страшно, хотелось выть по-волчьи. Всё ночь ему мерещилась маленькая кухонка, залитая солнечным светом, и две маленькие женщины с одинаковыми именами.
Через неделю, Алёша набрал знакомый уже номер телефона и снова услышал тоненький голосок. Аля не знала, как и чем помочь этому парню, поэтому решила его послать к своему духовному отцу, в Парголовский собор.
    — Сходите, Алёша. Вдруг батюшка поможет чем-нибудь.
      А потом зайдёте ко мне.
Алёша не был набожным, но идти всё равно было некуда и он пошёл в церковь.Благо, что потом можно зайти к ней. Она же надеялась на церковную благотворительность.
Он пришёл к ней из церкви. Алёше отпустили существующие грехи и причастили, пообещав помощь. На столе у Али снова лежали Алёшины гостинцы. На этот раз Аля и Алёша были одни. Никто и ничто не могло смущать и мешать их общению. С этого дня они стали видеть друг друга почти каждую неделю. Но ничего не менялось в их холостой жизни. Приближался Новый Год.
     Аля давно чувствовала себя не совсем здоровой, а тут вдруг ей стало нехорошо. Одна в квартире, она с трудом дозвонилась до врача и, уткнувшись лбом в дверной косяк, приготовилась ждать. Врач, к счастью, приехал через час:
 —“Ничего особенного, обычная гипертония. Сейчас сделаем укольчик. А с кем вы живёте? Одна? Жаль. Вам нужен уход.”
     Аля это знала и без любопытствующего врача. Она не могла понять, что с ней. Ей делалось всё хуже и самое ужасное —её ноги, которые переставали слушаться. Они приростали к полу, не в силах сдвинуться ни на сантиметр. Это было подло с их стороны.    
     Тридцатое декабря приближалось неотвратимо быстро. Целый день Аля крутилась в праздничных хлопотах, протирая пыль, поправляя игрушки на убранной ёлке. Вечером зазвонил телефонный звонок и Аля услышала знакомый голос. Она не приглашала его на завтра, хотя долго думала об этом. Телефонная трубка спокойно легла на рычаг. Прошёл час, другой. Она сидела в чисто убранной квартирке, с нарядной ёлочкой на столе. Всё было готово к встрече Нового Года. Что ещё надо ей, одинокой, как месяц на небе? Ничего! Всё вокруг как бы замерло в ожидании чего-то. Чего? Господи, ничего плохого не случится, если мы вместе встретим этот Новый Год. Почему он должен сидеть там один, а я тут и тоже одна? Стрелки часов подползали к двадцати двум.
     Аля решительно подняла телефонную трубку, набрала номер. Его вызвали через проходную. Да, конечно. Он обязательно приедет. Итак, до завтра! Волшебное “завтра” зазвучало музыкой в его ушах. Что же будет завтра? Алёша с трудом дожил до утра и, отправляясь к ней, решил позвонить, не купить ли чего-нибудь по дороге. Ему ответил чужой, неприветливый голос, что Але делают укол, позвоните позже. Через полчаса он набрался храбрости и снова позвонил. Раздался Алин голосок. Да, она ждёт его. Привозить ничего не надо. Он шел к ней и тоскливый страх подползал к сердцу. Что там с ней? А вдруг ему откроют дверь чужие люди в белых халатах и скажут, что её больше нет. Он не знал, почему ему так страшно за жизнь почти чужой женщины. Ему просто надо было, чтобы она жила и знала о его существовании.
     Он не мог даже предположить, что теперь будет долго боятся за неё, многие годы. А тоскливый страх, обволакивающий душу, уже был ему знаком. Точно также всё внутри сжималось, когда болела и умирала его мать. Когда он переступил порог её дома, он ещё не знал, что входит в своё будущее, которое спасёт его и заслонит от многих бед. Она тоже не знала, что свела их судьба не просто так, что за всем этим стоит то, что перевернет всю их дальнейшую жизнь. Она, зануда и консерватор, будет терпеть его живописный беспорядок и уступать ему во многом. Она, известная капризуля, которую будет он терпеть столько, сколько хватит сил.
     А пока горят на ёлке разноцветные огоньки и никто не знает, даже Аля и Алёша, что через месяц они будут стоять под венцами и в руках каждого будет гореть венчальная свеча. Ещё через пять месяцев, они зарегистрируют свои отношения в районном ЗАГС(е). Это позволит Алёше восстановиться во всех его социальных правах, в которых он так нуждался, как обычный гражданин родного города.

сентябрь 2001г.