Военная сказка. 9. Лейтенантские погоны 2

Предыдущая:http://www.proza.ru/2015/04/22/513



                «Сия пустынная страна
                Священна для души поэта:
                Она Державиным воспета
                И славой русскою полна…»

                (А.С.Пушкин, "Баратынскому               
                Из Бессарабии».)



       Бессарабия, Молдова, Кишинёв…

       Молдавская земля, лежавшая в междуречье Днестра и Прута, между северными отрогами Карпат и Черноморским побережьем, в силу своего географического положения, всегда являлась не только перекрёстком важных дорог, но и притяжением политических интересов многих стран. И Россия с древнейших времён была одним из главных проводников этих интересов. Немудрено:  с начала нашей эры среди народов, населявших древнюю Бессарабию, преобладали славяне - сначала анты, потом уличи и тиверцы.

       Если заглянуть в «Повесть временных лет», то прочтём следующие слова: «...а улучи и тиверьци сидяху бо по Днестру, приседяху къ Дунаеви. Бе множество ихъ; седяху бо по Днестру оли до моря, и суть грады их и до сего дне».
 
       Междуречье Прута и Днестра входило в состав Киевской Руси, а в Галицко-Волынское княжество – северная его часть. Святослав ещё в 967 году, пройдя эти земли, завоевал Болгарское царство,  новый поход русских на Царьград в 983 году прошёл тем же путём, а спустя почти триста лет Галицкий князь Даниил сжёг ряд городов по нижнему течению Днестра, воюя с татарами.
В XIII – XV веках эти земли под Золотой Ордой, затем под вассальной зависимостью Венгрии и Польши, с 1456 года молодое Молдавское княжество, под водительством господаря Стефана III Великого, становится данником Османской империи, а с 1501 года – её вассалом.
 
       Знаменитые старинные крепости, построенные по берегам рек, окружавших Молдавию: с востока, по Днестру: в верхнем его течении (Хотин, рядом с г. Каменец-Подольским),  в среднем (Тигина, г. Бендеры), в нижнем, при его впадении в Днестровский лиман (Аккерман, г. Белгород-Днестровский); с юга, по нижнему течению Дуная, после впадения в него реки Прут (Рени, Измаил, Килия), сохранившиеся, за малым исключением, до наших дней, -  являются немыми свидетелями не только турецкого владычества, но и борьбы местного населения за свою свободу.

       Не даром Николай Михайлович Карамзин так охарактеризовал деятельность   Молдавского господаря Стефана Великого в его стремлении заручиться поддержкой России в борьбе за независимость: «Мужественный в опасностях, твёрдый в бедствиях, скромный в счастии, он был удивлением государей и народов, с малыми средствами творя великое».
 
       Эти чеканные слова были выбиты на памятнике Стефану Великому (по-молдавски «Штефану чел Маре»), установленному на центральной площади Кишинёва. Но просуществовали они лишь до националистических проявлений конца 80-х: в новой, «незалэжной» Молдове пытаются ныне всеми силами вымарать из людской памяти всё хорошее, что самой историей было заложено в отношениях двух народов: русского и молдавского.

       Всю вторую половину XVII века рассматривался вопрос о вступлении Молдавского княжества в российское подданство. Между тем Россия и сама стремительно втягивалась в конфронтацию с Турцией за выход к Чёрному морю.
Вот как описывает дальнейшие события в Молдавии в историческом разделе своей «Саги» (мемуарах об истории фамилии Голышевых) мой отец, который во времена службы в 14 армии, в силу разъездного характера своей воинской службы, занимаясь рекогносцировочными мероприятиями, объездил всю Молдавию вдоль и поперёк:


       «В этом Причерноморье и прилегающем к нему левобережье Дуная издавна скрещивались интересы России и Турции.

       Начиная с Прутского похода Петра I 1711 года, когда в июле месяце под Яссами он с 38-тысячным войском попал в окружение превосходящих сил турок и татар. Сопровождавшая Петра Екатерина выручила – подарила свои драгоценности турецкому визирю. Он галантно приказал сделать коридор и выпустить из окружения русские войска…

       …Летом 1770 года 2-я армия Петра Румянцева нанесёт в Бессарабии сокрушительное поражение превосходящим силам турок на реке Ларге (севернее г. Кагул) и у Вулканешт, выдворив их за Дунай. Благодарное потомство сохранило памятники этих битв и по сей день.

       Через г. Болград к Измаилу в 1790 году с боями подвёл свои войска А.Суворов. С востока к этой турецкой крепости вывел свой корпус М.Кутузов. 11 декабря 1790 года крепость была взята суворовскими чудо-богатырями. Величественный памятник этому именитому русскому полководцу красуется в центре Измаила (хотя сама крепость не сохранилась).

       По Бессарабии в период русско-турецкой войны 1806-1812 годов с боями прошли войска под командованием М.Кутузова и П.Багратиона. Победоносная война закончилась Бухарестским договором 16 мая 1812 года, по которому Бессарабия входит в состав России».



       В 1813 году в Бессарабии создаётся правительство из местных бояр и русских чиновников, а в 1818 году издаётся «Устав образования Бессарабской области», назначается полномочный наместник, а при нём учреждается Верховный совет.

       Столицей Бессарабии становится Кишинёв. Впервые о нём упоминается в жалованной грамоте молдавского господаря Стефана Великого ещё в 1466 году; о селении «Кишинэу» в одной из своих работ упоминает в XVIII веке Дмитрий Кантемир; в 1788 году он был сожжён дотла турками перед вступлением русских в Бессарабию; а в 1813 году, после учреждения православной митрополии в Бессарабии, городок сначала становится резиденцией первого митрополита, а затем и административным центром Бессарабии.
 
       С 1816 года верховную власть здесь стал осуществлять полномочный наместник, первым был назначен А.Н.Бахметев, которого в 1820 году сменил Иван Никитич Инзов – личность во всех отношениях легендарная и таинственная.

       Неизвестного происхождения, но получивший блестящее воспитание в аристократической среде, участник турецкой войны, итальянского похода, Отечественной войны 1812 года и заграничного похода русской армии, генерал-лейтенант, - он с 1818 года был назначен попечителем колонистов южного края, а с июля 1820 по июль 1823 года совмещал эту должность, являясь одновременно полномочным наместником Бессарабского края.
 
       В роли попечителя он оставил по себе добрую память среди молдавского населения и особенно болгарских переселенцев, которые, после его кончины в Одессе в 1846 году, добились разрешения перезахоронить его прах в болгарской колонии г. Болграда, что на юге Бессарабии.

       Это А.С.Пушкин, находясь под его, почти отеческим, начальством, во время ссылки на юг России, (а он пробыл в Кишинёве, с отлучками и отъездами, с 21 сентября 1820 года по 2 июля 1823 года) в одном из стихотворных посланий назвал И.Н.Инзова «спасителем молдаван».

       Известный литературовед, один из крупнейших исследователей творчества А.С.Пушкина, особенно его Кишинёвского периода, профессор Трубецкой Борис Алексеевич, в своём известном труде «Пушкин в Молдавии», выдержавшем семь изданий, пишет:


       «Кишинёв времён Пушкина представлял собою маленький городишко, расположенный на реке Бык, примерно между «Инзовой горой» и теперешним вокзалом. Это и составляло… старый город, или «нижнюю» часть Кишинёва наших дней…

       …Застройка нового (верхнего) города по существу началась задолго до утверждения плана, вскоре после 1813 г., когда местные бояре и представители местной администрации начали возводить себе новые дома…

       Безусловно, эти дома, построенные на европейский лад, не могли изменить ещё в целом облик тогдашнего Кишинёва, который со своими грязными и кривыми улочками и домишками самой примитивной и причудливой постройки продолжал оставаться полутурецким, полурусским городом по крайней мере до 1834 г.

       Так, Ф.Ф.Вигель пишет, что «когда мы приехали в 1823 году, семь или восемь каменных домов торчали посреди сотни лачужек»…».
               (Кишинёв, «Литература артистикэ», 1983, стр.67-69).


       Это именно ему, Вигелю, хорошо знакомому ещё по литературному обществу «Арзамас», а затем ставшему вице-губернатором Кишинёва, Пушкин в 1823 году напишет:


       «Проклятый город Кишинёв!
        Тебя бранить язык устанет.
        Когда-нибудь на грешный кров
        Твоих запачканных домов
        Небесный гром, конечно, грянет,
        И – не найду твоих следов!..».


       А вот как писал в своих «Воспоминаниях о Бессарабии» о том, как был воспринят Кишинёвским обществом Пушкин, один из ближайших его друзей Александр Фомич Вельтман – офицер Генерального штаба, автор ряда исторических, этнографических и художественных произведений о Молдавии:

       «…Слава Пушкина в Кишинёве гремела только в кругу русских; молдавский образованный класс знал только, что поэт есть такой человек, который пишет "поэзии". Пушкин принадлежал, по их мнению, к свите наместника; в обществе же женщин шитый мундир, статность, красота играли значительнее роль, нежели слава, приобретенная гусиным пером. Однако ж живым нравом и остротой ума Пушкин вскоре покорил и внимание молдавского общества; все оригинально-странное не ушло от его колючих эпиграмм, несмотря на то, что он их бросал в разговоры как будто только по одной привычке: память молодёжи их ловила на лету и носилась с ними по городу...».


       В те годы Бессарабия, вошедшая в состав России, продолжала находиться на острие политических и военных событий: Турция была рядом, а война с ней была делом времени (она разразилась в 1828 г.); в 1821 году вспыхнуло греческое восстание гетеристов, которое возглавил генерал русской службы, грек по национальной принадлежности, Александр Ипсиланти, пользовавшийся негласным покровительством своего земляка, с 1818 года фактического министра иностранных дел России, графа И.А.Каподистрии.

       Всё это предполагало присутствие большого воинского контингента в Бессарабии. Здесь были расквартированы войска 2 армии (штаб в Тульчине, командующий граф Н.Х.Витгенштейн). Ему подчинялся 6 корпус (со штабом в Тирасполе, командир генерал-лейтенант  И.В.Сабанеев), а в Кишинёве располагался штаб входившей в состав корпуса 16 пехотной дивизии (командир дивизии генерал-майор М.Ф.Орлов): ему подчинялись 6 полков: 4 пехотных – Камчатский, Охотский, Якутский и Селемгинский, а таже 2 егерских – 31-й в Измаиле и 32-й в Аккермане.

       В книге Б.А.Трубецкого опубликован «Биографический словарь знакомых Пушкина в Молдавии», в котором приводятся данные о людях, с которыми общался в годы кишинёвского пребывания Александр Сергеевич.

       Каждый четвёртый в этом списке (63 из 249) – офицер либо генерал, более половины из которых (34 фамилии) – члены тайного общества декабристов. Наиболее известными из них были: полковник Пестель П.И., состоял адъютантом при командующем 2 армии, руководитель Южного тайного общества; генерал-майор Орлов М.Ф., командир 16 пехотной дивизии;  генерал-майор Пущин П.С., командир бригады; майор 32-го Егерского полка Раевский В.Ф., руководитель Ланкастерской школы при 16 дивизии; старший дивизионный адъютант Охотников К.А. и другие.

       Большой круг знакомств у Пушкина с офицерами Генштаба (8 человек), выполнявшими различные миссии в пунктах дислокации русских войск в Бессарабии.

       Среди них особняком проходит загадочная фигура Ивана Петровича Липранди, подполковника Камчатского, а затем Якутского полка, о котором до сих пор ходит много слухов и споров. В том числе, по мнению одних, о его принадлежности к членам южного общества декабристов, по другим источникам – о его провокаторской деятельности, якобы передавшего в руки «царских палачей» лучших деятелей революционной России 20-60-х годов.

       Нельзя не упомянуть и о возникновении в Кишинёве в 1821 году масонской ложи «Овидий», № 25, членом которой, с молчаливого согласия генерала Инзова, состоял А.С.Пушкин. Вот что об этом пишет в своей книге Е.А.Трубецкой:

      
       «…Декабристы использовали масонские ложи как форму политической конспирации, форму массово-политической агитации. Так, М.Ф.Орлов, ещё будучи в Петербурге, задумывал организовать тайное общество, которому он хотел придать полумасонский характер… П.И.Пестель в своих показаниях на следствии свидетельствует, что статут первого тайного общества декабристов был составлен в духе масонских учреждений… Учитывая, что в ложу «Овидий», № 25 входили члены Южного общества декабристов П.С.Пущин и В.Ф.Раевский, есть все основания предполагать, что она являлась местом собрания членов кишинёвской декабристской организации…».


       Нет, не всё просто было в эти годы в новой губернии, вошедшей совсем недавно в состав Российской империи. Здесь оказалось замешано очень многое из внутриполитической и внешней жизни России, только что раздавившей силой русского оружия Наполеона и прошедшей победным маршем по всей Европе, увидав и успев понять многое из того, чем жили европейские народы, и чего достойна была взять на вооружение Россия.  Эти брожения умов медленно вызревали на Бессарабских холмах, в закрытых военных гарнизонах, под глухими офицерскими мундирами и цивильными сюртуками, чтобы спустя каких-то 3-4 года выплеснуться на Сенатскую площадь.

       Но всё ли мы знаем о роли и месте А.С.Пушкина в этом процессе? Каковы были его истинные роль и место в том благословенном и тревожном краю? Краю, о котором он  сказал с такой любовью:


       «Здесь долго светится небесная лазурь;
        Здесь кратко царствует жестокость зимних бурь…».


       «Здесь лирой северной пустыни оглашая, скитался я…».


       В этой связи хотел бы отнести заинтересованного читателя к интересной работе питерского писателя-историка Сергея Порохова «Секретная жизнь Пушкина», размещённой, в том числе, на форуме «Проза-РУ»:

       http://www.proza.ru/2015/01/27/2187

       Лично я готов во многом согласиться с версией уважаемого Сергея Юрьевича.
 
       Не прост был Александр Сергеевич, ох, не прост!..

       Тем более, что это прочно ложится в канву моего военного повествования с элементами экскурса в историю: такую далёкую и такую близкую…


  *     *     *


       Перелистаем 150-летний исторический календарь и из 20-х годов века XIX перенесёмся в 70-е годы века XX. Статус Кишинёва, как военного форпоста на юго-западе страны, значительно повысился: здесь, как я уже рассказывал, дислоцировался штаб 14 Гвардейской общевойсковой армии.

       А сам военный гарнизон столицы Молдавии был представлен рядом воинских формирований и учреждений. Только в самом городе, помимо моего родного радиотехнического батальона, было расположено пять полков: танковый, зенитно-артиллерийский, парашютно-десантный, внутренних войск и полк связи. Силами этих частей и осуществлялась в городе гарнизонная и караульная служба. Для этого в гарнизоне была комендатура, а при ней и гауптвахта.
 
       Нельзя было забывать и о том, что я был офицером, на которого распространялись обязанности военной службы, то есть дежурства по части, участие в разводах, построениях, строевых смотрах, разного рода совещаниях, специальных занятиях, учениях, а также в гарнизонной и караульной службе.

       В степени этой загруженности немаловажную роль играли мои отношения со штабными работниками и, прежде всего, с начальником штаба, майором Гавриловым. Но, надо признаться, дружба у нас с ним не заладилась с самого начала. Я, вроде бы, повода быть недовольным собой ему не давал. Значит, здесь было нечто другое, что отрицательно влияло на его отношение ко мне. По моей профессии наши с ним интересы не пересекались.

       Прямо он мне ничего не заявлял и претензий не предъявлял, но его поведение и его действия говорили об истинном отношении ко мне. Видимо, он считал меня тем самым «пиджаком», выскочкой, «упавшим» на эту должность по блату. А, может быть, имел какие-то свои виды на эту должность, которая из-за меня оказалась не реализованной. Мне же некогда было думать над этим и искать причины, но более чем прохладное отношение к себе с его стороны я ощущал каждодневно.

       Свою нелюбовь ко мне он реализовывал на практике, применительно к своим полномочиям: при составлении графиков различных дежурств и участия в гарнизонных мероприятиях по линии службы войск. Тут была своя специфика: комендантская служба в любом гарнизоне, как, впрочем, и сама воинская служба – это понятие ежедневное и круглосуточное, без выходных и праздничных дней. А соблюдение порядка среди военного люда в столичном центре республики, тем более, что здесь расположен большой штаб и сконцентрировано значительное количество войск  - дело святое.

       Ну, а поскольку наш батальон в гарнизоне был самым малочисленным, да к тому же кадрированным (то есть неполного состава), то гарнизонное командование затыкало им свои «дыры» весьма своеобразно – включало его в график своей службы исключительно в выходные и праздничные дни. Ну, а уж тут мой начштаба эту специфику в полной мере проецировал на меня: в первый год моей службы, пожалуй, не было ни одного выходного или праздника, когда бы я не был задействован в качестве начальника патруля.

       Новый состав, отряжённый воинской частью для несения гарнизонной и караульной службы на предстоящие сутки, прибывал в гарнизонную комендатуру на развод к 9 часам утра. Предварительно он подвергался придирчивому осмотру в самой части, как правило, начальником штаба или его помощником, где устранялись все неполадки во внешнем виде и форме одежды.

       И горе было тому, кто не оправдал надежд, не соответствовал тому облику, который требовался от тебя. Ты терял себя в глазах сослуживцев, хотя снятие с наряда здесь было, может быть, и не самым страшным наказанием. За тобой навсегда закреплялась «слава» разгильдяя!

       Надо сказать, что гарнизонно-караульная служба очень дисциплинировала и самих участников, начиная с начштаба, заканчивая офицерами, прапорщиками и солдатами, заступающими на сутки на службу. Идеальная подгонка формы одежды, её чистота, отутюженность и отглаженность, блистающие бляхи ремней и пряжки портупей, наличие при тебе оружия (пистолета у офицера и штык-ножа у рядовых), причёска, - всё это придавало особую торжественность, и даже шик, заступающему в наряд. Ты, преисполненный ответственности, выступал не только как представитель  данной части, но как военный человек в целом, что в глазах гражданского населения много значило.


       До сих пор в глубине души сохранилась та тёплая волна и трепетность, которая тебя переполняла, когда ты - молодой и подтянутый офицер, двигался в окружении своих, не  менее щеголеватых, патрульных по центральному проспекту города и невольно ловил на себе откровенно восхищённые взгляды молодых женщин. И пусть южная весна уже давно позвала их сбросить с себя тяжёлые зимние одежды и они начали демонстрацию эффектных весенних женских нарядов, а ты продолжал ношение шинели, затянутой в портупею,так как не было ещё приказа о переходе на летнюю форму - ты оставался в их глазах защитником и это возвышало тебя в собственных глазах.
       В те годы эталоном строевого офицера для меня оставался знаменитый майор Макаров - командир московской роты почётного караула, который отдавал рапорт прибывающим в Москву высоким иностранным гостям, парадный шаг которого никто в армии повторить не мог - настолько он был твёрд, изящен и неповторим.

       Не могу не сказать пару слов о самой форме одежды. Так уж повелось в нашей армии, что каждый новый Министр обороны стремился остаться в памяти не своими разумными методами руководства и заботой о подчинённых, а прежде всего внесением изменений в форму одежды. Хоть что-нибудь, да изменить.

       Кто-то возмечтал сделать тульи фуражек размером с аэродром, другой поступил с точностью до наоборот: чуть ли не ликвидировал её напрочь. Кто-то заменил на околыше традиционную звёздочку на лихую кокарду в виде солнышка в обрамлении дубовых листьев, с эмблемой в виде двуглавого орла и так экспериментировал над его размерами и формой, что он стал напоминать «курицу».

       Кто-то заменил традиционные для русского солдата и офицера шинель, сапоги и папаху на «натовские» обноски, а особо «продвинутые» в последние годы заставили перекочевать погоны с их законных мест на плечах на локти и живот (хорошо, что не ниже!). Последнее новшество: шитьё околыша и козырька, делающее её владельца удивительно похожим на некоего африканского диктатора-каннибала прежних колониальных времён.

       Как бывает больно и грустно смотреть на идущий тебе навстречу современный патруль, где офицер представлен в кургузом пальтишке, с открытыми обшлагами, на котором портупея смотрится как на корове седло, в брюках навыпуск и неуставных ботинках. А идущие рядом патрульные солдаты выглядят, словно случайные прохожие, как-то стесняющиеся своего начальника.

       Молодое поколение улыбнётся, почитав эти строки, и подумает: «Ну, вот, понесло деда в воспоминания! Мол, в наше время и вода была мокрее!». Но только мне почему-то кажется, что форма должна быть не столько комфортной, сколько строгой, вызывая не смущение посторонних внешним видом военного человека, а взывать его к уважению, невольно сравнивая с историей нашей славной русской армии – её духом, её победами, её традиционной формой. Но, увы, отчего же наш нынешний министр обороны очень редко появляется на людях в военной форме, словно стыдясь её?


       Итак, гарнизонная комендатура, 9 часов утра, развод караула. Новая смена в две шеренги выстроилась на плацу. Появляется «ум, честь и совесть» гарнизона - заместитель военного коменданта, «великий и ужасный» капитан Алфёров.

       Ох, как бывает обманчива внешность! Небольшого росточка, болезненного вида с землистым цветом лица, он начинает осмотр с традиционного вступительного слова, так как в этой роли он должен сочетать в себе не только строевика, но и политработника. И все должны проникнуться важностью своей службы. Он вспоминает о тех годах, когда сам «не щадя сил и самой жизни…» и далее по смыслу.
 

       - «А потому и не смог сберечь своё здоровье, так как служба для меня - прежде всего. Оттого и заработал две язвы» -  признаётся он, словно взывая к нашей… нет, не жалости, но совести.

       - «Товарищ капитан, разрешите вопрос?» - голос из строя.

       - «Ну, ясно, одна – это язва желудка. А вторая где?».

       - «Молчать!!!».

       - «А вторая – язва на языке…» - слышится весёлый голос с дальнего конца строя. Все прыскают.


       А затем он предупреждает, что спуску никому не даст, и пусть только попробует кто-нибудь сойти с маршрута. Он обещает регулярно проверять несение службы и предупреждает, что для нерадивых эта служба может окончиться гауптвахтой. И это были не простые слова – сколько раз я за своё патрулирование был свидетелем того, что его слова не расходились с делом: он в течение суток умудрялся не по одному разу проскочить по нашим маршрутам, используя для этого своего «коня» - мотоцикл с коляской. Его боялись, но его и уважали: за справедливость и принципиальность. Гарнизону нужен был именно такой службист.

       Он и нас научил многому. Особенно это касалось так называемых офицерских маршрутов – наиболее ответственных общественных мест, где нужен был принципиальный офицерский догляд. К ним относились: центральный проспект города; железнодорожный вокзал; танцплощадка в ЦПКО.

       Тут внимание было направлено, прежде всего, на солдат: «самовольщиков» и «дембелей». Реже, но всё же встречались ребята с увольнительными в кармане, к таким присматривались, обращая внимание на нарушение формы одежды. И со временем наш острый глаз мог уже издалека легко распознать все шероховатости: от длины шинели и подстрижки, до наличия повышенных градусов в крови. Ну, а расшитых, что твой петух, важных и наглых «дембелей» Алфёров советовал особо не задерживать, а просто гнать с центральных улиц, чтобы они задворками добирались до своего вожделенного вокзала и скорее покидали столицу.
 
       И, наконец, одно из самых злачных мест для военного люда гарнизона – кафе «Весна», которое находилось на окраине, в шаговой доступности двух гарнизонов, где частенько сходились застольные интересы двух соседей, двух непримиримых полков – танкового и десантного. Сюда, зная неуёмную щедрость подвипившей «десантуры» и «бронелбов» (так местные ласково именовали обоих непримиримых «соседей»), со всей округи слетались «ночные бабочки».

       Здешние военные «посиделки», особенно в выходные и праздничные дни, обычно заканчивались кулачными выяснениями отношений. А потому, ближе к полуночи, капитан Алфёров частенько собирал не только несколько патрулей, но и приглашал в помощники патрульно-постовую службу милиции. И все мы, дружными усилиями распутывали сей «клубок». Надо сказать, это было зрелище, достойное пера Ильфа и Петрова!
 

       Так что и здесь у меня тоже не было особой раскачки в скором занятии своего места в строгом офицерском строю. Военная служба тем и хороша, что она позволяет быстро находить это место, если ты сам заинтересован в этом, ясно видишь свою цель и выбираешь достойные средства для её достижения. Далеко не всё решают за тебя твои командиры. «Делай, что должен и будь, что будет» - этот старинный рыцарский девиз определяет принцип деятельности любого разумного человека, а офицера – тем более.


       И ещё об одном хотелось бы рассказать. Если ты сам не хочешь падать, тебе не дадут упасть. Это – один из принципов военного строя. В нём всем трудно, но в нём же всё прочно. И заботы о тебе проявляется тоже достаточно. Я это распознал и оценил тоже быстро.

       Домашняя ситуация сложилась так, что нам троим необходимо было срочно съезжать с родительской квартиры. И здесь на помощь пришла моя часть – мне дали однокомнатную квартиру: в батальонном жилом фонде было достаточно подменного жилья, так как офицеры часто уезжали служить за границу, освобождая квартиры.

       Она была рядом со службой и не требовала большого ремонта. И вскоре мы перебрались туда. Практически сразу решилась проблема с устройством дочери: в ведомственном военном садике для неё нашлось место. А за этим автоматически решалась и третья проблема – жена практически сразу нашла хорошую работу.


       А осенью 1975 года ко мне с ревизией пришёл майор Глушков и по её результатам, не найдя в моей работе криминала, но убедившись в том, что не всё я смогу освоить самостоятельно, принял решение направить меня на четырёхмесячные офицерские курсы с Москву.

Продолжение:http://www.proza.ru/2015/10/29/944