Пенсионеры

Я сидела на лавочке в Александровском саду. Мимо проходили бодрым шагом иностранцы, спешащие увидеть Кремль. По радио без конца повторяли приглашение москвичам и гостям столицы купить билеты для осмотра достопримечательностей Кремля. Меня «порадовало», что билет без льгот стоит 450 рублей, а студентам и пенсионерам со школьниками – 350 рублей. Хотела бы я посмотреть на пенсионера, способного выложить десятую часть пенсии за прогулку возле стен Кремля.

Моё внимание привлекла старушка. Она была маленькая, сгорбленная, седая очень чисто одета. В руках у неё было две сумки. Женщина залезла в урну руками, достала пивную банку, бросила её на землю, наступила на банку, а потом положила её себе в сумку.

Мне много приходилось видеть сборщиков посуды, но эта старушка отличалась от них. Она была вся какая-то чистенькая и никак не подходила для такой работы.

Когда женщина поравнялась с моей скамейкой, я сама не знаю, зачем спросила её: «Сколько стоит банка?» Женщина посмотрела мне в глаза и, видимо решив, что я тоже хочу так работать, ответила: «Одна банка стоит 40 копеек, 10 банок – 4 рубля, а вот если собрать 20-30 штук, то выгоднее поехать в Кунцево, там есть пункт приёма, где их берут по 65 рублей за килограмм».

Я спросила, почему она не пользуется автоматами, которых много в городе. Старушка ответила, что автоматы неудобны тем, что не берут гнутые банки и расплачиваются монетами по 10 копеек. Монетки же эти потом нигде в магазинах не хотят принимать.

Через два часа из окна троллейбуса я увидела эту же старушку на площади Дзержинского. Сумки свои она еле поднимала и шла  очень медленно, вероятно ужасно устала.

Спустя два дня мы с ней столкнулись на сквере у Большого театра. Старушка узнала меня и спросила, начала ли я работать. Мне неудобно было признаваться, что я и не собиралась так работать,  как она, поэтому ответила, что пока ещё нет. Женщина улыбнулась очень по-доброму: «Вы, наверное, стыдитесь. Это правда, первый раз залезть в урну трудно. Я начала это делать в 90-ые годы, когда ушла на пенсию и поняла, что на неё не проживёшь. Было мне тогда 70 лет. Я работала библиотекарем. Носить тяжёлые книги, то и дело залезать на лестницу и обратно, чтобы достать что-то с полок стало трудно, вот я и попробовала подрабатывать банками. Сначала собирала и бутылки тоже, но они очень тяжёлые, пришлось отказаться от них.

Ну, а без этой помощи не прожить, одни коммунальные услуги съедают почти половину пенсии, да что я Вам рассказываю, Вы сами знаете. Сейчас многие одинокие пенсионеры спасаются банками и бутылками, чтобы хватало на хлеб и лекарства. Так что не стесняйтесь, надо лишь раз себя переломить».

Старушка ушла, а я подошла к урне: вонь, мокрые огрызки чужой еды, окурки, рваная бумага. Каково ей старой почти 80-летней женщине ежедневно в жару и в холод лезть руками в одну, две,100 урн, чтобы получить несчастные 40 рублей! Это, если помнить, что батон хлеба стоит 15-17 рублей, творог 35-45 рублей за пачку, молоко и кефир 30-40 рублей пакет. А колбаса, сыр?

Пустить бы Путина, Лужкова, Чубайса и прочих по маршруту урн этой и ей подобных женщин. Она до 70 лет работала на просвещение людей, а теперь по милости  правителей вынуждена, чтобы не голодать «обогащаться» в помойках! Одновременно наше «доброе» правительство согласилось затратить на «прокорм» чужой армии в 2007 году в Новгородской области 200000000 рублей. Если эти миллионы разделить на 40 рублей, получилось бы, что 5000000 стариков могли бы отдохнуть от 100 урн, хотя бы один день.

Спустя неделю я попала в гости к пенсионерке, которая раньше работала в Дубне. Кроме меня у неё в гостях была её старая приятельница тоже из Дубны. Гостья прежде работала там старшим техником. Приятельница хозяйки рассказала, что живёт в Дубне с больным мужем, когда-то известным всей Дубне наладчиком оборудования. Пенсия мужа целиком уходит ему на лекарства, а на её пенсию они стараются выживать.

Хозяйка дома принесла тарелку с  тремя бутербродами с колбасой и другую тарелку, на которой лежал начатый батон хлеба и полбатона колбасы. Она поранила руку, поэтому просила нас «самообслужиться», когда мы съедим первый бутерброд. Мы обещали. На столе появился чай, печенье, конфеты. Наши разговоры касались каких-то общих знакомых, как вдруг я увидела лицо гостьи. Она заискивающе улыбалась, всем своим видом при этом, извиняясь, и одновременно отрезала и, давясь, спеша, ела колбасу. Было такое ощущение, что она этой колбасы не видела лет 20, с советских времён.  Её мучил ужасный стыд, что она ест с такой жадностью чужую колбасу, но женщина ничего не могла с собой поделать, пока не съела её всю. Мы с хозяйкой старались туда не смотреть. Было до боли  жаль эту женщину, и очень неловко, что мы явились невольными свидетелями того, как это происходило. Гостья тоже чувствовала себя ужасно. Она придумала какой-то повод и быстро ушла.

После её ухода хозяйка, огорчённо вздохнув, рассказала мне, что видела, как эта пенсионерка в мусорных контейнерах собирает остатки еды. «Если бы Вы знали, как она любила красиво одеться, как богато они жили в советское время. Ведь муж её имел «золотые руки», его очень ценили и знали во всей Дубне. Она тоже по тем временам имела неплохую зарплату. И вот как им приходится заканчивать жизнь. Чудовищно!»

У меня долго ещё перед глазами стояла эта жалкая извиняющаяся улыбка голодного человека. Одновременно росло возмущение тем, с какой лёгкостью нашим правительством было  выделено на проведение учений, размещение и прокорм чужой армии из бюджета РФ 200 миллионов рублей для «Торгау-2007».

Законопослушные же пенсионеры опять дружно выбрали себе лужковых, путиных, медведевых!? Где у вас глаза, дорогие пенсионеры?