Повороты

После окончания десятилетки я работала в школе лаборантом в химическом кабинете. Однажды на перемене ко мне подошёл учитель физики и предложил вступить в партию. Я удивилась. О партии у меня и мысли не было. С 14 лет я состояла в ВЛКСМ, как все платила раз в месяц ученические 20 копеек – взносы, имела общественную нагрузку. На работе  получила общественное поручение: вела у ребят театральный  кружок.

          - Мне и в комсомоле не плохо, а разницы, откровенно говоря, по-моему, большой нет: тут Устав, там Устав. Вот будет мне 27 лет, когда надо прощаться с комсомолом, вот тогда подумаю, – так я  ответила физику, и он ушёл.

Через два года я  работала уже в институте Органической химии АН СССР, одновременно учась в МГУ. Была я девушка активная, поэтому меня вскоре избрали в Комитет комсомола института, поручив мне культмассовый сектор. Это были годы расцвета «бардовских» вечеров и песен. Каких только интересных концертов мы ни устраивали! У нас в гостях в ИОХе побывали, кажется, все сочинители и исполнители своих песен тех лет, принимал их, как хозяин Саша Дулов, наш собственный «бард». Весь институт собирался на эти концерты. А ещё мы тогда очень любили походы пешие, на байдарках, на шлюпках, на плотах. Не было ни одной  лаборатории института, в которой молодёжь проводила бы отпуска или праздники иначе.

  И вот однажды ко мне подходит парторг нашей лаборатории и предлагает  вступить в партию, мол, такие активные люди,  партии очень нужны. Я снова ответила, что мне пока неплохо и в комсомоле, но он не отступил. Наверное, месяц или два парторг периодически заводил один и тот же разговор. Наконец, я согласилась вступать в КПСС. Выучила Устав, прочитала Программу партии, более внимательно, чем раньше стала следить за политическими событиями. Словом, ко дню партсобрания была «во всеоружии».

Кроме коммунистов лаборатории на собрание пришли комсомольцы и  наши беспартийные сотрудники. Собрание проходило во время обеденного перерыва. Парторг зачитал моё заявление, личные данные и назвал имена рекомендующих товарищей. Вдруг встаёт аспирантка Луиза и заявляет, что меня в партию принимать нельзя, поскольку я ничего не понимаю ни в политике, ни в экономике страны. И вообще, по её мнению, мне надо теоретически вырасти перед этим жизненно важным шагом.

А дело в том, что с этой Луизой я почти год вдвоём работала в одной маленькой комнате. Туда иногда заходил наш научный руководитель, чтобы спросить о сделанной работе или дать нам новое задание.  Наша с Луизой основная работа заключалась в наблюдении за приборами, которые фактически выполняли всё необходимое для эксперимента почти  без нашего участия. Нам приходилось лишь загрузить  кюветы этих  приборов, а примерно через час получить готовый результат. Потом вновь загрузить кюветы и снова ждать результата. Приборы работали хорошо, поэтому мы с Луизой могли часами вести дискуссии. Аспирантка была ярой антисоветчицей, но свою ненависть к строю никому, кроме меня никогда не показывала. В любых других местах она произносила правильные, и даже идейные речи. Меня же ей доставляло особенное удовольствие дразнить. Она отлично видела, что я возмущена её суждениями, что не хочу с ней ничего обсуждать, так как наши взгляды на все вопросы жизни страны были диаметрально противоположны. И всё-таки Луиза неизменно втягивала меня в спор, каким-нибудь мерзким заявлением о советской власти.

 Узнав о моём намерении вступить в партию, аспирантка накануне собрания затеяла со мной беседу о Коммунизме. Перечисляя все экономические трудности в СССР, которых, конечно же, было немало, она делала вывод, что Коммунизм – это дурацкая сказочка, в которую могут верить лишь круглые идиоты.

-         Чем больше человеку дадут, - говорила она, - тем больше ему хочется, он никогда не насытится. Не может быть такого сознания, когда человек добровольно откажется от каких-то благ во имя другого лица. Бескорыстие – это или неумение сразу понять, где твоя выгода или опять-таки просто глупость.

Все мои возражения, примеры бескорыстия в нашей настоящей жизни, а не при Коммунизме, объяснения, что интересы Человека Будущего станут иные, а экономический уровень будет многократно выше, чем теперь, не имели успеха. Луиза отметала все мои доводы, как несерьёзные и твердила, что человек жаден, жаден до свинства. Я настолько была возмущена такой характеристикой людей вообще и советского человека в частности, что сказала ей:

        -  Больше спорить с тобой не желаю!

-         Видишь, тебе и сказать-то нечего. Таких людей, как ты, в партию пускать ни в коем случае нельзя. А то вы там  навыдумываете разных коммунистических сиропов, а нам смертным потом их расхлёбывай. Тебе сейчас 20 лет, вот когда тебе будет, хотя бы 30, тогда иди в свою КПСС, она тебе будет позарез тогда необходима. Прикинь: к этому времени или квартиру, или должность, или степень – что-нибудь    уж обязательно сможешь себе выпросить через партком. Вот тогда есть смысл, вступать в партию, а сейчас ни в коем случае, слишком ты розовая ещё.

Я не стала продолжать этот разговор, просто вышла из комнаты, внутри меня всё кипело.

И вот теперь на собрании Луиза выступала против приёма меня в партию.

Товарищи попросили  её обосновать фактами своё заявление. Аспирантка поднялась и елейным голосом произнесла:

-         Нет, вы не подумайте, что я против данной кандидатуры, вообще. Она конечно достойна, быть членом КПСС, просто ей ещё надо немного подрасти, чтобы сделать такой серьёзный шаг в жизни. Например, почитать классиков марксизма. Вот скажи, ты читала «Капитал» Маркса?

-         Нет, не читала.

-         А Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»?

-         Не читала.

-         Вот видите, она в политике и в экономике также не разбирается, да  и много чего не понимает, я это знаю из личных с ней бесед.

Я буквально задохнулась от возмущения, но не устраивать же здесь базар с разбирательством, кто и чего не понимает!

Начался спор среди присутствующих о том, что обязан знать вступающий  в партию и что не обязан. Многие поддержали Луизу, другие возражали.

Время обеденного перерыва заканчивалось.

Мне было ужасно обидно, что вопросы о Марксе и Ленине задавала Луиза, которая всегда партию рассматривала, как кормушку для непорядочных людей, а над словами Коммунизм, Человек Будущего всегда откровенно глумилась. Но, увы, этих книг я ещё не читала и тут она впервые была права.

Я чуть не расплакалась от досады. Ведь я знала Луизу как никто и понимала, зачем задавались сейчас эти вопросы, что за ними скрывалось на самом деле.

Так как спор среди коммунистов продолжался, парторг взял слово и предложил перенести партсобрание на две недели. За это время он обещал собранию подготовить меня во всех отношениях.

 Обеденное время кончилось, все согласились с переносом собрания.

Я чувствовала себя оскорблённой в лучших своих чувствах. «Кто меня поучает? Кто меня экзаменует на знания Маркса и Ленина?»

В тот же день я подошла к своему научному руководителю и попросила перевести меня  работать в другое помещение. С Луизой я не хотела даже дышать одним воздухом, так она стала мне противна. Шеф, иной раз присутствовавший при части наших споров,  к моей просьбе о переводе в другое место отнёсся с пониманием.

Парторг тоже сдержал обещание, данное собранию. Он систематически спрашивал меня о том, что я успела прочитать, не надо ли мне что-то пояснить. Я ему отчитывалась о прочитанном. Вероятно, до «Капитала»  я дошла бы значительно позже, года через два, когда мы стали бы изучать его в МГУ. Теперь же волей-неволей я читала Маркса раньше, о чём совсем не жалела.

Прошли две недели, за которые прочитала я лишь первый том, но парторг наш заболел. Потом начались летние отпуска и каникулы. Вопрос о собрании так и не поднимался больше.

Свою обиду я давно пережила, но напоминать о собрании сама не хотела.

Через семь лет по возрасту  вышла из комсомола, получив комсомольский билет на память с благодарностью секретаря Октябрьского райкома за мою  активность.

В партию так и не вступила ни в ИОХе, где отработала 10 лет, ни потом в школе, где к 1990-ому году проработала 22 года.

Всё это время я себя причисляла к беспартийным большевикам, в партию же меня больше никто не приглашал.

В 1990 году, как все граждане СССР, я  с большим вниманием следила за работой ХХУ111 съезда КПСС. В воздухе уже носилось предательство. Горбачёв то и дело говорил то, что трудно было понять нормальному советскому человеку. Решения съезда повергли меня в ужас и возмущение.

Впервые в жизни мне лично нужно было встать рядом с теми, кто сейчас боролся за социализм в стране. Моя совесть требовала вступить в партию  немедленно. Теперь уже именно мне  это было нужно, а не какому-нибудь парторгу для увеличения численности членов партии.

 90-ый год был началом массового выхода «партбилетчиков» из рядов КПСС. Сколько я слышала недоумённых вопросов от коллег и товарищей, когда  решила вступить в партию именно в 90-ом году, не сосчитать! Даже в Кировском райкоме партии, вручая, мне билет КПСС Первый секретарь  Озеров и  поздравлял меня, и одновременно смотрел, как на белую ворону. Меня приняли сразу в члены партии, без кандидатского стажа. Позже, когда уже в запрещённой КПСС я была избрана секретарём Кировского района, Озеров, отдавая, мне документы и печать райкома, сказал:

             - Очень хорошо, что Вы никак не связаны с прошлыми партийными чиновниками. Сейчас нужны совсем новые люди, не номенклатурные.

Таким образом, членом КПСС, коммунистом я стала в 1990 году фактически в знак протеста против решений горбачёвского съезда. С тех пор промчались19 лет.

Смолоду я  была человеком активным, всегда занималась общественной работой, но то было, будто игра. Общественная  работа приносила мне радость, даже развлечение, хотя вроде бы всё делалось всерьёз. Просто считалось обязательным участвовать в общественной жизни, раз ты сознательная комсомолка. Сегодня же наша комсомольская суета тех лет воспринимается мной, как давнее, беззаботное детство. Со вступлением же в партию изменилось сразу  восприятие жизни. И дело не столько в собственном мироощущении, сколько в повороте жизненных устоев с 1990 года для всей страны СССР. Прошлая счастливая, справедливая, порой тяжёлая жизнь моей Родины закончилась. Началась иная жизнь в капитализме. В 90-ые годы думалось, что весь этот бред, в который мы влипли, временный. Чуть подтолкни  бандитский строй, и он сразу рухнет. Но прошли 5 лет, потом 10 лет, теперь уже 19лет. Капитализм пока жив, а коммунисты всё ещё учатся быть в оппозиции  к власти.

Думается, что капитализм у нас стал возможен потому, что мы слишком счастливо жили в СССР и готовы были встать на защиту Родины только от внешних врагов. Внутренние же противоречия, несоответствия слов и дел высшего руководства страны и прочих чиновников, которые мы видели, а то и не видели, как бы нас не касались. О них  всерьёз не задумывались. А ещё хуже, что когда и понимали что-то, то помалкивали, ничего не делали, чтобы изменить положение. Эта инерция советского времени сидит ещё даже сейчас внутри части населения. Как ни странно у многих сохраняется привычка, что правительство всё за нас решит, хотя правительство давно антинародное, а не советское. Современная молодёжь, к сожалению, другого правительства не видела, иной жизни не знает. Она стремиться подладиться под капитализм. Примеров же благоденствия в капитализме по всему миру масса, а СМИ ими умело морочат молодым головы. Нам, кому сегодня за 60-70 лет, уже очевидно не дождаться времени, когда создастся ситуация, при которой можно будет крикнуть: «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой!» Но только мы можем рассказать молодёжи о светлой и человечной жизни при социализме. Это надо успеть сделать, пока мы есть. Пусть хоть наши внуки заживут по законам морали, а не людоедства и алчности. Мы  обязаны помочь им двигаться «к Свободе, к Свету!» Возможно, кто-то спросит: «А как?» Давайте вспомним, что нас советских людей тысячи. Это значит,  – тысячи талантов. Ведь мы в детстве и юности, как все советские дети занимались в кружках Домов пионеров, во множестве спортивных секций. Сколько было бесплатных музыкальных, театральных и художественных студий.  Кто-то входил в журналистские или литературные юношеские объединения. А всяческие хоры в школах и вузах! Нам Советская власть помогла выбрать любимое дело и плюс открыть в себе разносторонние способности. Вот теперь пришло время, отдать всё то, чем нас одарили в социализме. Подростку, не имеющему возможности даже войти на стадион, если у него нет денег, я уж не говорю о театрах и музыкальных занятиях, мы обязаны помочь жить.  Можешь петь, плясать, ставить оперы? Иди к молодым. Любишь театр, кино, литературу – расскажи молодёжи, как это делается, научи. Был когда-то хорошим спортсменом? И сейчас можно быть полезным на школьном или дворовом футбольном поле. Действуй!  Помните замечательную песню на музыку Дунаевского: «Нам года не беда, если к цели стремимся большой. Оставайтесь всегда молодыми, никогда не старейте душой!»  Под гнётом современных проблем и болезней кое-кто из нас растерял былой задор, но ведь мы советские люди! Значит, надо искать «второе дыхание» для того, чтобы любыми путями повернуть умы молодых к социализму.