Обида

                ОБИДА

                Рассказ

После четвёртого курса Валентина, студента медицинского института, направили на практику в городскую больницу города Новочеркасска. Главный врач, угрюмая женщина, с недоверчивостью взглянула на него.

– Все рвутся в хирургию! Как будто она мёдом намазана. Что вас туда тянет?

– Там сразу виден результат, – ничуть не смущаясь, ответил он.

– Но хирург, не имеющий представления о терапии, – просто костоправ, технарь, – сказала она и написала резолюцию на направлении: «В поликлинику на терапевтический приём к врачу Герман Фаине Борисовне».
Так он оказался на терапевтическом приёме в поликлинике.
Фаина Борисовна – полная женщина с большими карими глазами, спокойно отнеслась к практиканту.

– Присаживайтесь рядом с Людмилой Ивановной, – сказала она, – и давайте начинать приём. Вон сколько больных столпилось.

– Зачем же выдают талончики с указанием времени приёма? – спросил Валентин.

– Кто этого времени придерживается! У нас живая очередь.

В кабинет вошла старушка.

– Как вы себя чувствуете, Полина Афанасьевна? – спросила Фаина Борисовна.

– Как я могу себя чувствовать? Как дырявое корыто.

– Коллега, – обратилась она к практиканту, – измерьте, пожалуйста, больной давление, а я пока посмотрю результаты её анализов.

Валентин взял со стола тонометр, фонендоскоп и стал измерять давление. Не поверив результатам первого измерения, перемерил ещё раз.

– Двести пять на сто десять, – тихо сказал он, собрал и положил на стол тонометр.

Фаина Борисовна снова взглянула на больную и попросила её пройти за ширмочку.
Там она слушала её сердце, лёгкие, пальпировала печень. Потом коротка сказала:

– Одевайтесь, голубушка. Больше ждать нечего. Я вас направляю в больницу. С таким давлением шутки плохи. Это просто опасно.

– Да не могу я, – взмолилась больная. – У меня же дома собачка. Я – одна. Мужа похоронила пять лет как. Сын в Иркутске служит. Кто же её выгуляет, покормит?

– Пусть соседи присмотрят.

– Какие соседи! Живу я в частном доме со своей Малышкой. Не на улицу же её выгонять?!

– Есть специальные гостиницы для животных, – сказала медицинская сестра. На улице Фрунзе, кажется, в частном доме. У них оставляют животных, если едут в отпуск или ещё когда. И стоит это не так уж дорого.

– Вам нужно в больницу, – повторила Фаина Борисовна. – Я вас так не отпущу.
А собачку вашу после работы в собачий приют определит наш коллега. Вы ему оставьте адрес, ключ. За его честность я ручаюсь. Определит в приют и принесёт ключ. Вы же не откажетесь, уважаемый Валентин Павлович?
Валентин ужаснулся. «Вот влип так влип! Но что делать. Старушка, действительно, с таким давлением должна быть в больнице».

– Есть и другой вариант, – спокойно сказал он. – Я могу пожить у вас, пока вы будете в больнице. Сейчас я снимаю квартиру и плачу за неё. Стипендия у меня – сами знаете какая. А у вас я поживу бесплатно, буду выгуливать вашего пса, кормить его…  Если только он меня самого не съест.
Старушка пристально взглянула на Валентина. Потом улыбнулась.

– Не съест. Это маленькая собачка.

– Какой породы?

– Дворняжка. А то, что вы согласны пожить у меня, мне же лучше. За ту гостиницу тоже ведь платить нужно. А у меня какая пенсия?!
На том и договорились. Полина Афанасьевна продиктовала адрес, отдала ключи. Фаина Борисовна вызвала скорую помощь, и больную отвезли в стационар.
После приёма Валентин купил пирожки с ливером и пошёл по адресу Полины Афанасьевны. Её небольшой деревянный, покосившийся от времени домик стоял на улице Декабристов в глубине сада. Открыв калитку, он прошёл к крыльцу и услышал звонкий лай Малышки.

– Свои, свои, – сказал он и открыл входную дверь.
Собачонка забежала под стол и продолжала звонко лаять.

– Ну, чего ты злишься? – сказал Валентин и протянул ей пирожок.
Собачка прекратила лаять и принюхалась к соблазнительному запаху.

– Бери-бери! Это тебе. Ешь. И я съем. С утра ничего не ел.

Собачка взяла пирожок и за несколько секунд его съела.

– Вкусно? Хочешь ещё? Ладно, бери.

Он протянул Малышке второй пирожок. Та завиляла хвостом, осмелела и подошла к щедрому гостю поближе.

После трапезы Валентин прицепил к ошейнику поводок и вышел с нею во двор.

– Твоя хозяйка в больнице, – сказал он. – Теперь я буду выгуливать тебя. Давай, делай свои дела, и пошли домой.

Пока они гуляли во дворе, их увидел сосед, грузный мужчина семидесяти лет. В руках он держал молоток. Подойдя к невысокому деревянному забору, разделяющему участки, спросил:

– А Полина Афанасьевна где? Что-то я вас здесь не видел.
Валентин подошёл к забору и ответил:

– Полина Афанасьевна угодила в больницу. Попросила меня присмотреть за собачкой.

– А вы кто ей будете?

– Никто. Просто знакомый.

Сосед недоверчиво посмотрел на юношу.

– Странно. Почему не сказала, что собирается в больницу?

– Всё получилось неожиданно. На приёме я измерил давление. Оно оказалось очень высоким. Её и госпитализировали в срочном порядке. Она отказывалась. Говорила, что некому за собачкой приглядеть. Вот и доверила её мне. Пока она будет в больнице, я и жить здесь буду.

– Вы с нею были знакомы? – продолжал допытываться сосед.

– Нет, что вы! Я  студент, приехал сюда на практику.
Мужчина кивнул.

– Понятно… Хотя – ничего не понятно. Чего меня не попросила?

– Чего не знаю, того не знаю. Говорила, что некого просить. Я думал, что у неё и соседей нет.

– Афанасьевна – учительница в прошлом. Мужа похоронила. Сын в Иркутске. Так и живёт одна. Лишний раз боится потревожить. Я – Иван Васильевич. А вас как зовут?

– Валентин. Учусь в медицинском. Сам из Волгодонска.

– Понятно, – сказал сосед. – Рад знакомству. Я тоже живу один. Вы случайно шахматами не балуетесь?

– Случайно не балуюсь. Но если будет желание, приходите вечером. Сыграем партийку. Только у меня шахмат нет, так что приносите свои.
Часов в семь вечера Иван Васильевич постучал в дверь. В костюме, при галстуке, он напоминал старого учителя. В руках держал шахматную доску и часы.

– Разрешите?

– Проходите, проходите. Буду рад сыграть с вами партийку. Завтра съеду от хозяйки и поселюсь здесь. Полина Афанасьевна лежать будет не меньше трёх недель.

Сосед прошёл в комнату, отодвинул стул от стола и сел. Видно было, что он бывал здесь и раньше.

– Не знаете, когда можно будет навестить Полину Афанасьевну? – спросил он.

– Думаю, с этим проблем не будет. Только нужно уточнить режим работы отделения. С утра у них процедуры. Посещения, наверное, часов с четырёх. Если хотите, я уточню.

– Буду премного благодарен, – сказал сосед. – Если можно, позвоните мне.
Он достал из кармана визитную карточку и протянул Валентину.

– Нет проблем.
Иван Васильевич стал расставлять шахматы.

– Одиночество – страшная вещь. Доживаю. Зачем живу? Кому я нужен? Вот, говорят, у северных народов был обычай стариков увозить в горы умирать. Правильный обычай. Нечего молодым жизнь омрачать.

– Что вы такое говорите! – возмутился Валентин. – Человек не должен быть одиноким! Он – корень дерева. У него должны быть ветви…

– Наверное, вы правы. Только что делать, когда ветви засохли, а корень ещё живёт? Ненормально это. Впрочем, не будем о грустном.
Валентин вдруг понял, что Полина Афанасьевна и Иван Васильевич были не просто соседями. Их что-то связывало. Но что? Одиночество? Старая любовь?

Судя по всему, по соседству они прожили всю жизнь.

– Простите за любопытство, – сказал Валентин. – Кто вы по специальности? Кем работали? Где ваши ветви?

Иван Васильевич какое-то время молчал. Потом тихо ответил:

– Преподавал марксистско-ленинскую философию в политехническом институте. В шестьдесят вышел на пенсию и продолжал работать. Из института ушёл в девяносто втором году. Не понимал и не принимал того, что происходит. Потом тяжело заболела жена. Дочь вышла замуж за финна и уехала. Вот и живу один…

– А рядом так же одиноко жила Полина Афанасьевна?.. – догадался Валентин.
Иван Васильевич кивнул.

– Её я любил со школьных лет. В одном классе учились. Но так случилось, что наши дорожки разошлись… Плутали-плутали – и снова сошлись. Вот и получилось, как в старой песенке:

Что стоишь, качаясь,
Тонкая рябина,
Головой склоняясь
До самого тына.

А через дорогу,
За рекой широкой
Так же одиноко
Дуб стоит высокий. 

Я, правда, давно уже не дуб…

– А почему же Полина Афанасьевна сказала, что некому приглядеть за её собачкой?

– Не хотела обременять… Вы какими предпочитаете играть?

– Нет уж, давайте, как положено, загадаем…
Ивану Васильевичу достались белые фигуры. Дебют не отличался оригинальностью – ферзевый гамбит. Чувствовал он себя уверенно. Видно было – шахматами увлекался серьёзно. Но и Валентин не был новичком в этом деле. Играл с детства. Выигрывал различные турниры. Почувствовав сильного противника, Иван Васильевич стал дольше задумываться над ходами.

– Приятная неожиданность. Вы, как оказалось, очень даже неплохо играете.
Он сделал ход конём и сказал, что на кафедре у них все увлекались шахматами и настольным теннисом.

– Чего же ушли? – спросил Валентин и вдруг почувствовал, что вторгается в чужую жизнь. Об этом спрашивать не следовало.
Но Иван Васильевич спокойно ответил:

– Не принимаю новых веяний. Девальвация идеологии. Падение нравов, морали. Мы, воспитанные в атеизме, сегодня остались без веры!
Валентин ответил ходом слоном на f5.

– Но жизнь не может стоять на месте. Всё меняется, – сказал он. – Хотя нужно признать, что хотели, как лучше, а получилось как всегда.

– Раньше всё было понятно: это чёрное – то белое. Это хорошо – а то плохо. Конечно, были перегибы. Но когда на токарном станке из стальной болванки вытачивают деталь – летит стружка. Без этого деталь не сделаешь!

– А стружкой вы считаете миллионы загубленных жизней? Не кажется ли вам, что что-то в ваших рассуждениях не так?

– Понимаю. Вот вы – доктор. Вы можете зуб удалить без боли? Операцию сделать? Вскрыть нарыв? А ваши успехи в демократическом строительстве – извините за выражение: чепуха! Полученная сверху свобода слова – большая головная боль власти. Она стала это понимать. Открытость ей ни к чему. Монополия на СМИ, чтобы зомбировать людей. Неужели вы этого не понимаете?

– Позвольте! Разве раньше было иначе? Или при коммунистах была оппозиция, в газетах можно было прочитать иное мнение? Не смешите! Вам шах!
Иван Васильевич надолго задумался. Этот молодой человек оказался очень сильным шахматистом.

Через несколько минут, поразмыслив над создавшимся положением, он положил своего короля.

– Может, ещё партию? – спросил он.

– Нет. На сегодня, пожалуй, довольно. Я бы вас с удовольствием угостил чаем. Но, во-первых, торопился и не взял сюда ничего, а чужое брать не привык. А во-вторых…

– А во-вторых, пойдёмте ко мне. Я вас чаем угощу. К чаю булочек купил. Вареньице у меня есть. Сам варил!
Валентин посмотрел на собачку, спокойно пристроившуюся у него на коленях. Аккуратно переложил её на диван.

– А что?! Это прекрасная мысль. С удовольствием принимаю ваше приглашение. Если хотите, мы сможем с вами сыграть блиц.

– Нет. Люблю подумать над ходом, над вариантами. В этом нахожу прелесть. А то мозг заплывает жиром. А блиц – это не моё.
Валентин запер входную дверь, и они пошли к Ивану Васильевичу.
Дом был такой же древний, но крыша его крыта шифером, забор покрашен зелёной краской, да и двор казался ухоженным. У высокого ореха стояла скамейка, столик, над которым висела электрическая лампочка, закрытая сверху металлическим абажуром.

– А живности у вас нет? – спросил Валентин.

– Как без неё? – ответил Иван Васильевич. – У меня кошка, Василиса Прекрасная.

– Понятно. Вы – кошатник. Потому и не объединились с Полиной Афанасьевной, что её Малышка не может сосуществовать с вашей Василисой Прекрасной.

– Может быть, – улыбнулся Иван Васильевич, приглашая гостя в дом. Он включил электрический чайник, на стол выложил булочки, сахар, вишнёвое варенье. – Вы уж простите меня, крепких напитков не употребляю. В доме их нет.

– Я не большой любитель Бахуса. Не курю, не пью…

– А девушки?

– Ещё не встретил. Для меня важен душевный контакт, если хотите – единение сердец.

– Так можете и не встретить. Но здесь важно не просто встретить, но, чтобы она зазвучала в резонанс. А это бывает не часто. Может, на тысячу человек у одного такое случается. А может, и реже.

– Неужели ничего нельзя придумать, чтобы из множества людей можно было найти свою половинку? Говорят о научно-технической революции, о прогрессе. Павлов с Фрейдом изучали тайны процессов мозга, а такого важного для людей так никто и не придумал!

– Вот и чайник закипел! Вы говорите – прогресса нет. Три минуты, и два литра воды нагреваются до кипения.
Иван Васильевич заварил чай, налил в чашку гостю, потом себе.

– С удовольствием пью не цейлонский, не индийский, а наш краснодарский. А что касается научно-технических революций, человечество за последние два столетия их пережило трижды. Первую – когда наука стала достоянием промышленников, а не только учёных. Ведущей фигурой был инженер. А певцом той революции был Жюль Верн. Вторая была связана с появлением кибернетики. Стали говорить об автоматизации. Была разработана оригинальная теория решения изобретательских задач (ТРИЗ). Её автор – Альтшуллер. Эта теория позволяет повышать творческие способности, решать сложные задачи, рождать новые идеи. А третья научно-техническая революция связана с изучением личности, системы «человек – человек»…

Валентин слушал Ивана Васильевича, открыв рот. Каким он оказался интересным и образованным человеком! Видно было, что он истосковался по общению, по интеллектуальным разговорам и рад был знакомству. А Иван Васильевич продолжал: 

– Тысячелетие… Казалось бы, огромный отрезок жизни человечества. Но когда подумаешь, что Солнце делает один оборот вокруг центра Галактики за двести миллионов лет, и это лишь один галактический год, понимаешь, что всё относительно! Сегодня мы живём при рождении новой парадигмы. Меняются взгляды…

– Я бы сказал, кардинально меняются, – вставил Валентин.
Иван Васильевич кивнул:

– Меняются нравы и мораль, среда обитания и отношения между людьми. Ценности, наконец…

– Здесь позвольте с вами не согласиться, – запротестовал Валентин. – Основные, базовые принципы морали остаются. И эти принципы – те самые десять заповедей! Я себя считаю скорее агностиком. Но разве могут измениться любовь к матери, к ребёнку, к Родине, к любимой женщине?! Есть понятия, которые не меняются! Они свойственны даже животным! И те любят своих детёнышей, своё место обитания. Недаром метят его, защищают от непрошеных гостей. Впрочем, мы с вами уж очень отвлеклись. Но, скажу откровенно, мне очень повезло с таким соседом. Буду рад, если и я смогу вам быть чем-то полезен.
Иван Васильевич улыбнулся.

– Я буду вам признателен, если вы согласитесь по вечерам со мною играть в шахматы.

– С превеликим удовольствием, – ответил Валентин.

На следующий день Иван Васильевич пошёл навестить Полину Афанасьевну. Она лежала в палате, где были ещё три женщины.

– Узнал, – тихо сказала она. – Я не хотела никого беспокоить. Как там мой помощник?

– Хороший парнишка. И с Малышкой нашёл общий язык.

– Залаял, что ли?

– Не знаю, но она прониклась к нему доверием. Встретил их, когда он выгуливал её. Хороший парнишка.

– И в шахматы играет…

Иван Васильевич взглянул в глаза Полины Афанасьевны и кивнул.

– Не просто играет, а хорошо играет. А откуда ты знаешь?

– Догадаться было нетрудно. Спасибо, что пришёл. Рада тебя видеть.

– Ты выздоравливай давай! Выйдешь из больницы – я буду за тобой ухаживать.

– Ты за мной уже ухаживал. Но подвернулась Любка Соколовская, и ты переметнулся к ней!

– Когда это было?! И сколько можно меня этим укорять? Я себя наказал и всю жизнь каюсь. Только покаяния моего ты не принимаешь. А Бог велит прощать!

– Ты и в Бога стал верить?

– Готов поверить в кого угодно, только прости меня и разреши хотя бы в конце жизни быть с тобою.

– Зачем я тебе нужна? Ты и собак не любишь.

– Ты всё шутишь, а я ведь серьёзно.

– Вот выйду из больницы – поговорим. А теперь иди. Устала я. Да и капельницу мне сейчас будут ставить.

Иван Васильевич положил кулёк с фруктами в прикроватную тумбочку, поцеловал ей руку и вышел из палаты.