Жизнь и трагедия русского гамлета

      В начале марта 1801 года в дворцовых покоях Михайловского замка заговорщиками был убит император Павел I. На престол взошёл его сын – Александр, положивший начало новой эпохе в российской истории. 


1.
      Императору Павлу I было суждено стать одной из самых загадочных фигур в российской истории. Его короткое  - по меркам русского самодержавия – правление продолжалось менее пяти лети и пришлось на стык тектонических плит европейской истории: конец «галантного века» и начало наполеоновских войн – периода, небольшого по временным масштабам всемирной истории, но ставшего для европейского общества того времени переломным не в меньшей степени, чем «Великая война», разразившаяся над континентом столетие спустя. Перелом этот касался не только сферы общественных отношений: Великая французская революция 1789 года, с которой многие истории, собственно, и отсчитывают начало «большого» XIX века, завершившегося лишь в 1914 году с началом первой мировой войны и крахом крупнейших европейских империй, не только вела в лексикон европейцев невиданные ранее понятия: «свобода, равенство, братство», заложила основы современного конституционного миропорядка,    не только стала мощнейшим фактором в деле освобождения североамериканских штатов от колониальной власти британской короны, но и стала питательной почвой, взрастившей военно-политический гений Бонапарта, заложившего основы современной «тотальной войны», приведшей к десяткам, если не сотням миллионов жертв уже в следующем столетии.  Именно слом исторических эпох, глубоко прочувствованный Павлом I, наложившийся на его личную трагическую судьбу, стал определяющим в его взглядах и мироощущении в целом.


     Император Павел – самодержец, жизнь и деятельность которого старательно старались забыть, если даже не вычеркнуть из истории, исследователи как XIX века, так и советские историки. Первые – по причине трагической гибели императора, которая ставила под сомнение легитимность всего дальнейшего процесса престолонаследия, начиная с Александра I; вторые же – по причине крайней неоднозначности этой фигуры в российской и европейской истории.  Значительно проще казалось просто забыть, ограничившись несколькими сухими строками в учебнике, клеймящими очередное проявление «самодурства российского самодержавия». Вместе с тем, если ознакомиться со взглядом на проблему «со стороны», то несложно заметить, что эта историческая фигура представляла и представляет серьёзный интерес для историков зарубежных. Здесь мы с некоторым даже удивлением встречаем в его отношении такие эпитеты, как «русский Дон-Кихот» и даже «русский Гамлет XVIII века». Исторические факты, казалось бы, одинаковы для всех, так в чём же тогда причина столь разнящихся оценок? Попробуем немного разобраться в этом вопросе.

 
2.    
      Цесаревич (титул наследника престола в Российской империи) Павел Петрович с самого раннего детства чувствовал себя чужим при блистательном дворе своей матери – Екатерины Великой. Долгие три с лишним десятилетия, которые длилось её царствование, Павла неотступно преследовала тень его отца, зверски убитого ещё в 1762 году в ходе дворцового переворота, который, собственно, и привёл Екатерину к власти.  Сама же мать, подобно шекспировской Гертруде умертвившая мужа и продолжавшая властвовать, откровенно ненавидела сына (надо признать, что в ответ он платил ей тем же сполна), который был зримым напоминанием о совершённом ей преступлении.  Ещё в раннем детстве Paulchen, как его называли при дворе матери, бывшей немецкой принцессы Ангальт-Цербтской, был фактически отправлен в изгнание, подальше от двора с его балами, забавами, увеселениями, бесконечными фаворитами, кружившими вокруг императрицы, и, конечно, подальше от большой политики того времени. Павел рос и взрослел практически в полной изоляции в загородной Гатчине, где ему оставались лишь строевые занятия с солдатами гатчинского гарнизона и – гатчинская библиотека. Именно в эти годы и сформировались две ипостаси этого загадочного монарха: лицо «Гамлета» и лицо «Дон-Кихота».

 
      Убийство отца, совершённое с ведома и в интересах матери, стало тяжелейшей психологической травмой для Павла, наложившей трагический отпечаток на всю его жизнь; тень убитого отца преследовала его до последних дней его жизни. Не случайно, Павел как-то проговорился одному из своих немногочисленных доверенных лиц, что что в начале 1770-х годов ему довелось  встретить прямо на Сенатской площади призрак погибшего отца. Он описывал его как высокую фигуру в чёрном плаще и шляпе, скрывавшей лицо. Приблизившись к нему, фигура глухо и печально произнесла несколько раз: «Бедный Павел! Бедный Павел!», после чего тот рухнул без сознания прямо посреди площади. Не случайно и то, что всю свою жизнь Павел панически боялся повторить его судьбу и боялся, надо сказать, не без оснований. Обоюдная ненависть, которую испытывали друг другу Павел и его мать, «российская Гертруда», Екатерина Великая, унижения, которым не упускали случая подвергнуть Павла её многочисленные фавориты, самым тяжелым образом накладывались на трагические воспоминания детства. Всему двору было известно о планах Екатерины и вовсе лишить Павла престола, передав его непосредственно любимому внуку – Александру Павловичу. Подобный переход власти, однако, при живом отце, законном наследнике престола, не подписавшим  официальный акт отречения был попросту немыслим. Очевидно, что планы физического устранения Павла с последующим объявлением о его смерти от, как это называлось в медицине того времени,  апоплексического удара  (говоря современным языком – от инсульта) существовали и, вероятнее всего, ожидалось лишь, когда Александр завершит своё образование и будет полностью готов занять российский престол. Корректировки в эти зловещие планы внесла только неожиданная для всех смерть Екатерины, разрушившая планы заговорщиков.   Стоит ли после всего этого удивляться тому неприятию, которое вызывали у Павла порядки, установленные его матерью, опиравшейся на дворянскую гвардейскую элиту и покупавшую её расположение многочисленными «вольностями», фактически уничтоженными в первые же месяцы его царствования.


     Безусловно, во многом пристрастие Павла к немецкому ordnung в его прусском варианте зачастую носило характер гипертрофированный, выразившийся в стремлении регламентировать едва ли не все стороны жизни общества.  Это стремление также стало результатом органического отторжения Павлом порядков и нравов, царивших при екатерининском дворе, все больше погружавшегося в пучину праздности и бесконечных увеселений в духе Версаля времён Людовика XIV. Взойдя на престол, Павел практически не появляется  Зимнем дворце, предпочитая управлять империей из собственного Михайловского замка, полностью оборудованного в духе павловской любви к порядку и дисциплине, в котором, вероятно, император чувствовал себя в большей безопасности. Впрочем, как стало ясно позднее – напрасно. Ориентируясь на лучшую армию XVIII века – прусскую армию Фридриха Великого, Павел проводит полную реорганизацию русских войск по её образцу, в связи с чем вызывает резкую критику в свой адрес со стороны авторитетнейшего в армии Александра Суворова, вскоре отправленного им в ссылку.  Очевидно, что стремление императора к порядку и муштре, хоть и имело под собой самые благие основания, сыграло свою печальную роль впоследствии. На исторической сцене уже появился Наполеон, совершивший настоящую революцию в военном деле. Наполеон, подобно Суворову, относившийся к войне скорее как к искусству, делал ставку на «бурю и натиск», на неожиданные гроссмейстерские манёвры, на личную инициативу своих солдат – от рядового до маршала; умение идеально чеканить шаг и правильно ходить строем интересовало его в  гораздо меньшей степени. Доктрину новой войны русским войскам приходилось, как это не раз бывало в нашей истории, изучать ценой собственной крови в 1805-1807 годах, и конечно, в ходе войны 1812 года. Впрочем, давно уже подмечено, что генералы, как правило, «готовятся к прошедшей войне».


     Изолированность от двора Екатерины, детство, проведённое в гатчинской библиотеке, сформировало ещё одну сторону личности Павла, которую уже современники называли «донкихотской». В своих далеко идущих планах Павел мечтал о создании новой прослойки общества – «нового рыцарства», призванного прийти на смену потерявшему рыцарский дух и классические представления о чести дворянству. Немаловажно, что планы эти не ограничивались российской империей. Новое рыцарство должно было носить общеевропейский, наднациональный характер, объединяя лучших представителей аристократии всей Европы.  Для достижения этой цели Павел предпринял невиданный доселе шаг: принял титул и регалии Великого гроссмейстера Мальтийского рыцарского ордена, намереваясь объединить новое рыцарство именно под символом мальтийского креста. К слову, символику этого ордена любой желающий и сейчас может увидеть в архитектурных элементах Михайловского замка в Петербурге. Планы эти натолкнулись на противодействие не только дворянской и церковной верхушки в России. Вскоре остров Мальта, на котором располагалась штаб-квартира ордена, был занят английскими войсками, и внешняя политика Павла начала постепенно разворачиваться в сторону вчерашнего злейшего врага – наполеоновской Франции. Если бы готовящийся в то время союз с Наполеоном стал реальностью, очевидно, что и вся европейская истории направилась бы тогда по абсолютно иному пути.


3.
     Реформы Павла I встряхнули всё российское общество – сверху донизу. Встречались они, как правило, либо с полным непониманием, либо со сдержанным отторжением, либо же с агрессивным им противодействием. Наибольший ропот они вызвали в среде дворянской элиты и гвардейского офицерства, которые во мгновение ока лишились своих вольностей, совсем недавно ещё дарованных им Екатериной Великой. Ещё слишком сильны были традиции бурного XVIII века, а значит, гвардейский переворот рассматривался как наиболее простое и одновременно наиболее эффективное средство смены неугодной власти.  Немалую роль сыграли и слова, оброненные как-то наследником престола и сыном Павла Александром Павловичем: «При мне всё будет, как при бабушке».


     Дальнейшее хорошо известно и многократно описано многочисленными историками и писателями.


    В ночь на 12 марта 1801 года группа заговорщиков во главе с военным губернатором Петербурга графом фон Паленом, которого сам император считал своим доверенным лицом, проникла в императорскую опочивальню в Михайловском замке. Попытка Павла скрыться успехом не увенчалась: он был обнаружен и извлечён из-за портьеры, за которой пытался спрятаться. Он категорически отказался подписать заранее заготовленный заговорщиками манифест о добровольном отречении от престола в пользу Александра, после чего те устранили возникшее препятствие в более привычной для них манере: удар острым углом тяжёлой золотой табакерки в висок и подвернувшийся шарф завершили дело. Показателен диалог, состоявшийся между убийцами в ходе обсуждения вопроса о том, как показывать тело отца сыну Александру, чтобы тот не заподозрил совершившегося убийства:
- Как с языком-то быть? Высунулся и почернел весь, видно, что душили, да и обратно никак уже не затолкать.
- Да отрезать его, и дело с концом.


     Русский Гамлет во многом повторил судьбу своего литературного предшественника – повторил, но с поправками на российские реалии «галантного» XVIII века.


     Впереди была новая эпоха: говоря словами Пушкина, «дней александровых прекрасное начало». На престол вступил молодой Александр Павлович, охваченный поначалу романтическими иллюзиями конституционных реформ и преобразования общества в духе гуманистических принципов. Что вышло из этих прекрасных порывов – это уже совсем другая история…