Мой лагерь счастливого детства

 Каждый ребёнок в советское время, хоть раз да побывал летом в пионерском лагере. Кто-то потом вспоминал эти дни с радостью, кто-то нет. Мой сын, например, которого ещё в детском саду окрестили воспитатели «домашним ребёнком», так как он каждый день плакал, расставаясь со мной утром, ужасно не любил лагерь, он всем видам отдыха предпочитал отдых с родителями. Дочь же не могла дождаться, когда поедет в пионерский лагерь, она была человек общительный, легко сходилась с подружками и уже после лета перезванивалась, встречалась с ними, переписывалась. Дети мои отдыхали в пионерском лагере в 70-х- начале 80-х годов. Мне же хочется вспомнить свой пионерский лагерь, в котором я находилась девчонкой летом  1946 года и потом каждое лето  по1954 год.

 Наш лагерь располагался возле города Звенигорода под Москвой в местечке «Поречье» в чудесном хвойном лесу. По всей территории лагеря  росли огромные золотые сосны и в два обхвата могучие ели. Нам очень нравился этот лес, что тянулся во все стороны от лагеря. Наш пионерский лагерь назывался «Лагерь Академии Наук СССР». У нас даже была своя песня, вроде гимна:

«Солнце лагерь озарило, протрубил горнист подъём.

Нас лучами осветило, на зарядку мы идём!

С песнею весёлою шагаем с бодрым взмахом загорелых рук,

Это у «Поречья» отдыхает «Лагерь Академии Наук»!

Мы в поход идём лесами, лагерь где-то позади,

Пионер вожатый с нами, он шагает впереди.

С песнею веселою шагаем с бодрым взмахом загорелых рук,

Это у «Поречья» отдыхает «Лагерь Академии Наук»!

Мы домой вернёмся скоро, хорошо здесь отдохнём,

Лагерю спасибо скажем, в школу сильными придём.

С песнею весёлою шагаем , с бодрым взмахом загорелых рук,

Это у «Поречья» отдыхает «Лагерь Академии Наук».

Как только заканчивались уроки в школах, 12 больших автобусов с Ленинского проспекта, со сквера , где располагался «Президиум Академии Наук СССР» отправлялись в Звенигород. В каждом автобусе размещался один из отрядов пионерского лагеря вместе с вожатым и воспитателем этого отряда. В отряде было человек 30-35, а то и все 40. Война была недавно. Во время неё дети и взрослые голодали. Лагерь давал возможность подкормить ребят.

 Пионерлагерей сначала было мало, а детишек всех надо было вывозить на воздух, из дымного города  в лес, к реке.

Многие ещё тогда жили в плохих домах, в коммуналках, где не побегаешь, а тут в лесу – простор, бегай сколько душе угодно! Уже в автобусе ребята начинали знакомство, если не были уже раньше знакомы из-за этого же лагеря, в котором раньше побывали в прошлые годы. Я, приезжая в «Поречье» девять лет подряд, к шестому- девятому лету практически знала всех, как и все знали меня. Многие вожатые тоже приезжали сюда не по одному разу. Была у нас в лагере вожатая Зина, которую, как и воспитательницу Капитолину Николаевну знал весь лагерь. Обе женщины вместе работали в лагере много лет и при этом каждый год брали себе самых маленьких детей, то есть 12 отряд. Зина работала лаборантом в каком-то НИИ. Эта сорокалетняя женщина пережила во время войны гибель горячо любимого мужа и смерть единственного сына. Была она одинока, поэтому выезд в лагерь для неё  не был нагрузкой, а наоборот, давал возможность побыть с людьми. Баба Капа, как её звали ребята, лет 10 работала уборщицей в ФИАНе, жила она очень скромно вдвоём с мужем, для неё выезд в лагерь был ещё и способом экономии семейного бюджета. Обе женщины отличались необыкновенной добротой к детям. Они умели приласкать того, кому грустно, остановить озорника, подсунуть в завтрак или ужин что-нибудь вкусное, в обед принести на добавки целый чайник киселя. А сколько сказок они знали! Не зря все дети от мала до велика любили их. Эти женщины понимали, что дети, пережившие войну, натерпелись за это время разного тяжёлого, недетского, а многие из ребят остались без отцов. Вот они своим теплом и пытались вернуть детям радость. Ребята подрастали, уходили в другие отряды на следующий год, но прежних своих воспитателей  всегда встречали с радостью. А ещё в столовой нашей работала удивительная тётя Лиза, повар. Обращалась она к нам не иначе, как: «Деточки». Даже, если «деточкам» уже было по 13, 14 лет. Она на все завтраки, обеды, полдники и ужины выходила к нам и спрашивала, вкусно ли, что ещё нам хочется, чтобы она приготовила. Часто пекла для нас замечательные ватрушки, булочки и пироги. Если у кого-то из ребят был день рожденья, то вожатые заранее сообщали это тёте Лизе. В этот день она пекла 12 огромных тортов в честь именинника ( по числу отрядов лагеря). Так получалось, что весь лагерь праздновал день рождения пионера, виновника торжества. Торты эти отряды съедали в завтрак, а к ужину уже были готовы подарки имениннику от всего лагеря, от каждого отряда. Часто ребята их делали своими руками или  вынимали  из своих чемоданов какие-то «драгоценности», спрятанные там для такого случая.

Интересно было наблюдать, как менялся облик самого лагеря от года к году. Как росли новые корпуса, исчезали палатки.

В 1946 году я оказалась в самом младшем отряде , в двенадцатом. Нас самых маленьких поместили в единственный деревянный корпус, где располагались спальни и для девочек, и для мальчиков. Мы только закончили первый класс, пионерами ещё не были и на общей утренней и вечерней линейках с завистью смотрели на ребят, с галстуками на шее, особенно, когда их вызывали на подъём флага. Но ещё больше мы завидовали тому, что все отряды, кроме нашего, живут в огромных военных палатках, в которых жили всегда красноармейцы в полевых условиях. Как нам там нравилось! Мы, малыши при каждом удобном случае бегали к знакомым, живущим в них, чтобы полюбоваться на окна из брезента, потрогать мягкие двери из него же, посмотреть, на потолок в солнечный день. Потолок становился какой-то очень зелёный и красивый. Как нам хотелось пожить в этих «хоромах»! Но на следующий год выстроили ещё два корпуса и младшие отряды ( а я тогда перебралась уже в десятый) всё равно попали не в палатки, а в домики. Обидно было быть маленькими. С 8 по 12 отряды считались младшими, нас даже спать укладывали на час раньше всего лагеря. Но разницу в возрасте с другими ребятами мы чувствовали только из-за жилья и того, что в 9 часов вечера должны были быть в постелях. Во всём же остальном мы пользовались лагерными возможностями «на полную катушку». В нашем пионерском лагере «Поречье» было множество кружков. Я, например, каждое лето, записывалась сразу в несколько. Если их занятия проходили в разное время или в разные дни. Ходила в хор, на танцы, в кружок лепки и в зооуголок. Прямо, как у Барто: «Драмкружок, кружок по фото, а мне петь ещё охота, а за кружок по рисованию тоже все голосовали!» Но в лагере это создавало занятость интересным делом и доставляло массу удовольствия. В конце же смены нам вручали пачку «Похвальных грамот» за различные наши «подвиги», которыми мы радостно хвастались перед мамами. Из кружка лепки я, например,  привозила каждое лето какое-нибудь собственное изделие, которое сначала украшало мою этажерку дома, а потом к концу года обязательно ломалось и выбрасывалось. Помню, с какими предосторожностями везла я домой медведя, сделанного из глины, как боялась его поломать. А спустя месяц, доставая что-то на этажерке, уронила его, и медведь рассыпался на множество частей.

В зооуголке мне очень нравилось возиться с кроликами и черепахами. Кролики были пушистые, приятно было их гладить, а черепахи удивляли своей медлительностью. Посадишь кролика на травку и следи в оба, чтобы он не ускакал, а черепаху , где положишь, там она и лежит, хоть час гуляй.

День в «Поречье» начинался с зарядки, потом уборка постелей, умывание, затем линейка с подъёмом флага. Линейка всегда проходила очень торжественно. Посередине большой поляны, вокруг которой стояли наши корпуса и палатки, где мы все жили, находился огромный красивый пароход «Пионер». Всё на нашем «Пионере» было, как на настоящем корабле. Например,  на нём была мачта с флагом. Чтобы подойти к этой мачте, надо было пройти по специальному трапу. Тот пионер, которого вызывали «на флаг», не шёл, а взлетал по трапу и под звуки горна поднимал большой красный флаг на мачте. Эта мачта была высокой, и потому наш лагерный красный флаг был виден далеко, далеко за его территорией. Все отряды при подъёме флага замирали по стойке смирно, все пионеры отдавали салют флагу на мачте. Мы, младшие ребята, мечтали скорее носить красный галстук и вот так же , как большие поднять руку с салютом при подъёме флага! После линейки и завтрака было время на уборку территории, а потом отряды отправлялись в лес или на речку, в поход или на экскурсию. Если погода была жаркая, то река привлекала нас больше всего остального, и мы начинали надоедать своим вожатым, что хотим купаться. Вожатые, как правило,  были не против того, чтобы искупаться. Для младших отрядов натягивали в воде большую сетку, что-то вроде волейбольной сетки, ограничивая, таким образом, наше водное пространство. В фильме  «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён» есть момент , когда малыши купаются. Вот и мы с такой сеткой плескались. С той лишь разницей, что никто не удирал через неё на другой берег. Мы все почти поголовно не умели плавать и были довольны возможностью, долго сидеть в воде в знойный день. Если погода была не жаркой, то чаще все развлекались в лесу недалеко от лагеря: строили шалаши, собирали ягоды, играли в мяч. После обеда, дневного сна и полдника ребята разбредались по кружкам или уходили на спорт площадки. А после ужина весь лагерь собирался в клуб. Здесь почти ежедневно показывали фильмы или играл оркестр, и старшие  танцевали, а младшие смотрели, иногда пробуя подражать. Забавно, что все девять лет, что я отдыхала в «Поречье» нам показывали «Тимура и его команду», но я ни разу не осталась в палате или на улице во время показа этого фильма, а с удовольствием смотрела его и в пятый, и в девятый раз. И мне кажется, что все поступали также, кто отдыхал в нашем лагере несколько лет. Когда появились, уже в 90-ые годы видео кассеты, я, взрослый человек, уже бабушка, имеющая к тому времени троих внуков, купила один из первых фильмов именно «Тимура и его команду». Есть в этом детском фильме что-то настолько искреннее, настоящее, что до сих пор притягивает, хотя жизнь изменилась неузнаваемо.

Часто по вечерам вожатые устраивали нам удивительные костры. Лишь  немного стемнеет, весь лагерь собирался на большой поляне, окружённой лесом. Посередине ставили большое сухое дерево, а вокруг обкладывали его сушняком, хворостом. Кто-нибудь из вожатых подносил спичку, и огонь взлетал по сухостою вверх. Мы все радостно кричали «Ура!». А потом начинался какой-нибудь интересный разговор возле сияющего костра. В нашем лагере горнистом был испанец, которого спасли наши солдаты ещё в 40-ом году вместе с другими ребятами-испанцами во время войны в Испании. Как он интересно рассказывал о своей стране,  о друзьях, об обычаях!

Иногда к нам приезжали участники ВОВ и, сидя у костра вместе с нами, рассказывали какие-нибудь случаи из фронтовой жизни. Были у нас здесь и вечера поэзии, на которых ребята из всех отрядов читали стихи. Лучшим из них потом на линейке вручали «Почётные грамоты». А иногда вокруг костра, как вокруг Новогодней ёлки мы устраивали хоровод и под игру баяниста все вместе пели разные песни, танцевали, когда же костёр немного прогорал, мы радостно прыгали через огонь. Эти костры были незабываемые! Особенно яркими по своей эмоциональной насыщенности были костры  «Прощальные». Это в конце каждой смены, а их за лето бывало три, устраивалось прощание с лагерем, друзьями, вожатыми. У многих ребят родители не могли достать путёвку в лагерь ещё на одну смену и такие ребята очень жалели, что их лагерная вольница вместе с окончанием смены закончилась. У этих костров устраивались самодеятельные концерты, состоящие из лучших номеров, которые отбирало жюри накануне праздника «Закрытие лагеря». Во время костров всем спортсменам вручали награды, всем ребятам вручали кульки со сладостями. А надо сказать, что после войны в 1946, 1947, 1948 ,1949 годах мы были не избалованы сладостями. Этот сладкий подарок от лагеря нами очень высоко ценился. А перед отъездом в Москву каждому ребёнку ещё выдавали «сухой паёк», который подразумевалось, что мы будем, есть в дороге в автобусе. Но я, например, как и многие мои подруги, привозили этот кулёк продуктов домой, чтобы угостить своих родителей теми вкусными пирожками и булочками, которые нам пекла на прощание тётя Лиза, наш замечательный повар.

Если в лагере был «День спорта» все отряды высыпали на спортивный стадион лагеря. Одни защищали честь отряда , другие болели за них. Каждый отряд, естественно, хотел победить, и поэтому перед лагерной спартакиадой дня три все ребята усиленно тренировались. Одновременно , выбирая, кто будет представлять отряд по этому виду, пионеры иногда переходили на общее голосование, когда вопрос никак не решался, чтобы в итоге выбрать лучшего прыгуна или бегуна. Когда мы с моей подругой Катей были в шестом отряде, у нас был такой случай: в нашем отряде никто не хотел прыгать « за честь отряда»  в высоту, а вернее,  не умели мы прыгать высоко. Но если какой-то отряд не участвовал в одном из видов соревнования, то на победу рассчитывать было невозможно. Что делать? Я и Катя были в то время длинные и худые, наши товарищи потребовали, чтобы прыгали мы. Три дня мы с Катькой прыгали до полного изнеможения, но больше чем метр, двадцать одолеть не смогли. И всё-таки нас заставили ребята прыгать. Как же мы волновались! Как криками нас поддерживал весь отряд! И, о счастье, мы обе взяли высоту 1 метр 30 сантиметров. Для нас это было почти что рекордом! В итоге отряд наш занял третье место в лагерных соревнованиях по общему зачёту. Радости нашей с Катькой не было границ! Мы с ней приписывали победу себе, но ведь и, правда, откажись мы прыгать, что было бы?

 А как интересно проходила «Военная игра», в которой тоже принимал участие весь лагерь! С самого утра вожатые, пока лагерь ещё спал, уходили куда-нибудь в лес, строили там что-то похожее на  блиндаж, прятали там какую-нибудь карту, по которой потом надо было найти флаг. Затем утром на линейке выяснялось, что флаг, чтобы поднять, надо найти, зато на разных корпусах и дорожках территории можно встретить какие-то знаки, помогающие отыскать сначала блиндаж, а потом и флаг. Тот отряд, который находил в итоге флаг, имел право его поднять  в этот день и спустить на вечерней линейке. Надо признаться, что за девять лет поездок моих в «Поречье» наш отряд ни разу не нашёл флага, хоть очень старался его отыскать. Мы ужасно переживали эту свою неудачу.

Нравились нам всем и «Родительские дни». Главным образом, это было связано, с возможностью не спать днём. Родители забирали у вожатых своё чадо утром и возвращали его  вечером. Мои родители любили со мной время проводить на реке или возле неё, смотря, какая была погода. Они привозили обязательно что-нибудь мне вкусное и много, чтобы хватило на всю палату. Мы тогда не могли себе представить, что можно что-то съесть, не поделившись с друзьями. Так же делали практически все, поэтому часто после «Родительского дня» дежурные по лагерю конфисковали какие-нибудь испорченные продукты из тумбочек, чтобы дети не попали в лазарет.

Ежедневно на вечерней линейке объявляли, какой отряд сегодня занял первое место и, значит, завтра его председатель совета отряда будет иметь право поднять над лагерем флаг и спустить его вечером. Соревновались отряды по многим пунктам, начиная с того, как быстро собрались ребята на зарядку, линейку, как убрали свою палату, посуду за собой в столовой, сколько и как пропололи грядок, если лагерь ходил помогать соседнему колхозу, сколько грамот получили, если было какое-то соревнование. За всем этим следил дежурный по лагерю отряд. А отряды все по очереди, включая, самый младший, были дежурными. Как мы придирались к чистоте и красоте застланных постелей! Как серьёзно проверяли, нет ли грязных маек, носков или трусов под матрацем, прежде чем поставить оценку за содержание порядка в каждой палате. Как рано поднимались, чтобы видеть, кто, когда пришёл на зарядку, чтобы потом доклад на вечерней линейке был справедливым!

В нашем лагере раз в три дня вывешивалась огромная стенная газета, место которой было у входа в клуб. В ней очень красочно разрисовывали всевозможных победителей соревнований и не менее красочно описывались «подвиги» проштрафившихся ребят.  Я не помню, чтобы кто-нибудь порвал газету или написал на ней что-то неприличное. Не помню я и за все девять лет моей жизни в «Поречье» драку или серьёзный скандал между ребятами. Вообще наша  буйная энергия уходила на спортивные соревнования, на азартные игры, которые придумывали для нас физрук и вожатые. Зато я очень хорошо помню, как незнакомые до лагеря ребята уезжали из него домой, найдя себе настоящих друзей, и потом в Москве продолжали общаться. Я, например, обрела в лагере подругу Катю, ту самую, с которой нас заставили прыгать в высоту наши ребята. Мы  дружили с ней 5 лет и зимой и летом, пока нас не рассорил парнишка некто Гарик. Мы с ней дружно влюбились в Гарика. Он же полюбил третью девочку, о чём мы долгое время не догадывались, уверенные, что его пассия каждая из нас. Зато помню, что нам было в лагере весело , радостно вместе с товарищами, а по вечерам уже в постелях, как  мы долго  рассказывали друг другу  необыкновенные истории. Эти истории, кто-то прочитал в какой-нибудь книжке и пересказывал, кто-то просто что-то  складно выдумывал. Мы же всё это каждый вечер слушали с наслаждением, пока не засыпали или нас не заставляли замолчать вожатые.

В лагере нашем имелась замечательная библиотека. А по всей территории «Поречья» можно было найти массу укромных уголков, где стояли скамейки, чтобы уединиться с интересной книжкой, взяв её сразу после завтрака, а, зачитавшись не заметить, как наступило время  обеда. С этой же чудесной книгой, вопреки всем запретам вожатых, мы укладывались на «мёртвый час». И под одеялом, вернее под простынёй, продолжали чтение, чтобы нас не поймали вожатые и не отобрали книгу. Книги выдавала милая старушка  Виолетта  Михайловна. Каждую книжку она вручала нам так, будто расставалась с дорогой приятельницей. Любимыми сопутствующими словами её при этом были: «Ты получишь колоссальное удовольствие. Это -  прекрасная книга». Старушка наша всегда предупреждала, что книгу надо беречь, тщательно проверяла при возвращении, не порвана ли она и не испачкана ли.  «Виолетта», как мы её между собой называли, обязательно учиняла допрос с пристрастием, правда ли ты прочитал взятую книгу, когда мы приносили книгу обратно. И огорчалась так, будто мы ей сделали что-то очень неприятное, если пионер, книгу не прочитав, возвращал. А ещё она организовывала в лагере  удивительный праздник «Моя любимая книжка». В этот день Виолетта приглашала к нам  писателей и поэтов, все они расходились по отрядам для встречи с ребятами и рассказывали о себе, о своих произведениях, что-то читали наизусть. Кроме того каждый отряд , выбрав заранее, какую-нибудь книгу, готовил к празднику  инсценировку. Её мы все показывали после ужина на клубной сцене, а весь лагерь смотрел этот спектакль, его, конечно же, помогала поставить наша уважаемая  библиотекарь. Каждый участник праздника получал в подарок новую книгу, привезённую писателями в этот день. Мне было лет 12 или 13, когда мы на празднике решили поставить «Пигмалион» Б. Шоу. Гарик, в которого мы с Катькой были тогда влюблены, был нами выбран на роль Генри Хиггинса, а Элизу мечтали играть многие девчонки в нашем отряде и, конечно, мы с подружкой Катей. Виолетта же назначила на эту роль не нас, за что мы на неё обиделись и до конца смены больше не ходили в библиотеку.

Смешно, но факт, что каждая смена в лагере заканчивалась призывом ко всем ребятам, проверить вещи, развешенные или разложенные в беседке. Туда приносили все пионеры, найденные ими, чужие брюки, трусы, кофты, носки и прочее. В принципе считалось, что вещи все у каждого ребёнка ещё перед лагерем должны быть помечены его фамилией. Обычно платья, пальто и прочие крупные вещи и, правда, помечались, но мелочи же, как правило, не были подписаны, а отсюда и возникал целый склад «нечейных» вещей. Из этого склада что-то ребята находили своё, а что-то так и лежало от смены к смене и в итоге выбрасывалось в конце сезона.

Несмотря на то, что мы все жили после войны бедно, я не помню, чтобы кто-то из ребят что-нибудь у кого-то своровал. А вот дарить друг другу что-нибудь на память, и делиться чем-нибудь вкусным, привезённым родителями, у нас было принято. И от этого даже больше получал удовольствие тот из товарищей, кто дарил или угощал, а не тот, кто получал желаемое. С точки зрения взрослого подарки наши не имели никакой цены. Но для нас это были ценнейшие дары! Например, у моей подруги Кати была маленькая с ладошку куколка. Она могла ходить по наклонной плоскости. На ровном месте куколка или стояла, или падала. Всем нам девочкам 8 отряда хотелось иметь эту Катину куколку, так она нам нравилась. И вот при расставании Катя дарит мне эту куколку! Я была просто счастлива от этого подарка. Долгое время я её берегла, очень любила играть с ней, пока не подарила её семье наших соседей. У них было шестеро детей, мал, мала меньше. А игрушек у ребят практически не было. Детишки эти с такой завистью смотрели на куколку, когда я выносила её во двор, что душа моя не выдержала, и я рассталась с любимой игрушкой, подарком подруги, ради них. Мои маленькие соседи очень были рады подарку, но больше обрадовалась я их счастливым глазам. Вот такие чудаки мы тогда были. Современные ребята, вероятно, не поняли бы меня ту, маленькую…

 Помню, как горько мы плакали, покидая лагерь, зная, что теперь попадём в него только через год. Моей маме каждый год удавалось достать путёвку для меня только на одну смену. Как же мне хотелось остаться в нём на все три смены! Но лагерей у АН СССР было мало , а детей у сотрудников много. Этот лагерь был для меня праздником все девять лет, что я в нём отдыхала. До сих пор воспоминания о нём греют душу, возвращая в замечательное советское детство.