Мы вместе учились

Люся появилась в нашем 4 классе б зимой.  Села за мою парту.

Так началось наше знакомство на много лет. После уроков Полухина никогда не спешила домой, так как там никогда никого не было. Мать Люси умерла, и она жила лишь с отцом военным, вечно пропадавшим на службе. Дочь свою он перепоручил соседке тёте Лизе. Та работала в Третьяковской галерее ежедневно, кроме воскресенья, с 10 утра до 8 вечера. Это обстоятельство сослужило нам хорошую службу для жизни. Соседка очень любила, когда мы всей толпой, фактически всем классом приходили в Третьяковскую галерею, пользуясь тем, что она нас пропускала без билетов. Но прежде чем тётя Лиза нас впускала, она обязательно брала с нас обещание, что мы не будем бегать по залам, а примкнём к какой-нибудь экскурсии, и будем слушать экскурсовода. Мы с удовольствием выполняли её условие. О ком из художников только мы ни слышали от экскурсоводов и самой тёти Лизы! Она проработала в Третьяковской галерее 40 лет, знала каждое пятнышко на любом полотне в любом зале галереи. А как она рассказывала! Заслушаешься!

 Если у нас с собой были какие-нибудь деньги, после экскурсии мы отправлялись в булочную возле Лаврушинского переулка. Там продавались горячие бублики. И неважно, что денег было мало, а народу много. Мы  бублики честно делили на всех поровну.

Часов в 6 вечера мы приходили к Люсе домой, чтобы делать уроки. Конечно , каждый мог дома их делать, но нам нравилось, что мы все вместе. Так быстрее решались задачи, легче переводили с немецкого упражнение. Только русский делали медленно. Наша учительница требовала, чтобы написано всё было без клякс и зачёркиваний, а для этого нужно было время и внимание. К возвращению родителей домой с работы большинство наших девочек уходили от Люси. Я оставалась обычно последняя, кроме хозяйки, кто дожидался прихода тёти Лизы с работы.  Мой двор соседствовал с домом Полухиной, в заборе была дырка, через которую я попадала в свой двор. Мама моя частенько задерживалась после работы, поэтому я не боялась, что меня будут ругать за позднее возвращение домой.

  Так мы жили года три, а в 1954 году Люсе Полухиной пришло письмо. Оно пришло не по почте, его привезла какая-то женщина, которую девочка видела первый раз. Женщина постучала в дверь, хотя работал звонок. Полухина открыла. Женщина сунула ей конверт и ушла. Мы с подружками были в это время у Люси.

Конверт был самодельный, из очень плохой бумаги. На это мы обратили внимание потом, а сначала просто стали читать письмо.

«Здравствуй, дорогая моя доченька! Тебе, наверное, сказали, что я умерла. Я и правда, думала, что умру, так и не повидав тебя. Но мне повезло, я осталась жива. Я жива. Твоя мама.»

 Легко представить, что чувствовала Люська, когда мы, её подруги остолбенели от этого известия. Отец её, в то время полковник, был тогда в командировке в каком-то другом городе. Кроме нас и постаревшей тёти Лизы у Полухиной никого не было рядом, кто мог бы что-то посоветовать. Я потащила Люську к нам домой. Моя мама в 50-ом году вышла замуж. Мой отчим был человек умный и добрый. Я надеялась, что он что-то посоветует моей подруге.

Мой рассудительный отчим повертел конверт без обратного адреса, отметил, что это самодельный пакет. Прочитал содержание и сказал, что это письмо явно из тюрьмы. Но вот из какой? Надо дождаться отца и поговорить с ним. Если же эта женщина придёт до его возвращения, то разговаривать лучше с ней в присутствии кого-нибудь из взрослых. А вдруг – это всё обман и нет никакой матери, а просто кто-то из уголовного мира ищет дурочку, где можно переночевать или ещё для каких-нибудь плохих намерений.

 На Люськино счастье вернулся из командировки отец.  Между отцом и дочерью был длинный неприятный разговор. Отец признался, что все эти годы обманывал Люсю, говоря, что мать умерла. Он действительно так думал. Мать Люси Наталья смолоду была худая болезненная, заболела она и после родов. Врачи говорили, что ей нужно усиленное питание и тёплый климат, чтобы поправиться. Муж отправил её к своим родителям под Ворошиловград, а Люсю оставил в Москве у своей сестры. Та тоже  только родила, она была женщина дородная, молока хватало на двоих детей. Так Полухина фактически с рождения не видала свою мать. Когда девочка стала подрастать, отец забрал её себе, таская из гарнизона в гарнизон. О жене он знал по письмам, что она работает в колхозе, но каждое лето одно за другим засушливые, урожаи плохие, живут бедно. Им еле хватает, чтобы троим прокормиться. «Люсе в военных гарнизонах, по крайней мере,  не быть голодной, а значит, пусть пока будет с тобой!» - писала Наталья.

 И вдруг письма перестали приходить. А через некоторое время Полухина вызвало военное начальство и предложило оформить развод с женой, замешанной в хищении государственной собственности, иначе ему придётся уходить из армии. Тогда же он узнал, что Наталью посадили в тюрьму. Развод Сергей оформил, а в первый же отпуск отправился к родителям, выяснить, что же произошло. Родители рассказали, что Наталья по вечерам ходила по колхозному полю, собирала колоски. Иногда получалось, что из этого зерна удавалось на вечер на всех троих испечь лепёшки. Так продолжалось до тех пор, пока её за этим занятием не поймал местный сторож. Свалив на Наталью ещё и то, что он за это время сам украл, тем самым засадил её в тюрьму. Куда её отправили, на сколько лет посадили, так и не узнали родители Сергея. Вот так пропала Наталья. Люсе сказали, что мать умерла.

После этого письма и рассказа отца прошло несколько месяцев, прежде чем к Полухиным вновь пришла женщина, передававшая первое письмо. Дома были тётя Лиза и Люся. Женщина рассказала, что мать Люси полгода, как выпустили, но Наталья сейчас в больнице. Женщина назвала адрес больницы, сказала, что мать очень плоха, посоветовала пойти к ней побыстрее, иначе можно не застать в живых.   Отец и дочь отправились в больницу. Больница оказалась для туберкулёзных больных и, во избежании заражения, туда посетителей не пускали. Разрешалось лишь переслать передачу, даже записку от больного передать  родным было нельзя.

Врачи сказали, что Наталья не жилец. Её подобрала «Скорая помощь» три месяца назад на улице, где она лежала без сознания, а изо рта её хлестала кровь. Спасибо прохожие вызвали «Неотложку». Туберкулёз её был в последней стадии, никакое лечение уже не помогало.

Мать свою Люся так и не увидела ни живой, ни мёртвой. Хоронили её в закрытом гробу.

Дома отец нашёл маленькую фотографию Натальи ещё довоенную. Это было всё, что увидела дочь, узнав о том, что у неё всё это время была мать.

В 1956 году мы окончили школу. Разбежались друзья и подружки. Как-то все стали видеться реже, встречаться случайно. Кто поступил учиться, кто работать. А через три года моя семья получила новую квартиру на Юго-Западе Москвы, и наши с Люсей встречи даже случайные прекратились.  Студенческая жизнь, потом

замужество, рождение дочки – всё мне как бы заслонило детскую дружбу.

Моей дочке было два года, когда она после гриппа долго не поправлялась. Врачи советовали поехать в Подмосковье, поесть вдоволь земляники, попить парного молока и больше быть на солнышке. Моя однокурсница рассказала, что по Казанской железной дороге есть прекрасное местечко : маленькая деревушка в лесу, цены для дачников приемлемые, коровы же в каждом доме есть. С начала мая я поехала в эту деревню вместе с няней моей дочки, так как у меня  отпуск должен был быть лишь в июле. Мы с ней выбрали домик, который нам показался самый приятный, познакомились с хозяйкой, словом, сняли дачу. В ближайшую же субботу я дочку с няней отвезла в деревню. Возвращаясь на станцию, чтобы ехать в Москву, я увидела в лесу полную женщину в белом халате с группой ребятишек. Детей было человек 20. Очевидно, из какого-то недалекого детского сада. Женщина обернулась и вдруг воскликнула : «Неужели это ты, подруга!?»

Я, ослеплённая солнцем, не сразу поняла, кто передо мной. А это была Люся Полухина, пардон Людмила Сергеевна и не Полухина, а Червякова. Всё это - и о её замужестве, и о рождении  сына, и о гибели сына и мужа в авиа катастрофе я узнала позже, когда мы провели с ней не один вечер вместе. Люся работала директором детского сада. Сад выехал на дачу. Дача располагалась в пол километре от нашей деревни. Красивая лесная тропинка соединяла наши два посёлка. Мы каждую удобную минуту старались увидеться и пообщаться. Подружка рассказала, что тётя Лиза умерла, что отец вышел на пенсию, что живёт она с ним вдвоём всё в той же квартире. Только квартира теперь не коммунальная , а их с отцом отдельная. Ведь соседка была одна. В  районном исполкоме удовлетворили их просьбу об улучшении жилищных условий. Тем более, что тогда ещё были живы и сын, и муж Люси.

Раньше Полухина никогда не проявляла интереса к педагогике, но после гибели сына её , как магнитом тянуло к маленьким детям. Сыночку было три года, а ребяткам в детском саду от трёх до семи. Они помогли Люсе пережить этот ужас двойной потери и помогают жить дальше. Люся и в детстве всегда была добрая девочка, сейчас же от неё исходило столько тепла, что казалось, хватило бы на несколько человек сразу. Когда к Людмиле Сергеевне в кабинет приводили какого-нибудь шалуна или шалунью, она сажала его (её) к себе на колени, гладила по головке и говорила, что не верит, что такой хороший мальчик или девочка могут не слушаться воспитателя или драться, или ещё что-нибудь , в чём они были виноваты. Удивительно то, что ребятишки и, правда, исправлялись, а когда она ласково говорила им, что надо извиниться перед воспитателем или мальчиком( девочкой), они извинялись. Всё то, что она в своё время не дополучила от родителей, и что не успела излить на родного ребёнка, она выливала на своих подопечных. В Москве детский сад, в котором  директорствовала Людмила Сергеевна Червякова, располагался в Погорельском переулке. Это Москворецкий район.

Я же теперь жила на Юго-Западе, через дорогу у нас был детский садик. Сад был хороший, дочке в нём нравилось. Я же  всё равно сожалела, что в дочкином саду   не работает  директором Людмила Сергеевна Червякова, дорогая моя подружка.