Эксперимент и Страх. Вечный двигатель

Свидетельством того, что я был абсолютно прав в своём представлении Эксперимента в Урае, как абсолютно не интересного ни самому городу, ни его жителям, может служить хотя бы их интерес к настоящим заметкам,  точнее полное отсутствие подобного интереса.
Мои обращения к соответствующим организационным структурам города (музей, библиотека, отдел народного образования, мэрия) с предложением хоть как-то отметить четверть вековой юбилей Эксперимента также остались безответными, поскольку Эксперимент городом не приветствовался и не воспринимался адекватно ни тогда, ни сейчас.
Мягко отметим, что однажды Альбина Вениаминовна Андреева – директор школы номер четыре – а в период Эксперимента – тот самый куратор, которому и надлежало зафиксировать каждый мой шаг и понять, как я двигаюсь, чтобы затем самостоятельно применить мою технику движения в Эксперименте «на практике» - одним простым признанием неожиданно высветила мне всю глубину подлежащей здесь раскрытию темы.
Собственно произнеся понятный даже пятилетке текст она дала ответы на множество самых разнообразных вопросов об эксперименте!
Я спросил у неё, почему она не предложила мне стаканчик чая (чаю, чайку), в момент моего гостевого визита в «её» школу, она улыбнувшись ответила:
- Потому что Вы, Алексей Алексеевич, нам больше не опасны!
Вскоре наступившее «будущее» продемонстрировало ей во всём блеске, что опасностей вокруг было вполне достаточно и без меня.
В любом случае чай её не разорил бы.
Я хорошо помню тот вечер, когда она плакала у окна, на третьем этаже здания городского (так мне кажется по прошествии лет) банка (под аппарат УПВО – учебно-производственного воспитательного объединения был передан третий этаж этого благословенного здания в самом центре города!) и обращалась ко мне чуть ли не «Алёша». Над ней повисла тогда угроза увольнения. Виталий Степанович Ноздрин – генеральный директор УПВО – был весьма решителен и настойчив. Да и Евгений Борисович – в прошлом глава администрации города весьма заметного на карте Украины – тоже не производил впечатления «добренького дяденьки». Что касается меня, то в один момент, когда она, уже на посту директора школы, допустила невыполнение моего распоряжения, я не колеблясь отдал приказ о её освобождении от занимаемой должности! На моё счастье в следующее утро вернулся Евгений Борисович и приказ мой таки отменил!  Так что говоря об «опасности» Альбина Вениаминовна имела ввиду не абстрактный стандартный набор угроз и опасений, а вполне конкретных людей и вполне конкретный личный, подчас горький, но всё-таки опыт.
Итак: опасность! Дэнджерос! Вот он – главный двигатель Эксперимента!
Как воспринимал «Эксперимент» простой обыватель? 
А примерно вот так:
Высокое московское начальство сбрендило. Постепенно рехнулось.  Его слова и движения неясны, сложноваты для простого статусного управленца. Для усиления контроля на местах учредили нечто запредельно философическое  - «Эксперимент» - где в названии более или менее ясно различимы только четыре последние букоффки. Прислали своих клевретов. Двое ещё так себе … но третий… Третий явно не в себе. А как начнёт говорить, тут уже кричи «караул»!!!
И впечатление производит на всех только одно: Бешенный!
А вы ведь знаете, как ведут себя больные бешенством коты! Да, да! Они норовят в активной фазе вцепиться в лицо, в глаза! И кусать! Кусать! Кусать!
С первых дней я продемонстрировал горожанам свою непредсказуемость, внезапность, энергичность, готовность не идти ни на какие компромиссы… Меня воспринимали именно в режиме страха! Нет, не в  смысле «боится, значит уважает» а именно тотального безотчетного страха. Чёрт его знает, чего от него можно ожидать!
Особенно страшно родителям становилось за своих детей. Народ прекрасно понимал, что он целиком зависим от школы. Ребёнок изначально заложник у Системы! Хорошо, если у педагога что-то явно не так. Можно подавить на начальство, вытребовать маленькие преференции. А если он – педагог – и внешне и внутренне безупречен? Если у него педагогический стаж – сколько не живут? Если он числится в ведущих идеологах города?
Тут уж волей-неволей во всём виноват сам родитель – не так воспитал! – и сам ребёнок - не так себя вёл!
И тут уже было не до шуток.
Дяденьки приехали, всяких словов наговорили, причём мы сами большинства таких словей и не слышали. А деткам предстоит поступать в «нормальные» вузы на «большой земле».
Знаю точно: кое-кто в городе названивал знакомым преподавателям вузов в других городах и интересовался. А на том конце «провода» отвечали, что слыхом не слыхивали и, что «гоните их взашеи»!
Конечно нам сказочно повезло: на стороне эксперимента была ПАРТИЯ! И её Ленинское Политбюро ЦК КПСС. И «Учительская газета». И мониторинг «эксперимента» осуществляли лучшие и самые авторитетные педагоги города. Но всё-таки страх оставался. Страх парализовывал волю.
А главное игротехническое действие Куркина было направлено именно на срыв воли к сопротивлению. И ему нужен был человечек, который бы активно собирал на себя негатив и светился перед городом в качестве штатного идиотика.
Была ли у меня возможность не брать на себя эту дичайшую роль?
Что такое настоящий подлинный «экстрим»?
В каких случаях люди грудью ложатся на амбразуры дотов?
Нет!
Иной возможности апробации великолепной механики «модульной школы» у меня не было и не могло быть! Мне выпал наиредчайший шанс, шанс не выпадавший тысячам замечательнейших педагогических новаторов. На моё счастье меня учил лично Иван Васильевич Звягин. На моё счастье никто из урайских деятелей педагогики не знал ни самого Ивана Васильевича, ни  его идей, ни его силы.  Одно дело, когда на вас идёт просто неизвестный вам мужичок с ноготок. И вы полагаете, что это просто дебил из деревни. Иное дело, если вам шепнули его имя – Чак – и сообщили, что это ученик великого мастера единоборств… Про меня никто никому ничего адекватного не шепнул. Я воспринимался как собачонка-пустолайка при барине Куркине.
Таким меня воспринимало не одно поколение урайских руководителей.
Это и спасло мне жизнь в Урае.
Общее мнение мне озвучил один, очень впоследствии близкий мне человек:
-Никто о тебя руки пачкать не хочет! А то бы давно уже пристрелили…
Представьте только себе: идёте спокойно по улице, никого не трогаете, и вдруг из подворотни с громким лаем вылетает разъярённая собачонка! И норовит вас, злобно рыча, цапнуть за ногу!
Впечатление однозначное: пёсик взбесился!
И тогда вами начинает двигать только одно чувство: страх.
Понятно, что население косилось в мою сторону ох как недобро!
И мы слиплись намертво. Я и Эксперимент.
Эксперимент – как особый вид буйного помешательства у власти и я – как образчик персонифицирующий собой это самое буйное помешательство.
Наконец мы достигли предела.
Это случилось в тот момент, когда мы решились отменить классное руководство.