Невезучий

                33  НЕСЧАСТЬЯ
          Был у меня знакомый, Василий Абрамович Лимов. И как только судьба сводила меня с ним, на охоте ли, на рыбалке, я сразу вспоминал чеховского Епиходова из «Вишнёвого сада». Но если у Антона Павловича его называли «двадцать два несчастья», то Лимова безо всяких скидок можно было называть «тридцать три несчастья». Судите сами.
          Поехали мы на охоту, на кабана. Слово за слово, и вдруг Борис Королёв спрашивает: «Василий Абрамович, а где твоё ружьё?». Дальше, конечно, всё понятно – забыл! Но с этой охотой ещё не всё! Когда к вечеру стали собирать «трофеи», оказалось, что наш «епиходов» завалил бродившую в камышах корову. Пришлось Борису отдавать хозяевам свою тёлку. Слава богу, разошлись миром. В другой раз пошли мы на фазанов. Тоже продираемся через камыш, через кустарник, и вдруг грохот дуплета, и треск веток, причём в две стороны. Оказывается, Лимов наступил на мирно спящего кабана, тот вскочил, подкинул бедолагу и удирать. А Василий Абрамович с перепугу разрядил оба ствола и тоже удирать, но в другую сторону.
          А на рыбалке был такой случай. Поймал наш герой хорошего сазана, килограмма на полтора. Посадил его на кукан, а верёвку сделал длинную. Сазан «разбегается» и прыгает, «разбегается» и снова «свечку» делает. А Лимов радуется: «Мой-то, а! Какой красавец!» Кончилось тем, что сазан разорвал жаберную кость и был таков.
          Сложные отношения были у Василия Абрамовича и с  деньгами. Расскажу один только случай. Как вы помните, в 1961 году была денежная реформа. Получил Лимов аванс за январь и зашёл на рынок прикупить кое- что.  Аванс он получил пятидесяткой и десяткой, а заплатить надо было около двадцати рублей. Жалко было отдавать новенькую купюру, но пришлось. С новыми деньгами все были знакомы ещё плохо, ну и сдачу он получил зелёненькими лотерейными билетами 1959 года, давно уже вышедшими в тираж.
          Вспоминаю и такой случай. В шестидесятых атрибутом каждого труженика обязательно была «авоська» - лёгкая плетёная сетка, которую легко было упрятать в карман или дамскую сумочку, а при необходимости извлечь. Очень надёжное было изделие. На моей памяти был только один случай, когда сетка порвалась, да и то это был случай с нашим бедолагой. Поместил он в авоську буханку хлеба и две бутылки «плодово-выгодной» «Анапы» и шёл с чувством выполненного долга домой. Городок наш был небольшой, в шестидесятые асфальтом здесь и не пахло, и когда сетка у Василия Абрамовича порвалась, можно было надеяться на благополучное падение содержимого. Но не тут-то было… Падение произошло на единственном двухсотметровом участке центральной улицы покрытой булыжником. Да и пересекать её надо было поперёк, то есть пройти по булыжничку метров семь-восемь. И вот поди ж ты. Обе «Анапы» вдребезги… Правда буханка уцелела. Вот пожалуй всё, что я вспомнил, хотя случаев подобных была масса.
          Ну а жизнь закончил Василий Абрамович тоже очень неудачно: полез в погреб откачивать подпочвенную воду, соскользнул со ступенек, ударился лбом о притолоку, упал вниз головой и захлебнулся.… А ведь предсказала цыганка его родителям: «Пасмурная жизнь будет у мальчика!».
          Так вот оно и вышло.