Хиросима для СССР к 70-летию первой атомной бомбар

            ХИРОСИМА ДЛЯ СССР
К 70-летию первой атомной бомбардировки 06.08.45.
         Глава из повести "Мария"   
               
 Погрузка военной техники на транспортный корабль –   двухтрюмный сухогруз – началась на следующий день после этой походной свадьбы.
План Дальневосточной кампании включал в себя четыре операции: Маньчжурскую стратегическую наступательную, Южно-Сахалинскую стратегическую наступательную, Сейсинскую и Курильскую десантные.   2-я Армия ДВ фронта совместно с Тихоокеанским флотом под командованием адмирала И.С. Юмашева должна была обеспечить самостоятельное проведение сухопутной наступательной Южно-Сахалинской и морской Курильской десантных операций. Боевые части 2-й Армии должны были освобождать Южный Сахалин, и острова Кунашир, Шикотан, Итуруп и Уруп. Эти острова и южная часть острова Сахалин до Русско-Японской войны 1905 года, от 50-й широты были российской территорией. В результате поражения в той войне, эти территории отошли к Японии. Теперь предстояло вернуть их назад.
 
  Кроме того, 2-я Армия ДВ фронта должна была также обеспечить Сейсинскую десантную операцию и поддержку с Японского моря проведение 1-й Армией ДВ фронта Харбинско-Гиринской сухопутной операции в Манчжурии, с дальнейшей высадкой в Японии,в Хиросиме. Это был советский блицкриг, продуманный и удачный, в отличие от немецкого блицкрига в России. Реальное сопротивление японцев в Маньчжурии продолжалось менее недели. Японцы активно сопротивлялись только у границы, а потом быстро отступали.
 
  В проведении сухопутной наступательной Южно-Сахалинской операции, участвовали два корабля транспортника 2-ой Армии ДВ фронта. Первый,  непосредственно участвовал в освобождении южной части острова Сахалин. Второй транспортник должен был следовать с первым до залива «Анива» а затем продолжить свой боевой поход по освобождению Курильских островов, начиная с самого южного – Кунашира. Подводники  обеспечивали сопровождение  и охрану транспорта  в Японском море, и свободный проход второго транспорта с боевым конвоем через пролив Лаперуза.  На завершение морской части   операции, отводилось семь дней. Общее руководство военными действиями в войне с Японией осуществляло Главное командование войсками на Дальнем Востоке во главе с Главнокомандующим – Маршалом Советского Союза А.М. Василевским.

 Погрузка на транспорт «Анива» шла днём и ночью. Равномерный гул корабельных и портовых лебёдок прерывался резкими ударами кувалд такелажников. Все штабные и санитарные машины, Дожи и Виллисы, были погружены на верхний ярус трюмных палуб. Нижняя палуба трюма была полностью загружена танками, бронетранспортёрами, Студебекерами и двухосными пушками. В центре трюма, через все ярусы до самого дна зиял квадратный, погрузочный проём, задраенный на уровне палубы на время похода брезентовым пологом с вшитыми пластиковыми призрачными небольшими окошками.
 
  Края проёма на ярусах были ограждены канатами в два ряда – леерами. Кунг, в котором размещалось рабочее место Марии, на борт корабля загрузили не случайно,  рядом с кунгом связи,  штаба 2-ой Армии ДВ фронта, в котором отвели боевое место для Жоры. Всех вестовых сынов полка распределили по штабным машинам верхнего яруса кормового трюма.
Сыны полка, жили по распорядку воинской части в боевом походе, в кунге – штабной машине связи.  Старшина обучал их владению боевым стрелковым вооружением и телефонной связью со штабными машинами полевыми аппаратами. Каждому  были поставлены боевые задачи, и место в боевом порядке части. Жоре было поручено помогать связисту у аппарата, принимать звонки и передавать их голосом по команде на верхнем ярусе трюма. Он шмыгал между закреплённой на ярусе техникой и вызывал нужных людей к телефону.
 
  К концу второго дня погрузка была закончена. Ожидали команды к выходу в море. Жаркий август раскалил металл техники и палубы. На верхних ярусах трюма, прямо под палубой, стояли «катюши», лёгкая штабная техника, походные кухни и санитарные машины. Разогретая солнцем палуба излучала жар. Жара и повышенная влажность создавали на ярусах эффект бани. Гимнастёрки солдат, работающих в трюмах, были мокрыми от пота, словно их окатили водой. Стояла невыносимая духота. Стойкий запах пота, выхлопных газов и дыма походной кухни разъедал глаза, вызывал першение в горле и в носу. Лёгкий бриз с трудом покачивал корабль. Пришвартованный кормой к берегу, он был притянут к пирсу двумя канатами, закреплёнными на огромных кнехтах на берегу, и зафиксирован двумя носовыми якорями, опущенными в бухте. Жора постепенно  привык  к духоте и жажде. 
 
  Окончание погрузки и ограничение передвижения, вдруг утомили Жору бездельем. Перекусив сухим пайком и американским консервированным соком, усталый и переполненный впечатлениями, он уснул ещё до отбоя. Ночью проснулся, от прикосновения материнских рук. Мария гладила сына по голове и укрывала  шинелью. «Зачем я тебя взяла? Зачем? Господи, прости меня! Господи, спаси и сохрани!» – шептала она. Жора всё слышал, но лежал не шевелясь. Её тревожность пугала  предчувствовием беды. В кунге горел ночник, дневная жара сменилась прохладой и запахом моря. Корабль мелко дрожал, ровно работали корабельные двигатели, слышался плеск обтекающей волны. Транспортник вышел на рейд бухты «Золотой рог» в ожидании формирования морского каравана из сопровождающего охранного конвоя. Мария надела на Жору спасательный жилет, проинструктировала как себя вести при поступлении команд, поговорила со старшиной и ушла в свой штабной кунг. Жора уснул.
 
  Наступало утро 6 августа 1945 года. Транспортник, выйдя из бухты «Золотой рог», встал на рейде в заливе «Петра Великого». Ждали приказа «Верховного» о начале войны с Японией, как было предусмотрено Ялтинской конференцией.  Солдатам объяснили, что выход в море отложен из-за разыгравшегося шторма в Японском море. Ещё вчера ясное небо превратилось в серое и тревожное покрывало. Дул порывистый ветер с моря, со стороны японских островов, мокрый и пронизывающий. По корабельному радио объявили запрет курения и всяких перемещений по кораблю, особенно выход на верхнюю палубу. Батальонной такелажной команде было приказано срочно проверить все крепёжные соединения военной техники, особенно стоящей на палубе. Всему личному составу  приказали проверить наличие и исправность индивидуальных средств химзащиты и противогазов. Зенитной палубной батарее – быть в готовности номер один. Все штабные кунги, словно подвешенные на ниточках антенных проводов связи, идущих вверх, к трюмным люкам, заполнились звонками, телефонными переговорами, докладами и отрывистыми командами начальников.
 
   Жора сидел в своём кунге на отведённом  рундуке, в спасательном жилете и с противогазом через плечо. Недавнее, замеченное им чувство тревоги матери, теперь стало заметно и в поведении других. Офицеры и солдаты связи, находившиеся в кунге, прежде весёлые и разговорчивые, помрачнели и замолчали. Ранее они постоянно шутили, рассказывая, разные были, и небылицы о своих боевых делах и походах. Из их рассказов вытекало, что главная трудность и опасность на фронте – это передислокация и ожидание наступления. Сейчас был тот самый момент, и Жора тоже это ощутил. Войска ожидали приказа для наступления. Волнение ожидания лишало  чувства страха, но пробуждало раздражение нетерпения.    Тревожное ожидание чего-то неясного заставляло колотиться сердце. Жора  услышал его частый стук.
 
  Вдруг в  кунге резко и непрерывно зазвонил тревожный телефон. Офицер быстро поднял трубку и, не отрываясь от неё, включил тумблер громкой связи:
– Готовность номер один! – Разнеслось  повторяемая команда по всему кораблю. – Всем занять боевые места! Задраить все люки! Приготовить средства индивидуальной химзащиты.
Ночная тревожность матери стала понятной, и обретала конкретные проявления. По всему кораблю зазвучал квакающий звук тревожного ревуна. Двигатели транспортника заработали, набирая обороты. Корабль набирал ход, одновременно меняя курс. Он быстро, как это было можно, поворачивался. Боковая нарастающая качка стала меняться на носовую. Она всё росла и росла. На рундуке уже невозможно было сидеть, не держась за него.

  Вся мебель в кунге была закреплена, даже телефонные аппараты, и это облегчало работу офицеров. И только полевые телефонные аппараты, пришлось держать в руках. Жоре –  сразу два. Офицеры обсуждали по карте морской акватории Охотского и Японского морей, закреплённой на планшете, направление волны и изменение курса. Определили, что мы легли на курс к острову Хоккайдо. Носовая качка, самая невыносимая,  то высоко поднимала вверх, то резко, уходя из-под зада, бросала людей вниз. Она стала такой сильной, что содержимое желудка поднималось к горлу, и нужно было делать частые глотательные движения. Жора потянулся за флягой с водой, висящей у него на ремне, но сержант у карты заметил и строго сказал:
– Не пить! Возьми в рундуке пакеты и сплёвывай в них. Хора едва успел приподнять свой зад, достать пачку специальных пакетов и срыгнуть очередной приступ в один из них. В горле запершило горечью. Не выпуская из рук пакета, он  продолжал держать в руках телефонные аппараты. В это время по внутренней связи поступила команда:
 
 – Мы в зоне 6-бального цунами от ударной волны сильного взрыва в районе острова Хоккайдо! Врачу носового трюма срочно прибыть в подразделение Пархисенко. Травма солдата. Всем палубным спуститься в трюмы! Прекратить перемещения по ярусам! Зенитчикам – боевая готовность!
 – Цунами от ударной волны?! – Это ненадолго, это хорошо! Высокие волны от ударной волны, быстро пройдут. Видно, большой взрыв над морем или на берегу, – со вздохом объяснил, успокаивая всех офицер. – Прокатится девятым валом, и всё кончится. Армейские метеорологи шторма не дают, но облачно! Так что, и атаки с воздуха не будет. В облачность самолёты не летают. – Он замолчал, уткнувшись в карту, лежащую перед ним. Через минуту он повернулся на стуле-вертушке ко всем и, улыбаясь, сказал: – Не дрейфь! Прорвёмся!

  – А я и не боюсь! – Задиристо  отозвался Жора, проглатывая новый спазм в горле. Качка оставалась  сильной, а тревога и сердцебиение – ровнее.
 – Ну вот, солдат, с морским крещением тебя! – Добавил он, похлопывая Жору по плечу. – Доложу, Марии Герасимовне, что ты мужественно прошёл испытание! –  Жора снова уткнулся в пакет.
 Минут через пятнадцать носовая качка стала уменьшаться. Двигатели, судя по шуму, перевели на малые обороты. Транспортник, будто раскачивался в большом корыте. Рвотные спазмы  прекратились. Жора запаковал свой пакет в другой пакет и сунул в брезентовый мешок для мусора. Напряжение спало. Офицеры активно работали на связи. Что-то спрашивали. Что-то передавали. Подходили к карте, выполняя какие-то расчёты и измерения. В кунге стало душно, стоял терпкий запах рвоты и пота. Включили вентиляцию.

 – Меняем курс. Слава Богу, что не пришлось одевать противогазы. Ударная волна прошла в смеси с водной пылью. Заодно дезактивировала транспорт, – Наконец, посвятил  происшедшее  старший офицер. – Теперь ложимся в дрейф. Можно оправиться, расслабиться, вынести мусор.
 Сержант Михаил Ревин, который опекал Жору тут же встал и подошёл к нему.
– Ну, как, ничего? – спросил он, беря его за руку. – Идти-то сможешь?
 Он взял мешок с мусором, открыл дверь кунга и, не отпуская   руки, спустился по приставной стремянке на палубу яруса. Жора почти скатился с этих двух ступенек и почувствовал, что ноги его затекли. Он едва поспевал за сержантом, который тащил за руку к бортовому туалету. В железных контейнерах рядом с туалетом было полно мусора в пакетах и без. Сержант бросил мешок и, не отпуская   руки, затащил Жору в туалет. Воздух в этом загаженном и заблёванном, засыпанном хлоркой железном туалете   оказался свежее, чем в кунге и тем более в трюме.

 – Ну что, успели, – со вздохом облегчения сказал сержант, опорожняя свой мочевой пузырь. – Давай, давай и ты! А то уж, поди, штаны мокрые.
 – Нет! Не мокрые! – Вызывающе ответил Жора, наслаждаясь процессом облегчения. И тут он почувствовал: свежий воздух дул из канализационных труб, выведенных за борт.
– Может, посидишь? Я научу тебя, как это делать при качке. – И, не дожидаясь  его ответа, сержант взял висящий на стене на кране конец шланга, вышел вместе с Жорой за дверь, приоткрыл кран, и, прикрываясь дверью,  стал из-за угла обмывать стены и пол этого большого унитаза. Всё стекало за борт. В туалете стало чище, чем на палубе.

  –Заходи – сказал он. – Вот на стене скоба. Снимаешь ремень, продеваешь через скобу, застёгиваешь, надеваешь на затылок и держишься, сидя, как за длинную ручку. Понял. – Жора  кивнул. Сержант вышел, прикрыв дверь, и закурил, выпуская дым в щель двери туалета. На двери туалета большими красными буквами было написано: «Не курить!»
 Выбросив  содержимое мешка, мы вернулись в кунг. Через плексигласовые окна на тенте, закрывающем проём трюма,  было видно, что небо посветлело. В трюме вдоль лееров висели фонари. Воздух посвежел. В кунге нас ждал завтрак: два термоса с кашей и с чаем. Сержант достал из рундука миски, ложки, кружки и стал раскладывать еду на всех присутствующих. Из обрывочных фраз телефонных переговоров офицеров, вырисовывалась картина, что цунами был вызван мощным взрывом на японском острове Хонсю, где-то вблизи города Хиросима. Бомбу сбросил американский бомбардировщик Б-57. Похоже, это была та бомба, о которой офицеры штаба говорили как о новом оружии американцев, способном изменить итоги войны и нашей победы над Германией.
 
 – Понятно. Наш,  тактический манёвр фронта не может быть осуществлён скрытно. – Не отрываясь от карты, высказался офицер штаба.
  – Воздушная разведка докладывает, что город стёрт с лица земли. Невиданные разрушения, словно город бомбили целый месяц. Войскам там и делать нечего.
– Такие  разрушения возможны  от «бомбы возмездия», разрекламированной Геббельсом.
–  По данным нашей  внешней разведки  у американцев ещё нет такой  бомбы. 
– А по данным   ГРУ, в Пенемюнде было готово необходимое количество оружейного урана для немецкой «бомбы возмездия».   На этом заводе в апреле 1945 года шли круглосуточные работы по созданию ракеты ФАУ – носителя для этой   бомбы. Генштаб организовывал снец. операцию по уничтожению этого завода. Бомбы уже не было.   
 – Похоже,  её раньше успели вывезти   войска американского генерала Трумена на западном фронте.  Службы Бормана тогда же вели тайные от Гитлера  переговоры. Выторговывали у Трумэна себе жизнь за готовый  оружейный уран  для бомбы.
 – Эта бомба тормоз нашим  военным планам. Очевидно, узнав о нашем выходе курсом на японские острова, американцы этим взрывом,  предупреждают  наше командование, чем грозит нам высадка на японские острова. – Жаль, Трумэн стал Президентом, и  не отвечает за обещания Рузвельта. Обобщил старший офицер все разговоры.
  – Наша война  Японии ещё не объявлена.
 
 Этот инцидент произошёл после выхода транспорта из залива «Петра Великого».  Транспорт, в ожидании объявления войны с Японией, не мог начинать боевые действия, и «болтался» в Японском море севернее 40-й широты уже второй день. Мария всё это время была перегружена оперативной работой. Она смогла поговорить с сыном только по внутренней связи, сразу после шторма и похвалить его  за достойное мужское поведение.
 – Мне сказали, что ты вёл себя, как настоящий мужчина! Молодец!

    В тревожной неопределённости оперативной занятости штаба, назревало молчаливое напряжение. Всё чаще офицеры, отрываясь от карт и расчётов, роняли: «Скорее бы!» Выяснилось, что врач, которая в шторм спускалась в трюм в подразделение полковника Пархисенко, поскользнулась на трюмной лестнице, сорвалась в трюм и разбилась. Жора знал эту женщину, и ему стало  не по себе от этой вести. Но ещё больше его поразило, когда  он впервые услышал, что погибших на корабле, хоронят в море и он не увидит её похороны. Он с грустью подумал, что после похорон в море, не остаётся даже холмика.
 Походная жизнь на корабле продолжалась. Все боевые подразделения транспортника, жили своей походной жизнью.

   9 августа, в 6 часов утра  после завтрака, прервав обычные утренние доклады, по общей селекторной связи прозвучал сигнал «Слушайте все!» В динамиках посвистело, потрещало и, сквозь устраняемые помехи, зазвучал голос Левитана. Он зачитал обращение Верховного Главнокомандующего товарища Сталина И.В. ко всем Командующим Армий, командирам воинских частей и подразделений, ко всем  гражданам Советского Союза об объявлении войны Японии и начале боевых действий по всем фронтам с 00 часов Московского времени, 9 августа. Офицеры почти хором выдохнули: «Наконец-то!» Сразу же после сообщения загудел аппарат Главнокомандующего. Офицер кратко ответил: «Есть!» и стал доставать из сейфов пакеты и карты.

  На картах, в правом углу большими буквами было написано «Операция Шторм». Другие офицеры тоже вскрывали пакеты и по телефонам отдавали распоряжения подчинённым подразделениям. Началась напряжённая и чёткая работа штаба. Жора, сидя в углу на своём рундуке, наблюдал за всей этой работой,  и с волнением повторял за взрослыми «Наконец-то», «Накрнец-то»! Ещё не понимая, что он участвует в историческом событии, и, не осознавая возможных опасностей, он испытывал приподнятое настроение.   Двигатели корабля задрожали крупной дрожью,  заработали на полный ход. Корабль поменял курс на 180 градусов, на северо-восток, к проливу Лаперуза. Движение к войне началось. Штаб работал по плану.
 Вечером, то ли от этих мыслей, то ли от сильных волнений, Жора  незаметно для себя заснул сидя, убаюканный ровным гулом работающих дизелей корабля.
– Спи, спи! – Сквозь сон услышал он голос сержанта, укладывающего его на рундуке, и забирая из его объятий полевые телефонные аппараты. – Завтра будет горячий день!…
 
  *    *    *   
Всех разбудила артиллерийская канонада и воющий свист реактивных снарядов «катюши». Стреляли из палубных орудий и реактивных установок. Орудия стреляли по сопкам, «катюши» стреляли в море, в сторону входа в Анивский залив.
– Где мы? – соскакивая и приводя себя в порядок, спросил Жора.
– Мы на рейде залива Анива, морского порта Корсаков. Небольшая устрашающая артподготовка для обеспечения безопасности выгрузки, – сообщил сержант Ревин.
Жора побежал в туалет и заметил, что трюмные тенты сняты, небо уже серело в преддверии рассвета. На всех ярусах трюма шла активная работа по подготовке к разгрузке техники: снимали крепёжные растяжки, подключали аккумуляторы, проверяли запуск двигателей. Вернувшись в кунг,  он нацепил на себя всё своё боевое имущество: рюкзак, противогаз, каску и занял отведённое боевое место при выгрузке...
 
  В кунге остались только офицеры связи. Артподготовка прекратилась. Транспортник кормой стал подходить к причалу. Вскоре раздался характерный лязг носовых якорных цепей и характерный плеск от падающего якоря. Из кунга слышались доклады разведгрупп  по полевой связи: «На пирсе японцев нет! Морской вокзал – чист! Привокзальная площадь – чиста! Дорога проверена. Мин нет! Высота 01 и 02 – под контролем, и Проверены. –  Мин нет!» «Блокпосты – выставлены». – Оказывается, штурмовой десант высадился раньше начала артподготовки.
 Тем временем транспортник швартовался кормой к пирсу. Кормовые прожектора освещали ярким светом всё портовое пространство выгрузки, и Жора, со своего места, мог видеть весь процесс причаливания и выгрузки. На миг отработали винты заднего хода, и корабль мягко уткнулся в пирс. Кормовые причальные канаты брошены и закреплены. Корабль отработал вперёд и замер, как натянутая струна. Тут же заработали на открытие все четыре лепестка кормовой аппарели. Рявкнул сигнал окончания причаливания. Штурмовая рота по открытой аппарели и спущенным бортовым трапам бегом высаживалась на причал.

  Спустя несколько минут черные каски десантников, одетых в чёрные бушлаты, словно пунктирной линией оцепили весь морской вокзал и пирс. Ярко горели все мачтовые и трюмные огни прожекторов. Вся техника на нижней палубе работала на малых оборотах. Заскрежетало и залязгало железо о железо пришедших в движение танков. Четырёх лепестковый проём открыл свою пасть. Нижний лепесток аппарели лёг на причал, боковые раскрылись как ворота, образовав боковые стенки наведённого на берег моста. Верхний лепесток ушёл вверх, и над ним засветилась зелёное табло: «Пошёл». Взревели двигатели танков, и они сходу по очереди стали выпрыгивать на причал, сходу выстраиваясь в боевой порядок, постепенно удлиняясь к  выходу из порта. Следом пошли тяжёлые тягачи с людьми и пушками. А на среднем ярусе бортовые лебёдки уже спускали вниз другую технику.

   Разгрузка ярусов шла полным ходом в две линии по дну транспортника, с кормового и среднего трюмов одновременно. Носовой трюм  освобождал технику от крепежа и готовился к высадке. Старшина Василий Колесников собрал  отделение сынов полка и через бортовой трап вывел на причал. Боковой трап косо опирался на бетон пирса и раскачивался от каждого шага спускающихся солдат. Иногда шаг попадал в верхнюю точку амплитуды раскачивающегося трапа. И тогда казалось, трап готов был сбросить   в пучину вод между кораблём и пирсом. Жора держался за леер трапа и спускался, приседая на каждом шагу.
– Идти, не в ногу! – скомандовал старшина.
 
  Восходящее солнце косо светило из-за сопки, близко нависшей над городом и морским портом Корсаков.  Впервые в жизни  Жора сходил с большого корабля на берег. Ноги, привыкшие к ходьбе при качке, словно втаптывали каждый шаг, который отдавался дрожью в теле.
. – Попрыгать! – Скомандовал старшина, как только вся команда сошла на берег.
 Близкие и отдалённые звуки  стрельбы создавали впечатление, что в порту идут жестокие бои, преодоления  сопротивления высадке.  Голова шла кругом от свиста пуль, мыслей, эмоций и полного непонимания того, что нужно делать. Единственной ясной мыслью было: «Это война, и мы освобождаем нашу землю».
 
  За пределами порта, где-то в городе слышались автоматные очереди и редкие танковые орудийные выстрелы. Головные танки, направлявшиеся вглубь острова из порта, уже виднелись на склоне сопки. По   картам,  это была  единственная дорога, ведущая на север острова, в город Тойохара, японскую столицу Южного Сахалина. Подъехал крытый тягач «Додж». Пятеро сынов полка, быстро запрыгнули в кузов машины, к уже находившимся в нём трём боевым солдатам. Тягач быстро выехал с причала на привокзальную площадь и пристроился к боевой колонне. Один из солдат – сержант Ревин был с полевой рацией, подобной той, которые держал в руках Жора в походе,  и тут же доложил генералу, что отделение в сборе. Генерал приказал двигаться вместе с головной колонной в боевом порядке, и каждые пять минут докладывать обстановку. Старшина был в полной боевой экипировке. В  отделении сынов полка, автомат был только у Бориса Крылова. Техника батальона обеспечения едва успевала приготовиться к маршу и, сходу выстраиваясь в колонну, догоняла передовые машины.

 – Быстрее надо разгружаться! – Проявил понимание ситуации Борис Крылов. – Это не хорошо, что догоняют колонну!
 – А чего  плохого?   И так  двигатели работают с перегрузкой. – Проявил и Жора свои знания.
 – Ты что хочешь, чтобы нас  при  медленной разгрузке, прямо на пирсе  вражеская авиация  разбомбила?
 – Нет. –  Согласился Жора. –  Правда, плохо, что медленно!
– Что-то не нравится мне такой мирный приём, – обращаясь, к связисту Ревину, сказал старшина Колесников.
– Да. Мне тоже, – ответил сержант.

 – Что там слышно новенького в штабе? – наклоняясь к сержанту, спросил старшина.
 – Два дня назад, в день объявления войны Японии, союзники, вроде бы, бросили ещё одну такую же бомбу на Нагасаки. Видно, японцам приказано сдаваться без сопротивления. Ты заметил белый флаг на административном здании порта?
 – Да, и гарнизон в порту не большой, и видно, что они  не собираются обороняться. Будем сходу идти на Тойохару. Здесь, километров 50 по карте.
– Главное, засветло бы определиться с местом базирования, – высказал своё суждение старшина.
– Главное, чтобы у союзников эти самые бомбы кончились! – Важно изрёк сержант явно подслушанную где-то в штабе мысль.
– Нас на испуг не возьмёшь! – процедил сквозь зубы старшина Колесников.
 – Всё в порядке, товарищ лейтенант. Рядовой Георгий на боевом посту. Боёв – не предвидится! – Вдруг громко, чтобы слышал Жора, доложил по рации обстановку в тягаче Ревин. Жора посмотрел на Ревуна и заулыбался. Он понял – это о нём интересовалась  мама.

 Головная часть колонны из танков и бронетранспортёров уже перевалила через макушку сопки и скрылась из виду. Оттуда в небо взмыли три зелёных ракеты. Додж  уже вышел на тягун, ведущий к вершине сопки, и картина порта и города стала видна, как на ладони. Колонна, не ввязываясь в уличные бои, которые, судя по редким взрывам гранат и автоматным очередям, возникали то там, то тут, пополняясь десантированной техникой морской пехоты, и вытягиваясь по извилистым и узким улицам города Корсакова, словно удав, быстро выползала на оперативный простор из города. Рация радиста была настроена на волну головной группы, и из одного наушника, который он специально вывернул наружу, были  слышны все оперативные доклады передовой группы и разговоры с ними начальства.

  Обстановка пока складывалась благоприятно. На маршруте следования не было ни боевых частей, ни рубежей обороны. До города Тойохара по карте было примерно пятьдесят километров, и штурмовики предполагали возможность боевых столкновений на подходе к городу. Скорость движения колонны ограничивалась скоростью разгрузки транспортника. Колонна должна двигаться монолитно без интервалов. 
Командующий операцией десантирования боевых частей, полковник морской десантной бригады постоянно торопил выгрузку и, в то же время, придерживал головные машины. Разведгруппа, как стало ясно по отрывочным докладам, уже была на подходе к городу Тойохара, и выясняла оперативную обстановку. Над нашими головами на небольшой высоте прошло несколько звеньев штурмовиков и фронтовых бомбардировщиков. Было слышно, что они отбомбились в окрестностях города.
 
 Было ещё светло, когда штурмовая десантная бригада сходу прошла с юга на север весь город Тойохара (Южно-Сахалинск) и остановилась, уткнувшись своей передовой группой в тупик городского аэропорта. Дальше дорога шла на северо-восток острова, в город Долинск, к Охотскому побережью, до которого было километров сто. На выходе из города уже формировалась вторая колонна из частей бригады, которая, не останавливаясь, должна была продолжить движение на Долинск. Освобождение Южного Сахалина началось.

*    *     * 
 Штаб со всей своей техникой и батальоном обеспечения вошёл в город с юга и занял большое ровное поле, расположенное справа от основной дороги, на въезде в город. Головной батальон маршем прошёл до северной оконечности города и занял городской аэропорт. По всему городу шла зачистка. Японский гарнизон города сдавался без сопротивления. Они находились в шоке от массовой гибели и разрушения Хиросимы и Нагасаки, острова Хонсю. Сдаваясь советским войскам, они откровенно говорили о намерении спрятаться под «крыло» русских. Командование японскими частями острова и гарнизона было доставлено в расположение штаба операции. Разложив свои карты, они указывали места расположения комендантских взводов и рот на всей территории Южного Сахалина. 

  Они подтвердили, что основные, боевые воинские части острова Сахалин и Курильской гряды ещё в июне были скрытно передислоцированы на Маньчжурский фронт.  Японская администрация так же покинула остров. Города и населённые пункты острова сдавались без боя. Опасность могла прийти со стороны самураев, фанатиков среди гражданского населения и   партизанских групп.
 Плацдарм, занятый армией, напоминал муравейник. Боевые группы на танках и бронемашинах растекались по всему городу. Во всех городских учреждениях, почте, банке, школах и на всех выездах из города нужно было выставить блокпосты.

  Всем частям и боевым группам было приказано обеспечить надёжное дневное и ночное боевое охранение. Началась работа по расквартированию и управлению войсками. (Так говорили офицеры штаба). Мы, вестовые, бегали по огромному полю, окружённому, как забором, танками, бронетехникой, тягачами и постами боевого охранения, в поисках места расположения частей, пришедших с марша. Разносили пакеты с оперативным заданием мест дислокации под роспись. Необходимо было, как можно быстрей дислоцировать боевые части, обеспечить связь и оперативное взаимодействие. Одновременно нужно было организовать комендантскую работу с населением. На подходе был второй транспорт.
 
  С наступлением темноты «зачистка» закончилась. К этому времени кухня успела приготовить ужин: первую горячую еду за весь день. Жора, уставший, но радостный, добрался до кунга, поел, и   сразу, же уснул, как только прилёг на своём жёстком рундуке. Сквозь сон он  почувствовал или увидел во сне, как мама поцеловала его в щёку, а он не мог даже шевельнуться.
 Утро 12 августа 1945 года было ярким, солнечным и безветренным. После недельного морского похода, постоянных сумерек трюмов и штормового  продуваемого всеми ветрами моря, Марии казалось, что земля гудит под ногами, а Солнце светит так ярко и располагается так низко над горизонтом, что она навсегда поверила: Япония – страна восходящего Солнца. Город почти со всех сторон окружён сопками, и восходящее Солнце как будто заполняет эту чашу своими лучами. Эта яркое солнечное утро в Южно-Сахалинске настолько глубоко взволновало и проникло в её душу светом благополучного окончания её авантюры с участием сына в походе,  что она запомнила это утро и этот город на всю жизнь.  Солнце искупало её лаской и теплом окончания войны.
 
  Началась многодневная и многотрудная работа по установлению администрации в городе. Всем японцам, корейцам и вьетнамцам, желающим выехать на свою родину, был предоставлен морской транспорт. Началось переселение местного населения  с острова Сахалин на острова Японии и азиатский материк. А с российского материка, наоборот, на остров Сахалин прибывал второй эшелон  обеспечивающих частей и служащих. Мы победили!

 Второго сентября 1945 года, в расположении части  через громкоговорители прозвучало выступление И.В. Сталина,   об окончании войны. Все, кто был вооружён, устроили короткий победный салют.   В тот же день, офицеры комендатуры собрались для новоселья и празднования Победы. Присутствовавший на этом празднике генерал Николай Иванович Крылов сообщил всем, что задача комендатуры успешно выполнена.

 – Войны, которые начались за передел мира в Европе ещё с русско-турецких войн прошлого века и переросшие в. первую Мировую войну 1914 года, в революцию и Гражданскую войну 1917–1924 годов в России, а затем и во вторую Мировую войну 1939–1945 годов, благодаря нашей воинской доблести и умению, наконец, закончились нашей Победой! Поздравляю всех с нашей Победой! Несмотря на бессмысленную атомную точку, поставленную американцами в завершении этой войны,  Советский Союз, главный победитель в этой войне, освободивший все народы Европы. И пока мы сильны, здесь, на востоке, и там, на западе, будет мир! Помните это и служите,   не жалея своей жизни! Низкий поклон вам, офицеры и рядовые, за ратный труд. Все присутствующие офицеры и солдаты представлены к награде! – Раздались дружные аплодисменты.
 
  – А сыны полка, приписанные к батальону, – продолжил он, увидев ликование  сына Бориса, – исключаются из списков части и возвращаются в семьи: заниматься мирным делом – продолжать учёбу, пока на дому.
– А нас наградят? – спросил Борис Крылов.
– Нет. Вы получите справки об участии в войне, товарищи солдаты, – грозно ответил генерал. – Малы ещё. Я уже получил выговор за ваше участие в боевом походе. – Уже мягче, по-отечески добавил он.
– Эх! Мало мы повоевали! – С досадным сожалением вырвалось у Жоры. Борис поддержал его протяжным возгласом сожаления: «Да-а-а-а»!
– Разговорчики! Когда старшие говорят! – не меняя тона,  оборвал их генерал. – Не торопитесь! На ваш век хватит! Не воевать, так защищать, что имеем и завоевали. Ещё много в мире стран, желающих что-то отнять у России.
 Закончив официальную часть поздравления, генерал подошел к  Марии  и произнёс:

– Дорогая, Мария Герасимовна! Командование Армии и ДВ фронта,  представило Вас к награде «За боевые заслуги», оценивая ваш огромный  вклад в  оперативную работу офицера штаба. – Раздались аплодисменты! – Но это ещё не всё! – Николай Иванович поднял руку, успокаивая продолжительные аплодисменты. – Командование   высоко ценят и Ваш песенный исполнительский вклад  в нашу общую Победу! – Снова раздались бурные аплодисменты.  – И  награждает Вас подарком! – Он поднял стоящий в стороне большой бумажный мешок с подарком, снял его, и все увидели замечательное японское трюмо из бука, с множеством шкатулок. –  Это Вам, теперь самое необходимое оружие для мирной жизни! – Мария смущённо улыбалась, офицеры – аплодировали!
 – И это ещё не всё! Политсовет Армии награждает Вас   Почётной грамотой, «За  участие во фронтовой самодеятельности и исполнительское мастерство!»

 – Романсы и песни в вашем исполнении, – продолжил генерал, –  надёжней всяких оперативных решений поднимали дух солдат, офицеров и генералов. Вы наша дальневосточная Клавдия Шульженко! Позвольте, от имени Командования поблагодарить Вас за это, и вручить Вам    грамоту!   
    Генерал подошёл к Марии, вручил грамоту, едва сдерживая слёзы, троекратно расцеловал её, и преподнёс большой букет роз.  Офицеры встали и устроили такую бурную, с криками  «Браво!» и вручением цветов, овацию, которая может  звучать только в мирное время на концертах знаменитых  исполнителей. Мария кланялась. По щекам текли слёзы радости! Эти волны любви обнимали и ласкали её. А она с удовольствием  купалась в них, понимая, что  это и есть высшая награда всей жизни. – Признание!
– Служу Советскому Союзу! – смущённо ответила она и тут же весело запела: «Ведь ты ж, генерал Николай Иванович! Ведь ты не плачешь, и не теряешь бодрость духа никогда!» –

    Все подхватили песню и спели «Одессита Мишку» как полагается по тексту. Мария, слушая генерала, вдруг увидела эту войну с высоты глобальных, мировых стратегических позиций, а не с локальных тактических оперативных сражений, в которых она участвовала. Это переосмысление истории страны, судьбы своего отца, своих родителей и своей судьбы, окончательно избавило её от поиска ответа на так долго мучивший ее вопрос о «врагах народа». Они всегда есть, и всегда разные. А здесь – её друзья!
      Началось застолье. Выпивали, вспоминали, поминали, плакали. Не стыдясь своих мужских слёз, радовались, что победили, что остались живы, слушали романсы в мамином исполнении, подпевали. И, как грустный гимн победы, генерал Н.И.Крылов вместе с мамой,  спел «Тёмную ночь»…
     По  улице изредка проезжал военный транспорт, проходили строем и поодиночке военные.  Город обретал новую жизнь.