Волшебная палочка

Алексей Квашнин
(под редакцией Арины Лукаш)
               
                Волшебная палочка

«Тоска — это когда жаждешь чего-то, сам не знаешь чего… Оно существует, это неведомое и желанное, но его не высказать словом».
А. Сент-Экзюпери

«Труд как бы создаёт некую мозолистую преграду против боли».
Цицерон
               
                Эпизод I. Земля каждый день

Громким эхом прокатился смех между деревьев и растворился в глуши. Пни, коренья. Старые ели. Зелёные. Снова зелёные. А бывают вообще красные? Что за бред! Тянется рука. Идёт нога. Серые листья. Пришла осень. Зима. Весна. Лето. Осень. Дохлая птица на земле. Органная музыка доносится издалека. Интересно, я же никогда не слышал её, откуда я знаю, как она звучит? Может, во сне? Плевать. Сквозь верхушки жёлтое солнце. Залью тебя светотьмой. И улыбнусь ехидно. Ы-ы-ы! Изба показалась. Дом родной. Из стен обещают: «Ты войдёшь и сам не заметишь, что ты уже не выходишь. Никогда». Толстостенные бледно-коричневые глинистые морды. Червеобразный отросток лежит на своём месте. Имеет собственную брыжейку! Пометать копьё? В кого пометать?
– Эй, белочка! Можно я тебя метну в своё копьё?
– Я те метну, б..дь!
Всё равно бросаю. Опять она умирает. Белочка не зомби! Пинаю ногой – не шелохнётся. Кровь красная. Не удивила цветом и количеством. Реки крови текли бы по склону. Омыть руки в реке жизни. Куда ты идёшь, Расти Джеймс? Куклы. А вот если бы…. Не знаю, что если бы. Как-то придумать нужно. Хожу, думаю, чешу затылок. И вообще он чешется давно, мыться пора. Неохота. Опять холодная вода. В лужах застряли облака. Во мхе сидит старость.
– Добавить огоньку? Может, костёрчик?!
– Не удивил щас. Огонь не оранжевый, мне с соломенной шляпкой.
День. Д-д-день. Дин-дон. День. Дон-день. Дин-дон-день. Кистень. Осень. Ясень. Я спросил у ясеня. Куда ступает нога моего человека? Оставляет след. Вот ещё один, вот ещё. А это всё мои отпечатки. Сын, смотри, это моё послание миру! Видишь? Для тебя я накрою кустиками, чтобы не смыло дождями, не спалило лучами. Идти. Светофор в лесу. Это фигня. Так не бывает. Внёс бы порядок – тут иди, тут стой, здесь сиди ровно! Знаменитому режиссёру развязали руки Оскары. Я тоже здесь король своей чащи! Чащи-гущи. Рвота кофейной гущей. Тут на каждой ветке мой полёт, мой помёт. Делаю что хочу, но чего-то не достаёт. Ёж, дай иголки! Если бы я был колючим – шарики лопаются, женщины сдуваются, люди прилипают, йоги отдыхают. Я тогда любой. Добрый или злой. Колючка она же злючка. Злючка-вонючка. Так хочется «Стиморол». Муравьи тащут, прут.
– Куда прёте? Зачем тащите? Шмакодявки, шмакодявки, шмакодявочки мои!
– Лес знает. Не к нам вопрос. А вообще, если Вы интересуетесь поведенческими мотивациями, то Вам к доктору Хачатуряну на Малую Арнаутскую.
Танцую. В танце мысли округляются и катятся быстро, легко. Из оврага выглядывает чёрное пятно. Я давно заметил. Стараюсь не думать о нём, но уже поздно. Приходится уйти. Танцую. Далеко от оврага. Пятна нет. Теперь оно внутри. Ещё хуже. Что у меня есть в карманах? Дырка, серая пуговица, засохший пельмень, расчёска пластмассовая обычная. Жую пельмень, энергично расчёсываю голову. Вышел медведь, расчесался лапой. Бегу. Не от испуга. Он не умеет пугать. И не хочет. Ноги устают. Трансформер – железные ноги, бац, хрясть, тресь, хо-па, вжжжик, гейм оувер, выехали колёса. Ехать легче. Я круглый, земля вертится. Часовой механизм. Круглешок. Кругляш. Крутотенечка! Лазер из руки, лазерный диск из груди, виндовсы внутри. Вращаюсь я в кругах по лесу, подкатываю к женщина. Она стоит на коленях. Юбка красная задрана. Не пойму, с какой стороны ей говорить. Хищница ищет. Шарит во мхе длинными пальцами.
– А я кругляш!
– А у тебя есть красная сумочка из крокодиловой кожи?
– У меня есть внутри лазерный диск, а ещё дырка в кармане.
– Диск можешь оставить сзади. И иди, не мешай искать!
Я смотрю на её зад. Странно. Забираю диск с собой. Весна. Луна. На берегу леший не чертит. Круги на воде не вращаются с моими. Холодно. Страшный кардиган кардиганит из дупла. Я слопал пельмень. Теперь чудище съест меня. Придётся идти к избе. Следуя дорожным знакам, уступаю справа. Переключаю с дальнего на ближний. Моторчик печки воет, подвывает: «Ничего не вечно. Будущее тепла за ветродуйкой!». Упала звезда. Лежит, гаснет. Если здесь не светишь – лети назад. Бросаю в небо. Где же она? Все одинаковы. Одиноковы. Соу стрэйндж. Соу. Соу. Совы. Парами. И чаще. В самой чаще. От звезды не вижу избы.
– Ты в избу?
– А кто спрашивает?
– Совы.
– Какие еще, б..дь, совы?
– Что, сов не видел никогда? У тебя, дубина, канал «Виасатнэйчур» есть дома?
– Не знаю я «нэчуров» никаких. Откуда кабельное в лесу? «Поле чучеров» смотрел.
– А «Что? Где? Когда?» видел? «…Что наша фиииигли – фиииигня». Теорию относительности троеборья не могут отгадать.
– Ну видел.
– Хрустальную сову помнишь?
– Ну.
– Так вот это мы, только живые.
– Я не верю телевизору. У них свинья с зайцем и вороной с детьми разговаривают.
– Ну, мы же тоже с тобой говорим!
– Может, это я сам с собой говорю, откуда вы знаете?!
– Если ты такой умный, сам ищи свою выдуманную избу и прячься там всю жизнь от кардигана. Разговаривай со стенами, держись за червеобразный отросток. С ним совы разговаривают как в «Твин Пикс», а он! Подумаешь, говна-пирога!
– Это не любовь. Кругляши не крутятся.
– В башке у тебя не крутится, вертится шар голубой, дым кочегарки над головой. Тебе дело пытаем, зря не летаем!
– А чего ты рифмами говоришь? Моцарт, что ли?
– Не, у нас общество поэтов-неформалов. Зацени: «Шпиль унд шпиль, фатер, мутер – кинд».
– Я английский не учил. Мне нужно чего-то делать. Земля каждый день.
– Поможем. Идёшь налево, мимо пьяной Марьиной рощи, сворачиваешь к мазафакапасеке. Там пчёлы. Они не говорят, могут укусить, если будешь приставать. От них через овражек, на холме дубок. В дупле лежит волшебная палочка. Можешь всякие приколы потом с ней мутить: «Порше», доллары, самолёт, девки, парни, «Армани», «Прада», «Прадо», золото, «Шаттл», три груди и прочее. Там уж насколько фантазии хватит.
– А зачем три груди?
– Вот деревня! Две уже давно не носят! Это только в лесу у тебя бабы дикие, красную сумку ищут. Кстати, там недалеко от дуба попадётся одна такая, не отвлекайся на неё. Жизнь дороже.
– А правда, что на Луне есть солнце?
Совы застыли. Так, куда там надо было идти? «Инсенсатез» Антонио Карлоса Джобима. Такой ветерок зловещий. На спокойствии ночи прыщик тени сомнения. Мрак не виден в темноте. Я занят. Моцион даёт расширить границы леса. Совы. Тоже мне, интеллигенты! Книги читают. А фигуру троеборья не знают! Сапиенс. Хомо сапиенс идёт ночью по наветам совы за палкой в дупле. Отличненькая история! Громкий смех кардигана, резкий и злой, прилетел из чащи. Сворачиваю на Элм стрит. На беленьких дверях параллельные царапины от ножей. Девочки в беленьких гольфах прыгают на скакалке. Ночью. Ждут. Там, глядишь, и выйдут силы тьмы. Банально. Север. Север. Отход на север. Заветное дупло в дубке. Рядом женщина ползает в поисках сумки. Беру палку. Серая. Длинная. Чешу спину, благо достаёт. Волшебная палочка! С этой прогулкой по сумасшедшему лесу моим кругляшам внутри зажерновалось. Сохнут колодки, скрежет волчьего языка по наждаку. В пиджаке. Загадываю желание, машу палочкой. Появляется стол, заставленный икрами, кетами, китами, свинюшками, водками, булками, сырками «Дружба». Толкаю всё подряд. Смотрит жалостно месяц. Не смотри, не дам! Яства всякие нужны, яства всякие важны. Себе. Ну, так уже веселее! Теперь не нужно, а МОЖНО делать. Что там говорила сова? Какие-то там «Армани» или чего? Ваша сытость желает классической музыки! Кто у вас там есть: Брамс, да Винчи, Моцарт, Лермонтов. Давайте! Льётся музыка. Вышел из-за дерева заяц, удивленно уставился на еду. Женщина оглянулась на мелодию, поползла к столу. Так, Зайцу капусты! На столе возник свежий кочан. Бросаю ушастому. Он напуган. Смешно. Больно смеяться, живот полный. Смотрю на бабу. Сумку тебе? Крокодильно-кожано-красную? На!
– Какой ты смелый и отважный, рыцарь гальюна! Теперь я твоя, можешь взять меня!
Беру сзади. По-другому она не ставится. Шарлотта Генсбур «Хэй, Джо». Вот уж «хэй»! Странно. На улице. Ночью. Романтичный лайт не действует, женщина не лихорадит. Машу палочкой. Да! Сейчас – да. Только голова чешется сильнее. Еще взмах волшебства – зуд прошёл. Слезаю. Валяюсь на земле. Звёзды надоели, мучу солнце. Жёлтое не катит. Делаю перфорированного бутылочно-пивного цвета, зелёного наискосяк. О, косяк! Жизнь начинает меняться в лучшую сторону. Загадываю – и я кардиган, сижу в дупле. Пугаю всех ночных жителей леса самым диким криком, громким смехом. Плачут девочки в гольфах, вспорол себе живот Фредди Кригер. Забавно. Тараканчики, спросите папу – жить или умереть! Шардоне, господа! Впереди новые шалости проказника, плутыша! Тень средостения немного смещена на 8 мм. Что дальше?
               
                Эпизод II. Волшебство
 
Я больше! Больше чем! Раньше выключатель, сейчас – материнка. Я владыка мира! Нет фиолетово-зелёного. Могу всё. Могу всех. Хочу себя. Джордж Лукас снимает новую часть «Звёздных войн» в моём лесу. Новый эпизод – «Пролёт Скайуокера». Главный герой попадает в лес и бьётся при помощи джедаев с кардиганами. Я самый крутой пацанчик – Скайуокер.  Жизнь не та. Она та. Я не вижу зла. Не хожу по земле. Я плыву по воздуху. Ай бэлив, ай кен флай! Огни. Разновсякие. Синее солнце, красные листья, жёлтая вода в пруду. Инверсия, и я уже не знаю, как они называются. Феерия! Волкам – зайцев! Зайцам – клонов зайцев, чтобы отдать их волкам. Бабам красные – сумки, мужикам – красные сумки, чтобы подойти к бабам сзади. Газировка из коровы вместо молока. Копчёная колбаса на деревьях, чтобы не стоять в очереди. Гудини, Копперфильд, мистер Оз – в топку. Ай эм зэ причер, ай эм зэ гад! Гадёныш. Никогда ещё мои кругляши не вертелись так легко, теперь по ним течёт рафинированное оливковое масло «Давай подавимся!». Любой прикол – вжик и готово! ГТО, ПТО, ПТУ, СНИМУ, КАСКА, ПКСК, АТО, НИИ, БА РАН. Волшебная палочка! Шестик судьбы, перстик мечты, палочка Коха, копьё Самаана, эбонитовая трубка. Пошёл нистагм. Д больше С. Сенсомоторная афазия. Птица коршун на моём плече.
– А можно мне нагадить Вам на плечо?
– Ты чё, сдурел?! Как на меня в лесу будут смотреть? Я же теперь ВИП-персона!
– Ну, я же хочу!
– Теперь не хочешь.
– Вау, сэнкс!
Великая сила палки. Но забываю, нужен помощник. Замечаю Зайца. Стоит над капустой. Всё ещё стесняется взять.
– Заяц, это же не суши-ролл, суши-маке, суши-каке, тёплый саке! Не нужно бояться того, что и так тебя съест. Просто прими это дерьмо и ступай с богом жить дальше как Форрест, Форрест Гамп. Раннее свершившееся кровотечение Форрест 2.
– Не доверяю я этим подаркам судьбы. Недавно один в дверь постучал, шакал. Говорит, у нашей организации, мол, юбилей, 5 лет на рынке судьбы. Наша фирма, наша фирма…. А сам мне уши поглаживает, а я сразу таю, когда мне уши гладят. Обо всем забываю в общем, как в Санта-Барбаре. Ну и он, значит, мне дарит китайскую посуду, игрушки, капусту из воска, морковь из пластмассы и говорит, что всё это счастье даром, только в качестве расположения и дани уважения к фирме «Зэ бэст оф бэст ин бэст комбэк», они с друзьями возьмут кой-чего на память. А сам уши теребит, я уже в нирване, мне хоть трите морковь мелкой тёркой с сахарком. Зашла пара волков и вынесла всё: плейстейшн, старую наклейку на холодильнике «Ван Дамм вспрыгнул через пропасть мотоциклом» вместе с холодильником, диск с 5 сезоном «Лост», подтяжки, пианину, ламповый телевизор «Последний рекорд», жену, картину «Огни Нюй-Орка», написанную мной лично, горчичники, селёдку.
– А вот интересно, как ты написал «Огни Нюй-Орка», если ты не был никогда в Америке? Не ел гамбургер, не пил «Кока», не говорил «Фак офф, ниггер!». Катя Пэрри орёт «Роар». А ты же колхозан местный, только испанский учил! Рассказывать про корицу.
– Я «Годзиллу» смотрел. «Что ты видел, старик?». «Я видел, как всходит солнце…». «Да нет, про разруху в городе, старый дурак! Кто это всё натворил?». «Ах, это…». Короче, я решил, после этого ящура там всё равно одна помойка. И нарисовал нашу помойку. А её я видел. Ы-ы-ы!
– Ну и дебил ты, Заяц! Щас исправим, – взмахиваю палочкой.
– В эпоху Ренессанса искусство было подвержено течениям славянофилов. Очень тонкая грань пролегла между неореализмом и трансэксгибиционизмом. Как сказал однажды великий писатель Средневековья…
– Э-э, тормози. Гляди-ка, из грязи в князи! Культпросвет попёр. Молодым зайчихам будешь рассказывать, откуда растут корни итальянского кинематографа. Я Рамштайн слушаю. А раз такой умный теперь, будешь записывать мои мысли, напоминать чего, распоряжаться и типа того.
– Сударь, извольте объясниться!
– Не согласишься – один взмах палочкой, и здесь появится самая злая и голодная лиса!
– Какова будет первая мысль наимудрейшего?
– Знач, пиши: подумать о скрещении некоторых видов животных. Чёт они скучные, надоели обычные. Затем, сегодня вечером, необходимо организовать в лесу Лас-Вегас. Огнями, круглешками, столами с зелёными сукнами, крупьями, бабьями, деньгами, друзьями. Цвета необычные, как я это люблю. Поставьте хостес бобра, он представительный. Сборы от казино пойдут на благоничегонетворительность. Я и так всем помогу. Да, напиши – помочь всем, кто хочет. И кто не может. А сейчас найдите мне женщину, которая отдаётся не за красную сумку. А то с ними неинтересно. Всё, ступай, выполняй. В подарок вот тебе персональную бабу поглаживать уши.
– Нет предела Вашей доброте, Ваше волшебничество!
Венус энд вэзер, такин абаут. Лаю. Давно хотел попробовать. Гав-гав, ау-ау, уав-уав! Я маленькая сучка, я огромный сенбернар, я хитрый немец. Учу медведицу танцевать танго. Наступает на ноги. Машу палочкой, и она грациозно крутится в звуках вальса, приседает, выгибает спинку. Ещё шампанского, шампиньонов, веселья! Добавляю. Играю с муравьём в прятки. Все звери на пикнике в честь великой палочки! Хожу под водой, смотрю на рыб, кораллы, затонувшие корабли. Нахожу ящик с сокровищами и дневником капитана. Последняя запись от 1746 года гласит: «Пирати стрилять по нас пушка. Кораблик тонуть. Я умирать. Бэ-э-э, буль-буль-буль…». Эна, эна, аке ваке анне, чекимо финане. И снова вальс! Я уже пьян, танцую сам с собой. Сделал звёзды с солнцем. Романтично и светло. Всё чего я хочу. Все за и против. Нет скрежетам! Кисло-зловонная слизь, гнойная мокрота позади. Впереди – неограниченно: полёты, самолёты, варежки, раскаты сердец, прима верде, «Пока все дома» у тарантула, жуки, невыносимая дерзость, круть наших сапогов, хёндаи, мордыхаи, наливные яблочки садов Эдема, трепет руки и холод сердца наркоманов, Вселенная за и под, Познер внутри каждого с беседой о завтра. Приводят женщину.
– Чего ищешь? Краснокрокодиловокожаную сумку?
– Нет, странник небес, она мне не интересна.
– Так что же волнует столь прекрасную, молодую ещё внешне особу?
– О, величайший из мудрейших, я хочу две краснокожанокрокодиловых сумки…
– Уберите её! Найдите мне не замороченную на сумках, с которой можно о чём-то хотя бы поговорить спереди. Я знаю, такая где-то есть. Одна.
Крошки, крошки, кроччи. Кружатся в лёгком, на подъёме ветерков. Тёплая лёгкость. Не сильно, только не быстро. Хочу всё помнить. Сильно не пьянею. Стрекозы стрекозят о былом. Я сын судьбы, согретый солнцем булыжник. Вообще ничё не делаю. Что хотите – дам. Рокетсы, макнаггетсы, ролексы, чипсы, биксы, бутсы. КУСПы, акты, заключения, истории, отношения, постановления. Какая чушь! Вот она – льётся. Течёт музыка. Лежит спокойно вода. А взмах – шторм, смотреть на чёрные волны. Грущу, смеюсь – всё подвластно. Мутим Вегас. Улицы деревьев пахнут опасностью, кардиганы стволами в карманах ждут добычи. Манящая неизвестность – пан или пропал. Кому повезёт, кого увезёт, кто понесёт. Фишки разных цветов, блестящие. Бросаю на стол. Улыбается пришедшим бобёр. Крутится рулетка. Дым идёт из канализационных колодцев. Шумит паровоз вдалеке. Стрэйндж, соу стрэйндж, лов гоуст. Яркие вывески миганием по срединной линии, передней поверхности, теменной области озерка. Карлик Линча танцует за красными шторами. Живая Лора Палмер сидит за барной стойкой в Блю Вельвет и потягивает мартини. Подхожу к ней.
– Как Вам наше казино?
– Вы не замечали, как в последнее время изменилась поверхность ландшафта. Когда ты плывёшь в лодке, и вдруг течение останавливается и вода поднимается к небу. Маленькими каплями. Кап, кап. И не услышать единения шума на дороге среди дубов. Красное море, зачем мёртвое? Все умирают. У Вас есть мечта?
– У меня теперь нет мечты, я всё могу. У меня засохшие пельмени могут не кончаться в дырявом кармане.
– Поосторожнее с желаниями, совы сегодня настроены враждебно. Женщина с поленом говорила с ними. Кажется, они летели на юг. Но совы не появляются парами, они не летают косяками – это так странно, так странно, – Лора улыбнулась. Она была прекрасна: нежная кожа, тонкие линии, светлые волосы.
– Можно пригласить Вас на танец?
– Конечно, соглашусь, раз Вы просите второй раз за последние 5 секунд.
Крис Исаак. Романтика моей ночи. Её волосы плывут, будто в невесомости, мы кружимся под звёздами люминесцентных огней. С лиловым дождём она разливается по поляне и уносится ветром на восток. Лукас из кустов снимает всё на камеру. Он потирает руки в предвкушении – Оскар уже у него в кармане.
– Ваше волшебничество, нашли женщину, – вернулся Заяц. За ним стояла персональная гладильщица ушей и занималась своим приятным делом.
– Это интересненько, давай-ка её сюда!
Вышла непростая женщина. Огромная шляпа с вуалью закрывала половину лица, вечернее платье подчёркивало стройную фигуру, в руке, в мундштуке дымилась папироска «Беломор».
– Ну, вот же! Сразу видно интеллигентную женщину! О, прекрасная незнакомка, Вы не ведётесь на красные сумки?
– Как низко! Чтобы получить меня, нужно сделать нечто большее.
– Что же, например?
– Достать берданчик. Для этого нужен допуск категории «А» в чужеземный лес. Пройти через полосу препятствий в виде змей, дремучих чащоб, гнилых трущоб, злых дервишей, голодных патологоанатомов, выжить в НЛО, выстрелить в тир, познать себя, стать джунглей. Потом залезешь на высокую гору Клаймон Маунтин, там, в гнезде америкэн орлана, лежит яйцо, оно тебе не нужно, а рядом на соседней горе – берданчик.
– Да как он выглядит хоть, этот твой берданчик?
– Откуда я знаю! Вот принесёшь, посмотрим.
Взмахиваю палочкой, и в руках женщины лежит новый берданчик.
– Ух ты, прям как я и представляла, такой мягкий и пушистый.
– А зачем он?
– Ну ты деревня лесная! Лошпет, лохопет, телогреечка! Да это же самая модняшка сейчас! Все уважающие себя лэйди носят берданчик.
– Ну вот опять старыми рельсами по новому паровозику! А духовное что интересует Вас?
– А спой-ка мне Шопена!
Голосю Шопена при помощи палочки. Легко и скучно всё выходит. Птицы не летят во внутрях. Где ты мой Инсенсатез? Где нежная нежность руки, где 3D вылет души? Где я? Лети, лети прочь, дурная мелкая жизнь. Я остаюсь здесь с тобой, я клянусь тебе в вечной любви и верности, моя милая душа, только живи, только свети мне в темноте. Машу палочкой, и мне снова весело. Льётся из горлышка Шопен, раскатывается, разливается. Женщина доволен.
– Скучновато с тобой. Всё быстро получается. Что ещё тебе?
– Да я уж не знаю. Ну, разве огород вскопать маме на даче?!
– Огород вскопать?! Да я с этим волшебством могу стать всемирно единовластным царицей полей, мегадушителем душ, казнью подземелья, повелителем небесного поля Шохана! А она мне – огород! Сама иди, копай его. Всё, мои кругляши тебя не хотят.
Загадываю перестать смеяться – надоело. Желаю, чтобы не надоедало. Надоело, что всё не надоедает. Сажусь у казино, на крыльцо из золота.
– Мы рады Вас видеть в нашем казино «Цезарский палас», – рапортует бобёр из-за спины.
– А я не рад видеть ваше казино. Отправляй всех спать, хватит на сегодня счастья и радости. Я устал.
Над головой мерцает вывеска, посылая яркие брызги в ночь леса. Но никто не моргает в ответ на вопросительный зов. Гаснут гирлянды, фонари. Лишь рядом с керосинкой сидит Заяц. Я смотрю на палочку, верчу в руках. Хорошо повеселились, но эта площадка не для «Стэллс». Нат энимор. Мне мало и я расширяю границы сознания. Я думаю. Что дальше?

                Эпизод III. Странный город

Ещё не рассвело. Такая предутренняя туманная перспектива. Все люди спят. Прохладно. Отрывки памяти. Немного тайны. Лишь мы с Зайцем. Летим. Так плавненько, не спеша. Я смотрю вниз и думаю. С тех пор как появилась палочка, я начал больше думать, рассуждать о вещах. Кто сейчас ближе к свету? Я в поблёкшем небе или они – спящие внизу под замками. Кому лучше? Кто из нас счастлив? Гоню сентиментальность, начинаю гнать.
– Заяц, не об этом ли ты мечтал? Кем ты был, и кем стал?! Боялся подойти к капусте. А теперь летишь в утреннем небе до рассвета, философствуешь, пишешь заметки, имеешь персональную гладильщицу ушей.
– Я мечтал, Ваше волшебничество, чтобы вернули жену. А сейчас не знаю, чего я хочу, потому что у нас всё есть.
– Ну, ну, ушастый, не время для грусти! У нас ещё столько веселья впереди! Залезем на гору Баунтин, окропим шампанским местного орла, полетаем с ним наперегонки, вылупимся из его яиц и сфотаем глупое растерянное лицо морды орла! Ю гона хит ми роар!
– Как всё это пошло. Вот в 18 веке здесь, на этих холмах….
– Ой, создал профессора, блин, на свою голову!
Колесо. Если бы всё ничего. Но ведь вертится, крутится, идёт куда-то. Баланс. Дым из трубы не стелется понизу, а идёт вверх. Но всё может измениться. Нау ит форевер. Мы лишь принимаем. В себе. В себя. В меня. А один взмах – река потечёт вспять. Ну, что смотрите? Такое может произойти с каждым. Твёрдая уверенность не имеет почвы под ногами. Принципы? Чушь! Я положил в дырявый карман пельмень. Он может выпасть в дырку – раз, может засохнуть – два, или прекрасно сохранится, покроется зеленью, как швейцарский сыр, и уйдёт по антикварной цене на аукционе – три. Опять же, явится вот такой, с палочкой – и чего от него ждать?! Миллионы вариантов. А долг, честь? Ты умрёшь, защищая пельмень. Погибнешь. «Зачем» спросят? Ну типа я защищал наше общественное благо – пельмень способный прокормить народ на уровне хотя бы одного индивидуума. Не отдал пельмень на растерзание врагам – герой страны. А с другой стороны, половина людей скажет, что они не едят засохшие пельмени из карманов. Ещё треть осудят тех, кто потребляет такую пищу. И ещё выйдет, что воевал ты за принцип, который принципиален лишь для тебя. Вэр ю гоин, Расти Джеймс? И вот ты лежишь в поле, летают вокруг вороны, валяется на земле никому не нужный пельмень. Негры выглядят сплочёнными. Может, они по-настоящему дружат, станут погибать друг за друга. Надо сделать, чтобы наши стали чёрными. Эвридэй ам хасилин! Слышу внизу из дома дикий крик. Наверно, кто-то у зеркала стоял с утра. Идиоты, для вас же стараюсь! Станете чёрными мощными плечами к плечам. Не то что все эти разговоры о единстве и партия с медведём на обложке. Миша, который у всех пчёл отобрал мёд под флагом триколора. Пришла пора подарить людям праздник. Чудо грядёт. Мы уже на подлёте. Догнали косяк птиц.
– Сколько летаю, такого не видел! Мужик и Заяц летят! Говорил вам, не надо было вчера клевать мак! Э, мужик, ты где научился летать?
– Авиастроительное высшее лётное училище. Скоро все полетят!
– И коровы?
– Коровы в первую очередь. Правительство рассматривает их как новое перспективное биологическое оружие. Бомбометание с предельно высокого расстояния. Налетать будут клином под устрашающую музыку Моцарта. Противник в панике бежит с поля боя в ближайшее укрытие.
– Может, тогда нам не летать, а плавать?
– А смысл? График составляют на работе, а смысл? Один болеет, второй в отпуске, третий просто не пришёл, четвёртый пьёт. А уж плавать – там таких охотников как вы, о, выше крыши!
– Так что же нам делать?
– Полетели с нами! Борн ту би вайлд! Устроим сегодня вечером на Красной площади авиашоу. Возьмёте гирлянду в клювики, пролетите по небу. Красота получится! Грань, где граничит разум с картинками, остро-сине-зелёными по хайвэю. Яркий свет. Потом он исчезнет. Новое бытие определит подсознание, как значит – всё возможно. Мы ещё не выходили за пределы осязаемого. Сегодня нам и языческие боги позавидуют!
– Ой, как интересно! Братья, летим?
– Летим, летим, летим! Ща мы этому с рогаткой-то накостыляем бл..ь. Давай, братва, давай! Оторвём ему я… на… бл… Ууу-ах! Летим, с..а….
Тёмную сторону не спрятать. Не убежать от неё. Не обмануть себя. Она прорвётся гнилым ростком через серый асфальт. Подкорковое вещество даст трещину от основания черепа до заднего подмыщелка, по ПЧЯ и СЧЯ. Можно быть. Вероятно, доверять. Но чёрное есть в каждом. Не будите зверя, пока он спит. Безобидные вроде птицы заклюют до потери пульса, когда их зло празднует освобождение. В неистовстве своём вы словно благословенные дети воды и огня. Вечные воины. Показалась Москва. Думал – нечто большее, нежели фальшивая карточная обёртка, голый кич. Не такой как номер с тремя одинаковыми цифрами на чёрной тачке. Здесь уже гламур. Все либо голубые, либо полуголубые. Пахнет лишними деньгами, выброшенными на ветер и дорогими духами. Даже выхлоп Мерседеса вкусный на ощупь. Может, мне тоже. Интересное ощущение, между ног ничего не мешает. Можно потрогать себя за грудь. Но почему-то страшно. Делаю назад. Сразу летим в Кремлин. На входе гремлин.
– Пропустите!
– Предъявите!
– Получите!
– Проходите!
Огромные залы из золота. Уж больно скучно. Взмахиваю палочкой и бац – огромный рынок, грязный и вонючий. Валяются на красных коврах бомжи. На золотых столах нерусские торгуют беляшами, пловом, дынями и «Соней». Беру беляш, Зайцу – шаурму с капустой.
– А это не опасно?
– Ну, ты ешь, а мы посмотрим! Да не б.ди, палка же есть, поправлю тебе здоровье! Водочкой.
Из ржавого ларька играет песня: «Груди загорелые выпадают из – вот такой сюрприз…». Злой ухмылкой проплывает лицо чеченского бандита Аслана. Пользуясь случаем, террорист уже придумал как взорвать Кремлин. Он забыл о гремлин. Аслана уводят, и больше никогда. Ем беляш. Странное мяско. Но вкусное, чёрт! По рукам жир, течёт по подбородку. Заходим к Тропину. Он сидит за столом, улыбается. Бросаю на документы по Гандпрому недоеденный мокрый беляш, сажусь в кресло.
– Господин Вы наш, дорогой товарищ Тропин! Мы с Зайцем имеем возможность здесь немного реально поменять всё в лучшую сторону, поскольку боимся, что нашей жизни не хватит, чтобы дождаться этого от Вас.
– Да этот Гандпром… – смущённо начал оправдываться президент.
– Спокойно, товарищ! У Вас красивые, добрые глаза. Разве можно не верить этим глазам? Мы с Зайцем не станем снимать Вас с должности в связи с утратой доверия, наоборот, Вам поручается очень важная миссия. Нужно сделать так, чтобы не наша страна всем помогала гуманитарной и денежной помощью, а нам помогали из-за рубежа. Пусть шлют вино, тойоты, оливки, часы с шоколадом, апельсины, джинсы, дурь из Голландии, девочек на «БМВ», доллары. Тогда, мне представляется, у Павловны в её 78 лет, появится возможность купить к аспирину немного воды, чтобы запить. Верно толкую, Зая?
– Так точно, Вашество!
– А как же Гандпром? – растерянно стрелял глазками по углам президент.
– Я их сейчас превращу в добрых самаритян. Они будут помогать бабушкам через дорогу переходить. Всё, идите, и без результата не возвращайтесь. И не говорите никому, не надо. За нас кардиганы впрягутся, «есливчё», как у нас в лесу говорили.
Президент удалился. Мы с Зайцем решили первым делом навести порядок в городе. Создать настроение праздника. Для начала устраняю проблему пробок. Исчезли все автомобили, люди стали летать как птицы. Улицы освободились от заторов, радостные горожане вовремя прилетели на работу, без аварий и склок.
– Ваше мудрейшество, разрешите обратиться?
– Что, фильмов про войну насмотрелся? Доложи, как положено!
– База, база, докладывает старший охранник по девочкам Квашнин Алёша, банк Декаданс, Панибратского 11, без происшествий!
– Второй.
– Здесь один олигарх недоволен. Он говорит, купил дорогой джип чёрный за 30 лямов, чтобы в нём красоваться перед завистниками. Номер крутой справил: три четвёрки. Теперь требует, чтобы вернули тачку, без неё летать отказывается.
– Господи ты боже мой! Лет под сраку, а туда же! Как дети малые! Ну кому нужны понты-то эти? Уж 90-е кончились давно. Ладно, возвращаю ему джип. Только ездить будет внизу, дурак старый. А нормальные люди пусть наверху летают и слушают «Инсенсатез». Я люблю их. Пусть им будет хорошо.
Ярким оранжевым ветром лечу я над мостовыми. Позади меня остаётся счастье, фейерверки, танцы, орёт музыка, целуются влюблённые. Безответной любви больше нет. Прыгающих с крыши подростков не соскребают лопатой старые дворники. Тела ожили, в них вернулись душа и счастье. Все сыты и довольны. Люди вышли на улицы праздновать победу над жизнью, освобождение из плена несбыточных надежд. На небе вместо привычных облаков – 20D картинка джунглей, сказочных гор, подводного мира. Из больницы, выбрасывая вперёд костыли, выскочили излечившиеся пациенты. Психомоторное возбуждение, психопатия, правосторонний гемипарез, Д меньше С. Сила 5 баллов. Сухожильные рефлексы в норме. В позу Ромберга все ставятся и выпрыгивают из неё, прорываясь в окно новой жизни. Хойрате михь! Круз ми гад, круз ми бейб! Ноу ретёрн. 10 страниц. Как это у вас, маньяков, происходит? Ты сидишь, сидишь, пишешь, строчишь, и вдруг замираешь, и говоришь себе: «Ух ты, какой я и вправду ненормальный». Ну, как-то так. Я вышел из леса ещё вчера. А сегодня останавливаю поезда, чтобы поправить спящему подушку, подкачать поезду колёса, выставить параллельно рельсы. Заяц прочищает трубу. Всем безработным раздали плуги, наделили землей. Хошь – паши, хошь – сей, хошь – поливай. Да здесь ГТО можно сдать, папаша! Преступники пусть воруют, деньги нарисуем. Отнять у них счастье азарта, игру с удачей, волнительный момент «скачка», когда кровь холодеет, бесчеловечно. Тюрьмы распустил. Убийства? Пусть убивают. Я избавил людей от боли и смерти. По всей стране отправил я зайцев со своими полномочиями. Из космоса в этот день было видно, как сверкает огнями наша страна. Измученная, заплаканная, обманутая, глупая девушка – Россия.
– Мужики, десять рублей есть?
– Да вот тебе тыща! На, забирай, не жаль для хорошего человека!
– Не, мне бы 10 рублей… – пьяница уходит.
– Бедный, забитый народ. Уже не верят в своё счастье!
Взмахиваю палочкой, перед мужиком падает с неба ящик водки. Пьяница смотрит на небо, крестится, хватает ящик и бежит наутёк, не оглядываясь. Птица схватила добычу. Двуглавый орёл воспарил над городом. Хороним, наконец-то, Ленина. Замахиваем по стопарю с Зайчишкой за это дело. Помянули, можно праздновать дальше. Безумная музыка вводит в транс. Полицейский на углу устал танцевать. Крутится на Красной официант, раздаёт желающим «Коку», «Сникерсы», «Мартини», косяки с лучшей кубинской травой. Толпа ликует, дети перемазались мороженым, коты играют в шахматы на завалинке. Ах, Москва, Москва, столица! Продавцы бесплатно раздают колбасу. Вот она, идиллия! Красивые девушки. Выбираю самую ногасто-попасто-большегрудую, на лицо – соблазнительную дьяволицу.
– Две параллельные прямые иногда всё же пересекаются.
– Ах, принц, зажгите меня огнями, в бессильном танце пустоты. Я сегодня не такая как вчера…
Делаю нам чувства. Делаю всем любовь. Приправляю страстным желанием. Стонет в едином порыве вся площадь. Дети играют в песочнице и в плейстейшн на огромном экране, с наушниками на головках. Встаньте дети, встаньте в круг, дайте взрослым отдохнуть. Снимает с крыши мавзолея на камеру Лукас.
– Алло, это немецкая порностудия «Интерстэплер»? У меня для вас есть эксклюзив. Можно сказать лёгкий андерграунд на потоках подсознания. Горяченький артхаус о запретной страсти в русской глубинке с переносом действия на Красную площадь.
– О-о, я, я, Красна плошадь. Я, я! Сколько Ви хотэть за этот шэдэвр?
– 120 миллионов евро, кэшем. Или фильм пойдёт конкурентам, в Прибалтику.
– Ми согласны! Херр Лукас, когда Ви снимать эротика в космос, нам звонить! Джэдай играть свой огромный меч!
– Запарили вы уже со своими джедаями! Снял один раз под коксом, так теперь всю жизнь будете долбить. Может, я как Камерон «Титаник» хочу снять. Что-нибудь слезливое, для девочек, – в улыбающихся глазах режиссёра промелькнул демон. – Блатная романтика, розовые гольфы, запах денег, моя волосатая рука снова путешествует по самым неизведанным джунглям. Крутится, вертится кругляш кассового аппарата. Бурлит джакузи с шампанским. Я и поклонницы, мегакосмический полёт. И всё это в 3D на больших экранах под треск хрустямбы. Течёт «Кока», текут сопли подростков, текут денежные реки. Мои пламенные речки! Да, я позвоню вам, дорогие немецко-нацистские друзья.
Ай воз де кип он лайн эвэй! В грандиозной феерии, с флажками и шарами, на площади танцует вся Москва. Пьём «Мартини» энд «Дом Совиньон». Раскрашиваем лица в яркие цвета. Пролетает над головой косяк птиц с гирляндами в клювах. Я вижу счастливые лица без корвалола, метадона, барбитуратов, марихуаны, метамфетамина, димидрола, МДМА, ЛСД, коксикокаина. И не забудь взять на карбокси! Мы победили самый лютый кайф, превзошли самое дикое удовольствие. Ихь фюре михь! Нимфоманка Ларса фон Триера не испытывала такого. Удар плоти. Расхождение подкорковой основы. Деление лёгкое от пёрфекта до немножко, чуть-чуть отступления. Остываешь и ныряешь снова. Серо-синие, багряные, алые как кровь. Мягкая шершавая поверхность бархата, нежность пуховой перины и обжигающая резкая боль красной полосой на спине. Взлёт и удар. Ловлю на промежутках. Таю. Отхожу. Мы снова летаем. Заяц, ты такой смешной! Морда толстая, а ушки маленькие, словно атавизмы. Ви кипин коменбэк! Притворяюсь невидимым, пугаю прохожих, подглядываю в женской бане, разыгрываю молодёжь. Устраиваем на площади игрища: «Мортал Комбат» с настоящими персонажами, концерт группы «ДДТ», театр «Кабуки», шоу «Давай поленимся». Гузеева начинает:
– В какую кабинку Вы пойдёте?
– Ни в какую, мне лень…
– Какой из трёх сюрпризов выбираете, мне лень перечислять названия.
– Никакой, мне лень. Я Вам не принёс подарки, мне лень.
– Я бы их не взяла, мне лень. Василиса, что говорят звёзды?
– Им лень, они молчат. Роза, толкни речь!
– Я ба, узнала ба, есть ли у жениха тачки, бабки, шмотки, заграницы, виллы, космолёты. Но мне лень.
– Нифига у меня нет, мне просто лень.
– Алло, доча, это мать твоя, мать твоя, Роза, твою мать! Дура, хватит не замужем сидеть! Давай, двигай в студию, тут такая же лодырня сидит как ты! Два сапога пара, б..дь! Будете вместе дуть на ногти.
– Я не поеду, мне лень.
– Итак, у нас снова нет пары, победила лень. И для вас поёт группа «Ленивый кот»!
– Мы не будем петь, нам лень…
Заяц дирижирует оркестром, льётся музыка Шопена. Десантники разбивают о головы всё, что им нравится: бутылки, кирпичи, рельсы, ламповые телевизоры «Заря», автоматы, каски, лица друзей, бронетехнику, автоматы с «Кокой», «Катерпилар». Неистово крича, повара бросаются тортами. Мне в лицо прилетает кругляш – шлёп! О, мой любимый, шоколадный тортик!
– Заяц, будешь шоколадный?
– Мне капустнозелёнодолларовый!
– Губа не дура, растёшь, Расти Джеймс!
Рок-музыканты разбили не только аппаратуру, гитары и синтезаторы, но уже принялись крушить сцену, свет, поклонников. В таком анархично-архаичном порядке развлекались две недели. Город превратился в карусели. В конце концов я устал. Венус энд вэзэр. Как раз подвозили гуманитарку из Швейцарии на «КамАЗах» под окнами Кремлина, когда, сидя в кресле президента, я остро почувствовал – нужны перемены. Надо идти вперёд. Я толкнул спящего Зайца.
– Что делать будем, Зая?
– Ваше вашшш…, как там тебя, чёрт, башка раскалывается. Может, ещё капустного спирта на бруньках «От Дуньки»?
– Да хорош бухать! Неинтересно же! Ваще, всё доброе надоело! Может, движуху злую замутим? Типа войны какой? Кто там лезет больше всех? Америка? Давай с ними повоюем, пора проучить этих макаронников!
– Они жирные гамбургеры, а не макаронники!
– Да какая разница, давай, армию собирай!
– А может, после обеда соберём, похмелиться бы.
– Дурак, палочка же есть!
Я сидел на вершине мира и разговаривал на языке удовольствия с богом, но на мягких подушках не въедешь в вечность. Всё рано или поздно надоедает. Мне наскучили гулянья. Что дальше?

                Эпизод IV. Война

Бах, бах, ба-ба-бах! Под «Паперкут» Линкин Парка группой вертушек начинаем бомбить Нюй-Орк. Жму красные кнопочки, уходят вперёд, оставляя воздушный след ракеты. Взрываются к ё….й матери всякие Крайслеры, Манхэттены, Нюй-Орк Пиццерии; баба с шипами на башке разлетается в клочья. Заяц за моей спиной крошит из пулемёта чужой город. Я сделал ему нескончаемые патроны. Трясутся от вибрации его маленькие уши, идёт дым из ствола, дождь из гильз сыпется на землю. Снова война, снова весна. Снова весна, снова любовь. Снова льётся кровь. Подгоняют танки америкосы, начинают шмалять. Попадают в Зайца, брызги крови на стекле. Оживляю ушастого, десантируемся сразу в новый танк.
– Рубка 15, прицел 120! Огонь!
Бух! Зайца отдачей вминает в стену.
– Живой?
– Живой! Только я думал, будет не больно.
– А х.ли ты хотел, война! Снаряд!
– Есть!
Би майселф. Удар. Дым разъедает глаза. Разъезжается картинка. Три зайца. Начинаю злиться. Увеличиваю палочкой мощность снаряда в 30 раз.
– Огонь!
Святой посланник жестокой земли – Зайчишка дёргает ручку. Бух! И вдалеке – ба-ба-бах! Из-за дыма ничего не видно. Рассеиваю – вместо квартала, где стояли танки, глубокая воронка. Смотрю в бинокль. Позади нас свежий америкосовский десант. Зайцу – базуку, себе – М-16. Перебежками от угла к дому. С укреплённой позиции в нашу сторону летит град пуль. Разделяемся. Огнём отвлекаю на себя, уходя правее. По улице лежат перевёрнутые машины. Прячусь за автобусом, отстреливаюсь. Чтобы смутить противника, мучу арбалет, насаживаю на стрелу копию головы Барака Алабамы. Стреляю в укрепление. Огонь оттуда резко прекращается. Америкосы в трансе. В этот момент в окне здания, расположенного слева от вражеской позиции, появляется Заяц с базукой. Улыбаясь, он кричит солджирам:
– Вы мне ещё за Донецк ответите!
Темноту разрывает яркий свет линии огня. Не успевшие ничего понять падают на землю разорванные в клочья тела молодых патриотов. Заяц давит на гашетку, в зубах у него дымится кубинская сигара. Снимает с крыши соседнего дома на камеру Лукас. Наконец кто-то успевает выстрелить в Зайца. Белая грудь взрывается красными тёмными кругляшами. Продолжая поливать из пулемёта в разные стороны, мой боец оседает на пол. Плачу, обнявшись с проходившей мимо девочкой 9 лет в кружевном платьице с мороженым в руке. Подходит Лукас, протягивает мне золотую статуэтку киноакадемии. В его глазах слёзы.
– Мир так жесток, девочка, откуда ты?
– Я из Техаса. Ты же не собираешься спускать такое с рук этим янки?!
Девчушка достаёт из-под белого фартучка два огромных «Кольта» 45 калибра, выбегает из-за автобуса, и на ходу открывает огонь из обоих стволов по укреплению врага. Идёт Нюй-Оркский дождь. Во мраке городской ночи мерцают два длинных пистолета девчонки, скачут вперёд-назад затворы. Пули-пчёлы, свистящие чёрточки в воздухе несколькими пересекающимися полосками отрывают девочке ноги, подкошенная, она падает, переворачивается пару раз и затихает. Но в этот момент я уже бегу с гранатами к позиции с другой стороны, подпрыгиваю, делаю десятерное сальто над головой солджиров, выпускаю из рук связку лимонок. Укрепление разлетается в куски. Взрывной волной и осколками мне срывает местами кожу на лице и теле. Забираюсь наверх, оживляю Зайца. Он смотрит на меня испуганно:
– Вашество, у Вас под куском оторванной плоти блестит металл и вместо глаза яркая красная точка…
– Да не кипишуй. Эт я на время войны сделал себя Терминатором. Ну, понимаешь, чтобы не больно и не убивало, в общем.
Достаю нож Рэмбо, делаю надрез и снимаю кожу с лица, обнажив блестящий металлический череп. Райт нау, килл ми райт нау! Ай вонт би инорт! Красные огни из орбит оценивают обстановку, приближая и удаляя картинку.
– Ну них.. себе!
– Хочешь жить – пойдём со мной! Айл би бэк!
– Вот это реальный прикол! А можно мне тоже?
– Да в лёгкую, на!
Ударила молния, в светящемся круге, из дыма медленно и грозно поднялся Заяц. Он злобно посмотрел по сторонам, потом остановил тяжёлый взгляд на мне.
– Зая?! – испуганно спросил я.
– Нат энимор. Ай вонт ёр шуз, ёр клоуз, энд ёр моуторсайкл!
– Ю форгат ту сэй плиз…
Тут мы с Зайцем не выдержали, как давай хохотать. Подняла голову от земли девочка с кольтами:
– Мож, хватит ржать! Не хотите мне помочь?!
Ставлю девочку-бойца в строй. Поднимаю рукой за шиворот, сканирую скелет.
– Нет, череп не повреждён!
Ушастый опять смеётся. 
– Сгущаются тучи метамфетамина над головой. Скоро, скоро грянет буря. Истинные воины сойдутся в неравной схватке с самими собой. Размашистый нистагм прошагает кирзовыми сапогами по планетам вселенной, чумой захватив весь мир. Всё, что ты когда-либо знал. Что видел. Из огня родится неведомое зло, настолько страшное, что не можешь говорить. Просто замираешь от страха. Имя ему – квартирный сабантуй!
Заяц уже катается по земле, держась за живот. Вдруг появляется эксадрилья вертушек. Площадь снова разрывается под грохотом снарядов. Девочка отстреливается из пестиков. Заяц из гранатомёта сшибает пару вертолётов. Я подпрыгиваю, открываю дверь, сажусь в кабину, поворачиваю металлический череп к пилоту и говорю:
– Вы не подскажете, как пройти в библиотеку в 3 часа ночи, идиот?!
Пайлот самоликвидируется. Разворачиваю машину и точными попаданиями крушу эскадру. Затем хватаю вертушку за хвост, раскручиваю и метаю в подходящие танки. Всё взрывается к чёртовой матери. Надо придумать, что дальше. Создаю временный штаб. Вызываю Зайца с линии фронта. Он является немного покоцанный. Одно ухо горит, зубы выбиты шрапнелью, в груди торчит ломик.
– Не, ну я всё понимаю, война идёт. Но откуда, б..дь, лом взялся?!
– Да это, Ваше Терминейшиство, бастующие дворники. Хрена говорят, мы будем этот бардак за те же бабки убирать!
– Тоже интересные, война идёт, понимать должны.
Чиню Зайца. Собираем совещание штаба. На карте обозначаем места наступления. Принимаю решение об участии в войне трансформеров, зомби, терминаторов, дворников, лохнесского чудовища. Вооружаю винтовками с лазерами, самонаводящимися бомбами «Жатва душ», ракетами «Земля-воздух-мишень-кровища». Звонит телефон:
– Хэлло, рашэн фрэндс! Дую вонт бай америкэн машин ган?
– Чё говорит, не понял? Зая!
– Хи сэд: не хотим ли мы купить у них оружие.
– Америкосики совсем уже двинулись на деньгах! Своему же врагу оружие хотят толкать!
И в трубку:
– Вы уже совсем там?! Прав Задорнов, дураки какие-то!
– Бииизинес! Мэни мани! Ду ю  андерстэнд?! Ди юнайтед стэйтс ис фридом кантри!
– Мало денег всё вам? Щас будет вам бизнес!
На пентагон падает огромная плита долларов. Голос в трубке пропадает. В штаб-палатку врываются зомби. Отрываются головы, кровища брызгами летит, будто пьяный маляр льёт краску на стены. Открываю огонь из пулемёта Рэмбо. Отлетают ошмётки плоти, строчит дымящийся ствол. Лукас снимает крупным планом мой потный напряжённый мускулистый бицепс, дрожащий от пулемёта. Прорываемся с Зайцем и девчушкой из Техаса. Она сплёвывает кровь и улыбается.
– Тебе бы в куклы играть, деточка!
– Я их связала и сожгла…
Идёт страшный бой. Из-за дыма не видно луны. Трансформеры перевоплощаются, хрипят зомби, ведут точный огонь терминаторы, блестя металлическими скелетами на отблесках взрывов. Хрустят под колёсами автомобиля «Нива» черепа. Как в тире мочу всё, что движется. Вдруг из толпы выходит Нэо из «Матрицы». На нём чёрные очки, стильный длинный тёмный плащ, блестящие берцы. На мне старая фуфайка, порванная в трёх местах, с засаленными рукавами, дырой в кармане, старые кирзовые сапоги, дырявая затёртая кепка. Достаю из кармана засохший пельмень, подношу ко рту и неожиданно бросаю в лицо киберпанку.
– Ты чё, сук…
Молодой кидается на меня, обрушивается тысячей ударов в секунду. Ставлю блок, бью ногой в живот. Нэо падает на колени, разъярённо бьёт кулаком по земле, подскакивает, и махач продолжается. Подсечки, хуки, вертушки. Падаю и встаю снова. Разбегаюсь, отскакиваю от стены, делаю сальто, приземляюсь позади задиры, подпрыгиваю и с разворота наношу удар ногой по лицу. Звук удара совпадает с грохотом грозы. С лица Нэо в сторону летят брызги воды, кровь изо рта. Крупным планом снимает на камеру Лукас. Хватаю обидчика сзади, сдавливаю горло. Он поднимает нас в воздух, бьёт меня спиной о стену. Я падаю вниз. Киберпанк бежит по стене и вдруг получает заряд дроби в бочину. Его относит и стелет по асфальту. В окне стоит с ружьём в руках недовольный престарелый дед, проснувшийся от шума. Из ствола струится дым. Нэо качаясь поднимается с земли. Показываю на камеру пару красивых телодвижений, приёмчиков каратэ. Подпрыгиваю, приседаю, вожу руками. Уу-ах! Хай-я! Изображаю айкидо. Молодой смотрит, раскрыв рот. Вынимаю из чёрной дыры кармана красную таблетку, подбрасываю её в воздух и с разворота ударом кирзача всаживаю лекарство киберу в горло. Задрожали и лопнули все витрины, рассыпавшись миллиардом осколков. Ярким зелёным светом загорелся Нэо, его оболочка треснула и взорвалась. Когда плавающие стены снова затвердели, вместо панка на земле сидел толстый мужик, в грязной потной футболке, заросший бородой, прыщавый, в домашних дедовских тапках.
– Парни, а у вас нет новой части «Кал оф дюти» пошпилить?
– У нас тут везде «Кал оф дюти». И вообще кала хватает.
– Ну, просто там графика, как настоящее всё. Джунгли там, по горе ползёшь, орлы…
– Дурак, в дэндё играй! Танки, марио, контра, лягушки. Как засядешь на всю ночь, и забудешь про завтрак!
– Здорово, я буду опять играть всю ночь! Ы-ы-ы! – и компьютерный гений, поковыряв в носу, вынув комок соплей, вытер руку о майку.
Зомби теснили роботов. Заяц бил бронебойными по трансформеру «ДТ-75», но тот никак не умирал.
– По баку с солярой лупи, он жрёт много!
– Я думал по тракам…
– Это его не остановит! Он в колхозе жил.
Оставляем Нюй-Орк, надоел. С самолёта бросаем ядерную бомбочку, позади вырастает грибок. Прилетает оторванная рука зомби, застревает в зеркале. Опускаю боковое стекло, беру её и выкидываю. Самолёт зависает неподалёку от Белого Дома. В форточку целюсь оптикой винтовки. В кругляше с крестом и делениями вижу чёрную голову с ушами. Заяц смотрит в электронный бинокль.
– Ветер юго-западный, 5-7 метров в секунду. Расстояние 1,5 километра. Погрешность 0,2. Вибрация самолёта 0,5-0,6 гигагерцев. Биение Вашего сердца 82 удара в минуту, замедляется. ЧДД 18 в минуту. Расходящееся косоглазие ориентировано на 3 и 5,5 часов условного циферблата. Покачивание головы Алабамы в динамике, отклонение до 2-3 см. Давление за окном 744, падает. Курок с непроскальзывающим покрытием, на палец можно не плювать. Готов?
– Готов.
– Огонь!
Грохнул выстрел. Пуля, свистя и поворачиваясь вокруг своей оси, рассекая капельки дождя, что в замедленной съемке зафиксировал на камеру Лукас, летевший рядом, снесла клювик пролетавшей птичке и, разбив стекло окна, шмякнула в чёрный круляш. На большое золотое блюдо, лежавшее на столе, плюхнулись чёрные мозги. Извилин на них не было.
– Я так и думал, – сказал хладнокровно стоявший рядом старый седой швейцар.
Мы с ушастым закричали от радости:
– Попали, попали!
– Кто лучший в мире стрелок?
– Вы, Вашество!
Танцуем на поляне перед Белым Домом клубные танцы под «Лайин фром ю» Линкин Парка. Я извиваюсь, обнимая сам себя. Вхожу в нирвану. Заяц стреляет в воздух из стволов. Делает брейк-данс. Неожиданно под ногами взрывается прилетевшая ракета стингера. Сквозь дым ползу к ушастому. Заднюю часть туловища оторвало, из позвоночника торчат провода и шланг гидравлики. Нахожу Зайца. У него вообще осталась только голова и часть груди. Он смотрит на меня грустными глазами и произносит металлическим голосом:
– Вот и всё, отвоевался я, Вашество.
– Ты был хорошим бойцом, Зая. Я отомщу за тебя! Возьму нож Рэмбо, ворвусь в ночной лагерь и буду насаживать одного, второго, третьего…
– Вашество, можно последнюю просьбу?
– Я сделаю для тебя всё что угодно, друг!
– Погладьте мне уши, я от этого так балдю…
Глажу уши, глаза зайца расширяются от удовольствия и вдруг застывают. Все плачут: я, Лукас с камерой, солдаты, бабушки в деревне Федосьевка у телевизора. У Джорджа звонит телефон:
– Уже 20 Оскаров, пальмовые ветви, орлы, медведи! Почему Вы плачете?
– Зайчишку жалко!
С помощью палочки оживляю Зайца. Снова в строю, снова мышцы горят, сыпятся гильзы. Взрываем Белый Дом. Взрываем Америку. К чертям взрываем весь мир. Нажимаю красную кнопку в чемоданчике, наступает полная темнота и тишина. С керосиновой лампой появляется в темноте ушастый дружбан. Садимся на холмике, закуриваем, смотрим в темноту.
– Классно повоевали, а, Зая?
– Ага. Мне особенно понравилось биться с «ДТ-75».
– А мне с мальчишом-киберчишом. Как я его уделал, Брюс Ли отдыхает!
Помолчали, докурили сигареты, затушили.
– Всё равно, тоска чёт, Заяц…
– Ваше фантазничество, но это ведь не предел возможностей. Я верю в Ваш извращённый ум. Пора снова расширять границы.
– Да, но этой планете, похоже, мы больше не нужны…
Из мёртвой темноты мыслей рождалась новая идейка. Медленно вытанцовывала, всё быстрее распаляясь, игра. Уничтожив один мир, обратим свои взоры выше таблицы Менделеева, снимем «Санту-Барбару – 2», раскроем тайны чёрной дырки и параллельных миров. Лети вперёд, Скайуокер, преодолевая неосознанное. Мы причесали землю. Что дальше?

                Эпизод V. Идеальный мир

Проносятся за иллюминатором звёзды, кометы, обломки старых космических кораблей. Играет в звездолёте «Инсенсатез». Умиротворяюсь. Смотрю на бескрайний таинственный космос. Сколько же там ещё неоткрытого, неизведанного – целая вселенная! Иногда как подумаю об этом, становится страшновато. Но любопытство первооткрывателя сильнее. Спит в криосне Зайчишка. Наливаю стаканчик «Джек Дэниелс». Пролетела за окном красная телефонная будка с английской надписью. Интересно, откуда она здесь? Вижу Лукаса с камерой за окном. Красавчик! Всё же деньги делают человека космонавтом свободного полёта. На проплывающей мимо комете стоит молодая девушка в джинсах. Её светлые кудрявые волосы развевает ветер. Соу стрэйндж! Почему это миловидное личико мне так знакомо? Я видел её раньше? Девушка улыбается, подмигивает мне и исчезает, словно мираж. Впереди появляется чёрная дыра. Корабль ныряет в неё и наступает полный мрак. Из темноты, навстречу мне, с керосинкой в руке выходит девочка их Техаса в своём платьице. Она достаёт свой блестящий «Кольт» и вышибает себе мозги. От неожиданности у меня начал подёргиваться глаз. Снова чернота. Являются совы. Те самые. Они говорят тишиной:
– Взбираясь на вершину, не следует забывать, что ты, возможно, бывал на ней. И стоит ли идти по пути, ведущему к победе? Он проторен уже давно. Но одной горы мало! Многие покорили миллионы высот. Были ли они счастливы? Кажется, лишь на подъёме. Ноги даны человеку, чтобы идти. Финк абаутед.
– А попроще есть чего?
– В сельпо водка «Талые реки». Прощай, мужик. Не увлекайся палочкой навсегда.
После прохождения через дыру, космос стал белым, звёзды – чёрными. Показались планеты. Они расположились в хаотичном порядке. У каждой бесформенная оболочка, разные цвета: рыный, латый, дуний, зениварый. Палочкой выбираю планету с самой продвинутой формой жизни. Правлю на неё. Бужу Зайца.
– Доброе утро, Вашество! Сколько я спал?
– 245 лет.
– Них.. себе! Это же там, наверно, уже знают.
– Что знают?
– Когда конец света.
– Балбес ты, Заяц! Мы же разнесли там всё к е...ям!
– А да, точно! Чёт меня колбасит после такого криосна.
– На, вот, вискаря дёрни. У Алабамы подрезал.
Ушастый хлебнул из горла, почесал за ухом, пошарил в кармане.
– О, «Самсунг гэлэкси эс 6»! Теперь можно дома за огромные бабки толкнуть, как раритет!
Я укорительно посмотрел на Зайца.
– А, ну да, опять забыл. Дома-то нет у нас теперь…
– Да чё ты ноешь! Дай сюда бутылку!
На входе в атмосферу наткнулись на огромную голограмму. Светящимися большими вертикальными чёрточками и точками нам предстала непонятная надпись. Делаю Зайца толмачом.
– Здесь сказано: «Добро пожаловать на планету Перфектум, снимайте, пожалуйста, сапоги!».
– Ага, я их потерял под Кёнигсбергом, когда бодался с паровозом за читок.
Звездолёт приземлился на один из многочисленных островков, висевших в воздухе. Они имели окраску, похожую на наш синий цвет. Своим множеством, расположившись хаотично, куски суши образовывали планету. Неподалёку, снизу вверх, между островками, текла розовая река. Странно было отсутствие животных и птиц. Мы с ушастым сошли с корабля. К нам подлетели два маленьких оранжевых облака с яркими синими светящимися лампочками-глазами. По пять у каждого, в ряд. Они описали вокруг нас пару кругов, зависли впереди.
– Парпак таймы кролчин жандерика!
– Зая, чё он там несёт, давай, переводи.
– Он говорит, они рады приветствовать нас на своей планете с самой совершенной формой жизни. Надеются, что нам здесь понравится и мы останемся.
– Скажи, мы тоже рады иметь честь иметь нашу честь в ихнем доме! (Заяц скривил в недоумении морду и недовольно посмотрел на меня). И спроси, в чём выражается самая идеальная житуха у них?
– Парпак таймы жандер нума! Карбульки таяц скургенти рашка лап ин хорчук дыш?
– Карбульки тенчик ланды рогдай. Жо форас тимьнея, бордан кали вентал. Пуся лорка дюжбак берданчик!
– О, берданчик! Хоть одно знакомое слово услыхал.
– Вашество, они говорят, что их материя состоит из геномного атома, такого газа, который содержит ДНК или типа того. Они не болеют, не умирают, не нервничают. Между собой общаются силой мысли, не утруждают себя разговорами. Стоит им только пожелать чего – всё появляется. Высокие технологии позволили им отказаться от тяжёлого неудобного тела, стать облачками, вшить технологию исполнения любого предмета или вещества в мозг, который живёт в клетках молекулы газа.
– Значит, они ничего не делают, и всё что только захотят – получают?
– Так точно, Ваше космическое величество!
Расстроенный, я сел на землю. Достал «Беломор», закурил.
– Попроси у них водки «Талые реки».
– Буханчик татлы пойша челы дан?
– Чер дан, лаплюша!
– Палюйки!
Я открыл бутылку, закинул с горла в позе горниста. Зажевал палёную водку засохшим пельменем из кармана. Втянул родной дым отчизны из папиросы. И заплакал. Крупным планом мою спину в дырявой фуфайке снимал на камеру мегарежиссёр. Слезливо запиликала французская гармошка Яна Тирсена. А затем пианино звонкими клавишами. И вдруг я понял, я почувствовал. Радостно хватаю Зайца и начинаю подбрасывать.
– Я знаю, я знаю, что делать! Знаю! Слышишь ты, хитрая косоглазая морда!
Взмахиваю палочкой, и мы с ушастым в родном лесу. Ломаю волшебный стержень пополам и выкидываю подальше в кусты. Заяц улыбается, он тоже счастлив оказаться дома. Я обнял его.
– Ты свободен, Зая! Спасибо тебе за всё! Теперь ты там, где должен быть. Живи, плодись как кролик, выращивай морковь! Ну, а на выходные – по 150 на бруньках «От дуньки» замахнём, поболтаем, вспомним приключения. Иди, брат, своей дорогой!
– Вашество, вы и вправду мудрейший из мудрейших! Я счастлив, что Вы нашли решение. И рад, что обрёл друга. Спасибо, и до встречи!
Заяц вприпрыжку побежал домой к вернувшейся жене. Я пошарил в карманах. Пельменя не было, и это чертовски радовало. Подошла женщина в шляпе с вуалью и мундштуком в руке.
– Давай, показывай, где твой огород! Щас, я его как крот, в момент вскопаю! А после работы наливочки выпьем, посидим.
– Вы действительно согласны пахать ради меня землю?!
– Ради НАС, дурочка! Давай, веди! А это выбрось, тебе ещё детей рожать!
Я выхватил у неё мундштук и выбросил в заросли. Когда пришли на огород, я копал усердно, с удовольствием, вытирая со лба пот. И чем больше я уставал, тем радостнее становилось внутри. Кругляши вертелись радостно, чётко отбивая ритм кровенаполнения. Оглядываясь на проделанную работу, я потирал руки, гордо брал лопату и пахал дальше. Готовила на плите ужин счастливая женщина. Стирал с зайчихой на реке бельё ушастый друг. Он выжимал воду из одежды, жена гладила его маленькие ушки. Радость вернулась в наши дома. Джордж Лукас закончил съёмку. Довольный и уставший, он откинулся в кресле, выпил стаканчик холодного лимонада. Зазвонил телефон:
– Мистер Лукас, мы хотим купить эксклюзивные права на Ваш новый мегаблокбастер, про волшебную палочку. Назовите любую цену!
– Эта картина – настоящее искусство, и она бесценна. Я решил не продавать её. Все люди мира должны увидеть этот шедевр, поэтому я буду крутить его бесплатно во всех кинотеатрах.
– Но мистер Лукас, а как же бииизьнес?!
– Вот вы им и занимайтесь, раз получается. А я кино снимаю. Хорошее кино. Прощайте!
Режиссёр ещё раз посмотрел на мой силуэт, с лопатой маячивший на огороде, и улыбнулся.

                Эпизод I. Возвращение

Я проснулся. Посмотрел на часы – 09:35. Пошевелил мышь, на мониторе засветилась картинка с вордовским документом. На чистом листе большим шрифтом был написан заголовок – «Волшебная палочка». Потягиваясь, я осмотрелся. На стене моего кабинета висел постер, на котором улыбающийся Джордж Лукас открывал ворота нового парка аттракционов, исполненных по мотивам «Звёздных войн». Я заварил кофе. Полился чудесный бодрящий аромат. Из рамки на столе смотрела весёлая девушка с развевающимися на ветру светлыми волосами – моя жена. Рядом с фото красовался смешной заяц-копилка с маленькими ушами. Хлопнула дверь, вошёл режиссёр Юра.
– Привет! Ты написал сценарий?
– Нет ещё, в работе.
– Если ты так будешь работать, – Юрий, смеясь, показал пальцем на складку от сна на моей щеке, – мы никогда не снимем фильм!
– Да, извини, друг, я исправлюсь! – весело ответил я.
– Давай, дерзай, а то застоялись кони в стойле, – он отхлебнул кофе из моей чашки и вышел.
Я похлопал ладонями по лицу, глянул на зайца, улыбнулся, потёр радостно руки и жадно принялся долбить по клавишам.

(апрель 2015 г.)