Гейша

Она была так похожа на японку…
А почему, собственно, была?
Сергей попытался представить, какой Жанна стала теперь, через много лет, и не сумел. Её воображаемые морщинки не складывались в рисунок, не обострялись скулы и нос, не становилась дряблой шея.
И фигура её, казалось, не могла сильно измениться, ведь Жанна не склонна к полноте, и такая аккуратная грудь опадает не скоро. Лишь ноги, возможно, чуть высохли, утратив девичью мягкость перетекания от голени к икре.

Странная штука: он отчётливо видит ноги, а лицо её расплывается, словно нацепил не нужные пока ещё очки. Как ни стараешься напрячь зрение, преодолеть силу линз, но проклятое стекло сильнее. Образ размыт, и только глаза гейши ощущаешь перед собою.
Именно ощущаешь, поскольку и их не в состоянии выудить из памяти. Боишься извлечь не те, не её.
Даже фотографии не осталось, чтобы сверить…

Сверять, вспоминать, восстанавливать…
А надо ли?
Теперь-то Сергею ясно, что и туман этот вовсе не случаен, и фотография Жанны утеряна не зря. Не выброшена, не сунута со зла за шкаф – просто не найдена вовремя.
Он, правда, тогда очень спешил. Но пытался же ту фотографию отыскать! Честно.  Даже облазил, кажется, всю пыльную комнату! Увы, тщетно…
Но ведь была же карточка – он точно знал – не одну неделю где-то здесь пролежала. И вроде бы никуда её не перекладывал…
Сергей спешил и злился.

Он не закрывал чемодан до последнего. Клетчатая подкладка чемодана своей безвкусной яркостью отвлекала от поисков. Уже спрессована тщательно уложенная одежда, уже намертво закреплена ремешками.  Осталось лишь хлопнуть крышкой, придавить её слегка и…
И нечего отвлекаться ни на дурацкую подкладку, ни на карточку, копию которой, в конце концов, Жанна потом может выслать почтой.
Всё элементарно, а он зачем-то шарит и шарит по полкам, рискуя опоздать к своему рейсу.

Самое удивительное, что с тем чемоданом Сергей давно расстался – выбросил, скорее всего, а подкладка до сих пор перед глазами. Всегда, что ли, мелочи перекрывают главное?
Ну, какое ЭТО – главное? Ну, зачем!..
Да нет, просто фотография очень удачной получилась, на редкость.

- …Ты всё ещё его таскаешь? – вопрос теперь уже бывшей жены вернул Сергея в день сегодняшний. Однако сразу сообразить, о ком или о чём его спрашивает Татьяна, Сергею не удалось – не о чемодане же! Поэтому он уточнил:
- Кого его?
- Да джемпер этот.
- А-а, бусер, - вдруг из недр памяти всплыло прежнее название некогда модного элемента одежды. Интересно, как эти кофты теперь называют?

Татьяна, похоже, Серёгиной поправкой пренебрегла. Она, махнув рукой – дескать, не вижу разницы – принялась подчёркнуто сосредоточенно одевать Сашку: «Не верти головешкой! Руки, руки поднимай!»

Ишь, скривилась. В прежние времена ни за что не обозвала бы его любимый бусер каким-то там джемпером.
А жёлчи-то сколько во взгляде сквозануло!
Да чистый бусерок, чистый. Позавчера только его надел. И не порван даже. Растянулся – это точно, зато удобный.
Не модным стал? Выцвел?
Чихать, я же дома. А то, что потянут слегка, в отдельных местах, так по фигуре ведь тянулся.
Верно, фигура не стала за эти годы лучше, но и не обезобразилась же. Как у некоторых. Я ещё вполне даже…
Подчёркивать изъяны своего нынешнего телосложения, конечно, не следовало бы. Только дома я, чёрт подери! И не перед кем мне тут рисоваться. Может, ещё Рембо из себя корчить?! И так сойдёт. И вообще – довольно! Не фиг заводиться по пустякам!
О ком бишь я думал? Вспоминал же что-то?
Ага, о восточной женщине, об оченно дальневосточной…

Она действительно была похожа на японку.
Сергей убедил себя в этом, хотя японок никогда прежде не видел. Страна восходящего солнца казалось ему куда привлекательней захолустной окраины Казахстана, откуда Жанна родом на самом деле.
Впрочем, в Казахстане Сергею тоже бывать не приходилось. Однако он считал, что и сравнивать нечего. Даже смешно: вершина Фудзи, сад камней, та же «Тойота» против целинных и залежных гектаров.
Тойота против койота…

Сергею, в конце концов, просто нравилось верить, что она похожа именно на японку.
Это сегодня он знает, что японки в большинстве своём кривоногие и неказистые. Сергей был там и видел. Жанна слыла бы в Японии красавицей.
Да она и среди своих, наверняка, красавица. 
Тогда же Сергей всё допытывался, как её зовут по-настоящему, по-казахски.
«А Жанна тебя не устраивает? – уходила от ответа она. – Так проще, я и сама уже привыкла».

Что его тянуло к Жанне больше всего – её экзотическая внешность?
И это, видимо, тоже. Бывало, идёшь по улице, а люди оборачиваются вслед, не понимая: такие разные и вместе…
А может, любуются?
Сергею, вообще-то говоря, не нравилось привлекать к себе внимание, разве что чуть-чуть – сливаться с толпой очень уж тоскливо.
Поодиночке ни он, ни она не вызывали особого любопытства окружающих. Но появляясь на людях вместе, непонятным образом они аккумулировали взгляды зевак. И Сергея отчего-то такой эффект не утомлял. Хотя должен бы…

Сергей не был по характеру лидером, центром вселенной, давно понял это и нисколько не огорчался. И когда обстоятельства, время от времени, подкидывали ему вожжи правления людьми или каким-нибудь коллективным делом – на, мол, порули, - он как бы прятал руки за спину, давая вожжам выскользнуть и быть подхваченными кем-то, их страстно жаждущим.
Сергей предпочитал находиться немного в стороне, слегка «не в фокусе», вполне удовлетворяясь положением «не вождя – не холопа». Захотел – вставил слово, даже поспорил, иногда настоял на своём. Не желаешь суеты – ушёл в прохладную тень прочь от дрязг и нервотрёпки.

Так и в личной жизни получалось.
Только в жизни личной, а особенно – в семейной, за прелестью отстранённого существования рано или поздно приходит кошмар расплаты. Ведь отойти от эпицентра страстей некуда, во всяком случае – далеко не смоешься. А они, страсти эти, что долго плескались рядышком, шуршали и скребли, теперь бушуют… и всё по мозгам норовят, по нервам!
Ибо стреножить одного человека, даже близкого, тем более женщину, подчас сложнее и многодельнее, чем безликую толпу. То есть – держать постоянно стреноженной.
Поддаваться же её женской воле самолюбие не позволяет, закодированное где-то глубоко в генах мужицкое нутро.

Вялых сил твоих, однако, хватает лишь на отдельный всплеск эмоций, точнее – на выплеск. И выплеск этот, подспудно зревший от близости упомянутого уже эпицентра, часто бывает бурным, всесокрушающим, а осадок от него – гадким и постыдным до тошноты.
Он рождается, как правило, из ничего, не имеет ни малейшего отношения к сути сиюминутно возникшей проблемы. Ведь «схватки», которые ты пытался не замечать, давил в себе, начались задолго до первого крика злобного младенца.
Словом, не воспользовавшись вовремя абортарием, нечего пенять на кесарево.

И обиднее всего, что упрекают тебя потом и в мелочности, и в чёрствости, и в хамстве из-за ерунды, что с формальной точки зрения справедливо.
На подобные упрёки ответить нечем, потому что ты и сам (если быть откровенным) далеко не всегда учитывал те килокалории отрицания и неприятия, которые всё время грели котёл, пока он не взорвался.

- Ну, пока. Мы пошли, - Татьяна, держа Сашку за руку, уже стояла на пороге, готовая тотчас сквозануть навстречу развесёлой компании, ожидавшей её внизу, в машине. – В следующую субботу Сашку не приведу.  Так что - не скоро теперь…
- Это почему?
- У меня другие планы. Я что, отчитываться должна?!
- Ничего ты не должна. И вообще, мне твои планы до одного места. Просто я Сашке обещал…

Всплески или выплески (как их ни называй) разной мощности происходили у Сергея в повседневной жизни не часто, но с завидной регулярностью. Полностью избежать их было практически невозможно.
И, пожалуй, лишь Жанне удавалось чудесным образом, маневрируя нюансами их отношений, исключать возникновение каких-либо эпицентров напряжённости.
Она будто бы и не делала для этого ничего специально – просто не занимала вершину, не оставаясь при этом и под горой.
Именно так, наверное, должна вести себя истинная гейша.
Так Сергею казалось тогда, и вся дальнейшая жизнь лишь укрепила его в той своей убеждённости.

Хотя идеализировать и выделять особо тот, не столь длительный отрезок времени, который они провели с Жанной, не стоит. Он давно покинул город, связавший их недолгими отношениями, она, вероятно, - тоже.
Сергей за прошедшие с той поры годы многое и многих повидал, не раз сближался и расходился, кое-чего достиг, понёс кое-какие потери, не выбивающиеся, впрочем,  из ряда обыкновенных.
К этой пульсирующей обыденности привыкаешь, переставая подчас замечать даже амплитуду пульсации. Ну, шибанёт где-то. Ну, повезёт когда-то. Ну, уведёт Татьяна сейчас Сашку...
Так это ведь только на неделю, максимум – на две. И всё дальше будет по-прежнему.
Сам он давно с этим смирился, да и Сашка сильно не переживает.

Хотя, почему же – по-прежнему?
Он не согласен, чтобы сегодняшний день длился вечно! Каждый следующий его день будет своеобразен, будет таить в себе…
Что-то обязательно затаит и манит сегодня Сергея очередным вывертом судьбы – очень интересным, пусть даже бурным, взбалмошным, пускай иногда чуть грустным, только бы – не трагичным. Вот этого не надо.
А лучше всего - обойтись без бурь и всплесков, переживая в дальнейшем лишь лёгкое волнение.
Хорошо бы, конечно, ещё хотя бы раз встретить гейшу. И неважно, как её на сей раз будут звать, какая разница.
Только где её теперь встретишь? В Японии, в Казахстане или в своём родном городе?

А если и встретишь когда-нибудь, она уже покажется тебе совсем иной, не такой, как Жанна в ту пору. Ведь изменился ты сам и люди вокруг, поменялись времена, нравы, элементарные условия жизни, наконец.
 Это тогда Жанне в годы тотального дефицита достать эффектное чёрное бельё ради одной-единственной, самой последней перед нашим расставанием встречи, было сродни подвигу. Но она совершила его. Хотя знала, что ничего этим не изменить.

- Я хочу, чтобы ты меня запомнил такой, - заметно смущаясь, сказала тогда Жанна, - чуть более красивой, чем обычно.
- Этот чёрный цвет – в знак траура? – только и нашёл, что ответить Сергей.
- Зачем же о печальном, всё в порядке. Ты просто вспомнишь когда-нибудь эту ночь и, надеюсь, не разочаруешься. Кстати, у нас на Востоке цвет траура - белый.

Когда Сергей перед отъездом безрезультатно обшарил всю комнату в поиске фотографии, то удивился вдруг тому обстоятельству, что это, оказывается, был единственный их совместный снимок, сделанный, в общем-то, случайно, мимоходом.
Этот отпечаток их счастливых молодых лиц на глянцевой бумаге могла тихо и незаметно для него забрать себе Жанна. Что, вероятнее всего, и сделала.
Она так похожа была на гейшу...