Весна пришла...

ВЕСНА  ПРИШЛА...

                Всё было встарь, всё повторится снова,
                И сладок нам лишь узнаванья миг.
                О. Мандельштам
       ...Наш истрёпанный крепкими гравитационными бурями, основательно обшарпанный разнокалиберными метеоритами, но, тем не менее, пока очень и очень молодящийся « Геркулес », гордо несущий своё мифическое имя ещё со времён незабвенного царя Гороха, несмотря на весьма почтенный возраст и интенсивно сыплющийся из него песок, прилетел в эту Тьму - тараканную звёздную систему исключительно по чьему-то бюрократическому недоразумению.  Уже на самом подлёте к ней вдруг выяснилось, что какой-то дипломированный олух властителя небесного, подпольно окопавшийся в нашем родном Звёздном Управлении, непостижимым образом перепутал новисторы, и заложил в дряхлые мозги нашего престарелого « Геркулеса » совершенно не ту курсовую программу, чем вызвал в них довольно - таки внушительный заворот. Было вообще непонятно, как при всех современных системах дублирования, чёрт те знает какого резервирования и контроля, ошибка всё-таки пролезла в окончательные расчёты трассы нашего полёта.
       Но факт настырно оставался реальностью. Корабль вылез из мрачного подвала « потустороннего  пространства » на свет божий непонятно где, и непонятно зачем, тьма его побери...
       Пока мы надрывали свои многочисленные глотки, перечисляя всех животных, которых считали ближайшими родственниками этого жуткого растяпы из Звёздного Управления, Вычислитель наконец определил наши Галактические координаты.

       Тут мы сразу переменили тон, и стали хором прочить своему недавнему врагу в родню уже совсем других представителей земной и инопланетной фауны, гораздо более благородного происхождения, так как он по своей счастливой для « Геркулеса » оплошности забросил нас в совершенно неисследованную область Галактики!
       Это же было невероятной удачей! Курсанты последнего курса Звёздной Академии вместо дипломного экзаменационного рейса по заезженной, уставленной сплошным частоколом контрольных буёв, истоптанной почти босыми ногами дороге к Сириусу, попали к звезде, возле которой и духом-то человеческим никогда не пахло! Судя по плотной туманности, окружавшей систему, её центральная звезда взрывалась, как Новая, около десяти тысяч лет тому назад, возможная жизнь попросту не успевала здесь заново зародиться, а потому экспедиция сюда не представляла особого интереса и пока Управлением не планировалась.
       Но это же для них! A для нас - то мир был самой настоящей Terra-Incognita!
       Мы радовались, как грудные дети после замены памперсов! Ещё не выйдя на связь с Землёй, мы уже почти гарантированно знали, что нас обратно на плановый маршрут не вернут. Было бы величайшей глупостью со стороны руководства не использовать эту непредвиденную возможность изучить неисследованную звезду. А заодно проверить и нас в реальной работе. Риск был практически равен нулю, принимая во внимание недавний взрыв Новой, и свойственную таким планетным системам классическую биологическую пассивность.
       Так оно, разумеется, и вышло. После весьма недолгих размышлений очень далёкая Земля дала добро, предупредив нас, разумеется, на всякий случай.   Это, мол, так и эдак, а это, мол, лучше вообще никак и даже не пис... И как можно подальше от греха...

                / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       Подлетая поближе к невзрачной звёздочке, носившей прозаическое название: аА - 67, 356/вВ - 94, 532, и не получившей ещё имени собственного по причине неисследованности и демонстративной неказистости, мы уже определили, что звезда представляет собой широкую двойную систему и имеет лишь две планеты, из которых только одна, ближайшая, находится в гипотетической « Зоне Златовласки », поэтому мы, не слишком долго раздумывая, на всех парах дунули прямиком к ней.

       Нас ожидало гарантированное разочарование. Планета была начисто лишена даже зачаточной атмосферы, и имела довольно - таки неприглядный вид.  Как выяснилось, при взрыве центральной звезды она оказалась в её фотосфере, и была при этом весьма основательно облизана её раскалённым языком. Совершенно голая, почти ровная, похожая на огромный бильярдный шар, планета не вызывала никаких положительных эмоций, и Вагнер мрачно предложил назвать её « Лысиной ».
       Большинство было против таких топонимических грубостей, тогда Вагнер попытался протолкнуть « Плешь ».
       Когда и это название тоже не прошло, он обиженно заявил, что других синонимов голого черепа не знает, а потому отказывается от дальнейшего участия в конкурсе.
       После короткого голосования остановились на « Сократе », чем вызвали неописуемый восторг Вагнера. Когда я пришёл к нему в каюту и сообщил об утверждённом названии, он по-жеребячьи заржал и, упав на диван, захлопал в ладоши.
       - Браво, братцы! Брависсимо! В лоб назвать не захотели, пошли в обход! Теперь, глядя на планету, каждый будет вспоминать, какая у Сократа имелась на голове лысина!

                / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       Звезду с непереваримым названием, которое даже привыкшие к таким буквенным и цифровым смесям астрономы не могли повторить по памяти, окрестили « Люпусом », учитывая его дикую страсть время от времени глотать нашего « Сократа ». Судя по всему, « Люпус » был повторной Новой, и проделывал это довольно регулярно.
       Спутник  « Люпуса » тоже не был обойден нашим пристальным вниманием. Поскольку он снабжал главную звезду веществом и по сути дела провоцировал его на вспышки, мы причислили и его к хищному волчьему роду, обозвав « Вольфом ».
       Да, я чуть было не забыл про вторую планету! Она была слишком далека от обеих « волков » и потому весьма основательно проморожена Космосом. Мы, не сговариваясь, окрестили её « Ксантиппой », чтобы нашему « Сократу » не было так одиноко. Автоматический зонд, отправленный к ней для исследований, показал холодный и безжизненный мир, покрытый смёрзшимися газами. Мы оставили аппарат « Ксантиппе » во временное пользование, а сами вплотную занялись « Сократом ».
       Почти две недели мы его обнюхивали, ощупывали и оглядывали со всех плешивых сторон.
       « Люпус » действительно являлся повторной Новой - шкура « Сократа » хранила на себе следы множества вспышек, разделённых промежутками от одной до пятнадцати тысяч лет. Воистину, нашему « Сократу » тоже жилось несладко...
       Мы работали с огоньком! Дел с избытком хватило всем. Бурили грунт, искали следы былой атмосферы, составляли первичные карты. Но всё это было так, проформой, обязательной, так сказать, программой. Земля деловито задавала вопросы и навешивала нам на уши смехотворные задания вроде поисков реликтовых форм жизни в любых её проявлениях. То есть, искать микробов? Ха!  Так это же курам на стайный хохот!
       А мы упорно искали что-нибудь этакое... В семнадцать лет трудно не желать необычного, неожиданного...

       И мы всё-таки нашли!!!
       На двенадцатый день нашего исследовательского прозябания, полного рутины, плесени и паутины, откуда-то из экваториальной области планеты в мыле прискакал Сато и, разбрызгивая вокруг себя горячую пену, и округляя узкие глаза, принялся взахлёб рассказывать о странной котловине, обнаруженной им персонально и одним на шестом градусе северной широты и девяносто пятом - восточной долготы.
       Быстренько разложили на полу новоиспечённую карту планеты.
       Как оказалась, котловина просматривалась и с орбиты, но пока на карте были лишь глобальные масштабы деталей, не позволявшие разглядеть подробности. Так вот, по сбивчивым словам Сато, котловина имела около пяти километров в поперечнике и метров триста - в глубину. И она была доверху заполнена то ли живыми организмами, то ли растениями, напоминавшими большие тонкие листы бумаги, скользящие над грунтом планеты.
       Сато был настолько поражён увиденным, что даже не сделал снимков, а сразу примчался за подмогой. Он и его напарник достаточно хорошо разбирались лишь в своей любимой геологии, поэтому довольно бездарно и дилетантски описали то, что увидели.
       Тут нужен был профессиональный пара-биолог. Козлов и О’Брайан уже дёргались, как хорошие скакуны перед решающими бегами, и в нетерпении рвали тонкие постромки.
       Правом, данным мне Землёй как Первому Помощнику Капитана, я назначил себя старшим в группе и, кроме биологов, взял с собой ещё троих: биохимика, биофизика и ксенолога. Я сам пока не знал, к чему мне последний спец по диалогам с даже не способными на монологи, но, тем не менее, взял...
       Галопом оседлав двухместных « кузнечиков », мы в карьере поскакали по азимуту.

       Сначала всё было прекрасно и расчудесно, но километрах в ста от конечной цели путешествия один из наших драндулетов внезапно захромал сразу на несколько своих копыт. Мы поковырялись в нём немного и с грустью поняли, что к финишу он придёт только на наших потных горбах. Полетела трансмиссия, привод был лишь на переднюю пару ног, и « кузнечик » теперь мог только ползти в режиме непрерывного контакта с поверхностью планеты.
       Я включил специально для Вагнера радиопеленг, чтобы неисправный вездеход не потерялся на бескрайних плешивых просторах нашего « Сократа », и дал всем команду хорошенько уплотняться в оставшихся двух машинах. Это было не шибко комфортабельно, но, во всяком случае, мы избавлялись от необходимости клянчить вездеход у других исследовательских групп, которые тоже были не очень-то ими богаты.
       Мы с немалыми трудами запихали себя самих в тесные кабинки оставшихся на ходу « кузнечиков ». Мой ксенолог сидел тихо, как мышь, и я порадовался тому, что взял именно его, хотя специалист по внеземным цивилизациям был тут нужен, как огородное пугало посреди кишащего крокодилами Нила. Но Паркинс был самым мелким из нас, поэтому занял очень мало места. В соседней машине дела обстояли значительно хуже. Было слышно кряхтение и надсадное пыхтение, потом О’Брайан с усилием проговорил: - Боливар не выдержит троих... - и колпак « кузнечика » захлопнулся.
       Я озабоченно поинтересовался, не задавят ли они там друг друга в тесной машине насмерть, на что один из троих утробным голосом что-то буркнул в ответ, послав меня затем по неотложным делам в какое-то место с неразборчивым названием.
       Я хмыкнул и поехал вперёд, разумно полагая, что раз они ещё способны острить, значит, до котловины постараются дожить.
       - « Нет, ребята, - думал я, ведя скрипящего от натуги « кузнечика », - это вам не затасканный полигон на планетах Сириуса... Судя по рассказам прошедших через него, там всё было совсем иначе. Запланированные другими игрушечные аварии, театрализованные зрелищные приключения, искусственные преграды... Там было много чего, не было только самого главного: вдохновения, азарта и радости первооткрытия... Была просто будничная работа, и мысли о том, чтобы её хорошо оценили ».
       Резво скакать с нашими жирными тушами перегруженные « кузнечики » уже не могли, и мы целых два часа тащились до вожделенной канавы. Мои ребятки готовы были вылезть наружу, и пихать медлительные вездеходы, или вообще бежать до котловины исключительно своим ходом. Но « кузнечики » совершенно не реагировали на их азартные гиканья и понукания, и двигались почти черепашьим шагом, строго соразмеряя скорость движения со своими энергетическими возможностями.

       Остановились мы в полукилометре от точки долгожданного финиша. Спешились. Я первым выбрался наружу.
       Отсюда было хорошо видно, что там, в котловине, происходят какие-то, действительно удивительные события. Что-то там энергично шевелилось, изредка поднимаясь над её краем, и вновь таинственно опускаясь за него. В буссоль я разглядел те самые « листы », о которых так темпераментно рассказывал Сато.
       Подошли товарищи.
       - Ну, что будем делать, братцы? - спросил я, когда они встали рядом. Я видел, что все и в особенности биологи рвутся в бой, да и самому мне очень хотелось полюбоваться на эти листочки вблизи, но было интересно узнать мнение остальных.
       - А что тут рассуждать?! - удивился Майковский.  - Приборы в зубы и - айда! Пока они не разбежались!..
       - Ну, айда, так айда... - я снял с обвешенного оружием Кидда свою офицерскую пыхтелку и шагнул вперёд. - Только, ребята, пока не лезть на рожон!  Эти штучки могут быть местными бабочками, а могут - и осами. Паркинс, ты остаёшься за меня в командирском вездеходе и держишь котловину на постоянной мушке. Если дам внятную команду - стреляй, куда велю. Но без моих санкций – ни - ни!
       Паркинс загундосил.
       - А почему я?! Почему только я, да я?! Что, мало здесь других бездельников?!
       Я разозлился.
       - А нафига ты нам там нужен?!
       - А сам-то ты там нафига?! - не уступал Паркинс.
       Это было резонно. Кибернетик там тоже не особо требовался даже для красоты.
       - Руководить и указывать перстом, - заступился Майковский за моё начальственное реномё.
       - Тогда пусть Козёл тут посидит! Чего им там вдвоём делать?! Они же друг у друга будут рвать славу из зубов!
       Козлов был готов кровно обидеться.
       - Колька, засади его в карцер! От греха подальше! А то он точно напросится на мои комплименты!
       Он поднёс мощный кулак скафандра к спрятавшемуся за стекло шлема рябому носу Паркинса.
       - Но–но-но!.. – испуганно, но с вызовом сказал тот, пытаясь встать на цыпочки.
       - Брэк... - вмешался бдительный Майковский в назревавший инцидент. - Нам тут только семейного мордобоя и не хватало! На глазах у изумлённых местных жителей...
       Он взял Паркинса за пояс, оттащил от Козлова и тихонько пихнул в сторону вездеходов.
       - Иди, сынок, иди... - сказал он ласково. - А мы пока поработаем с аборигенами. И не огорчайся. Если они начнут поносить нас за назойливость на непонятном языке, мы попросим тебя перевести.
       - А если не начнут?.. - Паркинс всё-таки шёл к своему скучному боевому посту.
       - Начнут, Бобби, обязательно начнут, - пообещал Майковский. - И очень даже скоро. Это мы тебе гарантируем...

       Подогнав вездеходы ещё на три сотни метров поближе, мы до грыж нагрузились всевозможными приборами и решительно двинулись к котловине.  Паркинс сидел в моём « кузнечике », демонстративно поводя стволом плазменной пушки. Он единственный пока был не у дел, но не терял надежды включиться в нашу ответственную работу.
       К котловине мы шли очень и очень осторожно, рассыпавшись в цепь и выставив вперёд стволы своих излучателей. Подойдя к её краю, мы замерли в восторге и изумлении, и несколько минут безмолвно любовались картиной, открывшейся перед нами.
       А зрелище было воистину феерическим! Вся гигантская котловина буквально кишела удивительными, определённо живыми образованиями, находившимися в непрерывном движении.
       Это больше всего походило на штормовое море, особенно вдалеке, где « листики » сливались в общий серый и волнующийся фон.
       Сато впопыхах, конечно же, ошибся с определениями. Более всего эти существа напоминали не листы бумаги, а почти двухметровые блины с округлыми, но неровными краями. « Блины » даже имели хотя и с трудом, но усматривавшуюся толщину. Они плавали над ровным дном котловины, то поднимаясь, то опускаясь, и было непонятно, как они вообще держатся в без - опорном безвоздушном пространстве.
       Мои ребята разбрелись и занялись исследованиями. Мне, как кибернетику, работы по специальности не нашлось, поэтому я был лишь на подхвате. Я бродил от одного парня к другому, время от времени оглядываясь на « кузнечиков », и видел за прозрачным фонарём переднего напряжённую фигуру недремлющего Паркинса.
       А работа кипела! Уже через полчаса счастливый О’Брайан радостно сообщил всем, что эти блины органического происхождения и окружены чем-то вроде защитной оболочки из ионизированной плазмы. Вместе с Майковским он подобрался вплотную к краю котловины, и просветил приборами какой-то из ближайших « блинов », совершенно не обращая внимания на мои предостерегающие окрики.
       Я, естественно, психанул, и почти пинками отогнал их подальше от грехов и добродетелей азарта, грозя засадить на гауптвахту или ещё куда-нибудь, поглубже. Я ругался для проформы, прекрасно понимая их состояние. Мне и самому с трудом удавалось не забывать про всё на свете, и не кидаться, очертя голову, с приборами наперевес в самую гущу « блинов ».
       Но дисциплина есть дисциплина, она всегда была и будет главным гарантом безопасности.
       Майковский и О’Брайан нехотя мне подчинились, однако анализы сделать всё-таки успели.
       Оказалось, что в самом центре каждого из « блинов » - там, где они имели наибольшую толщину, - находилось что-то вроде мощного биологического реактора, который создавал вокруг каждого из существ достаточно сильное защитное поле, и, кроме того, порождал анти - гравитацию, обеспечивавшую « блинчикам » возможность летать в вакууме.
       - Отсутствие разума несомненно, - сделал наконец главный вывод Козлов. - Это всего лишь животные, причём на самой низшей стадии развития. Что-то вроде хорошо откормленных амёб с атомными бомбами в животах. Я думаю, если нарушить целостность их защитной оболочки, вся эта био - реакторная система выйдет из равновесия, и « блин » банально рванёт. Может, проведём экспериментик?..
       Он нетерпеливо поправил на плече излучатель.
       - Я тебе проведу! - погрозил я ему кулаком. - А ты подумал о том, что остальные могут сдетонировать за родственную компанию?! Если ты прав, то этот арсенал так грохнет, что от нас и мокрого места не останется!
       О’Брайан оглянулся на покинутые вездеходы.
       - А от нашего Паркинса что-нибудь останется?!. - спросил он нарочито громко.
       - Одни хорошие и плохие воспоминания! - зло ответил я.
       - Тогда пусть он уберёт свою крупнокалиберную пушку... Иначе с перепугу может шарахнуть и устроить нам, а заодно и себе, хорошенький погребальный фейерверк...
       Это было резонно.
       - Паркинс, друг мой! - приказал я. - Моё первоначальное распоряжение уже морально устарело, поэтому я его с удовольствием отменяю! Разряди пушку и спокойно отдыхай! Тебе здесь работы не будет! Твои гениальные способности нам, к сожалению, не потребуются! Если услышишь наш перепуганный визг, заводи машину и жди! Только один не удирай! Дождись нас, и мы красиво сделаем это все вместе!
       Паркинс тяжело вздохнул. Было видно, как он втянул ствол пушки в корпус вездехода, и тут же зазвучала бравурная музыка - Боб от огорчения включил проигрыватель.
       - Ну вот... - довольно сказал Майковский. - Теперь дела наши пойдут гораздо веселее…

       …Мы азартно работали ещё около четырёх часов.
       Существа оказались ребятами необыкновенно занятными. Как выяснилось, они питались исключительно излучением « Люпуса », которое после отфильтровки защитным полем поглощалось клетками тела « блинов » и накапливалось в буферных батареях, окружавших био - реакторы. Эти батареи обладали фантастической ёмкостью при невероятно малых размерах! Они глотали и глотали излучение « Люпуса », тратя на жизнеобеспечение « блинов » лишь очень малую его часть. К нашему удивлению, их био - реакторы тоже гнали часть энергии в те же самые батареи. Здесь крылась главная загадка, над которой следовало основательно подумать. Ставил в тупик и сам биологический реактор, который непонятно откуда брал основную необходимую ему энергию.
       У нас жутко чесались руки от непреодолимого желания поймать хотя бы один « блинчик » и основательно его исследовать, но мы не могли себе даже представить, как он себя поведёт, оказавшись в ловушке.
       А дела наши шли и мчались вперёд. В активной зоне био - реактора каждого « блина » очень быстро были обнаружены изотопы неизвестного на Земле радиоактивного элемента, который в принципе и мог оказаться тем загадочным топливом, питавшим наши живые объекты. В каждом « блине » находилось ничтожное количество этого необыкновенно энергоёмкого горючего, и мы вряд ли смогли бы его так быстро обнаружить, если бы не гигантское скопление этих существ. Сотни миллионов крупинок элемента, собранные в одном месте, создавали внушительный фон, который мы уже смогли зарегистрировать.
       Майковский прямо одурел от внезапно свалившегося на него безразмерного счастья. Ему, желторотому курсанту, которому до сих пор с осторожностью доверяли лишь переноску пустых колб и мытьё грязных реторт, выпала неслыханная удача быть первооткрывателем нового химического элемента! На Земле над этим бились громадные коллективы измученных учёных, бились месяцами, а то и годами!
       Кидд был в состоянии не меньшей эйфории. Ему не давал покоя био - реактор и принцип его работы. Это тоже было революцией в физике, а заодно и в химии с биологией. Кидд вертелся юлой, постоянно манипулируя приборами, но « блины » находились в непрерывном движении, что весьма затрудняло точные измерения.
       Я был рад за своих ребят. И не только потому, что им всем подвалила неслыханная удача. Я видел, что это Истинные Учёные, Прирождённые Исследователи, для которых любимое дело - это главный смысл всей Жизни. Мне повезло. Среди моих товарищей не оказалось людей случайных, выбравших себе занятие не по призванию. Работа с ними была для меня необыкновенным наслаждением.

       « Люпус » уже опускался к горизонту, когда мы с сожалением прекратили свои дела.
       - Баста! - скомандовал я. - На сегодня хватит! Ставим передающие камеры и домой! Завтра с утра продолжим!
       Мои азартные ребятишки с огромным сожалением оставили уже возлюбленные « блины » в покое и поодиночке побрели к заждавшимся нас « кузнечикам ».

       Обратно тащились почти шесть часов. Первые десятки километров мы ехали довольно весело. Обменивались впечатлениями и гипотезами, громко спорили, оглашая эфир свистом и улюлюканьем, но вскоре усталость рабочего дня и монотонность медленной езды сморили нас окончательно. Майковский ещё пытался бодриться и даже затянул: - Степь да степь кругом, путь далёк лежит... - но быстро умаялся и затих.
       Когда я стал засыпать за рулём, меня сменил Паркинс, который - негодяй этакий! - оказывается, отоспался, пока мы занимались нашими интенсивными исследованиями. Я дал ему за расхлябанность пару подзатыльников и ещё пару нарядов вне очереди, чтобы отбить охоту от подобного в дальнейшем.
       Как ни странно, он был этому только рад...
       И тут я вдруг вспомнил, что все наряды у нас отрабатываются на кухне, а Паркинс при всей своей миниатюрности обладал поразительной прожорливостью и зверским аппетитом.
       Я сразу пожалел о своём необдуманном решении, проклиная усталость и связанное с этим резкое снижение сообразительности, но отменять приказ было уже слишком поздно - надлежало заботиться об укреплении своего начальственного авторитета.
       От огорчения и усталости я всё-таки задремал...

       Спал я без сновидений, поэтому сон пролетел, как одно короткое мгновение ночи.
       Проснулся от толчка. Мой командирский « кузнечик » стоял в свете прожекторов нашего посадочного модуля, а вокруг него уже хлопотали дежурные орлы. В кабине вездехода было жарко и влажно от нашего коллективного дыхания; стёкла защитных фонарей слегка запотели. Кидд сладко спал, уткнувшись носом в узкую спину Паркинса.
       - Ну, вот мы  и дома... - тихо проговорил Боб и осторожно обернулся.
       Увидев, что я уже не сплю, он подмигнул мне:
       - Прибыли, шеф... Выгружайтесь, босс…
       Кидд, лишившись опоры для носа, ткнулся им в спинку водительского кресла. Он что-то буркнул во сне, откачнулся в другую сторону, и снова сонно засопел.
       Пришлось легонько потрясти его за плечо.
       - Пойдём в постельку, Роби... - сказал я ласково. - Пойдём баиньки, дорогой...
       Кидд осоловело посмотрел на меня и кивнул головой.
       - Пойдём, братуха... Пойдём... - он нахлобучил на голову шлем и полез через кресло.

       Выбравшись из « кузнечика », я с изумлением обнаружил, что вездеходов не два, а три... Как оказалось, Паркинс делал остановку возле оставленной нами неисправной машины, не имея возможности выйти из вездехода, в котором мы с Киддом спали без шлемов, дистанционно настроил два других вездехода на режим « утиного  хода », а сам встал во главе процессии, дав этим возможность поспать и ребятам в другом « кузнечике ».
       Всё-таки, мой Паркинс был молодцом! Задать такую программу, да ещё дистанционно смог бы далеко не всякий рядовой ксенолог, имевший лишь обзорное представление о функциональном программировании. Я подумал, что Паркинс умышленно ложился спать днём, предвидя все сложности обратного пути.
       Определённо его следовало вознаградить за великолепное освоение смежной специальности. И непременно освобождением от многочисленных нарядов. Что я и сделал к его огромному огорчению... Но зато наша бедная кухня была спасена!
       В модуле на нас сразу накинулись с наводящими расспросами, но мы только вяло помахали крылышками и расползлись по своим каютам, как сонные мухи…

/ / / / / / / / / / / / / / /  / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       ...Перебросив посадочный катер поближе, мы ездили к этой котловине ещё пять дней. Просматривали записи автоматических видеокамер, проводили самостоятельные исследования...
       В общих чертах всё было почти ясно. Мы имели дело с гигантской колонией местных живых и совершенно неодушевлённых организмов.
       Более всего поражало то обстоятельство, что наши « блины » котловины не покидали. Приборы, расставленные по её сложному периметру, не зарегистрировали за неделю ни единого подобного случая! Зато время от времени в основную массу её обитателей вливались прилетавшие из других областей планеты группами и поодиночке новые животные! Котловина точно гигантский пылесос всасывала их, и было совершенно непонятно, до каких пор может повышаться плотность её населения...
       Это была ещё одна загадка. Если « блины » действительно не оставляли котловины, значит, процесс аккреции начался незадолго до нашего появления на планете, иначе в ней негде было бы протолкнуться даже таким тонким образованиям, как они, а если этот процесс постоянен, значит, где-то должен быть канал выхода...

       Кидд пригнал к котловине « стрекозу » и часов восемь, до полного своего и « стрекозиного » изнеможения летал над ней вместе с Майковским, лотируя её во множестве мест.
       Они искали дырки.
       Но всё было напрасно! И мы никак не могли понять, в чём тут дело! Обе гипотезы присутствия здесь « блинов» имели серьёзные изъяны, а третьей не было вообще! Мы злились всё больше, но « блинам » на это было ровным счётом наплевать - они всё слетались и слетались!
       Мы пахали, как волы, и больше всех усердствовал Сато. Неугомонный японец зафрахтовал с помощником и четырьмя добровольцами два « кенгуру », и облазил все наиболее подозрительные участки планеты, выводя аппараты даже на трёхкилометровые орбиты, на что я смотрел сквозь пальцы, хотя это и было строжайше запрещено. Но мы в своих слепых догадках зашли в глубочайший тупик, и надо было найти из него хоть какой-нибудь выход или хотя бы узкую лазейку...
       Земля тоже ничего не могла нам предложить из рационального, посоветовав только соблюдать разумную дистанцию.

                / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       ...На пятый день всё шло, как обычно. Сделав кое-какую обязательную работу в котловине, мы залезли в родные « кузнечики » обедать. Майковский наотрез отказался принять в этом участие, мотивируя свой демарш отсутствием аппетита. Все понимали, что дело, конечно, не в нём. От всех неясностей не только он мало ел и спал с лица, плохо спя...
       Мы мрачно жевали сухие и безвкусные пайки, изредка поглядывая сквозь фонари на « стрекозу » Майковского, которая неустанно порхала над котловиной.
       - Ох, ребятки, не нравится мне что-то эта жуткая массовка до изжоги... - угрюмо сказал О’Брайан. - Добром она точно не кончится. Скучится их побольше, накопится некая критическая масса, достаточная для фоновой детонации, и как шандарахнет... Может, это не « Люпус » регулярно обрабатывает нашего « Сократа », а они сами?..
       - Да... - согласился с напарником Козлов. - Неспроста это всё у них.  Что-то готовится, но что именно?..
       Я пока не ввязывался в спонтанный диалог коллег по решению загадок, думая о своём.
       - Э, братцы - вдруг воскликнул кто-то из соседнего вездехода. - А Майковский - то наш!..
       Все, уже давно морально подготовившиеся к чему угодно, приникли к фонарям…

       …« Стрекоза » лупила от котловины во весь свой псевдо - насекомый опор! Я даже слегка испугался, как бы она ненароком не развалилась от такого бешеного темпа.
       - Стас!!! - заорал я. - Ты куда?!!
       Но Майковский в таком режиме полёта от жутких перегрузок не смог бы даже пошевелить языком. В полнейшей радио-тишине он пролетел над нашими ошеломлёнными головами, и буквально грохнул несчастную « стрекозу » за вездеходами.
       Мы быстро нацепили шлемы и высыпали наружу. На несколько минут все даже забыли про котловину, и потому проворонили увертюру. Но мы были слишком поражены фокусами своего товарища!
       Майковский наконец отдышался.
       - Братцы!!. - просипел он. - Началось!!!
       Мы все, не сговариваясь, обернулись к временно забытой из-за него котловине…

       …Над ней висело облако...
       Нет, конечно же, это было не просто облако. Это были всё те же « блины », но они поднялись над котловиной такой плотной массой, что закрыли собой весь западный участок неба. Облако клубилось, в нём возникали какие-то таинственные завихрения. Некоторые « блины » взлетали над ним и снова ныряли в него, а облако всё разрасталось и разрасталось, поднимаясь к тёмному малозвёздному зениту...
       Я всё-таки пришёл в себя.
       - Всем - в машины!!!
       Мы рассыпались по вездеходам и, выставив вперёд все свои пушки, дали хорошего заднего драпа, но на расстоянии в два километра всё-таки остановились, чтобы отдышаться и оглядеться.

       Отсюда облако выглядело ещё эффектнее. Отдельные « блины » просматривались уже с трудом, зато очень хорошо была видна макроструктура новообразования. Теперь это было уже не просто облако, а, скорее, почти правильная пирамида, упиравшаяся своей острой вершиной в усыпанное удивлёнными звёздами небо планеты. Высота её была не меньше пяти километров, и она всё увеличивалась. Угол при вершине становился всё острее, а боковые грани - всё круче.
       - Уходят... - тихо сказал сидевший рядом со мной Козлов. – Мотают и рвут когти…
       - Куда уходят?.. - не понял я.
       - А кто ж их знает, куда... Но что уходят - это точно!
       - Братцы!!! - вдруг ожил и Кидд. - А ведь мне эта штука что-то очень сильно напоминает!
       Все повернулись к нему.
       - Клин!!!
       - Какой клин?!. - почти хором спросили сразу несколько изумлённых голосов.
       - Да обыкновенный журавлиный клин! Земные птицы примерно так же выстраиваются осенью и весной, когда летят на юг, или возвращаются оттуда домой!
       - А ведь и верно! - согласился с ним Козлов. - И как это только я сам не сообразил?!.
       Все загалдели, делясь впечатлениями и мгновенно родившимися идеями. А пирамида тем временем уже высоко ушла своей вершиной в небо. Основание её потеряло первоначально высокую плотность и сквозь него начал просматриваться горизонт.

       Подождав ещё полчаса, мы подъехали к котловине.
       Она была пуста... Кидд в буссоль долго изучал её дно, но не нашёл на нём ни одного « блина » - ни живого, ни мёртвого.
       - Хоть бы один остался... - вздохнул О’Брайан. - Для нашего препарирования...
       - Не терпится ему, живодёру... - проворчал Майковский. - Я не думаю, чтобы это кому-то удалось. Сдаётся мне, пацаны, что они либо вообще бессмертны, либо, погибая, попросту рассыпаются в пыль или на атомы. Но вряд ли взрываются, тогда вся стая могла бы погибнуть от любой глупой случайности. Нет, скорее всего, реактор элементарно гаснет, и весь организм распадается на простейшие элементы. Тихо и без вреда для своих ближайших родственников. И никаких тебе хлопот с похоронами...
       - Всё это, конечно, очень даже любопытно, - скучным голосом протянул Паркинс, - но гораздо интереснее другое: куда они смылись и, главное, почему?..
       - Давайте хором думать по аналогии... - Козлов стал спускаться в котловину. - Как бывает у нас? Птицы улетают на юг от холодов и снега, а  когда на родине наступает весна, возвращаются домой.
       Он опустился на колени, зачерпнул горсть грунта и ссыпал в подготовленный для него контейнер.
       - А какая же тут может быть аналогия? - голос Паркинса был всё так же скучен.
       Козлов уже неторопливо возвращался
       - Не спеши, ксенолог, это тебе не в Контакт вступать. Тут надоть шевелить хорошими мозгами, а не длинным языком...
       - Ну, давай, шевели... - насмешливо поощрил его Паркинс. - Только не очень шумно...
       Козлов подошёл к нам.
       - Вот я и шевелю. Но для начала надо связаться с Кораблём - мне не хотелось бы быть голословным.
       Он включил внешний передатчик.
       - Вагнер, ты на связи?
       - Да, Мишель.
       - Вы наблюдали за нами?
       - Конечно, Мишель, как обычно.
       - Тогда, будь любезен, скажи: куда они полетели?
       - Они летят в сторону « Ксантиппы », Мишель, и скорость их очень быстро растёт...
       - Спасибо, Грэг, ты нас очень обрадовал...
       Паркинс едко хихикнул.
       - И что же дальше?..
       - А я понял! - вмешался О’Брайан. - Раз существа, обожающие жёсткое излучение и высокие температуры, летят к холодной планете, выходит, там скоро будет тепло. А тогда здесь...
      - Мама моя!!! - подпрыгнул Майковский. - Значит, « Люпус » вот-вот опять взорвётся!!!
       - Караул!!! – с готовностью взвизгнул Паркинс. – Мамма мия!!! Спасайся, кто сможет!!!
       Он решил, что это розыгрыш, но мы гурьбой кинулись к милым « кузнечикам »…

       Обратно скакали на запредельном форсаже. Майковский со своей « стрекозой » сделал хороший спурт и скрылся за горизонтом - мы могли позволить себе роскошь потерять трёх примитивных « кузнечиков », но многофункциональную « стрекозу » следовало погрузить в модуль.
       Я связался с Кораблём и коротко обрисовал сложившуюся форс-мажорную обстановку.
       Вагнер не стал задавать нам лишних вопросов.
       - Не задерживайтесь, ребята, - посоветовал он нам с орбиты. - Не исключена ошибка, но, если нет, я думаю, времени нам отпущено не слишком много. Учитывая скорость « блинов », они будут около « Ксантиппы » примерно через сутки. Именно это и должно стать для нас крайним сроком полной эвакуации с планеты.
       Я переключил связь на последний вездеход.
       - Ты не закончил, Миша.
       - Да... Как мне кажется, Коля, на « Сократе » они просто зимовали. А родной их дом – « Ксантиппа ». Тут для них ничего нет, кроме природной радиоактивности и светового излучения звезды, а там есть замёрзшая атмосфера, вода и прочее. Похоже, они почуяли близкую вспышку « Люпуса », и собрались в стаю, чтобы лететь домой. А здесь, очевидно, скоро будет слишком жарко даже для них... Надо срочно линять отсюда самим, пока « Люпус » с нас шкуры не содрал... Если я ошибся, что ж, поищем другие причины их беготни. Но если нет... Тогда это может для нас слишком плохо кончиться...
       - Конечно, - согласился я. - Лучше уж не рисковать...

       ...Когда мы добрались наконец до родимого модуля, он уже был готов к экстренному старту. Мы не стали грузить взмыленных « кузнечиков » - у нас на это, возможно, совершенно не оставалось времени.
       Через десять минут модуль стартовал, а ещё через час наш могучий « Геркулес » сошёл с околопланетной орбиты и прямиком направился к далёкой « Ксантиппе ». Наша скорость была гораздо больше, чем у « блинов », поэтому мы их вскоре обогнали. Уже вращаясь по орбите вокруг далёкой планеты, мы видели, как они прилетели и, скучившись в плотный шар, тоже стали кружить вокруг неё по очень вытянутой орбите. Теперь мы знали, зачем « блинам » такие ёмкие буферные батареи - они коллективно согревали друг друга в космический холод.

       Наши астрономы сняли все параметры « Люпуса », но не нашли в них ничего, из ряда вон выходящего, что предвещало бы его немедленную вспышку. Тем не менее, через сорок три часа после нашего выхода в район « Ксантиппы », он взорвался...

       …Зрелище было грандиозным! Далёкий и тусклый « Люпус » вдруг вспыхнул ослепительным белым светом и стал разбухать, быстро увеличиваясь в диаметре…
       На « Ксантиппе » заклубились густые туманы. Смёрзшаяся атмосфера начала быстро испаряться, по планете потекли реки жидкого водорода, азота и всего прочего...
       А « Люпус » всё рос! Он уже имел значительный видимый диаметр и покрыл большую часть пути до « Сократа ». Астрономы не отходили от своих приборов: они следили за планетой, пока она не исчезла в атмосфере разбушевавшегося « Люпуса ».
       Когда наблюдать стало нечего, Бартини отключил телескоп и устало на меня посмотрел.
       - В траве сидел кузнечик... - грустно пропел он. - Совсем как огуречик, совсем как огуречик, зелёненький он был... Но вот пришла лягушка - прожорливое брюшко, прожорливое брюшко - и съёла кузнеца... Точнее – наших родных  « кузнечиков »...
       - Приятного ей аппетит... - мне тоже было не слишком весело. – « Кузнечики » у нас есть ещё, а этими она пусть подавится...

                / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       ...На « Ксантиппе » бушевали атмосферные катаклизмы. « Люпус » через две недели относительно стабилизировался в своём регулярном бешенстве, и теперь полыхал вовсю, пробиваясь даже сквозь сверхмощные экранные светофильтры.
       Милые нашему сердцу « блинчики » не стали дожидаться хорошей погоды и за несколько часов до прихода к « Ксантиппе » верхней,  сброшенной « Люпусом » оболочки, нырнули в плотную атмосферу планеты. Мы сразу потеряли их из виду - там били гигантские молнии и бушевали непрерывные чудовищные бури.

       А потом пришла и ударная взрывная волна... Она была уже довольно слабой, но вполне достаточной для того, чтобы превратить уже активную атмосферу « Ксантиппы » в сущий вихревой ад, и основательно тряхнуть окружённого мощным защитным полем « Геркулеса ».
       Но, похоже, для наших « блинов » это были родные райские кущи. Нам очень хотелось понаблюдать за ними в наиболее оптимальных для них жизненных условиях, но соваться в это газовое пекло... Ни один из посланных нами туда автоматов не работал больше десяти минут, и все они канули бесследно... Не удалось даже просветить атмосферу планеты локаторами, настолько она была экранирована густой сетью мощнейших электрических разрядов. И где-то там, под этим могучим молниевым панцирем, наши « блинчики » сейчас жили и что-то даже делали... Они унесли с собой много тайн, которые ещё ждали своей разгадки.
       Мы уже много знали о них. Оказалось, что они не случайно копошились в той котловине. Химики сделали анализ проб грунта, взятых Козловым, и обнаружили в них большое содержание того самого новооткрытого элемента, который и служил топливом для биореакторов « блинов ». Они жадно питались им, расщепляя его на изотопы, в тысячелетние зимы, царившие в « волчьей » планетной системе. И сама котловина была не естественного, а искусственного происхождения – « блины » выгрызли её в теле « Сократа » в том месте, где находилось богатое месторождение так необходимого им для жизни химического элемента.
       Аналогия с земными птицами оказалась почти полной! Точно так же, как и они, « блины » перед дальней дорогой прилетали на жировку в самое богатое пищей место чужой планеты. А до этого они, вероятно, были довольно равномерно распределены по ровной поверхности « Сократа ». Мы появились здесь накануне массового перелёта, поэтому и не обнаружили « блинов » в других районах.
       Нас удивило отсутствие особей, отличавшихся от других меньшими размерами. Возможно, дети у « блинов » рождались только на « Ксантиппе », а на  « Сократе » лишь вырастали во взрослые существа. Будущим экспедициям предстояло решить и эту загадку « блинов ».

                / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       Планетологи долго колдовали над своим загнанным вычислителем и наконец грустно сообщили, что атмосфера « Ксантиппы » успокоится до состояния, которое позволило бы совершить на неё мягкую посадку, лишь через восемь-десять месяцев. Крошка « Ксантиппа » оправдывала своё несносно-сварливое имя...
       Мы хором грустно посвистели по поводу невозможности продолжения контактных исследований, и отправили все сведения на Землю, скрыв пока, разумеется, факт нашего чудесного спасения от неминуемой гибели, наврав с три коробки относительно нашего планового перелёта к другой планете системы. Мы не хотели волновать их напрасно: в этом не было ни чьей вины, и опасность всё равно миновала. Всё, связанное с нашим таким непредсказуемым и не предусмотренным никакой учебной программой приключением, мы собирались рассказать уже на Земле, задолго до того, как там зарегистрируют взрыв бедного « Люпуса ».
       На Земле обработали наши данные и через шестнадцать часов после получения сообщения дали полный отбой. Было бы очень заманчиво выведать у « блинов » тайну предсказания вспышки Новой и исследовать условия, породившие такие удивительные формы жизни...
       Но... Ждать у моря погоды как минимум год по непонятным для них причинам нам с Земли не позволили, да и вспышка « Люпуса » неизвестно когда должна была гарантированно закончиться. Может, через месяц, а может, через десять лет... Нам было ещё очень мало известно о физических процессах в этих звёздах, и уже то, что мы увозили с собой, представляло огромнейшую ценность для науки Земли.

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       ...Наступил день нашего отлёта. Вагнер выстроил своих подопечных в главном коридоре Корабля, и зачитал приказ Космического Управления о прекращении исследовательских работ. Большинство из нас было недовольно этим и хотело бы продолжить так успешно начатое дело, однако с Землёй не очень-то поспоришь...
       Кончив читать длинный земной приказ, Вагнер хитро окинул всех нас взглядом.
       - И ещё, уважаемые курсанты... Всем нам, без исключения, зачтён экзамен в реальных условиях, и всем, опять же без исключений, присвоено внеочередное профессиональное звание. Ура?!.
       Мы радостным хором трижды прокричали: - УРА!!! - сразу заулыбались, и после команды « Вольно! » бросились обнимать Вагнера. Он ведь тоже был нашим однокурсником, нашим товарищем, и, кроме всего прочего, отличным парнем!
         
/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       ...Перед стартом к Земле мы все собрались в Главном Зале и долго стояли у панорамного экрана. Под нами, далеко-далеко внизу, бушевала атмосфера сварливой « Ксантиппы ». Там сейчас радовались весне так долго ждавшие её « блины ». Мы знали, что лето у них будет недолгим - значительно короче зимы. Лет через пять, а может, через десять, наступит осень, и они сами, или уже вместе с детьми снова полетят к далёкому « Сократу », который к этому времени успеет слегка остыть, и, как всегда, будет слегка похож на бильярдный шар. Они прилетят, и будут пережидать на нём зиму. А зима продлится ни много, ни мало, а несколько тысяч лет...

       ...Мы были уверены в том, что многие из нас ещё вернутся сюда. Этот мир был нашим Первым Открытием, нашей Первой Любовью, а к своей первой любви всегда возвращаются...

                Ночь  делает  острее  зрение, слух  и  углы…