Горная болезнь

    В тот наш новогодний вояж на обсерваторию к однокурснице Зине Григорьевой  добрались мы и до  Космостанции в горах Тянь-Шаня. До обсерватории МГУ нас подбросили на машине уже часов в 5 вечера,  а дальше выше в горы – пешком. Незабываемый подъем. Пробовали идти по  дороге, она серпантином по склону тянется – долго, к утру не придем. Полезли прямо вверх, «а горы все выше, а горы все круче, а горы уходят под самые тучи.»  Такое чувство было, как будто ты поднимаешься прямо в небо. Ночь, звезды и камни, нереальность окружающего мира. Пришли, точнее, приползли в 11 часов вечера. На следующий день поднялись на большой Алма-Атинский пик. Высота не слишком большая, 4300 метров, но я шла с кинокамерой, вертела головой во все стороны и для моей бедной головушки эмоций хватило.
    После спуска (как я спускалась, умолчу) все ушли осматривать Космостанцию, оставив меня лежать в полубессознательном состоянии в какой -то комнате. Вообще-то, у меня наследственная мигрень, и я сначала не очень испугалась. Но  когда пришла в себя, с ужасом услышала, что со мной говорят не по-русски. Главное, почти понимаю, что говорят, но явно не по-русски. Все, думаю, - горная болезнь, надо немедленно вниз, и опять теряю сознание, а может быть, засыпаю. В следующее пробуждение тот же молодой человек, сменив мне полотенце на голове, предложил чай (на Космостанции, помимо сухого закона, еще и питаются только в столовой, официально, конечно). Хоть и не по-русски предложил, но, глядя на походный примус, сообразила. Заварил мне мой спаситель чифир, да еще какой! Сразу стало легче, но от непонятного языка по-прежнему неспокойно.
    Часа в три ночи, окончательно придя в себя, пошла искать своих коллег. Нашла их в потрясающем зале, где установлена аппаратура, считающая космические частицы, сколько их к нам на Землю залетает. Но мне не до космоса, хотя кажется, что он как-то совсем близко. Не покидает мысль, что у меня приступ горной болезни и даже галлюцинации.
    И вдруг наш гид, Володя, решил нам представить своего коллегу, чеха. Никто сначала понять не мог, почему это я вдруг так блаженно заулыбалась, прямо расцвела, как майская жужелица. На том моя ”горная болезнь” и кончилась.