Напасти

   Однажды весной должна была я лететь в командировку, в Алма-Ату, в Институт геологии. Собиралась остановиться у Зины, в обсерватории.
   Неприятности начались с самого начала. Во-первых, не оказалось билета на нужный рейс, но это дело обычное. В аэропорту перерегистрировалась (иногда я пользовалась таким приемом). Уже сижу в самолете, винты работают. Вдруг снова подкатили трап, входят человек пять в штатском, с ними пилот. ”Солдаты есть? Прошу покинуть самолет, вас отправят следующим рейсом. Есть еще кто-нибудь не с этого рейса? ” Я встала, как честный человек.
   Пятеро вошедших были горными спасателями. Они летели на аварию, в Караганду, а я и четыре солдатика покинули самолет. Следующий рейс – через два дня. Я решила, что за два дня доберусь и на поезде. Это было самое лучшее из всей моей командировки, когда трое суток тряслась в поезде, в компании, по-своему интересной. Пожилой мужчина, отсидевший семь лет за колоски, молодой мужчина, живущий с матерью в колонии и работающий там педагогом. Того, что они рассказывали, ни в одном романе не прочитаешь.
   А дальше началось. Масс-спектрометр в институте, где я должна была  померить образцы, сломался. Позвонила домой, вернее, вызвала мужа на переговоры. Пришел вместо мужа сосед, сказал, что наш сын болен. На следующий день звоню в Свердловск, мужу на работу, его начальник говорит, что у сына моего сепсис. Я, к счастью, не поверила, с сепсисом он бы в больнице был. Самолет опять только через двое суток, они тогда три раза в неделю летали. Пока все не выяснилось с болезнью сына, мне не до погоды было. А потом…
   А потом повалил снег, так что вместо цветущей Алма-Аты я увидела грязный город. Но все имеет конец. Подошла к концу и моя злополучная командировка.
В последнюю ночь мы долго сидели с Зиной, наконец-то, спокойно разговаривали. Вдруг люстра закачалась, посуда зазвенела: землетрясение. Зина разбудила дочку Ладу и – на улицу. А я села на диван, и на меня напал истерический смех. А диван трясется, как будто едешь на плохом автобусе по булыжной мостовой. Да еще качается все, что в квартире может качаться, а что не может качаться, то трясется. Зина меня уговаривала хотя бы встать на всякий случай в проем двери. Так все землетрясение и просмеялась, думала, что землетрясение – это последний аккорд моих напастей. На следующий день в горах была потрясающе зловещая тишина.
   А днем мы с Зиной поехали в аэропорт, приехали заранее, чтобы посидеть на свежеокрашенной голубой скамеечке в бордовом плаще. Но это уже сущие мелочи. От души посмеялись, жизнь продолжалась