7. Когда отпустит боль

   Она уходила тяжело. Одиннадцать дней кошмара закончились неожиданно, в шесть утра шестнадцатого апреля. Всё это время ей было больно, плохо, только жаловаться она не имела привычки. И всякий раз, когда хозяева навещали её в больнице, что происходило каждый божий день, иногда не по одному разу, она изо всех своих сил показывала характер. Ругалась, шипела – как могла – ведь толком голоса у неё не было, сожжённый пищевод делал своё дело, но не желала показывать, как ей паршиво. Она знала, что им обоим плохо. Особенно, когда они принесли с собой маму. Мама растерялась, но Ганну позднее узнала, хотя запах заставлял её нервничать, потому что от уютного домашнего тепла не осталось почти ничего. Теперь Ганна пахла лекарствами и клиникой. А ведь она безумно скучала по дому, где провела десять месяцев, очень счастливых, не вспоминая о том доме, где ей довелось родиться. И ей самой в этом месяце едва исполнился год. Мама не была её родной матерью, она хорошо это знала, но любила её. Потому что не было никого ближе, чем она, и старшая сестра Ганны Руфь, и даже взрослый кот Марсель. Его, кстати, как-то раз хозяева тоже приносили с собой, вроде бы даже для неё, потому что врачи сказали, что он чем-то может помочь… Ганна не знала и не разбиралась в таких вещах.
   Когда её, нализавшуюся химии, Сашка нашёл под батареей, он тут же сообщил об этом Анфисе, отлучившейся по делам. Та срочно узнала адрес хорошей клиники и поехала туда, захватив по дороге мужа с едва дышащей кошкой. Ганна плохо помнила, что же произошло дальше. Она улавливала звуки, но смысл не понимала. Ещё дома, когда ей стало плохо, она видела, как мама подходит к ней и начинает мыть, чтобы хоть как-то облегчить страдания своего ребёнка. Сестрёнка Руфь и Марсель бегали вокруг в панике, не зная, что предпринять. А потом Ганна увидела Сашу, и перестала понимать, что происходит. В клинике она не сопротивлялась, когда ей ставили уколы, пихали в рот какую-то трубку; до её уже почти отключившегося сознания доходили голоса хозяев, она понимала только то, что они переживают, волнуются… Потом она отключилась окончательно.
   Очухавшись, она обнаружила себя на столе, а потом её поместили на пелёнку в какую-то клетку. Кругом было полно животных в таких же клетках, собак и кошек, и все какие-то перебинтованные, слабые – такие же больные, как она сама. Только один кот находился не в клетке и был абсолютно здоров. Он вальяжно валялся на диване, оглядывая остальных, а рядом периодически поглаживая его, девушка в белом халате что-то внимательно изучала в коробках. Ганна осматривала кота с любопытством, хотя ей было очень больно где-то в горле, да и двигаться толком она не могла. Кот был большим, даже больше Марселя, хотя она привыкла считать кота Саши и Анфисы здоровяком. Их, кстати, почему-то рядом не было. Подошла девушка в халате, погладила кошку через прутья клетки и сказала:
- Ну вот, ты и пришла в себя. Хорошо, что сама задышала, а то твои хозяева просто места себе не находили все эти дни. Ничего, скоро они придут тебя навестить. Зачем же ты этой гадости нализалась? Химия же вроде не так вкусно пахнет.
   Ганна с удовольствием ответила бы, но знала, во-первых, что её не поймут, а во-вторых – не могла толком мяукнуть от боли. Она могла сказать, что пахло очень даже неплохо и заманчиво. Только другие кошки старательно не лезли к этому месту, а вот она захотела сначала принюхаться, а потом и на язык попробовать… Результат, как говорится, не заставил себя долго ждать. Глупо получилось. Столько беспокойства и Саше, и Анфисе, и маме… Про маму она подумала со стыдом – а ей-то каково сейчас? Всегда такая спокойная, сейчас она наверняка не находила себе места. А потом пришли хозяева, и Ганна услышала их разговор с врачом. И ей стало ясно, что это ещё не конец. Очень много было причин, которые заставляли Анфису периодически вытирать глаза, а Сашку – хмуриться, задумчиво оглядывая кошку. Они гладили её, говорили, как сильно любят, как все переживают дома, даже новенькая дикарка Манька, взятая совсем недавно. Ганна была ненамного старше её, а потому быстрее всех нашла общий язык и даже играла с ней. Ганна сама очень хотела домой и просила забрать её, но слышала в ответ, что она должна ещё побыть в больнице, ведь она всё ещё в тяжёлом состоянии. Она сердилась, шипела и уходила в дальний угол клетки, не давая себя гладить.
   Но они приходили всё равно – потому что любили. И кошка знала это. Её характер никогда не позволял высказать открытую привязанность к кому-либо, потому ей вдруг стало страшно, что она так и не скажет Саше с Анфисой, как же она любит их на самом деле. Ганна была бойцом – сильным, стойким и уверенным в своих силах. И сейчас она направила всю свою энергию, чтобы бороться за жизнь. Чтобы сказать, наконец, хозяевам, как она любит их, чтобы ещё раз прижаться к маме, вдохнуть тепло её шкурки, чтобы ещё раз поболтать с Марселем и Руфой, чтобы побегать и поиграть с Манькой, чтобы просто полежать на балконе на солнышке, грея серые бока… И чтобы ещё раз услышать, как её называют Манулкой или Ауди – два неофициальных имени, которые давались всем в их доме. Одно обязательно давал Саша в честь своей слабости к машинам, потому что он всегда отмечал, на какую именно модель похож тот или иной кошак. А второе прозвище давали Анфиса и Саша вместе, определяя на какого дикого зверя похожа кошка. Ганка была вылитым манулом, что и послужило становлением милого домашнего прозвища. А ещё Ганне очень хотелось ощутить ласковые руки взявших её людей, которые любили её такой, какой она была всё это время.
   И эта борьба шла изо дня в день, выматывая, забирая силы, но всё же давая надежду на выздоровление. Ганна исхудала, не один раз её снова и снова забирали у смерти, ставя самые разные приборы и откачивая. Потом хозяева принесли Марселя в клинику, чтобы он чем-то помог кошечке. Кажется, врачи что-то говорили про кровь. Только к тому моменту кошечка была вся измучена, как физически, так и морально. Она понимала, что сил для жизни у неё осталось совсем мало, и что Саша и Анфиса зря надеются, на то, что Ганна будет жить. У неё оставалось время, чтобы только попрощаться. И тогда в свой последний день жизни она высказала хозяевам всю свою любовь, мурча и отзываясь на каждое прикосновение. Они тоже всё поняли. Через несколько часов кошечки Ганны не стало.

…Звонок в семь утра не застал врасплох. И Анфиса, и Саша его ждали. Трубку взял муж, молча выслушал сообщение, бросил несколько коротких фраз и отключился.
- Всё? Ушла? – зачем-то спросила Анфиса, хотя слышала разговор.
- В шесть утра, час назад, - кивнул он. После паузы девушка глухо произнесла:
- Она знала, что уйдёт. Она вчера прощалась, поэтому и была такой ласковой.
   Ганна не знала, чего стоили эти несколько дней её хозяевам. Саша ходил на работу, механически выполнял всё, что от него требовалось, а потом вместе с Анфисой ехал в клинику, чтобы увидеть их кошку. Они плохо спали и почти не ели всё это время. Жизнь превратилась в одно сплошное  ожидание. Очень страдала их старшая кошка Лицхен, приёмная мама Ганны и Руфы. Каждый раз она кидалась к двери, когда они возвращались, в надежде, что с ними будет и её дочка. С каждым днём уставали они всё больше и больше, мало общались, только ждали, когда же будут новости об улучшении. Никакой эвтаназии хозяева Ганны не простили бы себе. В этом они очень были схожи со своей кошкой – как и она сама, они боролись за её жизнь.
   Даже узнав, что кошка всё же ушла, они не считали, что зря не разрешили ей умереть в тот же день, когда она отравилась. Только вот боль не отпускала их от себя. Со смертью Ганны она как будто только притупила свои шипы, но осталась в их квартире. Тоска по любимому существу, маета Лицхен, тишина в квартире – всё это составляло теперь быт Анфисы и Саши. Обоим жутко не хватало гордо поднятого серого пушистого хвоста, который перемещался возле подножия дивана. Не хватало игр и беготни, безумных прыжков – обоих глодала боль. Конечно, они знали, что рано или поздно, но она отпустит, уйдёт. С Ганной были связаны исключительно светлые и добрые воспоминания, фотографий её тоже было немало. Только было очень жаль, что так мало киса радовалась жизни…    

(Рассказ основан на реальных событиях)