Марк Олден - Дай Сё. Глава 16

ГЛАВА 16
   
    Мистик, Коннектикут.
   
    Джуд Голден понял, что в этот раз ему не выиграть.
    Нидзё, младшая из трех его японских служанок и самая красивая из них, стала сильным противником. Ее ходы стали более непредсказуемы, теперь ее было трудней загнать в угол. Го, похожая на шашки игра с более чем четырехтысячилетней историей, была одной из самых сложных и одновременно затягивающих настольных игр в мире. Европейцам и американцам она давалась нелегко; лишь азиаты могли до конца понять и оценить го.
    У Нидзё, несмотря на свою неопытность, был талант к этой игре; она очень быстро стала очень опасным и хитрым противником.
    Ухудшающееся здоровье заставило Джуда Голдена большую часть времени проводить в самом комфортабельном из своих домов, викторианском особняке красного кирпича на окраине Мистика, отреставрированного рыбацкого поселка девятнадцатого века с мощенными булыжниками улочками и белыми деревянными домами.
    В каждом из трех этажей его дома нашли отражение богатство Голдена, его любовь к комфорту и роскоши, его любовь к Японии.
    Первый этаж был обставлен в новоанглийском стиле - старинная мебель из клена и ореха, большие напольные часы, большой буфет, где за коричневым стеклом мерцали серебряные пивные кружки, изготовленный в Голландии в семнадцатом веке.
    На втором и третьем, закрытых для посетителей этажах, царила Япония. Полы комнат здесь были устланы соломенными циновками; сами комнаты разделяли ширмы и раздвижные двери.
    Третий этаж напоминал пещеру Сезам - комнаты были наполнены чайными приборами, шкатулками с драгоценностями, висящими на стенах самурайскими мечами, изысканной японской посудой и статуэтками, костюмами и масками, которые использовались в представлениях театров но и кабуки. Если Новая Англия была женой Джуда Голдена, Япония была его любовницей.
    Он родился и вырос за восемьдесят километров отсюда, в Нью-Хэвене, но любовь к океану и рыбацким кораблям в бухте всегда влекла его в Мистик. В Нью-Хэвене, где располагался принадлежащий Голдену банк, один из самых преуспевающих в Новой Англии, ему принадлежал особняк с парком, стоящий на Хиллхаус Авеню, самой красивой улице в Америке по словам Чарльза Диккенса. Еще один дом Голдена стоял рядом с покрытыми плющом стенами Йельского университета.
    Но его сердце всегда оставалось в Мистике, где, стоя у окна, он мог вдыхать соленый бриз с залива Лонг Айленд и наслаждаться своими японскими сокровищами. Он любил прогуливаться по выложенным булыжниками улицам с их старинными домиками, магазинчиками и мастерскими, где шили паруса и изготовляли такелаж и разговаривать с бондарями, которые все еще мастерили бочки вручную, как и их деды сто лет назад. Он посещал аквариум Мистика, где содержались две тысячи видов рыб. Но больше всего ему нравились высокие корабли в гавани.
    Джуд Голден был хозяином самого красивого из этих старых клиперов. Он купил его у китайской компании, потратил на ремонт три четверти миллиона долларов и назвал корабль "Джен Эми", в честь своей дочери. В прошлом этот клипер перевозил китайский чай и опиум, а еще раньше - рабов. Сейчас "Джен Эми" стояла в порту на якоре, легкая, длинная и узкая, с белоснежными парусами.
    В выложенной соломенными матрасами комнате второго этажа Джуд Голден мог только наблюдать, как Нидзё сняла с доски его камешек, уже третий по счету. Сегодня она играла замечательно, но он не собирался сдаваться без боя. Впервые Голден заметил, что ногти семнадцатилетней Нидзё были покрыты разноцветным лаком, каждый ноготь окрашен в другой цвет. Ему вспомнилась тезка Нидзё, благородная женщина, которая жила в Киото тринадцатого века, переписывала священные буддистские свитки и подносила их в дар монастырям.
    Лак для ногтей и священные писания. Джуду Голдену Япония казалась странной, утонченной и простой одновременно, местом, где уживались мистицизм и технологии. В Японии иллюзии были неотделимы от реальности; все имело больше значений, чем казалось с первого взгляда.
    Он не мог жить в Японии; здесь, в Америке, его держали семья и карьера. Но Голден не смог стереть из памяти ее таинственное прошлое и элегантное настоящее, и поэтому на деньги, заработанные в Америке, он погрузил себя в японский мини-мирок в своем доме в Мистике.
    Всю жизнь Джуд Голден посвятил погоне за богатством, которого он добивался любыми способами, честными и, если нужно, подлыми. Сейчас, на пороге смерти, он осознал, что на самом деле им двигал страх. Страх перед неудачей, страх перед антисемитизмом, страх перед своим отцом. Он слишком поздно понял, на что ему пришлось пойти, чтобы добиться успеха. Зензо Носака. Из-за него прошлое вновь напомнило о себе болью и тенями.
    Джуду Леонарду Голдену, потомку евреев-выходцев из Российской Империи, было за шестьдесят. Это был высокий, лысеющий человек с широким лицом, за показным добродушием которого скрывался хитрый, расчетливый характер. Он был главой третьего по величине банка на Восточном побережье. Банк основал его отец. До того, как проблемы с сердцем уложили его в больницу, Голден ежегодно совершал до дюжины полетов за границу по делам банка. Среди его знакомых и друзей были ведущие бизнесмены и политики мира.
    Под его руководством выросло количество филиалов банка за рубежом, цены акций выросли. Его отец вместе с другими евреями-эмигрантами из России основал банк в 1920, в год рождения Голдена. Это был его ответ снобам-антисемитам из деловых кругов Новой Англии.
     - В молодости, - как-то сказал ему отец, - Я считал, что деньги - это самое важное в жизни. Я был прав тогда и я прав сейчас. С их помощью мы, евреи, создаем собственный Золотой век. Деньги приносят в нашу жизнь порядок. Скажу тебе вот что - когда дело касается денег, у нас с гоями* одна вера. Просто они слишком глупы, чтобы понять это.
    Отец, амбициозный и трудолюбивый человек, прибывший в Америку без гроша в кармане, не прощал обид. Подрастая, Голден видел, как он заставляет банкиров-ВАСПов* заплатить за их снобизм и дискриминацию. Под его руководством банк процветал, скупал обесценившиеся во время Великой Депрессии предприятия, приобретал доли в банках за границей, построил самое высокое здание в Нью-Хэвене и первым стал предоставлять ссуды международным корпорациям.
    Голден-старший дожил до того дня, когда его признали одним из самых влиятельных финансистов на Востоке, а когда-то презиравшие его ВАСПы стали посылать своих сыновей учиться у него банковскому делу. Но у Джуда не было такого же сильного характера и напористости, как у отца. Он был хрупкого здоровья, хитрый и скрытный.
    У него также была феноменальная память и талант к сбору полезной информации. Во время Второй мировой, окончив Йель с дипломом юриста и заручившись связями отца, он получил звание лейтенанта и был причислен к военно-судебному управлению. Войну он провел на Гавайях, а по ее завершении получил командировку в Японию, для суда над военными преступниками.
    Джуд Голден вспоминал потом эти дни, как счастливейшие в его жизни. Для того, чтобы призвать к ответу японских генералов и адмиралов, он работал на износ, сутками обходясь без сна. Одним из самых важных обвиняемых был Зензо Носака, который стоял едва ли не на одной ступени с Гиммлером и Мартином Борманом. В день, когда был оглашен смертный приговор, Голден с командой отметили это событие в компании гейш и напились до бесчувствия.
    Но Носаку не повесили. США нуждались в нем для ведения новой, Холодной войны.
     - Жизнь - странная штука, - заметил Сальваторе Верна. - То мы дружим с дядюшкой Джо* против япошек, то с япошками против дядюшки Джо. Я один считаю, что это бред, или как?
     - Жизнь - это сахар, который ты слизываешь с битого стекла. - сказал Дункан Айви.
     - Блин, Дунк, кажется, ты пробыл в этой долбаной стране слишком долго. Либо это, либо в детстве тебе кто-то сказал, что ты шибко умный, а ты и поверил.
     - Сальваторе, друг мой, я лишь хочу сказать, что в жизни дела могут пойти по-всякому. Вверх-вниз, день-ночь. Свет и тень. Постоянные изменения, и ясно лишь то, что ничего не ясно.
     - Во хитрозадый. Короче, Носака будет гонять лысого в камере еще лет двадцать, вместо того, чтобы висеть.
     - Носаку освободят, - сказал Джуд Голден.
     - Ты спятил. - возразил Верна. - Его просто не казнят, вот и все. Он все равно будет сидеть еще очень долго.
     - Именно освободят. Попомни мои слова. Это как в старой притче о верблюде.Ты позволяешь ему засунуть нос в палатку, чтобы не отморозил. За носом следует голова. За ней - передние лапы, потом один горб, потом другой. Не успеешь сообразить, что случилось, как верблюд весь внутри, а ты снаружи, на морозе. Носака уже просунул нос в палатку. Посмотришь, что случится дальше.
    Отец Джуда Голдена рассказывал ему, как в Средние века евреи монополизировали банковское дело. Им было запрещено заниматься ремеслами, а христианам закон не позволял занимать деньги под проценты. У евреев не было армий, но были мозги, и они знали, что для того, чтобы защитить себя и свои богатства, они должны были знать все о гоях. Так появилась одна из первых и наиболее эффективных шпионских сетей. Знание одной-единственной, пусть даже маленькой, детали и использование этого знания в нужный момент могло защитить не хуже, чем отряд охранников.
    Голден знал, насколько ценной информацией обладает Носака и понимал, что его не повесят. ЦРУ потребовало оставить японца в живых, потому что ему нужна была информация о новом враге, СССР. Он знал также, что рано или поздно Носака выговорит себе досрочное освобождение. А оказавшись на свободе, верный прагматичным традициям своей родины, обратится за помощью к людям, которые пытались убить его.
    Вначале речь шла о небольших услугах. Затем о более серьезной помощи, и каждый раз старания Голдена щедро вознаграждались. Верблюд вошел в палатку, неся на спине дары. Сотрудничество с Носакой было столь выгодным, что Голден, Айви и Верна забыли, что в один прекрасный день им предъявят счет.
    Отец Джуда Голдена первым сказал сыну, что тот совершает преступление еще более отвратительное, чем человек, которого он сам осудил.
     - Он был с ними, с нацистами, - сказал Голден-старший. - Он - дрек.* Есть вещи, которые совершать нельзя, даже за деньги.
     - Носака не нарушает никаких законов у себя в стране.
     - И ты считаешь, что и ты не нарушаешь? Ты нарушаешь закон здесь, - старик дотронулся до своей груди. - Здесь. В армии ты завел себе связи чуть ли не во всех разведках мира и теперь используешь их, чтобы обогащать себя и этого узкоглазого ублюдка.
     - Я делаю это для банка. Твоего банка.
     - Не дури мне мозги, сынок. Ты делаешь это для себя. В тебе нет преданности никому, кроме, может быть, себя и твоих японских подружек. Ты думаешь, что раз работаешь на банк, тебе есть до него дело. Ну так я тебе сейчас кое- что объясню. Возьмем тарелку яичницы с ветчиной, прости за такой пример. От курицы мы получаем яйца, значит, она свой вклад внесла. Свинья вносит свой вклад в виде ветчины. Вот когда станешь, как та свинья, тогда будешь мне рассказывать, как ты предан банку. Потому что сейчас преданности в тебе ни грамма.
     - Если мне плевать на банк, почему прибыли выросли, как никогда?
     - Я тебе отвечу, почему. Потому что тебе нравится планировать, интриговать, запускать колесики, а потом сидеть и смотреть, что получится, мистер Организатор. Ты сидишь в сторонке и наблюдаешь, как мы, бедные ублюдки, перегрызаем друг другу горло. Нехорошо так говорить о родном сыне, но я слишком стар, чтобы лгать. Знаешь, как говорят - кто ложится спать с псами, встает с блохами. Этот япошка хуже пса, и он не изменился. И не нужно мне рассказывать, что там законно или не законно в Японии. Есть вещи, которые делать нельзя. Просто нельзя.
    Джуд Голден мог бы сказать отцу, что времена изменились, что сейчас все было по другому, но не сказал ничего. Он был слабым человеком, и за годы знакомства с Носакой его слабость росла. Когда умерла мать Джен, Носака послал Голдену "девушек для комфорта". За ними последовали другие, некоторые - по рекомендации японских партнеров по бизнесу, некоторых Голден выбирал сам во время визитов в Страну Восходящего Солнца. Все девушки были не старше двадцати четырех, красивые, умеющие танцевать, петь и играть на японских музыкальных инструментах.
    Это была комфортная, упорядоченная жизнь. У Голдена были деньги, маленькая Япония в его коннектикутском особняке и его любимый клипер в нескольких сотнях метров ходьбы от дома. Клятва Носаки убить его, казалась, потеряла смысл. А потом сердце Голдена просто отказалось служить ему дальше. Острая боль в левой руке, давление в груди, трудности с дыханием. Он сразу понял, что произошло и насколько серьезно это было.
    Голден пережил два инфаркта в течении нескольких месяцев. Лучшие кардиологи разводили руками - надежды не было. Вопрос был лишь в том, сколько ему осталось. Скорее всего рано, чем поздно, смерть закроет ему глаза, и все нажитые богатства окажутся бесполезными. Осознав, что конец близок, Голден понял и то, что вся его жизнь была построена на зыбучем песке; вся жизнь была чередой ошибок. И его дружба с Носакой стала его проклятием.
    Искупление. Слишком поздно он задумался над этим. Он готов сделать все, что угодно, для Джен, но она больше не нуждалась в его помощи. Она была самостоятельной женщиной, успешным продюсером, готовилась покорить Голливуд. Голден делал щедрые пожертвования израильским больницам и благотворительным фондам, нанимал на работу меньшинства и позволил своим подчиненным покупать акции банка. Что еще можно было сделать? Он вспомнил отца, вспомнил, что бы тот сказал в такой ситуации, и в этот момент Джуд Голден решил, что прежде чем умрет, он уничтожит Носаку.
    Его информаторы из Японии доложили об убийстве двух бизнесменов. Возможно, это было делом рук террористов, но орудия убийства, ножи и мечи, напомнили ему о Лиге Кровавой Клятвы. После того, как еще несколько деловых людей были зарублены в Риме, Сан-Паоло, и Буэнос-Айресе, Голден копнул поглубже и выяснил, что Лига действительно возродилась. Двое разных людей сообщили ему, что Зензо Носака, если не стоял во главе Лиги, то уж точно финансировал ее. Но Носака был слишком важной персоной, и с ним можно было тягаться, лишь имея хорошее оружие. Такого оружия у Голдена пока не было.
    Голден сложил кусочки головоломки вместе. Носака был стар и, как и он сам, приближался к концу жизни. Для обоих пришло время привести дела в порядок и приготовиться к путешествию в другой мир. Японский промышленник был потомком самураев, радикальным националистом, и для него было не ново проливать чужую кровь во славу Японии. И о время войны, и сейчас Лига Кровавой Клятвы преследовала одни и те же цели. В Японии настоящее и прошлое, как всегда, были едины.
    Это значило, что если Голден и его товарищи по военному трибуналу и забыли обещание Носаки убить их, сам старик не забыл. И теперь он решил исполнить это свое обещание.
    Голден должен был действовать, но как? Что он мог противопоставить величайшему мастеру шпионажа в истории Японии со времен Хидейоши?
    Ответ предоставил Йен Хансард, англичанин, стоящий во главе гонконгского филиала банка Носаки. Голден помог основать этот банк, вместе с Салли Верна и Дунканом Айви заседал в совете директоров и привлекал к сотрудничеству людей, обладающих полезными связями и информацией.
    Во время их последней встречи Хансард горько жаловался на Носаку, и этим самым предоставил Голдену так нужное ему оружие против японца.
     - Я не думал, что он решится на такое, - сказал Хансард. - Что он действительно будет готов уволить меня. Но он, похоже, так и сделает. Этот ублюдок уже распорядился передать часть моих полномочий двоим япошкам, которых он назначил вице-президентами. Мне, кстати, не нужны вице-президенты, и я не помню, что просил его назначить их.
     - Так работают японцы, - объяснил Голден. - Вы гайдзин, чужак, аутсайдер. Японцы выжимают из вас все, что могут, а когда видят, что вы стали бесполезны, игра окончена. От вас избавляются.
     - Это я и сам уже понял, и мне это совсем не нравится. Это благодаря мне банк процветает, а не великому и ужасному Носаке. Благодаря моим мозгам, моему поту, моей тяжелой работе. И что я получаю взамен? Пинок под зад.
     - Ну, давайте не будем так драматизировать, - сказал Джуд Голден. - Взамен вы получили от банка еще кое-что. Например, банковские счета в Панаме, Амстердаме и Цюрихе.
    Хансард поджал губы.
     - Я не знаю, о чем вы.
     - Ну да, не знаете. Жизнь, конечно, жестокая штука, но не нужно переигрывать. Я всегда считал, что в любое время нужно быть готовым к худшему, поэтому я не ленюсь и выясняю абсолютно все о людях, с которыми веду дела. Думаю, и вы так считаете. Взять к примеру эти банковские счета. Даже Носака о них не знает. А если узнает, у вас могут возникнуть проблемы.
     - Великолепно. Просто великолепно, - пробормотал Хансард и принялся жевать ноготь.
     - Вы слишком вольно распоряжались его деньгами. Я мог бы назвать это кражей, но это будет чересчур сильно сказано. Вы проворачиваете свои делишки в отдаленных уголках мира - в Южной Америке, Африке, на Ближнем Востоке. И это разумно. Лучше делать это подальше, а не здесь, в Гонконге или в Тихоокеанском регионе, где Носака проводит большую часть времени. Вы резвитесь там, где он не видит.
     - Длинный у вас нос, - сказал Хансард и сделал глоток из своего стакана с виски. - Но ведь это отличительная черта вашей нации, не так ли? Разрешите узнать, как вы меня раскусили?
     - Имеете в виду, как я узнал о ваших шалостях с деньгами Носаки? Сперва скажу, что вы чертовски хорошо разбираетесь в компьютерах, и да, я знаю, что вы стерли все записи. Знаю и о компаниях, которые вы создавали, чтобы взять на их имя ссуду в банке, и которые тут же объявляли о банкротстве. И о невостребованных крупных суммах на счетах, у которых с вашей помощью внезапно появлялись хозяева. Умно.
     - Ладно, я понял. Что вы собираетесь делать насчет всего этого?
     - Вы будете удивлены. Ничего.
    Хансард ждал.
     - Вы сделаете кое-что насчет всего этого. А теперь отвечу на вопрос, как я вас раскусил - долина Бекаа. Ливан.
     - Как, во имя Господа, - выдавил из себя потрясенный Хансард. - Вы узнали об этом?
     - Скажем так - мы, аиды*, помогаем друг другу.
    Хансард нахмурился, и через несколько секунд его осенило:
     - Моссад. На вас работает израильская разведка. Боже, я должен был догадаться.
     - Организация Освобождения Палестины выращивает там марихуану и выручает за нее миллионы. Вы без лишнего шума отмываете их деньги и берете за это двойную цену. И делаете это не через банк, так что Носака этой прибыли не видит. А согласно правилам, все финансовые операции вы должны проводить через Объединенный Восточноазиатский Банк. Вы ведь знаете, как японцы верят в совместную работу во имя общего блага.
     - И что же вы хотите, чтобы я сделал?
     - Соберите мне всю возможную информацию о банке, о сети промышленного шпионажа Носаки, о взятках, о шантаже. Все, что можно использовать против него.
     - Всего-то? А не хотите ли, чтобы я засунул голову в дуло пушки? Вы вообще в своем уме?.. Хотя у меня и выбора-то особого нет, разве не так?
     - У нас ничего не выйдет, если я попытаюсь шантажировать вас. Я этого не хочу. От Носаки я научился одной вещи - игра должна стоить свеч. Мне нужно, чтобы вы работали на меня добровольно. У меня серьезные проблемы со здоровьем, но не будем об этом сейчас. Прежде, чем я умру, я хочу свалить Носаку. Есть веские доказательства того, что он хочет меня убить.
    Хансард улыбнулся:
     - Неужели? Какая жалость.
     - Вы, кажется, не удивлены.
     - За последние несколько минут вы не слишком расположили меня к себе.
     - Это дело поправимое, - сказал Голден.
     - Да ну?
     - Когда у вас наберется достаточно компромата, чтобы с его помощью подвести Носаку под трибунал, свяжитесь со мной. Но не звоните и не пишите мне. Носака может следить за мной и прослушивать мои телефонные разговоры. Когда все будет готово, мы заключим сделку.
     - Вот как. И что же вы подразумеваете под этим словом?
     - Три миллиона долларов наличными.
    Ханасрд моргнул.
     - Торговаться не буду, - сказал Голден. - Соглашайтесь или отказывайтесь. Так или иначе, вам у Носаки уже не работать.
    Хансард откинулся на спинку кресла, прочистил горло и с трудом сглотнул. Три миллиона долларов, наличными. Голден легко мог позволить себе такие траты. Йен Хансард, сказал он себе, похоже, тебе очень повезло.
    Джуд Голден отнял маску от лица и отключил подачу кислорода из баллона. Стало легче дышать, давление в груди исчезло, пропал и жар. Он взглянул на часы; перевел взгляд на доску го, где его черные камешки окружили один из немногих оставшихся в игре белых камешков Нидзё. Четверть двенадцатого вечера. Скоро сестра начнет доставать его через интерком напоминаниями, что в полночь он должен лечь спать.
    Полуночный отбой был единственным компромиссом, к которому они смогли прийти. Голден, всю жизнь страдавший от бессонницы, обычно шел в постель в четыре или даже пять утра, а потом восполнял часы сна днем. Сестра, суровая негритянка, настаивала, чтобы он ложился спать в девять. Чтобы удостовериться, что Голден так и поступает, в без пяти девять она вкалывала ему снотворное.
    Голден с легкостью обыграл ее. Даже со снотворным он спал не более трех часов, а потом развлекался, вызывая сестру каждые десять минут. После нескольких дней такой войны они договорились - отбой в полночь и несколько часов сна днем. Теперь Голден редко будил сестру раньше половины седьмого, обычного для нее времени подъема.
    Нидзё отчаянно сражалась за свой камешек в углу доски, сосредоточенная и тихая. Еще два хода, и Голден захлопнет ловушку. Но, в лучших традициях ее страны, она не собиралась сдаваться без боя; Голден должен был одержать над Нидзё решительную победу. Иначе она перестала бы уважать его, а тех, кого не уважала, Нидзё полностью игнорировала.
    В ней была элегантность и достоинство, заставлявшие Голдена наблюдать за девушкой часами. Ему нравились ее сдержанность, ее вера в себя. Она была смелой и не боялась действовать, и находясь рядом с ней, старик жалел, что сам не был таким в молодости. Остальным служанкам она тоже нравилась. Несмотря на ее возраст и на то, что была новичком, Нидзё вскоре стала их лидером. По ее инициативе они готовили новые блюда, посещали новые магазины, одевались по новой моде, американской и японской. Нидзё была прекрасным, цветущим садом в темном и мертвом мире и Голден, который обычно утомлялся от одних и тех же служанок за пару месяцев, был очарован ей.
    Зазвонил телефон. У Голдена был личный аппарат, который он хранил в футляре с цифровым замком и постоянно носил с собой. Номер не значился в телефонных книгах и время от времени менялся. Под взглядом Нидзё Голден придвинул футляр к себе, набрал комбинацию, открыл его и поднес трубку к уху.
     - Па? Это Джен. Алло?
     - Как дела, Цыганочка? С чего это ты звонишь на этот номер? - "Цыганочкой" он прозвал дочь, когда она была подростком и любила пестрые юбки, головные повязки и большие "кольца"-серьги.
     - С тобой все в порядке? - она казалась обеспокоенной.
     - Настолько, насколько может быть. У нас тут ураган был. Немного потрепал корабль, но ничего серьезного. А что? Ты знаешь что-то чего не знаю я?
    Он улыбнулся Нидзё и одними губами произнес: "Моя дочь". Нидзё поклонилась и улыбнулась в ответ.
     - Вчера, когда мы разговаривали, ты сказал, что твой кардиостимулятор барахлит. Я звонила в больницу, но он говорят, что ты выписался.
     - Ложная тревога. Не волнуйся. Кардиостимулятор немного покапризничал, но сейчас работает, как надо. Я тут расслабляюсь с одной из девочек и играю в го. Ну ты меня знаешь, типичная "сова". Который час у вас там?
     - Час дня с небольшим. Па, есть вопрос. Где сейчас, в этот момент, находится Рольф Нуллабор?
    Голден подергал оби, пояс летнего кимоно.
     - Я думал, Рольф тебе не очень нравится. Откуда этот интерес к нему?
     - Да мне плевать, жив он или мертв. Просто скажи - он сейчас в Гонконге?
    Голден посмотрел на Нидзё. Может, стоит попросить ее выйти? Но тут она медленно развязала свой пояс и позволила кимоно соскользнуть с плечей, обнажив ее груди. Великолепное зрелище. Маленькие, крепкие груди. Совсем не похожи на огромные, похожие на вымя, буфера, как у большинства американок.
    Нидзё достала из кармана флакончик с маслом, налила немного на ладонь и стала медленно намазывать маслом грудь. У Голдена пересохло в горле.
     - Па? Ты тут?
    Он ответил не сразу, наблюдая, как Нидзё сжала свои блестящие от масла груди и стала поглаживать сосок кончиком пальца.
     - Да, Цыганочка, я тут. Так ты насчет Рольфа? Да, он в Гонконге.
     - О Боже. Он был прав.
    Что-то в ее голосе заставило его оторваться от Нидзё.
     - Кто был прав? Ты что, разговаривала с Рольфом?
     - Шутишь? Я бы к этому уроду и близко не подошла. Один мой знакомый рассказал, что вчера Рольф ограбил его, угрожая оружием. Это имеет какое-то отношение к банде, которая называется Лигой Кровавой Клятвы и к твоему другу Носаке.
    Голден взял с доски камешек и стал перекатывать его между пальцами.
     - О ком ты говоришь?
     - О Фрэнке ДиПальме. Он здесь, в Гонконге. Говорит, что ты и Сал знаете, зачем он прилетел. Кстати, я слышала о Сале и Чиаре. Фрэнк говорит, что их убила Лига Кровавой Клятвы, за которой стоит Носака, и что ты следующий.
     - ДиПальма, ДиПальма... Это не тот парень с телевидения? Криминальный журналист. Здоровый такой, с седыми волосами и хриплым голосом.
     - Папуля, вот давай без этих игр. Ты отлично знаешь, кто такой Фрэнк ДиПальма. Я тебе о нем рассказывала, ты видел его по телевизору, так что прекращай.
     - Никогда с ним не встречался.
    - Давай не будем об этом. - сказала Джен. - Я не обсуждала с ним свою семью. Для твоего же блага.
     - То есть?
     - Па, пержде чем дедушка умер, я помню, что вы с ним говорили о Носаке. Я особо не прислушивалась, но одну вещь запомнила. Дедушка говорил, что Носака - говнюк. А ты ему ответил, что бизнес - это бизнес и что Носака не хуже других. Может, так, может, нет. Я всего не знаю, но Фрэнк сказал мне, что Носака планировал убить тебя, Дункана и Сала. Может, ты забыл, но ты сам рассказывал мне о том же. Я не говорила об этом Фрэнку, потому что не хочу, чтобы он взялся за тебя. К тому же у меня фильм. Мой первый фильм, и если я его запорю, то второго может не быть. Мне не нужно, чтобы Фрэнк усложнял мне жизнь.
     - Но ты позвонила мне, - сказал Голден.
     - Ты мой отец. Конечно, я позвонила тебе. Папуля, Сал и Дункан мертвы. В живых остался ты один, и я волнуюсь. И ради Бога, не рассказывай мне, что это совпадение. Мне все это очень не нравится.
    Нидзё свела груди вместе, наклонила голову и коснулась одного из сосков кончиком языка. Голден закрыл глаза в отчаянной попытке сосредоточиться. Больше всего ему хотелось бы держать Джен подальше от Носаки. Когда она наняла Кенпати для работы над фильмом, он еще не собирался схлестнуться с японским промышленником. Это решение Голден принял позже, после того, как погибли Дункан Айви и Салли Верна, после того, как оказалось, что Лига Кровавой Клятвы снова убивает, а во главе ее стоит Носака. К сожалению, Кенпати был слишком близок к Носаке; он мог быть в курсе происходящего, или даже быть членом Лиги. Но попытаться отговорить Джен от сотрудничества с ним значило бы рассказать ей вещи, о которых ей лучше не знать. Например, о том, как он вел дела. О нем и Носаке.
    Он думал, что еще успеет рассказать ей, когда документы окажутся в его руках, когда он будет точно знать, что, когда и как использовать против Носаки. Голден не считал, что сможет заставить упрямицу-дочь уволить Кенпати, разве что она сама поймала бы его на чем-то. Джен была упрямой, амбициозной, твердо нацеленной на успех. Она не позволила бы никому, включая отца, контролировать себя.
    Она жила движением и свободой и ненавидела нерешительность и неопределенность. Будет лучше дать ей закончить фильм и избавиться от Кенпати, а потом уж заняться Носакой. Таким образом карьера Джен не пострадала бы, а Голден бы совершил что-то, чем мог бы гордиться его отец.
     - Рольф в Гонконге, чтобы добыть для меня кое-какие бумаги. - сказал он.
     - С пистолетом. Зачем посылать Рольфа забрать документы, если Фрэнк говорит, что и так вез их тебе и Салу?
    Голден сжал камешек в кулаке.
     - Салу они нужны были только чтобы шантажировать Носаку, заставить его оставить нас в покое. Я же хочу покончить с Носакой раз и навсегда. Это совсем другое дело. В любом случае, мне не хотелось спорить об этом с Салом. Зачем устраивать цурес*, когда можно обойтись без этого?
     - То есть ты позволил Салу думать, что вы вместе делаете одно дело, чем бы оно там ни было, и в то же время собирался поступить по-своему?
     - Джен, пожалуйста.
     - Ты из всего умеешь извлечь для себя выгоду, а? Для тебя все люди - просто инструменты. Сал был твоим другом, а ты его подставил. Папуля, так не поступают.
     - Джен, если Носака охотится за мной - и я подчеркиваю, если -, то его ничто не остановит. Я его знаю. План Сала не сработал бы. С Носакой ты либо играешь по-крупному, либо не играешь вообще.
     - Значит, Фрэнк прав насчет Рольфа. И ты говоришь, он прав и насчет Носаки. А что с Коном Кенпати? Он во всем этом замешан?
     - Нет, насколько я знаю. И ты права, Рольф везет бумаги мне. Но не волнуйся насчет Носаки. Все уладится, не так, так этак.
     Пока он говорил, Нидзё отодвинула доску и натерла маслом его ступни. Это успокоило Голдена; напряжение, вызванное мыслями о Носаке, улеглось. Нидзё улеглась у его ног и взяла в рот его большой палец. Эффект был мгновенным - по телу Голдена будто пропустили электричество. Его бросило в жар.
    Палец выскользнул из губ Нидзё. Она подула на него, и Голден вздрогнул. Взяв в руки его ступню, она стала медленно водить ей по своей груди. Он с трудом заставил себя вернуться к разговору с дочерью:
     - Джен, человека, который собрал эти документы, зовут Йен Хансард, но Хансард умер перед тем, как ДиПальма прилетел в Гонконг. Откуда у него взялись эти бумаги?
    - Сын Фрэнка передал их ему. Кстати, он предсказал смерть Сала и то, что у тебя будут проблемы с Лигой. Мальчик, похоже, экстрасенс или что-то вроде того.
    Нидзё, как змея, выскользнула из своего кимоно. Все еще прижимая ступню Голдена к своей груди, другой рукой она принялась мастурбировать.
    Голден распахнул кимоно с сжал свой твердеющий член.
     - Экстрасенс, - повторил он. - Я не знал, что ДиПальма женат.
     - Он не женат. Матерью мальчика была китаянка.
     - Ах, да. Катарина Хансард. Она тоже погибла недавно.
     - Ее убил какой-то трансверстит-японец, которого потом застрелила полиция, - сказала Джен. - Тодд помог Фрэнку выследить этого трансверстита. Фрэнк говорит, что к предсказаниям мальчика стоит прислушаться. Па, я хочу, чтобы ты был настороже, хорошо?
     - Насчет этого не волнуйся. У меня здесь сигнализация, камеры, вооруженная охрана, все, что хочешь.
    Нидзё ласкала себя все быстрее. Голден не мог оторвать от нее глаз.
     - Цыганочка, мне надо бежать. Сестра наседает со своим шприцем, так что деваться мне некуда. Все будет хорошо, поверь. Рольф об этом позаботится. Ты давай, заканчивай скорее свой фильм. Я хочу посмотреть его перед смертью.
     - Па, перестань. Успеешь посмотреть еще десять моих фильмов.
     - Еще кое-что. Если этот парнишка, сын ДиПальмы, предскажет еще что-то, о чем по твоему мнению мне нужно знать, звякни мне, хорошо?
    Когда он повесил трубку, по интеркому его вызвала сестра.
     - Буду готов через двадцать минут, миссис Лайонс. - ответил Голден.
    Лицо Нидзё исказилось от наслаждения и она кончила, прижимая его ступню к своим грудям, высоко подняв таз, сжимая клитор большим и указательным пальцами. Затем она перекатилась на живот и обняла ноги Голдена. Соблазнительная и покорная. Хай. И он был ее господином.
    Голден обнял ее и откинулся назад, притягивая её к себе. Не было плохих воспоминаний, не было мыслей о смерти, не было реальности. Только Нидзё.
   
    Нидзё лежала без сна, спиной к тихо похрапывающему Джуду Голдену. Они лежали на полу, на удобном японском матрасе футон. Она терпеливо ждала. Снотворное подействовало быстро, и старик уже крепко спал.
    Около часа ночи она села и, взглянув на него с ненавистью, вытерла рот тыльной стороной ладони. Обхватив руками колени ,она вглядывалась в темный силуэт Голдена. Она ненавидела его прикосновения, ненавидела исходящий от него запах старости и лекарств, его дряблую бледную плоть, его уверенность ,что он понимает Японию и японцев. Он был гайдзином, варваром, чужаком. Даже прожив в Японии сто лет, он никогда бы не постиг эту страну и ее народ.
    Она плакала и думала о том дне, когда сможет вернуться домой. Нидзё уже давно не жила настоящим - все ее мысли были о будущем, когда Носака-сан позволит ей вернуться в Японию и вознаградит за то, что она расправилась с ненавистным гайдзином. Крепко обнимая себя, она раскачивалась вперед-назад и изо всех сил старалась не думать о доме.
   
    *гой (идиш, иврит) - нееврей. В буквальном переводе - "народ".
    *ВАСП (WASP, white anglo-saxon protestant) - белый протестант англосаксонского происхождения.
    *Дядюшка Джо - имеется в виду Иосиф Сталин,
    *дрек (идиш) - дерьмо.
    *аид (идиш) - еврей.
    *цурес (идиш) - неприятности.