С осенним именем Уборка... Тридцатые годы. Часть 2

            Я родилась 25 сентября 1935 года, но это по паспорту, так как метрики в сельском Совете выписывались обычно на число выдачи. Моя мама мне говорила, что на самом деле я родилась 11 сентября. Думаю, так и было.

           Я росла в деревне, где не было ни электричества, ни радио... Но были детский сад и семилетняя школа. На столах селян стояли тогда керосиновые лампы. Настольные керосиновые лампы горели во всех городах Российской империи с 1863 года. Принцип действия керосиновой лампы  был простым: в ёмкость заливался керосин и опускается фитиль, второй конец фитиля зажат в горелке, которая расположена выше ёмкости с керосином. Керосин поднимался по фитилю и лампа горела. Сверху горелка закрыта ламповым стеклом для защиты пламени от ветра.

          В сенях стояла большая русская печь. Русская печь топится исключительно дровами разных древесных пород - берёзы, кедра, осины, липы, сосны, ели, ольхи и др. В печь сажали рогачами(металлическими ухватами на деревянной ручке) чугуны. В чугунах варилась еда, как для людей, так и для животных. Когда была мука, в печи пекли хлеб. В кувшинах томили молоко, из которого делала варенец. На печи можно было спать или просто лежать.

            К тому времени в семье жили еще 2 сестры: сестра Анна, которая родилась на 11 лет раньше меня и Вера - на 9 лет. Так что кроме отца и матери, да еще бабушки Марии Николаевны, за мной "ходили" две старшие сестры. Мама, Екатерина Петровна, кормила меня грудью до 2.5 лет. Отец мой меня любил, а так как он был мастер на все руки, то сшил мне, когда пошла, кожаные "обуточки". Уже в полтора года я начала говорить, а в два выговаривала почти все сложные слова и предложения. По рассказам мамы на поддразнивания  соседки, что, мол, большая, а сисю сосет, я, отстранилась от груди и выпалила: "Не гавкай, как собака!" И затем продолжала сосать грудь материнскую дальше.

          Все это и дальнейшие события я опишу в своей поэме "Таежное детство"*. Начинается она благостно и спокойно:

В доме своём, в середине села
Мама меня в тридцать лет родила.
Золото леса, тепло, паутина.
Бабьего лета была середина.

Дом был прекрасный – деда наследство.
Предполагалось счастливое детство.
Старшие сёстры, бабушка, мать
Смышленую крошку старались занять.

И бесконечного счастья венец-
Любимый и любящий нежно отец.

                Вскоре в нашу семью пришла беда и не одна. Это была беда всей нашей страны, когда ни в чем неповинных людей сажали в тюрьмы и использовали как бесплатную рабочую силу. И я опять сошлюсь на рассуждения и документы, предоставленные мне профессиональным историком и литератором Еленой Грислис.

           Сталинизм, как политическая система и идеология, считал  народ лишь "винтиком" в огромной машине тоталитаризма. Лагерно-пыточный режим возник еще при Ленине, а при всевластии казарменно-репрессивной бюрократической системы - стал нормой жизни целых поколений. По имеющейся статистике в 1937-1938 гг.было осуждено 1 344 923 человека, из них приговорено к высшей мере наказания 681 692 человека или 50,69%. Каждый второй из осужденных по политическим мотивам в 1937-1938 гг. был расстрелян.

        Постановления Политбюро ЦК ВКП (б) и приказы НКВД в 1937 -1938 годах, породили в обществе атмосферу страха, безысходности, двойной морали, доносительства, шпиономании. Всюду шел поиск «врагов народа», «шпионов». «Плановые задания» цифры на арест «изменников родины», утверждавшиеся в центре, служили для местных органов НКВД руководством к действию. В органах НКВД шло своеобразное «соцсоревнование» за наибольшее разоблачение «врагов народа». «Контрольные» цифры на аресты были перевыполнены многократно.

Только по весям разносится слух:
Власти сажают любого из двух:
Будто бы вышел ужасный закон –
Каждый второй должен быть осуждён!

Звездоголовые утром пришли,
Что-то искали, но не нашли.
Быстро ушли, а кормильца не стало…
С тем и пришло новой жизни начало…

          По доносу одного негодяя, который сидел у нас за столом на моем Дне рождении в 1937 году, мой отец был репрессирован. Отец повздорил с ним и тот пригрозил его посадить. Отец даже просил у того прощения за свою вспыльчивость, но когда тот стал унижать его...  выбросил в окно. Это было в сентябре, а в феврале 1938 года отца забрали по 58-ой статье. Уже потом, находясь на поселении, рассказывал матери, что его мучили вопросами с требованием признаться "в измене родине". И это все могло бы окончиться для него трагически, если бы  один бывалый человек не посоветовал ему признаться во всем. Отец так и сделал и его сразу сослали в Сибирь.

Девочка двух с половиною лет
Горько вздыхала: папки  нет…
Старшим сказали: отец их шпион,
И  он за это в тюрьму заключен.

Но, несмотря на хулу и позор,
Дома надеялись: всё это вздор!
Всё разъяснится за несколько дней.
И папка обнимет любимых детей.

Но дни проходили, померк белый свет:
Дали кормильцу семьи десять лет!
Сослали отца по этапу в Сиблаг.
Семейство лишилось гражданственных благ.

              Кстати, доносчик вскоре попал по той же статье. Когда его забирали, он выкрикивал: "Я свой, я советский..." На что чекисты ответили: "А там такие только и нужны".

          Наша семья очень пострадала. На руках двух женщин моей матери и бабушки осталось трое несовершеннолетних детей, а четвертый -сын- родился уже без отца. Очень трудно пришлось, ведь налоги были непомерными...

Новые сразу возникли тревоги:
Семью «врага» обложили налоги.
Осиротевший безвинно наш дом
Стал должен Союзу за всё и кругом.

Денежки, масло, картошка, яйцо…
Нет шкуры овцы, так пожертвуй овцой!
Если чего-нибудь ты не отдашь,
Окрик могучий: враги, саботаж!

За то, что остались голодными дети,
Никто, кроме женщин не мог быть в ответе!

        Так оно с случилось. Наш дом до разорения его большевиками - дом, в котором я родилась, был под цинковой крышей. Его строил мой дед Михаил Рындин, которого за силу и мастеровитость прозвали Вакула. Строил дед, а забрали его власти-разорители под сельсовет. И я также написала об этом в поэме "Таежное детство".

Мама исконно мужские дела
На хрупкие женские плечи взяла.
Бабушка же ей  во всем помогала.
Внуков своих всей душой согревала.

Что оставалось? – родимый наш дом.
Только не долго мы прожили в нём!
Вражье семейство, да в центре села!?
И заработала властно метла!

Утром однажды решил сельсовет:
Лучших «хором» для правления нет!
Нам отвели целины полгектара,
И чтоб «ни-ни» - никакого базара!

«Пользуйтесь, сирые дети позора,
Нет здесь соседской межи и забора.
То-то простор для семейства шпиона:
Подальше от власти и ока закона!».

Семейство «шпиона»: две старшие дочки,
Младшая  - два с половиной годочка.
Старая мама без сына–надёжи,
Жена, что семейное дело продолжит.

Сие беззащитное женское «царство»
Бросило наземь моё государство!
 

           (продолжение следует) http://www.proza.ru/2015/05/04/108



________________________________

См.: Таежное детство. Поэма. http://www.stihi.ru/2012/05/12/5072
http://www.proza.ru/2012/02/11/1738