Ксюша

I
Сегодня вечером, в семь тридцать по местному времени внезапно кончилось лето. В раскрытое окно издалека печально прогудел электровоз. И от этой гудящей путейской грусти сразу стало очевидно, что лето ушло. Нет, были и другие признаки: неожиданно улетучилась липкая, снотворная духота, пришёл свежий и сырой южный ветер. Он взлохматил листву абрикосового дерева, и из самой середины роскошной кроны виновато выглянул первый дрожащий ярко-жёлтый лист. В огороде, с последнего высохшего томатного куста измученно упал и ойкнул крепко-оранжевый вялый помидор. К помидору подсел вечно голодный скворец и, озираясь и притопывая, съел его. Стебли укропа взволнованно заколыхались, замахали, замельтешили зонтиками. Кузнечики закричали, застрекотали  нестройно, без надрыва. «Пора!» - ещё раз вскрикнул гудок далёкого электровоза. Лето укатило на север, весело погромыхивая колёсами. В семь сорок пять стукнула калитка, прохладно вздыхая, явилась осень с вещами, в дурацком берете, вязаных носках и милом шарфике в багряно-оранжевую клетку, уселась на качели на заднем дворе и, медленно раскачиваясь, затянула тусклым контральто: «smoke on the water, fire in the sky…», что в переводе c ихнего на наш означает примерно: «вьётся дымок над лужами, в небе дрожит огонёк…». Осенняя тихая песня.
Вместе с осенью явился Григорий. Он всегда является неожиданно, всегда ошарашивает новостью, кроме того, постоянно и страшно занят, поглощён бизнесом и устройством своего светлого будущего, поэтому его прямота и вероломство обычно не знают границ. И вот, сейчас, сбросив покрытые молодой осенней слякотью туфли, Григорий с порога немедленно просит чаю. «Чай» на его языке обозначает: пирожки, салат, печенье, абрикосовый джем, «сейчас что скажу - упадёте». Джем у нас классно получается, выдающийся джем, прелесть просто, а не джем, но сейчас не об этом. Григорий сидит в столовой  и сосредоточенно ест пирожок. Ест аккуратно и запивает его гранатовым соком (чай, - сказал, – после). Ест второй, правильно прожёвывая, без конца вытирая маслящиеся губы салфеткой. Тянется за третьим.
; Григорий, ну что! – не выдерживаем мы, подсаживаясь к нему поближе.
; Да! – вспоминает Григорий и загадочно взглядывает на нас, - Жена приезжает, -  смущаясь, он кусает прирожок и жуёт, - С Ксюшей.
; С пингвином! – в один голос восклицают наши дети.
; Почему с пингвином? – обижается Григорий.
Мы тем временем вскакиваем с мест и принимаемся со счастливыми физиономиями метаться по столовой. Складки оконных занавесок колышутся беспокойными волнами. Испуганная посуда трусливо дребезжит на полках.
; Не обращай внимания! – возбуждённо начинаем тараторить мы, - Они плюшевому пингвину имя выдумали! Ксюшей назвали! Глупости на уме!.. Ленка!? Ленка едет?! Ах, заговорщики! Ах, подлецы! – нас колотит и выворачивает наизнанку от эмоций, - Мы догадывались, что вы помирились, когда ты ездил туда в последний раз! Дога-адывались! Подозревали! Но чтоб до такой степени помириться! Чтоб Ксюшу заделать! Ах, баловники! Это уж!.. Уже!.. – здесь у нас кончаются слова.
Григорий, выслушивая этот бестолковый, истерический крик, доедает третий пирожок, хватает вилку, тыкает ею в горку салата и, упреждая надвигающийся групповой наш счастливый обморок, холодно замечает:
; При чём здесь Ленка?
; Как, при чём?! – ужасаемся мы и замираем.
; В том-то и дело, что ни при чём, - поясняет Григорий и глубже вонзает вилку в салат.
; Ми-инуточку! Ми-инуточку! – протестуем мы, машинально, силой разлучая Григория с салатницей, отодвигая её подальше от гостя. - Ты домой ездил в прошлом году? Ездил. От Ленки нам звонил? Звонил. Вы в трубке там хихикали?.. Хихикали или нет?! Отвечай! – находясь в состоянии аффекта, мы убираем блюдо с пирожками прочь со стола. - Ну!
; Ну, хихикали, и что!? – отлучённый от провизии Григорий судорожно допивает гранатовый сок, – Какая теперь разница! Едет жена, понимаете? Жена! С-света. С-с моей дочкой, с этой, с Ксюшей... – Григорий оживляется. - Ой, вы сейчас упадёте, когда я вам сообщу, сколько Ксюше лет...
; Мы уже упали и лежим! Ты разве не заметил?! – охаем мы.
; Ксюше уже пять скоро.
; А с дамой ты познакомился в Адлере шесть лет тому назад. Об этом мы наслышаны. Бедная Ленка! И про Ксюшу ты молчал! Ленке молчал!
; Да, в Адлере... Только это не я, это она, дама, молчала. Гордая. Навязываться не хотела. Всё открылось два года назад. Я совершенно случайно встретил её в аэропорту. Была буря эмоций, вы понимаете меня?
; Понимаем. Кинофильм «Неподсуден» со Стриженовым смотрел?
; При чём здесь кинофильм?! Оправившись от стресса, обсудив всё, мы со Светой решили...
На стол бесстрастно возвращаются блюдо с пирожками, салатница, фрукты в пластиковом контейнере, пакет печенья, баночка с джемом, сок в кувшине, поднос с чайными приборами, конфеты... Гори всё огнём!.. Нас колотит уже от эмоций обратного порядка.
; Григорий, - немного успокоившись и вернувшись к рассудку, объясняем мы принявшемуся вновь жевать гостю, - Ты ещё не забыл, что Ленка – подруга нашего далёкого детства? Мы её любим. Мы с ней в школу вместе ходили. Наши парты стояли друг от друга на расстоянии плевка из трубочки... Но это ещё не всё.
; Не всё? – удивляется Григорий, обмакивая печенье прямо в раскрытую баночку с джемом.
; Не всё! – глубоко вдохнув, отбрасываем условности и лживые каноны гостеприимства. - Мы и тебя, дорогого, любим, как бывшего ленкиного мужа! За твою с ней былую любовь и дружбу, несмотря ни на что! Поим за это тебя гранатовым соком и кормим пирожками. А ты нас так расстраиваешь. Ужас! Пингвина тут выдумал.
; Опять вы!
; Ах, ну да. Нужно сосредоточиться... Допустим... Так, и что же? Что же теперь?
; Что, что. Мне нужна ваша помощь, поддержка...
; Замечательно! Посмотрите на него! Женился, слопал полбанки джема и всё ещё несчастен! Помощь ему требуется! Дружеское участие!
; Светлана с Ксюшей английского не знают. Их нужно просветить, показать им всё вокруг. Другой мир, другие люди. Сводить туда-сюда. Кенгуру, там, ботанический сад, мороженое. А то я так занят. Так занят... Кроме того, мы со Светланой в известное время были лишены радости медового месяца. В силу обстоятельств... Нам бы недельку только. В Новую Каледонию слетать. Туда и обратно. А Ксюша пусть с вами...
; С нами?
; Ребёнком больше, ребёнком меньше. У вас всё равно здесь колхоз...
; Спасибо, что напомнил.
; Нехорошо без медового месяца. Не по-человечески. Понимаете?
; Понимаем... Ленка знает?
; Нет ещё. У меня к вам, в связи с этим, другая просьба.
; Негодяй! Ешь лучше печенье и молчи.
Осень машет в окно ветками граната, вероятно, пытается что-то нам посоветовать. Мы её не слушаем. «Ах, осень, осень, - думаем мы, - время разочарований. И этот ещё здесь крутится»... Расстроенные, выпихиваем Григория за дверь, напоследок клятвенно обещая не бросить его на произвол. Садимся в гостиной горевать. Поразмыслив, решаем Ленке пока не звонить и не сообщать. В комнату гурьбой вваливаются дети. Мы их автоматически пересчитываем, - все на месте, - мысленно приплюсовываем к общей сумме Ксюшу. Получается нормально. Вполне допустимая цифра.

;
II

За окном ветер. За окном дождь. За окном, за Дивными деревьями, за пологими холмами под изящными гребешками серебристых облаков раскинулся последний на свете океан, наполненный синими китами, толстыми пингвинами да серыми буревестниками. А дальше, дальше - Новая, совсем новенькая, с иголочки, Каледония. Острова имени Кука. Папуа, она же Новая Гвинея. Как всё это близко сейчас. Так же близко, как в прежние времена был город Харьков. Раньше съездить в Новую Каледонию было так же нелегко, как построить воздушный замок. Времена меняются. Воздушные замки материализуются, тяжелеют, сереют, приземляются, врастают в грунт, пачкаются, стареют. Как грустно сидеть на краю света, свесив ножки. Как странно видеть птицу мечты, забывшую радость полёта, высиживающую в колючих кустах пёстрые, продолговатые яйца. Как просто сесть за письменный стол, взять ручку и написать: «Заявление. Просим предоставить двухнедельный отпуск с целью отдыха на острове Таити…» Нет, нет, глупости, это не горит. Таити подождёт. Тем более что у нас в данный момент находится гость из самого Харькова. Город Харьков по количеству таитянок с белоснежными цветами в иссиня-чёрных волосах существенно уступает городу Папеэте, но по общей протяжённости линий метрополитена значительно опережает его. Там, в Харькове, зимой на полях лежит искристый, ослепительный снег, люди ходят вверх ногами, в лесах, под пологом густого древостоя бегают диковинные ласки и горностаи, в ночном небе неистово, дивно сияют хвостатые Медведицы. Экзотика! Гость из Харькова сидит у нас на кухне, смущённо потирает щёчки и хлопает ресницами. Мы растерянно и лихорадочно соображаем, чем бы нам гостя вкусненько угостить.
; Ксюшенька, - начинаем мы, - ты джем, какой любишь?
; Я джем никакой не люблю, - заявляет гость, - он слишком сладкий.
; Мы кладём фруктозу. Совсем немного. А вот, посмотри, авокадо…
; У вас есть селёдка?
; Хм.
Мы с виноватым, предупредительным видом удаляемся из столовой на совещание.
; Натюрморт с селёдкой. Что ты на это скажешь?
; Что я могу сказать?..
Вы заметили? Наше единство мыслей и мнений завибрировало, зашаталось. Наши чувства разделились, и вот-вот должна возникнуть внутрисемейная дискуссия.
; Ты же мужчина. Прими какое-нибудь решение.
; Можно к селёдке купить ещё «Бородинского».
; Пошло-поехало! Селёдку ты уже заочно утвердил и въявь, открыто рассуждаешь о «Бородинском».
; Селёдку я ещё не утвердил. Её нужно сначала где-нибудь купить, съездить хотя бы на Балаклаву. Кроме того, селёдка любит, чтоб её нарезали ломтиками, побрызгали лимонным соком и обложили колечками лука.
; Меня не интересует, что любит селёдка. Есть же салат! Мы решили каждый день есть салат! Ксюша, ты любишь салат?!
; Очень! – доносится из столовой.
; Видишь, ребёнок любит салат! А ты рассуждаешь, как дядя Петя с улицы Достоевского.
; ...И селёдку! – слышим мы.
; Что ты стоишь, как истукан? Одевайся и езжай на Балаклаву. Выбери мокрого посола, понежнее. Возьми буханку «Бородинского».
; Водки купить?
; А-ах! Не хватало, чтоб ребёнок видел твои пьяные выходки!
; Когда это было?
; Возьми «Столичной». Давай, только по-быстрому. Ребёнок же голодный. Дети скоро из школы вернутся.
Школа – воскресная, хочется заметить. Дети из школы вернутся не сами. Их кто-нибудь, да привезёт. Вот, например, тётя Марина – директор школы, и захватит. Тёте Марине больше делать нечего, как гонять по городу с чужими детьми, но она педагог очень опытный, ответственный. Если увидит, что после уроков остаются лишние дети, она их обязательно развезёт по домам, или обяжет развезти кого-нибудь, кто отлынивает от общественной жизни, что более вероятно. А как же! У нас ведь колхоз, и тётя Марина, как нам кажется, его председатель.
Так и есть. Звонит Марина и в конце беседы, между прочим, интересуется: «вы своих детей брать будете, или вам их привезти?» - «Если не трудно», - отвечаем мы и кладём трубку. Тёте Марине не трудно, ей очень хочется взглянуть на новую девочку оттуда, белокурую, с серьёзными, ясными глазами, носиком, слегка вздёрнутым, как у актрисы Ирины Купченко, с голоском низким, строгим, с оттенками скрытого укора. Услышать девочку, которая разговаривает на таком правильном русском языке, что всем нам, окружающим её взрослым, за себя становится немножко стыдно. Вот, сейчас, думаем, приедет Марина, запишет Ксюшу к себе в воскресную школу, и там её научат, объяснят ей, как правильно складывать слова, любить поэзию Пушкина; расскажут и про кота, и про цепь на дубе том...
; Ксюша, ты знаешь, кто такой Пушкин?
; Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях, - твёрдо отвечает ребёнок.
; Знаешь его сказки? Молодец!..
; Царь с царицею простился, в путь-дорогу снарядился, и царица у окна села ждать его одна... – перебивая нас, начинает декламировать Ксюша.
; Надо же! И стишок этот помнишь!..
; Ждёт-пождёт с утра до ночи, смотрит в поле, инда очи разболелись глядючи... – продолжает Ксюша и показывает нам строго пальчиком, чтоб не перебивали.
Мы почтительно умолкаем. Сидим и слушаем завороженно, с каждой минутой всё меньше и меньше доверяя собственному рассудку. Вот, за окном, фальшиво пропиликав знакомую мелодию, остановился фургончик с мороженым. Постоял немного, зазывно и жалобно пропиликал нам ещё раз. Но мы не реагируем, нам неудобно прерывать ребёнка из-за какого-то назойливого мороженщика, когда сюжет сказки разворачивается перед нами с такой небывалой и волшебной силой:
; ... И жених сыскался ей, королевич Елисей. Сват приехал, царь дал слово, а приданое готово...
В этом месте наша семейная молекула временно распадается, я тихо начинаю обуваться и шепчу своей половине: 
; Что там вышло с приданым, расскажешь, когда вернусь... Так я возьму водки?..
; Ш-ш-ш! Дурак! – шепчет мне половина, - Исчезни!
Исчезаю.
Являюсь с селёдкой. Вижу, Марина уже пожаловала с нашими детьми. Все, и взрослые, и дети сидят в столовой и зачарованно слушают Ксюшу.
; ... В руки яблочко взяла, к алым губкам поднесла, потихоньку прокусила и кусочек проглотила…
Я из «фойе» делаю жене страшные глаза, требую немедленно к себе, она выходит:
; Что это! – кричу я шёпотом, - До сих пор читает?! Вы с ума сошли! Переутомится же ребёнок!
; Нет-нет! – шепчет в ответ жена, - Полчаса назад был антракт. Ксюша сама объявила перерыв. Ещё сказала, что передумала и хочет попробовать наш джем. Отбой селёдке!.. А потом попросила показать ей мультик «Том и Джерри». Рыдала от смеха. Впечатлительный какой ребёнок нам попался! Смешливый!
Я прохожу в зал, присаживаюсь в партере рядом с Мариной и тихо, но гордо интересуюсь:
; Ну, как тебе?
; Потрясающе, - отвечает, - Школа и самодеятельность плачут по ней крупными слезами. У меня есть идея...
; Закатилися глаза, - Ксюшин голос опускается всё ниже, - И она под образа головой на лавку пала... А дальше я не помню... Не знаю, - поправляется ребёнок и замолкает.
Громкие, бурные аплодисменты и топот потрясают зал. Наши дети кричат «класс!» и прыгают вокруг стола. Заражённая всеобщей радостью, Ксюша соскальзывает со стула и принимается скакать вместе с ними. Дети убегают беситься в комнаты, оттуда слышится треньканье пианино и дикие возгласы «Тома и Джерри».
Дождавшись относительной тишины в учительской... нет, в нашей столовой конечно, но Марина же ещё не оклемалась после учебного дня и ощущает себя на рабочем месте, на педсовете, что ли. Мы ей в этом не мешаем. Зачем? Человек привёз нам детей, пусть себе сходит с ума на здоровье. Марина усаживается во главу стола, задумчиво пишет что-то в своём блокноте, затем сообщает нам:
; Так. Девочку я беру. Решено. Нечего ей сидеть дома и дожидаться, пока непутёвые её родители вернутся из месячного загула. А когда вернутся, мы ещё подумаем, отдавать им Ксюшу, или нет... Пусть приобщается... Вопрос такой: что мы сейчас ставим в театре?
; «Золотой ключик», - рапортуем мы. - Находимся в стадии кастинга и раздачи ролей.
; Всё отменяется, - распоряжается Марина, - Ставим сказки Пушкина. Зачем далеко ходить? Ставим вот эту, о Царевне и Богатырях. Познавательно. С чувством. И кое-кому роли учить уже не нужно, - старший педагог поднимает вверх указательный палец и делает большие глаза, - Ксюша у нас будет сказительница. В сарафане, в кокошнике, в сапожках... Остальным роли подберём сообразно текущему таланту. Массовка, народные пляски... Кроме того, намечается гала-концерт по случаю наступления нового миллениума. Ксюша будет ассистентом ведущего, у неё прекрасно поставлен голос; смастерим ей костюмчик, - пиджачок, галстучек, юбочку, вот здесь, с оборкой...
; Марина, ты с ума сошла! Нельзя перегружать ребёнка! Она ведь только что приехала. И нельзя же, понимаешь, вот так, под Ксюшу, перекроить весь репертуар и школьную программу заодно.
; Я сама знаю, что можно, чего нель... Что вы преувеличиваете?
; Мы не преувеличиваем, мы предостерегаем...
; А я вам говорю...
«Ура-а-а!», - вдруг слышим из комнат. С сумасшедшими лицами вбегают наши дети, торжественно ведут за собой Ксюшу.
; Что за веселье? – интересуемся.
; Ура! У Ксюши слуха нет! Ни капельки! Она ля от ля бемоль отличить не может. Медведь на ухо наступил!
; Медведь наступил! – гордо подтверждает Ксюша, - Я спала, а он наступил.
; Как вам не стыдно! - возмущаемся, - Что за неуместная радость!
; А что?! Всё ей, да ей! – кричат наши дети.
; Всё мне, да мне! – кричит Ксюша и хохочет вместе со всеми.
Ураган детского веселья медленно утихает и, ослабевший, уносится прочь. Марина устало поднимается и смотрит на часы.
; Хорошо, закончили обсуждение, - объявляет она. - «Золотой Ключик» мы оставляем. О Царевне и Богатырях поставим в будущем году. Нельзя же перекраивать... Пусть девочка осваивается. Талант нужно лелеять.
; Марина, ты у нас в гостях, - напоминаем мы, - Останешься? Есть селёдка и всё остальное.
; Ах, да! – вздыхает наш председатель, - Замоталась совсем. Давайте селёдку. И «всего остального» по чуть-чуть. У нас же дети. Много детей. Нужно держать форму.
Сгущаются краски вечера. Мы ужинаем на просторной веранде. Природа совсем успокоилась. Луна огромным, уродливым апельсином выглядывает из-за крыш и, медленно худея, ползёт выше, поднимаясь над мрачнозелёными силуэтами кипарисов. Селёдка, покрытая кружочками лука, загадочно блестит на тарелке отражённым лунным светом. Наши дети, слышим, разучивают с Ксюшей «Incy Wincy Spider». Звучит совсем неплохо. Медведь, когда наступает на одно ухо, про другое как-то забывает. У нашей Ксюши всё получится.

Melbourne 2014

Впервые опубликовано в журнале "Австралийская Мозаика" №31