Рассказ 5. Смерть Истории

«Революцию, чаще всего, готовят утописты,

осуществляют фанатики,

а их плодами пользуются негодяи»

Глава 1. Знамение

В небе над небольшим городком висело яркое теплое солнце. Была середина дня. Вокруг стояли невысокие дома, а зелень деревьев била своей яркой краской.

Две девушки были одеты в юбки ниже колен и белоснежные рубашки. На ногах распространённые в то время туфли на низком каблучке. Типичный наряд начала шестидесятых годов двадцатого века. Они шли, осматривая окрестности.

В принципе, небольшой городок Петрич не особо отличался от подобного советского поселения такого рода. Все носили похожую одежду, на улицах было немноголюдно. Несмотря на то, что Петрич находился на стыке трех стран: Греции, Болгарии и Югославии, жизнь здесь протекала тихо, и ничто не напоминало, что рядом расположена государственная граница. Всё дело было в том, что это были социалистические дружественные страны.

Подруг звали Наталья и Людмила. У Люды был с собой фотоаппарат. Она частенько взводила затвор, перематывая плёнку, чтобы сделать очередной кадр. Девушки приехали из СССР. Они решили побывать в этом городке, потому что о его спокойной и красивой природе рассказала подруга из университета, которая много раз гостила здесь у родственников-болгар. Люда и Наташа давно мечтали побывать за границей и решили попробовать. Их знакомство с другими странами началось с Болгарии и этого города Петрич.

— Куда бы нам ещё дойти до обеда? — поинтересовалась Наталья, взглянув на подругу, которая в очередной раз остановилась у растущих красивых цветов.

— Сама не знаю, — Люда была поглощена процессом фотографирования, наводя объектив очень близко к цветку. — Фотография получится — что надо.

Щелчок, и Людмила расплылась в очередной улыбке. Она посмотрела на подругу.

— Ну не знаю я, Наташ, — пожала плечами девушка. — Давай найдём уже какое-нибудь кафе, где можно поесть.

— Давай, — согласно кивнула Наталья. — А уже потом отправимся дальше, а то я так на голодный желудок плохо думаю.

Девушки свернули на очередную улицу, где было также тихо, как и на предыдущей. Людей на улицах было немного. Из некоторых домов доносилась музыка, где-то гремели посудой, что наводило мысли подруг на то, что голод подступает всё ближе. Они шли дальше, пытаясь понять, как им выйти к центру, где будет местечко, чтобы пообедать.

Девушки проходили мимо небольших одноэтажных и двухэтажных домов. Из одного из них вышла пожилая женщина. Она двигалась спиной вперёд и кланялась дому, что-то приговаривая и постоянно крестясь. Девушки замедлили шаг, наблюдая за этим одновременно. Им было немного непривычно наблюдать картину того, как крестится человек, ведь в Советском Союзе люди редко это делали, а на людях такое явление было редкостью. В основном только сильно верующие люди соблюдали все правила христианских обрядов.

Наталья остановила подругу, когда пожилая женщина, тихо приговаривая что-то на болгарском, прошла мимо них. Но девушки поняли, что она благодарит этот дом и человека, который помог ей.

— Интересно, что это было, — улыбнулась Люда.

— А на что это похоже? — пожала плечами Наталья, поднимая взгляд на двухэтажный светло-зелёный дом с белыми рамами окон и ухоженным садом.

— Понятия не имею, — сказала Людмила. — Надо сфотографировать этот дом. Он мне нравится.

Дом был скромным и имел балкон на втором этаже. Перед домом был прекрасный цветник, который говорил о том, что хозяйка дома очень любила цветы.

Девушка поднесла фотоаппарат к лицу, прицеливаясь к будущему кадру, и щёлкнула в тот момент, когда из двери вышла молодая женщина. Девушки встретились с ней взглядом и застыли на месте. Повисла тишина. Русские подружки не знали, как себя повести, но молодая женщина улыбнулась им и пригласила жестом внутрь дома.

— Она зовёт нас туда? — Наталья произнесла вслух очевидную вещь.

— Кажется, да.

— А зачем?

— А я почём знаю.

— Думаешь, стоит идти? — спросила Наталья.

— Да, а что такого? Может быть, нас угостят обедом, — усмехнулась Людмила, проходя внутрь территории. — Я уже такая голодная, что съела бы корову.

— Ну ладно. Я бы в целом тоже не отказалась от еды, — усмехнулась Наташа, проходя за подругой.

Две девушки подошли к женщине.

— Здравствуйте, — поздоровались они, робко кивнув головами.

— Русские? — спросила с небольшим акцентом женщина.

— Да, — ответила Наташа. — Мы из Союза приехали.

— Хорошо. Проходите, — женщина отступила от входной двери, пропуская подруг вперёд.

Людмила зашла первой, а за ней внутри оказалась и Наталья. В доме было уютно и светло. Вокруг была абсолютная чистота. Везде висели белоснежные занавески, на столах были белые скатерти. Женщина закрыла дверь за гостями и обошла девушек, направляясь в комнату.

— Идёмте за мной, — попросила она.

Девушки переглянулись, как бы спрашивая друг у друга, а не стоит ли узнать, для чего их сюда пригласили.

— А куда мы идём? — поинтересовалась осторожно Люда.

— Уже пришли.

Мебели в доме было минимум. Только самое необходимое. Зато везде лежали подарки, множество кукол, лошадок, деревянных сувениров и игрушек. Очевидно, их приносили в дар этой женщине.

Молодая женщина присела рядом с женщиной в платке, глаза которой были закрыты. Она, кажется, задремала, но её разбудили. Пригласившая подруг в дом, что-то сказала женщине негромко по-болгарски. Та, не открывая глаза, встрепенулась и ответила на сказанное.

— Это предсказательница, — улыбнулась Наталья. — Как интересно.

— Вот куда мы попали, а не на обед, — Люда слегка улыбнулась. — Сейчас нам предскажут судьбу.

Девушки с интересом отнеслись к такой возможности, понимая, что, скорее всего, это всё несерьёзно, но довольно-таки увлекательно. В этот момент молодая женщина взглянула на подруг и спросила:

— Кто будет первой?

— Давайте я, — Людмила всучила свой фотоаппарат Наталье и сделала шаг вперёд.

— Хорошо.

Только сейчас подруги обратили внимание на то, что предсказательница до сих пор не открывает глаза. Тогда девушки поняли — она слепая. Это слегка смутило Люду, но она постаралась не выдавать своих эмоций.

Предсказательница, слегка улыбнувшись, что-то сказала по-болгарски, а её помощница перевела на русский.

— Она говорит, чтобы вы не боялись, что она не видит глазами. Её разум видит куда больше.

— Хорошо… Спасибо, — только и выдавила из себя Люда. — Я готова.

Предсказательница стала говорить, а помощница переводила.

— Ты обретёшь интересную работу, которая поможет тебе в жизни. Муж твой будущий пить не будет, потому что ты сможешь держать его крепко от этого.

— Как интересно, — улыбнулась Людмила, покосившись назад, где стояла её подруга.

Наталья улыбнулась, пожав плечами. И в этот момент предсказательница, как будто уловила это лёгкое движение Наташи. Она повернула голову к ней. Девушки замерли. Предсказательница стала говорить, а подруги слушали перевод.

— А тебя ждёт тяжёлая судьба, — это уже предназначалось для Натальи. — Твой ребёнок изберёт неправильный путь, будет метаться из стороны в сторону, не понимая, какую истину принять, чью правду отстаивать. И всё это будет уже, когда он вырастет. Тяжёлое решение принять ему придётся, но зло оно укладу нынешнему принесёт, изменит всё, сломает привычное.

— О чём это она? — нахмурилась Наталья. — Я даже не замужем.

— Но однажды ты же станешь супругой.

— Мой ребёнок будет злом? — спросила Наташа.

— Злом будет или добром, это зависеть будет от того, как к этому отнесёшься ты или иной человек. Но перемены страшные грядут. Спустя десятилетия они свершатся. И не без помощи твоего сына, который будет сильным, ломающим привычное. И никто не сможет его переубедить в своём решении изменить ход истории…

Девушки вышли на улицу, попрощавшись и поблагодарив хозяев дома. Они оглянулись ещё раз на домик, не понимая, что сейчас произошло, но на душе у обеих было тревожно. Что самое печальное, что тревога этого, казалось бы смешного с точки зрения правдивости, предсказания настолько глубоко забралось им в душу, что в итоге девушки запомнили этот дом и предсказательницу до конца своих дней.

— И что это сейчас было? — поинтересовалась Людмила.

— Да я сама не поняла, но что-то мне не очень понравилось моё будущее, — сказала Наталья. — Предсказатели эти вечно страху нагоняют.

— Это точно. Забудь. Сын твой будет хорошим. Я уверена.

— Да. Но она сказала, как к его действиям относиться. Да и вообще, забудем об этом.

— Извините, — Люда остановила мимо проходящего мужчину. — Кто живёт в этом доме?

Мужчина нахмурился, не до конца понимая, что его спрашивают русские.

— Кто здесь живёт? — повторила Людмила, указывая на домик.

— Ванга, — ответил мужчина.

Глава 2. Атомная катастрофа

Евгений Фролов и Виктор Зарубин возвращались в Москву. Два молодых парня. Свежие лица, только уставшие. Светловолосый Женя с голубыми глазами и темноволосый Витя с зелеными. Оба крепкие и уверенные в себе.

Вертолёт нёс их в темноте ночи, а два пилота следили за приборами, изредка переговариваясь друг с другом и слыша голос собеседника в наушниках, которые были на каждом.

Женя и Витя устали. Последние несколько дней они изучали атомную станцию, чтобы составить отчёты и доклады начальству в КГБ. Парни были молоды, но уже много чего повидали, поработав в этой структуре и узнав массу секретов. Их завербовали ещё в школе, когда они, будучи старшеклассниками, проявляли особый интерес ко многим наукам, таким как химия, история и математика. Несколько тестов при отборе позволили им стать агентами. Воспитанным в средних семьях, ребятам сложно давались первые задания ввиду специфики работы чекистов. Ведь родители всегда воспитывали сыновей согласно идеологии своего времени, впитывая в умы ребят, что человек человеку друг и товарищ. А профессия, которая стала для них смыслом жизни, начинала подтачивать и ломать веру в человека, подвергать всё сомнению, искать изъяны везде, даже там, где их нет. Каждый из них справлялся по-своему, но парни всегда поддерживали друг друга, потому что были лучшими друзьями с самого детства и понимали, насколько сложно каждому из них.

Вот и сейчас их нервы были на пределе, так как они воочию наблюдатели глазами специалистов на то, что могло уничтожить жизнь на планете или, по крайней мере, привести к катастрофе. Евгений и Виктор возвращались с Чернобыльской атомной электростанции. Докладывать нужно было своему непосредственному руководителю, а тот не любил плохих вестей. Однако парни понимали всю ответственность обладания данной информацией. Это было их работой. Они обязаны были сообщить о каждодневной угрозе, которая таилась в недрах станции.

Вертолёт приземлился на специальной площадке, когда уже рассвело. Зарубин и Фролов вышли из вертолёта, лопасти которого уже начали сбрасывать обороты после отключения винта, и направились прямиком в здание штаба. Несмотря на ранний час, внутри здания уже вовсю кипела работа. Парни прошли прямиком в кабинет к начальнику, не проронив ни слова. Остановившись у нужной двери с табличкой «Зорин», они переглянулись и постучали.

— Заходите! — послышался мощный голос изнутри.

Двое вошли внутрь. За столом сидел мужчина лет сорока пяти с седыми усами и читал очередной документ.

— Здравия желаем, товарищ полковник, — приветствовали парни.

— И вам не хворать, — не поднимая взгляда, сказал начальник. — Садитесь и докладывайте, как там Украина.

Парни заняли места за столом напротив полковника Зорина.

— Товарищ полковник, — начал Зарубин. — Наши исследования будут полностью отражены в рапортах, но если говорить о главном, то все наши наблюдения, исследования и видеосъёмка лишь подтверждают всё изученное ранее другими агентами.

— Ясно, — мужчина снял очки и пристально взглянул на парней. — А конкретно?

— Ввод четвёртого энергоблока был сделан слишком рано. Работа по конструированию системы была проведена не тщательным образом. Вся эта система имеет некоторый ряд опасных недоработок, что может в итоге однажды привести к аварийной ситуации.

— Учитывая, что совсем рядом есть город, при аварии эвакуировать всех за короткий срок не удастся. Уйдёт как минимум неделя, — рассказал Женя. — Те, кто дал одобрение на запуск этого блока недоработанным, поставил под угрозу экологию половины мира.

— О каких недоработках в частности вы можете сказать? — поинтересовался Зорин.

— Их масса, — вздохнул Женя.

— Если конкретнее, то некоторые детали конструкции были спроектированы с неточностями, — рассказал Зарубин. — Даже перекрытия, которые должны быть при всех раскладах из негорючих материалов, в итоге сделали из более дешёвых горючих. В случае аварии это сильно усугубит ситуацию.

— Я понимаю ваши негодования, ребят, — сказал полковник. — Но вы не поверите, здесь даже вмешательство КГБ не помогает. В правительстве ещё при пуске четвёртого блока никто слышать не хотел о возможных проблемах. Важнее всего запустить быстро, показать, мать его, всему миру, что Советский Союз очень силён и впереди планеты всей.

— Так что же нам делать, товарищ полковник? — спросил Зарубин. — Как достучаться до этой верхушки, которая спит и видит, чтобы быть везде впереди всех? И не важно, что могут пострадать люди из-за такой власти.

— Эй, парень, — сказал Зорин. — Следи-ка за своей речью. Я всё понимаю, но надо бы держать мысли такие при себе.

— Не поверите, Степан Иваныч, — вздохнул Зарубин. — Сил уже больше нет. Как докатились мы до такого? Ведь Союз стал перемалывать сам себя в последние годы.

— А мы вот и призваны следить, чтобы в государстве был порядок, вычислять, кто и как может его нарушить, — сказал старший товарищ. — Мне самому всё это не нравится, но сегодня стала править та верхушка, которая уже не стесняется в методах. Главное для них достаток, звание страны, где всё на высшем уровне и обязательно лучше, чем на Западе. Смех.

— Вот и я о том же, — процедил Витя.

Евгений опасался таких вот диалогов. Никогда не знаешь, к чему такого рода рассуждения могут привести.

— Ладно, парни, — сказал полковник Зорин. — Отсыпайтесь идите. Завтра жду у себя в десять утра с докладами.

— Хорошо, товарищ полковник.

Двое друзей вышли из кабинета и отправились по коридору.

— Ты зря так всё ему высказываешь, — сказал Евгений. — Неизвестно, кому он может о твоих настроениях доложить.

— Никуда он не доложит, — махнул рукой Виктор. — Зорин свой человек. Он смотрит на вещи, как мы.

— Как мы? — усмехнулся Фролов. — Я во многом с тобой не согласен.

— О чём это ты?

— Ты считаешь, что система стала непригодна для существования того строя, который в нашей стране уже более шестидесяти лет. А я полагаю, что такое происходит из-за людей, которые возглавили эту страну и пытаются подорвать Союз изнутри. А это совсем разные вещи.

— Но в одном мы оба солидарны.

— В чём же?

— Перемены неизбежны, и они уже на пороге, как началась Перестройка Горбачёва, — сказал Виктор.

— О да, — согласился с другом Евгений. — Вопрос только в том, какова истинная цель этой Перестройки.



* * *



Чернобыльская атомная электростанция возвышалась среди равнины. Лучи луны серебром освещали её стены и крышу. Внутри шла работа. Четвёртый блок станции, комната управления. Здесь было несколько людей. Главным сегодня был Анатолий Дятлов, заместитель Главного инженера, один из ведущих инженеров-ядерщиков, человек сильный, который управлял грозной системой станции. Это был уже седовласый мужчина с умными глазами и небольшими седыми усами. Александр Акимов занимал пост начальника смены. Очки на его носу были постоянно, а сам он чётко следил за всеми показателями приборов. Леониду Топтунову было всего двадцать шесть лет, а он уже занимал должность старшего инженера управления. Молодой человек носил усы, а умные глаза не упускали ничего из виду. Его работой был контроль колоссальной мощности реактора. Кроме этих троих в помещении были ещё несколько человек.

Четвёртый энергоблок был запущен совсем недавно. Это считалось великим техническим достижением, гордостью Советского государства. На сегодня было запланировано испытание реактора на безопасность. Дата — 26 апреля 1986 года.

Множество приборов оповестили Топтунова о проблеме.

— Мощность упала до 500 мегаватт, — высказал свои наблюдения молодой человек.

— Что с ЛАРом? — поинтересовался Дятлов.

— Я отключаю локально-автоматический регулятор реактора, — сообщил Леонид.

Здесь начал завязываться роковой спор между тремя сотрудниками станции.

— Продолжайте! — настаивал Дятлов.

Он отошёл от пульта управления взглянуть на другие приборы. Этим воспользовался Топтунов, который тихо сказал Акимову:

— Что происходит? Мы же не должны опускаться ниже нормы в 700 мегаватт. Это же небезопасно. Может, я ему скажу об этом?

Александр смерил паренька взглядом, понимая, что это работа не его.

— Я ему сам скажу, — заверил мужчина.

— Не надо мне ничего говорить! Я всё знаю сам! — Дятлов оказался уже рядом и расслышал разговор двоих подчинённых.

Он склонился прямо над ухом Топтунова и процедил:

— Думать не твоя работа. Здесь я принимаю решения. Делай, что тебе говорят! — мужчина повернулся к Акимову. — Где ты набрал таких наглых карасей?

— Анатолий Степаныч, мы и так низко опустились. Ниже допустимых 700 мегаватт, — решил на это ответить Александр.

Существовало два важных аспекта во всей этой истории. Первым был опасный недостаток в реакторе, о котором инженеры-конструкторы просто не знали. При низкой мощности работа реактора была нестабильна. Вторым аспектом было неправильное управление Дятлова. И в эту ночь сражение между ним и реактором в итоге погубило обоих.

В 0.31 спор продолжался. Эксперимент ведь выполнялся по требованию министерства атомной энергетики. Причиной тогда высказывался страх возможного нападения на СССР. Дело в том, что за несколько лет до этого Израиль разбомбил советскую АЭС в Ираке. Теперь требовали проводить эксперименты на стабильность системы.

Дятлов прямо игнорировал требования к проведению испытаний. Согласно предписанию инструкции, начало испытания должно проходить при 700—1000 мегаватт мощности. Это прямо прописано в документе. Дятлов же хотел испытать реактор при 200 мегаватт, чтобы сохранить охлаждающую воду для предотвращения перегрева реактора. Он считал, что риск небольшой. И это ещё одна проблема. В ту ночь рядом не было таких сильных и компетентных людей в этом вопросе, как сам Дятлов. Не было здесь того, кто мог посоветовать этого не делать.

Но он не безрассудный человек. Анатолий родился в семье рыбака в Сибири, в четырнадцать лет убежал из дома, но выбился в инженеры. Это был человек партийный, старался следовать правилам, но хорошо понимал, что в атомной энергетике свод правил и реальность зачастую не одно и то же, а скорее противоположность. Здесь нужно быть умелым, чтобы срезать углы и хитрить.

Время шло. Гашение реактора привело к очень быстрому падению мощности.

— Что там у тебя, Топтунов? — с недовольством спросил Дятлов у Александра, который пристально разглядывал показатели приборов.

— Мощность быстро падает, — с некоторой досадой в голосе сообщил Леонид, почесав за ухом.

Дятлов окинул взглядом показатели приборов и уставился на Леонида с диким взглядом.

— Ты что натворил, идиот?! Ты же мощность упустил!! Руки из задницы растут!! — мужчина отошёл, бросив с досадой Акимову. — Помоги ты ему!

Было заметно раздражение и в Топтунове. Ведь он сказал об опасности.

— Успокойся, Лёня, успокойся, — мирно сказал Александр, встав рядом с подопечным. — Не суетись. Начинаем всё сначала.

Всего в полутора километрах от Чернобыля мирно спал город Припять. Все жители этого городка работали на станции. Среди них был и Фомин — главный инженер АЭС, который подписал приказ об испытаниях на безопасность. В ту ночь никак не могли уснуть жена инженера Саши Юрченко и её сынишка, который постоянно плакал. Александр было на смене, где вместе с другими сотрудниками был на обходе и говорил о грядущих майских праздниках. Молодой человек рассказывал товарищам о том, что за Припятью есть хорошее место, где он поймал большого сома. Коллеги смеялись, кажется, не веря в рассказ. Они шли через турбинный зал, обсуждая всё это. Река, что рядом со станцией часто становилась целью рыбаков. Сегодня здесь рыбачили двое. Рыба приплывала сюда в тёплые воды, которые становились таковой от действия АЭС. Все они пока не знали о надвигающейся катастрофе.

0.36. Появилась новая проблема. Сигнализация. Старший инженер по управлению блоком Борис Сталирчук контролирует поток воды через реактор. Но на низких мощностях контроль всегда был сложен, и он испуга особого не испытывал. Сигнал такой тревоги стал привычен. Однако через пару минут реактор практически замер. И здесь Дятлов совершает роковую ошибку.

— Ты же уронил реактор! — крикнул на Леонида Анатолий Дятлов. — Поднимай мощность!! Выводи регулирующие стержни!! Бегом!

Регулирующие стержни — устройство разгона и торможение ядерного реактора. Под пятнадцатиметровой крышкой реактора расположены урановые тепловыделяющие элементы, которые называются твэлы. Всего их здесь 1661. В результате распада ядер урана твэлы выделяют огромное количество теплоты, что превращает воду в пар. Пар подается на гигантские турбины, которые генерируют электроэнергию. Для контроля в реакторе установлены стержни с бором. При их подъеме мощность увеличивается. Если их вынуть полностью — ученые потеряют возможность тормозить процесс. Но именно это Дятлов и приказывает сделать своим подчиненным.

— Извините, Анатолий Степаныч, — наконец не сдерживается молодой Топтунов. — Но разве мы не должны остановить реактор? Так положено по инструкции.

— Это верно, Анатолий Степаныч, — решил поддержать парня Акимов. — Абсолютно верно. Если мы извлечем стержни, управлять реактором нам становится практически невозможно.

— Испытания не проводить вообще? — грозно взглянул на обоих Дятлов. — Испытание будет проведено сегодня.

Он перевёл глаза на Леонида.

— А тебе я скажу, если не хочешь или не можешь исполнять приказания, я могу тебя избавить от этого.

— Да, — лишь изрёк испуганный Топтунов.

— Пошёл вон, — процедил Анатолий. — Тригуб, прими управление.

Бунт операторов сорвался. Попытаться вновь они не решились. Было 0.42. Начались попытки разогнать реактор. Спустя пять минут мощность повышается.

— Удалось поднять мощность до 160 мегаватт, — сообщил Тригуб.

Дятлов был доволен и, кажется, сменил гнев на милость и даже улыбнулся.

— Ладно. Передай управление Топтунову, — сказал он примирительно, но добавил. — Только не уходи. Постой с ним рядом.

Время шло дальше. 0.52. Поступил новый сигнал тревоги. Уровень воды в барабан-сепараторе опасно низкий. Никто за пределами комнаты управления даже не догадывается о споре. Спустя ещё десять минут в помещении тихо. Наконец мощность вышла на отметку в 200 мегаватт.

— Анатолий Степаныч, мы вышли на мощность 200, — сообщил Акимов.

— Очень хорошо, — констатировал Дятлов. — Так начинайте испытание.

Александр медлил, глядя в глаза Дятлову, но решился и произнёс:

— Но по регламенту испытание можно начинать только при мощности в 700 мегаватт. Если вы хотите начать при 200, я прошу вас занести это распоряжение в оперативный журнал.

— Да будет вам известно, что я как заместитель главного инженера могу изменять параметры проведения испытания, — сжал кулаки мужчина. — И я этим воспользуюсь. Продолжайте испытание.

В начале второго ночи механик Валерий Хадимчук находился в насосном помещении. Он, конечно же, не знал, что через двадцать минут умрет.

Из-за недостатка воды постоянно включается сигнализация, но никто не верит в возможность серьезной аварии. Никто не знает о проблеме в реакторе. А она там есть. С шестидесятых годов двадцатого века развитие атомной советской энергетики шло полным ходом. Даже КГБ не могло противостоять этому. С семьдесят девятого по восемьдесят шестой годы правительство игнорировало сообщения о том, что в конструкции Чернобыльской станции есть серьезные недостатки. Последняя секретная экспедиция Фролова и Зарубина подтвердила этот факт. Чернобыльский четвёртый энергоблок был запушен раньше срока, чтобы получить вознаграждение. Безопасностью пренебрегли. Из секретных архивов позднее станет известно, что Буканов, директор ЧАЭС, старался сдать как можно раньше блок под номером четыре. К примеру, по проекту перекрытия должны были быть из огнеупорного материала, но его не было и поставили тот, что не огнеупорный. Несчастных случаев было много, но их скрывали.

В активной зоне реактора происходит что-то угрожающее, но никто об этом не знает. Некоторые из регулирующих стержней с бором находятся в активной зоне реактора, но лишь частично. Нижняя часть зоны не всегда контролируется датчиками. Мощность стала резко нарастать, превращая реактор в мину замедленного действия.

1.12. Дятлов решил провести испытание, несмотря на опасность. Одним из факторов являлось то обстоятельство, что его начальник должен пойти на повышение, а он сможет в случае успеха занять его место. В шестидесятых годах в Сибири Анатолий ставил атомные реакторы на подводные лодки. Следствие установило, что при аварии, которая случилась в Сибири, Дятлов получил облучение около 200 бэр. Его сын умер от лейкемии. Это изменило мужчину. Он стал более целеустремлённый и упрямый. Он борется с ядерной энергией. Это вызов для него.

Дятлов размышлял, что на 200 мегаватт расход воды небольшой. Если что, можно повторить испытание. Но он не знал, как и никто другой, что внутри реактора невидимое горячее пятно разрастается.

В 1.21 Первоченко был вызван Дятловым. Путь предстоял как раз мимо реактора.

— Начинаем испытание, — сообщил Анатолий.

— Запишите все параметры испытания турбогенератора, — сообщил по телефону подчинённым Акимов. — Мы начинаем.

Дятлов приказывает включить два резервных насоса. Подача пара на турбины отключается. Они постепенно теряют обороты. Питание будут обеспечивать резервные дизель-генераторы. Но они начнут давать ток лишь через сорок секунд. Смогут ли замедляющие ход турбины обеспечить работу насосов до включения дизель-генераторов. Без воды реактор может выкипеть досуха, как забытый на плите чайник. Но для Дятлова риск чисто теоретический, так как он не знает о разрастающемся пятне внутри реактора. Питание турбин отключено в 1.23. Воды в реактор подается все меньше по мере остановки турбин. Все больше пара образуется из быстро исчезающей воды. Давление пара нарастает с каждой секундой. От повышения давления пар врывается в насосное помещение. Первоченко заходит в насосный зал и видит то, что никто никогда раньше не видел. Давление пара такое, что поднимает 350-килограммовые наконечники стержней.

В комнате управления Леонид смотрит на приборы и говорит:

— Нужно запускать АЗ-5. Произошел резкий скачок мощности.

— Я включаю систему аварийного снижения мощности, — сообщил Акимов.

При включении АЗ-5, стержни опускаются вниз для снижения мощности. Но это приведет к непредвиденным и страшным последствиям. На концах стержней графитовые вытеснители. И в первые секунды при опускании в реактор это приводит к повышению, а не понижению мощности. Мощность выросла в сотни раз практически мгновенно. Это вызвало срабатывание очередной сигнализации.

— Акимов, что там у тебя?! — недовольно спросил Анатолий Дятлов.

— Это не у меня. Это у Столярчука, — ответил раздражённо Александр. — Реактивность удваивается каждую секунду.

— Это невозможно, — изумлённо произнёс руководитель, приближаясь.

— Уровень мощности превысил 530 мегаватт, — сообщил Акимов.

И в этот момент в комнату ворвался нёсшийся сюда на предельной скорости Первоченко.

— Наконечники срывает с крышки реактора!!!

Хадимчук у реактора чувствовал страшный скрежет, жару от реактора и закричал:

— Ребята!! Люди!!

Давление пара в реакторе превышает критический уровень. Пар выталкивает регулирующие стержни из каналов реактора с твэлами. Происходит первый взрыв. Мощность подскакивает вверх, превращая реактор в вулкан. И яркая вспышка озарила ночь. Прогремел раскатистый мощный взрыв, разрушая всё вокруг и имея такую мощность, что в итоге эту аварию назовут самой страшной аварией за всю историю человечества. Свет в помещении погас, но гулкий взрыв всё ещё отдавался в ушах эхом, закладывающим слух. Была неразбериха, вопросы, где свет в помещении, куда и что пропало, что вообще происходит.

Крышка реактора весом 500 тонн взлетела в небо! Внутрь стал попадать воздух. И это превратило реактор в факел. В атмосферу выбрасывается пятьдесят тонн ядерного топлива, в десять раз больше чем в Хиросиме. 700 тонн радиоактивного графита разбрасывается по территории станции. В помещение управления проникают клубы пыли вместе с газами. Те, кто там находились, отметили для себя, что это странный запах с металлическим привкусом, как озон после грозы. На самом же деле они ощутили на себе дыхание смерти. Этой пылью была радиация. Операторы были достаточно далеко от взрыва и не погибли, но многие пожалеют, что умерли не сразу. Впереди дни, недели, годы агонии, когда радиация будет испепелят их изнутри. Стены толщиной метр бетона прогнулись как резиновые. Было темно, вокруг стояли пыль и пар. И тут жуткий звук шипения вокруг, который никогда не забудут. Саша Юрченко побежал. Перед ним предстал один из операторов. Это был шок. Мужчина был с обожженным лицом, которое было в крови, одежда стала черной. Его можно было узнать только по голосу. Второго оператора всего трясло. Он был в шоке. Когда же Саша оказался в насосной, то увидел лишь руины. Где был потолок, там стало небо. Луна, кажется, светила всё также, не обращая внимания на проблемы Земли.

А затем был хаос. Людей рвало уже в три часа ночи. В шесть сами передвигаться они уже не могли. Их вели в медпункт. Потом в медсанчасть. Юрченко в итоге выжил, что довелось немногим после событий той ночи.



* * *



Евгений Фролов проснулся от звонка телефона. Он поднял трубку, потирая глаза.

— Алло, — сказал он. — Кто это?

— Это Виктор, Жень. Собирайся, у нас экстренный вылет.

— А что случилось? — нахмурился сонный парень.

— Наши исследования к несчастью стали правдой, — вздохнул Зарубин.

— О чём это ты?

— Произошла авария на Чернобыле. Реактор взорвался.

— Твою мать, — сон за секунду слетел с Евгения. — Радиация?

— Уверен, что да, но точно не могу знать. Приезжай сразу на взлётную площадку. Мы должны дать оценку событиям и решить, как действовать.



* * *



Пожар на станции тушили всю ночь. Здесь было множество пожарных расчётов, но никто из них не знал о том, что тушить такой пожар равносильно самоубийству. Здесь было столько радиации, что даже на будущих кадрах видеосъёмки отпечатались изменения.

Одними из первых на тушение выехал расчёт, в котором служил Афанасий Клименков. Парень проучился всю жизнь в Москве, но затем вернулся на Родину, в Украинскую ССР и жил там. Молодой пожарник отдавал себя всего на борьбу с последствиями взрыва, как и все остальные, кто в ту ночь облучились смертоносной радиацией. Они стали чувствовать себя плохо уже ночью, а под утро многим самим понадобилась помощь, ведь передвигаться было уже невозможно. Но Афанасий стискивал зубы и продолжал бороться, глядя, как его товарищам становится плохо, да и сам он уже сильно ослаб.

Уже рассвело, когда вертолёт КГБ летал в воздухе. Отсюда Фролов и Зарубин вели съёмку, полностью облачённые в противорадиоактивные костюмы. Этот ужас завораживал и пугал. Четвёртый энергоблок был полностью разрушен. На его месте зияла дыра. А постоянное шипение счётчиков фиксации радиации пугало как никогда раньше. Ведь друзья осознавали, что они забрались прямо внутрь смерти и играют с ней. Виктор приближал и отдалял кадры, снимая всё, и тут камера выхватила одну из пожарных машин, где были пожарники, сматывающие шланги. В одном из пожарников Зарубин узнал своего друга и одноклассника Афанасия Клименкова.

— Быть не может, — сказал парень, фокусируя камеру на друге. — Да не мотай ты бля вертолёт!!

Гнев вспыхнул внутри Виктора, когда он прикрикнул на пилота.

— Что стряслось? — спросил Евгений.

— Там внизу Афон тушил пожар.

— Афон? Клименков?? — испугался Фролов.

— Да, мать его. Снижайся. Нам нужно забрать человека! — приказал пилоту Виктор.

— Я не имею на это право, — отозвался пилот. — Здесь везде радиация.

— Я сказал, снижайся! — настаивал Виктор.

— У нас будут неприятности, — сказал Женя. — Что ты хочешь сделать?

— Забрать его в Москву. Ему нужна помощь специалистов, чтобы остаться в живых, — объяснил Виктор.

— Но это прямое нарушение приказа, — схватил за руку друга Евгений.

— Мне плевать. Он мой друг и умрёт точно, если мы ему не поможем прямо сейчас. Снижайся, мать твою!

— Я должен получить приказ от полковника, — ответил пилот, удерживая штурвал.

— Я приказываю, садись здесь! — Виктор направил пистолет в голову пилота. — Я убью тебя, мразь.

— Что ты творишь, Витя?! — округлил глаза от такого поворота событий Евгений.

— Наша судьба будет общей!

Вертолёт сел недалеко от места дислокации пожарных расчётов. Пожарники с интересом рассматривали людей в костюмах радиоактивной защиты. А Евгений и Виктор бросились бежать к машине, где был Афанасий. Виктор оглядывался, держа в руке пистолет. Но вертолёт всё также ждал на земле. Двое подбежали к Клименкову.

— Ты идёшь с нами, — властно сказал Виктор.

— Куда? Зачем? — пожарник сначала не узнал друзей. Он так устал, что сейчас мечтал о сне, но радиация уже была внутри него и начинала убивать.

— Афон, это мы. Витя и Женя из Москвы, — сказал Фролов. — Мы отвезём тебя в больницу.

— О! Привет. Вы как здесь? — нахмурился парень. — И что на вас за костюмы?

— Нет времени объяснять. Пошли, — Зарубин взял друга под руку и повёл к вертушке.

— Но мне смену нужно сдать, — попытался объяснить Афанасий.

— Забудь. Здесь повсюду смерть.

Трое уселись в вертолёт и взлетели в небо, удаляясь как можно дальше от пепла ядерного пожара.



* * *



— Вы два дебила!! — кричал на Фролова и Зарубина полковник Зорин.— Вы с ума сошли!! Такое вытворяете!! Какого лешего вы взяли гражданского в наш вертолёт, да ещё облучённого?!!

— Это наш друг, — спокойно объяснил Виктор. — Мы не могли его бросить там.

— Да вы охренели совсем?! — удивился Зорин. — Какая дружба у вас тут на службе? Вы выполняете долг перед страной.

— А эта страна позаботилась, чтобы тысячи людей там сейчас гнили заживо от радиации?

— Прикрой рот, сопляк! — встал со своего кресла Зорин. — Совсем страх потерял?!

— Я действовал так, как считал нужным. Спасал товарища, — рассказал Зарубин. — Это для меня также важно, как и безопасность всего государства.

— А ты чего? — спросил мужчина у второго.

— Я помогал ему, — пожал плечами Фролов. — Он мой друг. Я знаю, что мы пошли против устава, но моё решение было обдуманным.

— Я вас обоих посажу настолько, что стариками выйдете, — процедил полковник. — Вертолётчик мне уже доложил о вас.

— Это ваше право, товарищ полковник, — встал со своего места Виктор. — И вы вправе поступить так, как считаете нужным… то есть по совести.

Повисла тишина.

— Правительство хочет скрыть масштабы аварии. Это возможно? — перевёл тему Зорин.

— Это идиотизм и нереально абсолютно, — сказал Фролов. — Нам нужно срочно эвакуировать людей оттуда и создавать зону отчуждения.

— Наши исследования показали, что такого даже в Хиросиме и Нагасаки не было, — объяснил Виктор. — Там рвануло так, что полмира будет подвержено радиации.

— Твою мать, — вздохнул мужчина. — Тогда вперёд. Жду от вас рекомендаций в течение часа. Нужно действовать.

— Разрешите идти? — спросил Фролов.

— Валите, — упал обратно в кресло полковник.

Двое вышли.

— Нам кранты, — сказал Фролов.

— Прорвёмся, — слегка улыбнулся Виктор. — Зорин нормальный мужик. Он понимает, почему мы так сделали.



* * *



Облако развивалось, захватывая Белоруссию и продвигаясь в Европу. Самое страшное было ещё впереди. Утром 26 апреля КГБ снимали место самой страшной атомной аварии. Человек, который снимал, получил огромную дозу радиации.

На следующий день об аварии сообщили в Припяти. Сообщение шло по всем улицам города. Женский голос сообщал, как будто вбивал гвозди в крышку гроба: «Внимание, внимание. В связи с аварией на ЧАЭС складывается неблагоприятная радиационная обстановка. Для обеспечения полной безопасности людей, в первую очередь детей, возникает необходимость провести временную эвакуацию людей из города в близлежащие населенные пункты».

Эвакуация 135 тысяч жителей города Припять заняла неделю. Была создана тридцатикилометровая зона отчуждения. 600 тысяч советских людей было мобилизовано, чтобы спасти остальной мир. Все они мужественные люди, которые, не щадя здоровья шли туда и ликвидировали последствия. У них не было у многих элементарных средств защиты. Все, к чему они прикасались, оставляло радиационные ожоги. Радиация распространилась далеко за пределы страны. Сегодня она продолжает жить в растениях, животных и людях. Запад считает, что Чернобыль стал символом того, что должно было произойти — распад СССР. Учёные предполагают, что в течение 70 лет возможно 10 тысяч заболеваний раком в России, 25 тысяч в Европе. Пока участились случаи рака щитовидной железы у детей. Рыбаки той ночью продолжали смотреть, как пожарные тушат пламя, пока им не стало плохо. Их начало рвать. В течение нескольких часов кожа почернела. Впоследствии такую черноту назовут ядерным загаром. Они умерли. 30 пожарных погибло от мощных доз облучения. Валерий Хадимчук пропал бесследно во время взрыва.

Валерий Первоченко умер через 6 недель от ожогов, которые были получены во время поиска Хадимчука, своего друга. Акимов умер через 15 дней от острого радиоактивного отравления. Пока он мог говорить, он утверждал: «Я все делал правильно. Я не понимаю, почему это произошло». Топтунов умер через 18 дней. Он тоже настаивал на своей невиновности. Уверял, что сделал все, что мог. Фомин, главный инженер был приговорен к 10 годам принудительных работ с тюремным заключением, но скоро освобожден ввиду потери рассудка.

Юрченко выжил. Ему провели 15 операций по пересадке кожи. Ожоги проявились уже в Москве, куда его доставили специальным рейсом. Кожа была черная, сыпалась как порошок с ксерокса. По сей день этому человеку приходится избегать бензина, масла и других специфических жидкостей. Раны заживают долго, кровь останавливается небыстро.

Дятлов получил 390 бэр облучения. Но даже такая опасная, в пять раз превышающая смертоносную дозу, не погубила его. Он умер в 1995 году от инфаркта. Дятлов рассказывал: «Реактор был не пригоден к эксплуатации по вине института атомной энергии. С таким букетом несоответствия пунктам требований нормативных документов взрыв его был неизбежен. Он чётким солдатским шагом шёл к взрыву».



* * *



Зона отчуждения была создана размером тридцать километров. Со всей страны начали прибывать люди, чтобы работать в этой зоне. Среди них были специалисты, которых командировали для работ на разрушенном четвёртом блоке и вокруг него. Также сюда направляли регулярные воинские части и резервные. Люди работали посменно. Те, кто набирал максимально допустимую дозу радиации, отправлялись обратно, а их место занимали другие. И так продолжалось. Основные работы прошли в 1986 и 1987 годах. 240 тысяч человек жертвовали своим здоровьем, чтобы спасти мир. Все они доблестные люди. Впоследствии их стали называть «ликвидаторы». За все годы работ таких людей было 600 тысяч.

Первые дни были самыми важными. Дело в том, что была опасность ещё более мощного взрыва. Остающееся внутри реактора топливо могло выделять тепло. Из-за этого могло произойти расплавление активной зоны реактора. Расплавленное вещество вполне могло проникнуть в затопленное помещение под самим реактором. Тогда бы новый взрыв ещё сильнее отравил всю планету. Воду откачали. Специалисты приняли меры, чтобы топливо не попало в грунт под станцией.

Объект «Укрытие» — так назвали бетонный саркофаг, который возвели вокруг разрушенного энергоблока.

Пришлось вывести из пользования пять миллионов гектар плодородных почв. Сотни малых населённых пунктов поблизости были закопаны тяжёлой техникой. Более 200 тысяч квадратных километров подверглись радиоактивному загрязнению. Специалисты подсчитали, что около семидесяти процентов этого загрязнения пришлось на Украину, Белоруссию и Россию.

Болезни и смерть людей ещё долго будут напоминанием о том, насколько опасна может быть ядерная энергетика, если неправильно обращаться со сложным оборудованием. Эта авария наглядно показала, что человек всего лишь мелкая крупица, которая не всегда может управляться с мощными возможностями, которые дала ему природа.

Глава 3. Новое звание и знакомство

Шёл февраль 1988 года. Снега было много. После затяжных в этом году крещенских морозов, снегопады никак не останавливались, засыпая белым покрывалом улицы Москвы.

Четверо друзей зашли в знакомое кафе, где частенько бывали, когда хотелось отметить какой-то праздник, да или вообще посидеть после трудной рабочей недели. Сегодня же повод был особенным. Виктор Фролов получил очередной звание Капитана. И это несмотря на свой молодой возраст. Начальство отмечало его заслуги перед Отечеством, даже нарушая сроки присвоения звания по выслуге лет.

Но сейчас парни об этом не думали. Этот вечер пятницы друзья ждали целую неделю. А она показалась каждому особенно сложной. И поэтому эти часы можно было назвать волшебными.

Их было четверо. Виктор Зарубин, Евгений Фролов — оба работники специального отдела КГБ. Афанасий Клименков — пожарник, ликвидатор последствий аварии на Чернобыльской АЭС. С тех пор, парень перебрался в столицу и работал здесь, насколько ему позволяло здоровье. Правда, с каждым годом, самочувствие Афанасия ухудшалось. Сказывалась лучевая болезнь. Геннадий Торопков — участник особого подразделения «Альфа», которое выполняло сверхсекретные задания по всему миру, частенько работая совместно с КГБ. Гена был бойцом опытным, который прошёл уже десяток сложнейших операций по освобождению заложников, ликвидации террористов и защите важных лиц государства.

Все четверо дружили со школы, а теперь их свела судьба вместе в столице необъятной Родины. Они частенько собирались вместе и обменивались новостями, насколько уровень секретности позволял говорить каждому о своих.

Парни вошли в кафе, обсуждая очередную шутку кого-то, и уселись за свободный столик.

— Так, а нас четверо так и будет? — спросил высокий зеленоглазый Геннадий.

— А кто тебе ещё нужен? — спросил Виктор, снимая с себя куртку, которая была вся в снегу. — Ещё рота солдат?

— Да нет, — махнул рукой Гена. — Мадамы придут ваши?

— Нет, — сказал Евгений, плюхаясь на лавку. — Я со своей разбежался.

— Да ты чо? — недоумённо спросил Афанасий. — Когда вы успели? Что она сделала?

— Она выносит мозг. По этой причине было принято решение… мною, что нужно эти отношения прекращать, потому что… да ну её на хрен, — объяснил свою точку зрения Женя Фролов.

— Ну, ты прямо как на совещании, — засмеялся Зарубин, тоже располагаясь за столом. — Совсем девка никудышная оказалась?

— Совсем. Найдётся и получше, — сказал Евгений, открывая меню.

— Ну а чо она мозги тебе морочила? Рассказал бы друзьям, — предложил Геннадий.

— Я абсолютно не настроен это обсуждать, — нахмурился Женя, не поднимая глаз от меню. — Давайте просто сделаем заказ и будем поздравлять Витю с праздником.

— Ну, ладно. Не хочешь — не говори, — улыбнулся Виктор.

— А твоя подруга где, Афон? — спросил Гена.

— Дома ждёт, — сказал Клименков. — Готовит суп, который я очень люблю.

Парни рассмеялись.

— Это тот гороховый что ль? — сквозь смех поинтересовался Витя.

— И пусть гороховый, — с некоторым неудовольствием высказался терпеливо Афанасий. — Зато мне он очень нравится.

— Вот я и чувствую иногда, что ты очень любишь гороховый суп, когда мы где-нибудь вместе находимся, — шутил над другом Евгений.

— О чём это ты? — не понял шутки друга Афон.

— Да воздух меняет свой химический состав, когда твой гороховый суп портит тебе пищеварение.

И здесь все трое просто грохнули смеяться. Афанасий продолжал сидеть, скрепя зубами, понимая, что друзья имели в виду.

— Завистники чёртовы, — сказал он, открывая меню.

К столу подошла официантка, миловидная девушка с тёмными волосами.

— Готовы заказывать? — улыбнулась она.

— Девушка, а можно нам бутылочку водки, газированной воды сладкой, пару салатиков и картошки с котлетами, — сказал за всех Виктор. — Все будут да?

— Ага, — кивнули остальные.

— Котлеты здесь самые вкусные, — констатировал Евгений.

— Четыре порции в общем, — сказал Витя.

— Хорошо, — девушка удалилась.

— А мне она понравилась, — сказал Геннадий, провожая взглядом молодую официантку.

— Не вздумай даже, — сказал Евгений.

— Это почему ещё?

— У неё кольцо на пальце. Замужем она, — объяснил друг.

— Да?.. Ну, кольцо ещё не показатель, — констатировал он.

— Дело твоё, — сказал Фролов.

Через десяток минут девушка накрыла посетителям стол, а Гена не сводил с неё глаз. Та делала вид, что не замечает этого. Однако пока парень не стал принимать каких-либо мер. Парни разлили водку и подняли рюмки.

— Сегодня мы поздравляем нашего друга, — начал говорить тост Евгений. — Капитан он у нас теперь. Витя, друг, здоровья тебе крепкого, продолжай свой карьерный путь так же успешно, делай всё по уму, совершенствуйся, радуй своих родных и друзей…

— То есть нас, — вставил Афанасий.

— … Пусть твои действия несут стране только положительные тенденции. Сейчас как раз Перестройка идёт.

— Ага, — усмехнулся Виктор. — Правда сами никто ещё не знаем, что и куда перестраивается.

— Ну, в общем, чтобы будущая страна радовала всех нас, а ты, как работник этой страны знаешь её изнутри лучше всех. И пусть жизнь принесёт тебе только счастье.

— Спасибо, — улыбнулся Зарубин.

— Бред какой-то сказал, — вздохнул Женя.

— Да ты всегда что-то такое говоришь, — подшутил над другом Афанасий. — Мы уже привыкли.

— Не слушай, — сказал Виктор. — Хороший тост. Спасибо.

— Дрогнули.

Парни чокнулись и выпили. А затем пошёл разговор.

Они сидели уже полчаса, почти опустошив бутылку водки. Еда тоже была почти доедена. Разговоры были, как о службе, так и бытовых делах.

— Слушай, слушай, — привлёк внимание Геннадий. — Мне кажется, что она всё-таки не замужем.

— Кто? — не сразу поняли друзья.

— Ну кто? Официантка наша, — сказал Торопков. — Может быть, стоит у неё об этом поинтересоваться?

— Дело твоё, Гена, — покачал головой Евгений. — Но веди себя прилично обязательно.

— Обязательно, — сказал Геннадий. — А вдруг завтра война? Нужно действовать сегодня.

Парень встал из-за стола и отправился в конец зала, где девушка передавала заказы повару. Трое вздохнули. Ведь Геннадий был прав. Его выражение «А вдруг завтра война» имела под собой глубокий смысл. У каждого из друзей была такая работа, на который просто не знаешь, вернёшься ли ты завтра домой живым. Они все жили в постоянном стрессе. Их постоянно вызывали на службу, где решались судьбы людей. И неважно, каким способом. Афанасий спасал жизни в огне, Гена освобождал заложников и уничтожал террористическую угрозу, а Женя и Витя часто руководили этими операциями, по сути решая, как действовать дальше на благо. Эти двое решали судьбу страны пусть и находились в тени политиков. А такие решения очень дорого стоили. Пока трое прибывали в грустных размышлениях, за стол вернулся насупившийся Геннадий.

— Ничего не понимаю, — сказал парень.

— Что там у тебя? — спросил Афон.

— Да какая-то она странная особа, — глядя на девушку, которая всё также стояла рядом с кухней, произнёс Геннадий. — Сказала, что она… у меня даже язык не поворачивается это повторить.

— Да что стряслось? — спросил Женя.

— Да она говорит, что мужиков не любит.

Повисла тишина.

— В смысле не любит? — из-под бровей с явным недоверием спросил Виктор.

— Ну не любит мужиков. С женщинами она это… того, — казалось, что сейчас внутри Торопкова перевернулся весь мир.

— Что ещё за фигня, — опешил Афанасий. — Ты точно всё правильно понял, друг?

— Да вроде бы да.

— А выглядишь так, будто тебе три года, и родители отняли у тебя игрушку, — сказал Виктор.

Трое расхохотались так громко, что все посетители обратили на них внимание. Даже официантка посмотрела в их сторону и улыбнулась.

— Я слышал, таких называют лесбиянками, — похлопав по плечу Торопкова, сказал Афанасий.

— Ну, а вы говорите, — улыбнулся Евгений. — Перестройка даёт свои плоды.

Вечер продолжался. Когда все посетители обернулись на смех четверых друзей, Виктор заметил за одним из столиков двух симпатичных девушек. Те, очевидно, тоже отмечали какой-то праздник.

— Так, парни, — негромко сказал Зарубин. — Через два столика от нас сидят две миловидные особы. Как вам?

Трое других осторожно, не привлекая внимания, посмотрели на девушек, оценивая ситуацию.

— Да, симпатичные особы, — констатировал Афанасий.

— Так, кто со мной? — спросил Витя. — Я думаю, что стоит с ними познакомиться.

— Я не могу, — с нескрываемой долей гордости сообщил Клименков. — У меня девушка есть.

— Да про тебя вообще речи не идёт, — махнул рукой Виктор. — Тебе пора скоро опять суп гороховый есть.

Парни опять рассмеялись.

— Да тихо вы, — махнул рукой Зарубин. — Напугаете ещё.

— Я не пойду, — стал смурным Гена. — Опять окажется, что все они друг с другом только в любовь играют. Не. Ну на хрен.

— Да ладно. Что же теперь, все девушки вдруг стали женолюбицами? — усмехнулся Виктор. — Не может такого быть.

— Даже не уговаривайте. У меня психологическая травма, — сложил руки на груди Геннадий.

— Ну а ты? — посмотрел на друга новоиспечённый капитан. — Пойдёшь знакомиться?

— А пошли, — сказал Евгений. — Офицеры мы или где?

Двое отправились к девушкам. Они остановились у их столика. Повисла тишина. Подруги были очень симпатичными. Одна имела тёмные вьющиеся волосы до плеч и голубые глаза. Вторая носила причёску чуть покороче, волосы её были цвета осенней листвы, а зелёные глаза уставились на двух парней.

— Да? — немного растеряно спросила она.

— Ой. Здрасти, — замялись парни.

— Здравствуйте, — сказали девушки, кажется, вообще не ожидая такого развития событий.

— А мы извиняемся, — сказал Виктор. — Просто мы увидели вас издалека и подумали, что очень хотим с вами поздороваться.

— Хм, — девушки переглянулись и усмехнулись. — Вот теперь мы поздоровались.

— Ах, да. А можно теперь с вами познакомиться? — спросил Виктор, а затем спросил у Жени, но чтобы девушки тоже его слышали. — Всё правильно сказал? Так надо?

— Да, коллега, — подыграл другу Женя. — Вы действуете согласно стандартам знакомств.

— А мы тут вроде как заняты, — неуверенно сказала брюнетка.

— А чем? Простите за мою настойчивость, — сказал Виктор. — Не могу отвести от вас глаз.

Девушки рассмеялись.

— Мы мой день рождения отмечаем, — сказала блондинка.

— Вот оно что-о! — протянул Евгений. — Мы поздравляем вас с этим событием.

— Спасибо.

— Я очень извиняюсь, но мне нужно срочно отлучиться, — Виктор рванул куда-то на улицу, а девушки, Евгений и двое друзей за столом с удивлением уставились на парня.

— Что это с ним? — нахмурилась брюнетка.

— Я даже сам в шоке, — скривил губы Женя. — Даже не знаю, как себя дальше повести.

Он потёр руки, оглядываясь по сторонам.

— Неловкость сейчас по сто бальной шкале набрала сто десять, — улыбнулся парень.

Девушки рассмеялись.

— А можно всё-таки я к вам присяду, пока мой странный друг отсутствует? — спросил парень.

— Ну, садитесь, — сказала брюнетка, посмотрев на подругу. Та, кажется, была не против.

— А меня Евгений зовут, — сказал он. — А вас?

— Я Инна, — сообщила брюнетка.

— Меня зовут Екатерина, — улыбнулась девушка со светлыми волосами. — А вы как здесь оказались?

— Да у нас тоже праздник, — улыбнулся Женя. — Тот сумасшедший, который только что унёсся отсюда, как ошпаренный, получил звание. Мы и пришли сюда, потому что это наше любимое кафе, где мы всегда собираемся.

— Как интересно, — сказала Екатерина. — Мы здесь тоже частые гости, но ни разу не видели вас.

— Вот так бывает, значит, — пожал плечами Евгений.

— А вы, значит, военные? — поинтересовалась Инна.

— Ну… да, — сказал парень. — А вы какой деятельностью занимаетесь?

— Студенческой пока ещё, — ответила Инна. — Начался очередной семестр. Учимся на инженеров.

— Ух, ты. Как интересно. То есть будущее архитектуры в ваших руках? — спросил парень.

— Это очевидно, — усмехнулась Катя.

Тут к столу подлетел запыхавшийся Виктор. В руках у него был букет цветов. Он протянул его Екатерине.

— С Днём Рожденья, именинница, — сказал он.

— Ой, спасибо.

— Я Виктор, — сказал офицер.

— Меня зовут Катя, — сообщила девушка, разглядывая красивые розы. — Как вам удалось такое раздобыть?

— На вертолёте подвезли, — улыбнулся парень, снимая с себя верхнюю одежду. — Могу я присоединиться к вашему застолью?

— Садитесь, — подвинулась Екатерина. — Спасибо за цветы. Они очень красивые.

— Не такие как вы.

Они сидели так уже час, общаясь на разные темы. Оставшиеся за своим столом Афанасий и Геннадий заказали себе ещё еды и общались вдвоём. Виктор и Евгений общались с девушками.

Виктор улыбался, когда его взгляд выхватил Афона, который нетвёрдой походкой шёл в туалет, держась за живот. Парень быстро скрылся внутри помещения. Зарубин уже знал, чего ожидать. Он не раз наблюдал, как другу становилось плохо.

— Прошу меня извинить, — коротко бросил он и вышел из-за стола.

Зарубин вошёл в туалет, где рвало Клименкова. Это было ужасно, видеть, как твой друг медленно умирает от болезни, которая проникла в его тело вместе с радиацией.

— Ты как? — положил руку на плечо другу Виктор, когда приступ прекратился.

— Да ничего. Привычно уже, — сказал Афанасий, умываясь прохладной водой. — Бывало и хуже.

— Что врачи говорят? — спросил Виктор.

— Да а что они скажут? Таблетками пичкают только.

— Ненавижу дерьмо, которое с тобой произошло, — парень кулаком приложился в стену. — Если бы я только тогда знал, что ты будешь выезжать на выезд и тушить эту чёртову станцию.

— Не говори ерунды, — сказал парень, в очередной раз ополоснув лицо водой. — Я выполнял свой долг.

— Долг. Долг перед этой сраной страной, которая медалькой только отплатила, да радиацией тебя накормила, — был зол Виктор. — Ненавижу это.

— Дело не в стране. Это долг перед родными, — объяснил Афанасий. — Я спасал родных, спасал людей. Это совсем другое.

— А эти люди создали машину, которая была с самого начала обречена на убийство людей своим взрывом.

— Мы этого точно не знаем.

— Я знаю. Я видел, как она была собрана. Они гнались за сроками, не желая думать о человеческих жизнях. Твари.

— Не переживай, Вить. Прорвёмся.

— Ты мой друг. Я не могу не переживать. Вы все для меня как братья, — глаза Виктора подтверждали сказанное им.

Зарубина давно подтачивали многие аспекты современного Союза. Для него было очевидно, что страна стала изживать себя, что ей нужны перемены. Возможно, Перестройка поможет навести порядок. Он видел в ней возможность для новой жизни. Однако пока он не знал, какая роль в становлении новой России ждала его и его друзей. Что он сыграет одну из ключевых ролей со стороны спецслужб, когда рухнет сверхдержава, когда придёт смерть истории.

Глава 4. Борьба с террористами

Рабочий день клонился к своему закату. Виктор Зарубин и Евгений Фролов сидели вдвоем в кабинете и заполняли различные документы отчётности, которые впоследствии пойдут в папку «Совершенно секретно». Такие документы стали для них нормой. Работа была такая.

Тут в кабинет заглянул полковник Зорин.

— Домой собрались? — бросил он и, не дождавшись ответа, продолжил. — Зря собрались. У нас срочный вылет. Террористы захватили школу в Сарапуле. Срочно выдвигаемся.

— Сарапул? Это где? — нахмурился Женя, доставая из сейфа позади себя пистолет.

— Это Удмуртская АССР, — ответил полковник. — Географию нужно подучить, Фролов.

— Подучим, — без энтузиазма сообщил Евгений, вставая из-за стола.

— «Альфа» будет работать? — спросил Зарубин.

— Да.

— Кто возглавляет переговоры?

— Ты, — сказал сухо Зорин. — Всё. Вылетаем уже совсем скоро.

Он хлопнул дверью и ушёл. Витя и Женя переглянулись. А потом молча оба вышли из кабинета.

Самолёт уже был готов к взлёту. Евгений и Виктор встретили здесь своего друга Гену Торопкова. Обменявшись парой фразой, все заняли свои места, и самолёт вознёсся в небо, набирая скорость, улетая на восток, где были захвачены заложники.

Известно было следующее: в час дня в городе Сарапул Удмуртской АССР двое военнослужащих рядовые Мышкин и Колпаков покинули пост, вооружившись двумя автоматами Калашникова с боекомплектом 120 патронов. Добравшись до одной из школ, они проникли в здание и взяли в заложники учеников десятого класса. Их было 25 человек. Захватчики сразу же выдвинули требования: заграничные паспорта и визы на выезд из страны Советов самолётом в Соединённые Штаты Америки или любую другую капиталистическую страну. В случае отказа заложников обещали убить.

Время в те сутки тянулось мучительно долго. Никто не спал. Ученики, их родители, работники милиции и КГБ, военные. Кстати кто-то из последних даже предлагал взять класс штурмом с использованием танков. Правда такая абсурдная идея сразу же была отвергнута. Здесь была нужна не сила, а точный расчёт…

Было начало второго дня, когда двое солдат вошли в здание школы. Шёл последний урок, поэтому в коридорах было безлюдно. Мышкин и Колпаков, быстро осмотревшись, углубились внутрь учебного учреждения и поднялись на второй этаж. Выбрав один из классов, двое ворвались внутрь и дали автоматную очередь в потолок. Дети вскрикнули.

— Всем тихо!!! — басовитым голосом прокричал Мышкин. — Вы все теперь заложники, и выйдете отсюда только в том случае, если нам дадут возможность вылететь из страны!

— Все в тот угол!! — указал Колпаков в сторону окон. — И вести себя тихо!!

25 учеников и учительница подчинились, не ожидая такого продолжения дня. Ужас буквально ворвался в каждого из них.

С этого момента начиналось шестнадцатичасовая борьба за жизни учеников и учительницы. Самым сложным, конечно же, было построить контакт с террористами. Одно неверное слово или действие, и те могли убить заложников. Ситуация была крайне напряжённая. Милиция среагировала достаточно быстро, приехав к зданию школы и попав внутрь. Но начать переговоры никто не решался, не имея никакого опыта в таких делах.

Отряд «Альфа» прибыл довольно скоро. Нужно было помнить, что само существования спецподразделения являлось совершенно секретным. И что еще более интересно, такой подход сохранился и в будущем. С другой стороны, будь отряд «Альфа» известен на всю страну своей мощью в военных операциях, это заставило бы потенциальных бандитов задуматься, а идти ли ему на преступление. А найти золотую середину можно было бы. Не раскрывать секретов и состава группы, но и не оставлять неизвестной такую мощную группу специалистов военного дела. Ввиду всего этого, когда команду спросили, кто они такие, те без эмоций на лице сообщили, что их послали разыскать противотанковые мины, которые якобы откопали и спрятали школьники. Как ни странно, в такой ответ поверили.

Отряд занял второй этаж. Зарубин начал вести переговоры. Он вёл диалог в доверительном тоне, не грубил и не угрожал. Качества лидера и профессионала помогали ему действовать без колебаний в принятии решений.

— Моё имя Виктор Зарубин! — сообщил он из коридора. — Я капитан милиции и уполномочен вести переговоры.

— Не лезьте сюда только! — заметно нервничая, сообщил Мышкин. — У нас тут целый класс детей. Мы всех убьём.

— Всё в порядке. Мы не собираемся ничего предпринимать, — примирительно сообщил Виктор, оглядываясь на Женю, который находился рядом с другом. — Скажите, с заложниками всё в порядке? Им нужно оказать медицинскую помощь?

— Нет. Никто не был ранен. С ними учительница. Она их успокоила. Никто уже не плачет.

Это была правда. Старшеклассники сидели тихо, стараясь держать себя в руках. Ребята понимали, что слезами только усугубят положение.

— Хорошо, — сказал Зарубин. — Я готов выслушать ваши требования. Чего вы хотите добиться данной акцией?

Мышкин и Колпаков переглянулись. Пришло время сообщить, чего они хотят. Мышкин облизнул пересохшие губы и сообщил:

— Мы хотим вылететь в США или любую другую капиталистическую страну.

«А жопа не треснет?» — подумалось Зарубину.

— Я понимаю, — ровным голосом произнёс Витя. — Хочу заметить, что это довольно-таки сложное мероприятие.

— Ты давай там «не лечи» нас! — повысил голос Мышкин. — Если не улетим, то все умрут.

— Я просто хочу сказать, что вам будет необходимо заполнить несколько документов на оформление выезда из страны, — объяснил сложность капитан Зарубин.

— Мы готовы заполнять. Предоставьте всё, что нужно.

Уже стемнело за окном. Зарубину пришлось всю ночь вести переговоры, находясь в контакте с преступниками. Ведь бандиты держали палец на спусковом крючке автомата. Это было нечеловеческое напряжение. Постоянно принимать возражения, держать свои эмоции под контролем и объяснять всё ровным голосом. Интеллект и высокая физическая закалка помогали Виктору в этот сложный момент.

Часы тянулись. Колпаков и Мышкин были заняты заполнением различных анкет, справок, ответами на вопросы. Таким способом было выиграно время, получена информация о преступниках, имеющихся в их распоряжении огневых средствах. За это время район был оцеплен и взят под контроль полком внутренних войск. Класс, где находились террористы, и подступы к нему были блокированы оперативным составом военнослужащих и органов КГБ.

Тем временем за пределами школы творилось невообразимое. Несмотря на ночь, которая опустилась на город, никто не спал. Люди маленькими группами шли к школе. Чем ближе к ней, тем больше становились толпы не спящих сопереживающих людей. У школы образовалось плотное кольцо из сотен человек, которых едва сдерживала милиция.

Время продолжало тянуться. Зарубину удалось в ходе переговоров добиться освобождения девочек с учительницей, позже освободили несколько ребят. В итоге в классе оставалось семеро мальчишек. Зарубин убедил преступников, что в данный момент им выписывают заграничные паспорта. Но на компромиссы те не шли.

Было принято решение проводить освободительную операцию. Её проработали пошагово, все надели средства защиты, бронежилеты, каски, взяли в руки оружие. Каски были на головах порядка четырёх часов, а после того, как их сняли, казалось, что на плечах не было головы.

Передвигаться по школе без звуков было сложно. Ведь вокруг стояла гробовая тишина. Титановые пластины бронежилета постукивали, обувь скрипела. Пришлось даже разуться и передвигаться в носках.

Уже стояла глубокая ночь. Все устали. И тут вдруг неожиданно открывается дверь. Все подняли оружие. Оказалось, что бандиты отпустили в туалет одного из парнишек. Мальчишку тут же перехватили сотрудники «Альфы» и стали быстро расспрашивать.

— Ничего не бойся, — слегка улыбнувшись, сказал тихо Евгений. — Всё будет в порядке.

— Расскажи, что в классе? — спросил Зарубин. — Где сидят преступники?

— Они, они за учительским столом, — испуганно произнёс парень. — Автоматы направлены на нас.

— Ясно. Послушай, сейчас иди в туалет, но тебе придётся вернуться обратно в класс, — тихо объяснял Виктор. — Мы спасём вас обязательно. Я тебе обещаю.

— Но я не хочу туда возвращаться, — сказал паренёк.

— Придётся. Ведь если ты не вернёшься, они могут кого-то убить, — объяснил Женя, положив руку на плечо парня. — Ты же не бросишь своих товарищей.

— Не брошу, — мальчишка понял, что стоит на кону.

— Скажи, что в школе всё спокойно.

— Хорошо.

Парнишка вернулся в класс. Переговоры продолжились. Пот заливал Зарубину глаза. Напряжение было очень высоко, особенно теперь, когда он увидел лицо того мальчишки и представил, сколько ещё молодых ребят ждут от них помощи. Это сильно давило. В итоге Виктору удалось договориться обменять семерых заложников на загранпаспорта. В результате в классе остались только Мышкин и Колпаков. Наблюдатель сквозь щиты, которыми были закрыты окна, видел, как один из террористов безнадёжно разводил руками. Видимо, до солдат дошло, что они просчитались, оставшись одни внутри класса.

Команда стала готовиться к штурму. Зарубин отошёл к окну, чтобы подышать воздухом из открытой форточки. И тут открылась дверь. Все обернулись. Из класса с автоматом вышел Колпаков. Ближе всего к нему находился Гена Торопков. Он не ожидал такого развития событий и не нашёлся что сказать, кроме как:

— Ты чего?

— Мне капитана Зарубина, — сказал бандит.

Для него было шоком видеть вооружённых до зубов спецназовцев, которые выглядели мастерами своего дела и стояли против него, солдата срочной службы.

Торопков обернулся на своих. Витя молча кивнул: не надо.

— Зарубин ушёл, — сообщил Торопков.

— Нет. Я требую капитана Зарубина, — сказал солдат.

Торопков старался говорить, как можно спокойнее, подходя всё ближе.

— Ты автомат бросай.

Колпаков ещё что-то пробормотал.

— Бросай оружие, — повторил спецназовец.

Террорист и правда бросил автомат, но быстро скрылся в классе, захлопнув с силой дверь. В этот момент из своих укрытий рванули другие спецназовцы. И двинулись прямо в дверь. Очевидно, от волнения стали открывать её внутрь. Но для террористов это стало шоком. «Альфа» ворвалась в класс. Колпаков стоял белый, как мел, прямо за дверью, а Мышкин усмехнулся злобно и вскинул автомат. Время повисло. Нельзя точно сказать, что именно в ту секунду думал Мышкин. Хотел ли он выстрелить или просто поднял автомат для устрашения, но в ту же секунду оружие выбили у него из рук. Вскоре оба захватчика лежали лицом в пол с наручниками на запястьях.

Всё кончилось. Ничего особо героического не случилось. Хотя пулю мог получить каждый. Зарубин вошёл в класс вместе с Фроловым. Они встали напротив обезвреженных террористов. Торопков смотрел на своих друзей, держа за руку Мышкина, который злобно улыбался в лицо сотрудникам КГБ.

— Уведите того и всем вниз, — не сводя холодного взгляда с преступника, скомандовал Виктор.

Спецназовцы отправились вон из класса, уводя с собой Колпакова.

Их осталось четверо внутри. Три друга против Мышкина.

— Страшно вам было, суки, — сказал, улыбаясь, Мышкин. — Заставили мы вас попотеть.

— Ты, гнида, детей чуть не пострелял, — дёрнул за руку бандита Торопков.

— Что, служить стало невмоготу? — спросил Зарубин. — К мамочке захотелось? Сиську мамочкину захотелось, тварь ты эдакая.

— Я жить хочу нормально, а не так, как здесь. Надоело всё это дерьмо.

— Детьми прикрыться решил, сволочь, — сказал зло Евгений. — Вот и сядешь за это.

— Вы все твари, — стиснул зубы солдатик. — Все сгниёте здесь.

— А ты тварь будешь гнить в колонии.

Зарубин, наконец, не выдержал и приложился несколько раз по преступнику. Тот отлетел через парту и рухнул между стульев. Друзья не ожидали такого от Вити и попытались его остановить, но тот бросился вновь на бандита. Его лицо перекосило абсолютное зло. Зубы оскалились, а глаза хищника готовы были пронзить свою жертву. В последний момент двое удержали Виктора.

— Ты тварь!! Тебя нужно убить за такие вещи!! — был в ярости Зарубин.

— Да успокойся ты уже! — кричали друзья.

Кое-как Торопкову и Фролову удалось угомонить Виктора. Но для них это было шоком. Таким своего друга они ещё никогда не видели: злой, агрессивный, готовый убить. Можно было бы понять человека. Долгие сложные переговоры с террористами, захват в заложники школьников, но такого высвобождения эмоций никто не ожидал. Страшный взгляд засел в памяти Евгения и Геннадия.

Глава 5. Мать Зарубина

Женщину уже давно мучили боли в сердце. Такое случалось неоднократно. Её звали Наталья Григорьевна. Она сидела, укутанная в плед и смотрела телевизор. Экран показывал новости, а там был Горбачёв. Пятого генерального секретаря ЦК КПСС в последнее время часто показывали народу по телевидению. Тот крепко стоял у руля Советского Союза, постоянно напоминая типичным узнаваемым говором, что Перестройка идёт полным ходом, жизнь меняется к лучшему. Тогда ещё никто не знал, что он станет первым и последним президентом СССР. Тогда ещё никто не знал, какое будущее ждёт Страну Советов. Тогда ещё никто не ждал, что совсем скоро сверхдержава падёт, а союзные республики и Россия пойдут каждая своим путём.

Наталья Григорьевна не любила Горбачёва. Она видела в нём только плохое. И вся Перестройка для женщины была злом и уничтожением той страны, которую она любила и знала.

Женщине было немного за пятьдесят, но выглядела она старше. Проблемы с сердцем у неё появились уже очень давно. Сердечные лекарства стали её спутниками пару десятков лет назад. И она даже стала привыкать. Привыкать не к боли. Боли в сердце всегда очень сильно мучили женщину. К ним нельзя привыкнуть. Она привыкла к самому обстоятельству. К тому, что сердце у неё никудышное.

Вот и сегодня, глядя в экран, Наталья Григорьевна в очередной раз занервничала, про себя ругая генсека за то, что тот творил со страной. Боли не отпускали уже больше часа, и это несмотря на лекарства, которые приняла женщина. Раньше с женщиной такого не случалось. Но она ждала, что вот-вот боль утихнет. А боль не утихала. Это настораживало Наталью Григорьевну.

Уже смеркалось. Зазвонил телефон. Аппарат стоял рядом на деревянном столе таким образом, что Наталья Григорьевна могла, не поднимаясь, взять трубку.

— Алло, — с тяжёлым дыханием ответила женщина.

— Мам, привет, — улыбнулся сын на том конце провода. — Как твои дела?

— Здравствуй, сынок, — слегка улыбнулась женщина. — Да ничего. Смотрю телевизор. Ты как?

— Закончился рабочий день. Собираюсь к невесте в гости, — сообщил парень. — Думаю, скоро познакомить тебя с ней. Она тебе понравится.

— Обязательно, Витя, — улыбнулась Наталья Григорьевна.

Она была нескончаемо рада, что у сына появилась девушка, которую он любит.

— Только давай как-нибудь, когда мне будет получше, — попросила Наталья Григорьевна.

— Ма-ам, — протянул Виктор, тут же сменившись в лице. — У тебя всё в порядке? Сердце болит?

— Да что-то побаливает, — сказала женщина. — Лекарства даже что-то не помогают.

— Как давно боли не прекращаются? — спросил сын.

— Да уже побольше часа.

— Это ненормально. Мам, я выезжаю к тебе, — сказал Зарубин. — И вызову скорую. Лекарства должны были уже подействовать.

— Да не стоит, сынок. Я уверена, что с минуты на минуту всё пройдёт, — сказала женщина, сама слабо веря в сказанные собой слова.

— Нет-нет, мама. Я уже выезжаю. Потерпи ещё немного.

— Ну, хорошо, — Наталья Григорьевна была рада, что сын заедет к ней в гости. Ведь ей было как-то не по себе.

Она прикрыла глаза. Телевизор продолжал работать, передавая новости, но женщина была где-то далеко. Боль растекалась по всему телу, но она знала, что сын приедет уже очень скоро и что-нибудь придумает. И скорая помощь ни к чему. Разве он не справится сам? Даст нужных лекарств, и боль отступит.

Тишина. Стало безмолвно. Телевизор работал, но Наталья Григорьевна его не слышала. Боль заняла всё её внимание. Теперь мысль о приезде скорой помощи уже не была такой невероятной. Пусть подъедут. Пусть посмотрят, может быть нужен какой-то укол. И тогда всё пройдёт. Такие мысли стали посещать Наталью Григорьевну.

Громкость телевизора убавилась на столько, что его было практически не слышно. Тёплая ладонь коснулась рук женщины. Она с огромным трудом приоткрыла глаза, которые встретились с озадаченным взглядом Виктора Зарубина, что высился над матерью.

— Сынок, здравствуй, — улыбнулась женщина.

— Здравствуй, мама, — сказал парень. — Скорая уже подъезжает. Как ты себя чувствуешь?

— Да ничего. Спокойнее мне теперь стало, когда ты рядом, — слегка улыбнулась женщина. — А ты бедный всё в работе. Выглядишь уставшим. Может быть, перекусишь? Там на кухне суп вкусный я сварила.

— Не переживай, мам, — сказал Виктор. — Попозже. Лекарства принимала давно?

— Да уж теперь не помню. Сколько времени прошло?

— Я звонил полчаса назад.

— Ох. Кажется, я задремала, — сказала женщина. — Мне снился городок Петрич. Там я с подругой были, когда учились в институте. Знаешь, ведь я была у самой Ванги. Она, правда, мне глупость предсказала.

— Ванга? — Витя даже улыбнулся, очевидно, не веря в сказанное матерью. — Ты встречала предсказательницу?

— Да. Она тогда сказала мне, что у меня родится ребёнок, и он станет злом для своего народа, — засмеялась Наталья Григорьевна. — Ну, разве ты можешь желать советским людям плохого? Ты служишь во благо своего государства.

— Да, это верно, мам, — Виктор, встал на колени перед лежащей матерью и взял её за руку.

— Ты, я знаю, сделаешь правильный выбор всегда. Ты знаешь, как помочь людям, ты всегда действуешь во благо страны. Я горжусь тобой за это. И отец гордился бы, — тихо говорила женщина. — Советский Союз станет с тобой более сильным, и мы с тобой и твоей невестушкой заживём лучше.

— Обязательно, мама, — Виктор видел, как меняется лицо матери. Она умирала. Парень ругал про себя и молил скорую помощь приехать быстрее.

Наталья Григорьевна тем временем всё повторяла:

— Мы в Советском Союзе заживём как прежде. Жизнь станет лучше, чем сейчас.

И, кажется, она задремала. Повисла тишина. Виктор боялся потревожить женщину, но что-то неживое пронеслось по комнате, какой-то холодный еле уловимый ветерок. Как будто чьё-то ледяное дыхание. Глаза Зарубина наполнились слезами.

— Мам, — тихо шепнул он. — Мама.

Но женщина не отвечала ему. Всё для неё закончилось.

— Мама!!! — выпалил он, но Наталья Григорьевна его не слышала. Она больше не слышала ничего.

Виктор вытер слёзы и отпустил руку женщины. Он аккуратно укрыл мать пледом и выпрямился, глядя на женщину сверху. Зарубин обернулся и посмотрел в телевизор. Там только что закончились новости и в заставке показали герб СССР на красном фоне.

Где эти сраные врачи, почему они не смогли приехать вовремя и помочь человеку? Почему всё так плохо в этой стране? Стариков не спасают, всё подвергают советской цензуре, не дают свободно вздохнуть людям? Этому нужно положить конец, расправиться с преступниками, коих он множество видел, работая с отрядом КГБ «Альфа». Пора создать новую страну. Пора избавиться от старых семидесятилетних устоев.

— Я буду действовать во благо своей страны, мама, — сказал он, не отрывая глаз от герба Союза. — Я уничтожу эту страну, и возродится новая Россия.



* * *



Наталью Григорьевну похоронили. Виктор и его близкие скорбели. Но жизнь продолжалась. Друзья и близкие заметили, как изменился Виктор. Очевидно, что смерть матери сделала его ещё более жёстким, а иногда и жестоким.

Но затем была свадьба с Екатериной. Скромная, где собрались самые близкие друзья. Казалось, что брак поможет Зарубину выбраться из ямы, в которую он проваливался, теряя ориентиры добра и зла, ориентиры, по которым жили остальные его близкие. Некоторые знакомые даже начали за глаза называть Зарубина диссидентом. Наверное, так оно и было. Теперь Виктор видел спасение страны только в том, чтобы преобразовать её. И Перестройка Горбачёва могла это сделать. И если остальные позже назовут распад СССР «развалом», то он всегда будет считать, что страна освободилась от оков, стала свободной. Однако девяностые годы покажут, какая свобода нахлынула на Россию.

Виктор не рассказывал своей жене Кате о своей работе. Не нужно было ей знать, с какими подонками ему приходится иметь дело: террористы и убийцы, пережитки старой системы, которые продолжали отравлять жизнь людей. А его секретная работа и секретная работа его товарищей не должна доходить до Кати. Он должен отгородить её от этого ада.

Вскоре Екатерина забеременела, и молодожёны стали ждать ребёнка.

Для Виктора было очевидно, что ребёнок родится в трудное время Перестройки, которая, кажется, всё ещё не знала точного пути. Сначала, ещё в 1985 году, когда стартовала Перестройка, были объявлены некоторые недостатки советской системы экономики и политики СССР. Появились попытки форсировать события: ускорение роста народного хозяйства, знаменитый антиалкогольный закон, борьба с коррупцией и «нетрудовыми доходами». По факту каких-то резких перемен в стране не происходило. Всё шло по-старому. Однако именно в эти два года вплоть до 1987 года старая брежневская власть сменилась современными кадрами: Рыжков, Ельцин, Лигачёв, Яковлев, Лукьянов. Все они впоследствии сыграют свою важную роль в становлении новой страны.

Начиная с 1987 года, когда Горбачёв понял, что одними административными мерами страну не изменить, вектор событий стал развиваться стремительнее. Такую политику стали называть демократический социализм. И способствовало этому два важных события: упали цены на нефть, что ударило по экономике страны, а также катастрофа на Чернобыльской атомной станции. Всё это подорвало авторитет Союза как в мире, так и в самом государстве. Социалистическая машина дала сбой, притом очень весомый. Начавшиеся коренные изменения давали новые возможности: индивидуальное предпринимательство, смягчение цензуры в СМИ, снимались табу на те вещи, которые раньше были под большим запретом. Появляются кооперативы, предприятия начинают сотрудничать с зарубежными партнёрами. Эйфория охватывает население, особенно молодёжь. Отношения с Западом налаживаются. Такие свободы дают людям возможность мечтать о скором открытии страны для западных культур, которые только по слухам пока ещё были свободными и интересными. Молодёжь поддерживает такую политику. И это и понятно. Однако всё это происходит на фоне общего падения экономической мощи страны и ситуации внутри в частности. Сепаратистские мышления начинают проявляться на многих окраинах огромного государства. Кое-где вспыхивают даже военные межнациональные конфликты.

Впереди ждал последний час Советского общества. Рубеж восьмидесятых-девяностых, когда эйфория сменилась антисоветскими и антикоммунистическими настроениями. Произошла резкая дестабилизация политической власти, противостояние коммунистов и новых политических группировок демократов достигало предела. Перемены, которые были инициированы недавно, стали выходить из-под контроля власти. Экономические трудности уже переросли в затяжной кризис. Тогда же и появился дефицит. Пустые прилавки и огромные очереди навсегда останутся в памяти людей, как символ рубежа десятилетий. А начало девяностых стало отправной точкой, когда люди стали говорить не о реконструкции советского общества, а о строении нового государства с рыночной экономикой и демократией. Началась легализация частной собственности, стали закрываться заводы, фермы, лагеря для пионеров. На смену всему этому приходят безработица и нищета. Ну и реформы финансового сектора, которые в итоге оставили большую часть страны за чертой бедности. Советский Союз на международной арене уступает Западу во всём. Это в итоге станет апогеем распада Союза, когда сепаратистские настроения завладеют умами людей. А затем последуют «парады суверенитетов» и, в конечном счете, распад СССР.

Нельзя, однако, забывать и о других точках зрения, которые говорят, что вся Перестройка была спланирована, чтобы развалить Советский Союз. Да, именно развалить, чтобы убрать соперника для Запада, чтобы обогатились определённые люди. У каждого своя правда и своё мнение на этот счёт. И каждая правда имеет право быть.

Такая своя правда была и у Виктора Зарубина, его жены Кати и его друзей. Но если Зарубин видел спасение для державы в построении нового суверенного государства, то остальные его близкие понимали, что страну буквально разрывает на части невидимая рука врага.

Но последние события в существовании Советского Союза были ещё впереди, а затем и становление новой страны с новой конституцией.

Глава 6. Пробуждение палача

Команда «Альфа» постоянно тренировалась. Здесь были мастера экстра-класса. Снайперы пробивали пулей пятак с расстояния в 100 метров, ножи влетали частоколом в обычную оконную раму с расстояния в 30 метров. Отличная скорострельная стрельба из пистолетов Макарова, Стечкина и других систем в падении, стоя, лёжа на животе, на спине. Однако все понимают, что сегодняшние террористы не ходят по одному. Они обучены, изощрены и стали более изобретательны в своих гнусных методах. Им должен противостоять не профессионал-одиночка, как знаменитый герой того времени Рэмбо, а коллектив сплочённый, спаянный, люди, которые понимают друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда. Ведь на слово чаще всего просто нет времени.

И командование всегда было заинтересовано в том, чтобы данная группа была сверхэффективна. Однажды в аэропорту, где проходила тренировка «Альфы», один из генералов, что был здесь по своим делам, увидел, как упражняются бойцы спецподразделения. Такие манёвры те отрабатывали на всех видах транспорта, чтобы быть готовыми действовать при всех обстоятельствах. Этот генерал предложил пари начальнику группы, кем к тому времени стал Геннадий Торопков: если генерал услышит или тем более увидит в иллюминаторы самолёта, как спецназовцы подбираются к самолёту, занимают свои места перед штурмом, то команда проиграла.

«Альфа» согласились. Генерал — человек бывалый. Он был уверен в себе. Шорох-то он точно услышит или почувствует, как самолёт качнётся. Пари есть пари. Вместе с начальником команды он занял место в салоне самолёта. Сам выбрал место, куда сесть. Опустившись в удобное кресло, стал ждать. Сидели молча. Торопков смотрел на генерала с лёгкой усмешкой. Было видно, что тот прислушивается. Но вокруг стояла тишина. Минуты шли. Генерал даже почувствовал себя неудобно и разговорился с Геной. Слово за слово, минуты продолжают идти. Генерал стал поглядывать на свои наручные часы и отпускать шутки, что вот мол заснули что ль ребята из «Альфы».

И неожиданно в момент в пустом самолёте оказалась толпа бойцов. Все в униформе, в касках, с автоматами и пистолетами. Торопков знал, как будут действовать дальше его ребята и закрыл глаза. Ослепляющий взрыв и резкий крик:

— Руки за голову! Голову на колени!

Генерал хотел было хоть краем глаза заметить, откуда они все появились. Ведь не было ни шороха, ни звука. И на тебе, как гром среди ясного неба. Попытался приподнять голову, а кто-то на ухо как рявкнет:

— Сидеть!

Генерал весь сжался, а Торпков, который сидел рядом в таком же положении, не поднимая лица от колен спрашивает:

— Ну что, товарищ генерал, наша взяла?

— Ваша, ваша взяла, — с нескрываемым неудовольствием пробурчал генерал. Подумал слегка. — Давай отбой, что ли.

Генерал недовольно кряхтел, спускаясь по трапу, постоянно бросая взгляд на стоящих по сторонам сотрудников спецподразделения. Затем уселся в генеральскую «Волгу» и хлопнул дверью, ничего не сказав на прощание. Машина тронулась с места, набирая скорость под весёлый хохот бойцов.



* * *



Шёл 1990 год. Ситуация в стране накалялась. На этом фоне Виктор Зарубин видел, как внутри его любимой жены растёт новая жизнь. Это бесконечно согревало его душу, и тогда он забывал о своём стремлении к лучшей жизни, к новой стране. Двое ждали ребёнка, который должен был появиться на свет ещё только через пару месяцев.

Тот день не заладился с самого начала, когда отключили свет. Собираться на службу приходилось практически в темноте. Ведь была осень, и солнце поднималось довольно-таки поздно.

Потом последовал звонок сверху. Виктор сразу занервничал, когда услышал, что случилось. Его тревога передалась Екатерине, которая стояла рядом, поглаживая свой живот. Девушке показалось, что от этого напряжения, её ребёнок повёл себя странно. Девушка почувствовала боль и присела на стул. Молодой супруг заметил это и, закончив разговор, положил трубку.

— Что случилось, котёнок? — Виктор присел рядом на корточки перед женой. — Что болит?

— Да что-то ребёночек странно толкается, — пожаловалась Катя. — Наверное, чувствует тревогу за тебя, как и я.

— Не тревожься, Кать, — выдавил из себя улыбку мужчина.

Но жена хорошо читала выражение лица мужа. На самом деле случилось что-то страшное, о чём Витя не расскажет, но что явно опасно для его жизни и жизни других людей.

— Катя, я должен ехать, — сказал Виктор, поцеловав её руки. — Меня уже ждут. Ты точно хорошо себя чувствуешь?

— Нормально. До родов ещё как минимум два месяца, — махнула рукой жена. — Так что… что может быть страшного?

— Действительно. Знаешь, позвони и пригласи Инну, — посоветовал Виктор. — Посидите вдвоем. Такой хороший день намечается.

— Хорошо. Главное, ты будь осторожен.

— Буду.

Зарубин выскочил из квартиры, всё ещё переживая за супругу, но события, о которых ему сообщили, нельзя было отложить. И он, зная, что встретит друзей на базе, поспешил.

Ахматгер Гардинхадзе был командиром экипажа, работал пилотом-инструктором Грузинского управления гражданской авиации. Самолёт должен был лететь из Тбилиси. В Батуми самолёт должен был быть дозаправлен и следовать дальше на Киев-Ленинград. Ахматгеру пришлось исполнять обязанности командира экипажа, однако сидел он в правом кресле второго пилота. В левом кресле расположился Станислав Губарев, которого в течение полёта нужно было ввести в строй в качестве командира экипажа. Также в самолёте летел проверяющий. Им был заместитель начальника лётно-штурманского отдела Грузинского управления гражданской авиации Завен Саркисян.

В гражданской авиации есть понятие «первый полёт на вводе в строй командира». Для Губарева был именно такой полёт. В остальном всё как обычно. Кабина самолёта Ту-134 маленькая и тесная. Бортинженер сидит на откидном кресле между первым и вторым пилотом. Саркисяну и сесть-то было некуда. Он стоял за спиной бортинженера Анзора Чудия.

С самого начала полёта в салоне творилось что-то из ряда вон выходящее. Двое людей стали ходить туда-сюда, громко переговариваться, курить и пить шампанское. Штурман Дранко сделал им замечание, и те его запомнили. Были замечания и от пассажиров. А затем последовал захват самолёта. Двое напали на бортпроводниц, затем подошли к штурману Дранко. Один несколько раз выстрелил в спину, другой — в грудь. Тот пытался закрыться рукой, но это не могло его спасти. Затем были крики. Были убиты двое пассажиров, а над бортпроводницами стали издеваться. Ирине Химич пробили голову рукояткой пистолета…

Самолёт уже прошёл Кутаиси и был на предпосадочной прямой, выпустил шасси, но по радио сообщили, что в Батуми сильный боковой ветер. Там кстати такое нередко случается. Был получен приказ идти на запасной аэродром. Командир принял решение вернуться в Тбилиси. Был произведён разворот над Кобулети. В этот момент прозвучал условный стук в дверь. Так стучались бортпроводницы. Саркисян посмотрел в глазок и увидел лицо второй бортпроводницы Валентины Крутовой. Однако он не заметил, что у девушки разбита голова.

Так что же произошло. Оказывается, что когда выпустили шасси, то преступники, которые оказались на борту, решили, что самолёт снижается для посадки в Батуми. А оттуда до Турции рукой подать. Они приступили к захвату самолёта, оглушив обеих бортпроводниц. Те даже не успели нажать на кнопку «Нападение». Роковой случайностью стало то обстоятельство, что штурман Дранко летел в отпуск этим рейсом и был в форме гражданской авиации. В него террористы выстрелили три раза, приняв его за члена экипажа. Затем оглушённую Валентину Крутову ещё избили и подтащили к дверям пилотской кабины.

Саркисян открыл дверь и получил пять пуль прямо в лицо. Пилоты услышали несколько хлопков и даже не подумали, что это могут быть выстрелы. Ведь в полёте, на высоте они звучат совсем по-другому, нежели на земле. Звук был примерно такой, как будто кто-то рядом открывал бутылки с шампанским.

Только когда Саркисян вскрикнул, Губарев повернулся к нему и увидел, как тот упал за кресло, а в кабину ворвались двое молодых людей. Потом выяснится, что это были Кахи Иверали и Гия Кахаладзе. Иверали подскочил к Станиславу Губареву и приставил к горлу револьвер. Дуло горячее от недавних выстрелов обожгло шею мужчины. Кахаладзе сорвал с командира наушники и приставил пистолет ТТ к виску. Начался хаос. Лица были перекошены злобой, стоял мат и истошные вопли.

— Самолёт захвачен!! Берите курс на Турцию!! Иначе мы всех перестреляем!!

Бортинженер Чудия повернулся к ним и спросил:

— Что вы хотите?

Договорить мужчина не успел. Прозвучало несколько выстрелов. Он упал, зависнув в кресле. В момент проникновения в кабину Гардинхадзе успел нащупать в кармане свой пистолет, но достать его не успел и так и сидел, держа руку в кармане.

Штурман Гезиян сидел всё это время внизу, при закрытых шторках. Он всё слышал, но стрелять не мог, ведь перед ним был бортинженер. Когда Чудия рухнул, сектор обстрела открылся. В пистолете было 8 патронов. Спасти ситуацию мог только сам Гезиян. Он понял, что надо действовать. Мужчина достал пистолет и взвёл курок. Прозвучал выстрел. Пуля полетела в преступника, который держал под прицелом командира. Террорист рухнул. Другой не понял, что произошло и откуда ведётся огонь. Он начал вертеть головой по сторонам и кричать.

— Кто стрелял?! Откуда?!

Пистолет продолжал находиться у виска Губарева. Гезиян дважды выстрелил в террориста, но только ранил мужчину. Тот закричал и умудрился выскочить из кабины. За это время командир успел выхватить свой пистолет. Когда Кахаладзе упал, Гардинхадзе тоже развернулся и открыл огонь. Иверали выбежал за дверь и спрятался за холодильником. Началась перестрелка. Лётчики стреляли вдвоём, а террористы вели огонь из пяти орудий. Было очевидно, что патроны кончатся и что тогда? Нужно было во чтобы то ни стало закрыть дверь. Но как это сделать? В проходе лежал мёртвый Саркисян, на нём Кахаладзе. Было неясно мёртв он или только ранен.

— Оттащи их от двери! — крикнул Гардинхадзе. — Я тебя прикрою!

В это время Валентина пришла в себя и приподняла голову. Гезиян сказал ей:

— Валя, помоги их оттащить.

Крутова полулёжа, полусидя вцепилась в Кахаладзе и сумела оттащить его к кухне. Саркисян был ещё жив. Он изо всех сил постарался сам заползти в кабину. Гезиян помог ему. Гардинхадзе продолжал вести огонь, прикрывая товарищей.

Во время перестрелки Губарев управлял самолётом. Он услышал приказ Ахматгера.

— Переходи на ручное управление, создавай перегрузки!

Ахматгер так и поступил, резко бросая машину по курсу и по высоте, чтобы сбить с ног преступников. Над Гори командир использовал последний патрон. У Гезияна патроны кончились ещё раньше. Он взял пистолет Губарева и продолжил вести огонь. Казалось, что стрельба продолжается вечность, а на самом деле прошло, наверное, не больше пяти минут.

— Валя, Валя! — лишь изрёк Гезиян.

Бортпроводница захлопнула дверь кабины, оставшись в салоне с бандитами. Саркисян пришёл в себя и стал кричать.

— Посмотри, у меня глаз вытек или нет?

Зрелище испугало пилотов. Они содрогнулись. Всё лицо Саркисяна было в крови, во лбу зияло пулевое отверстие, в горле рана, из которой кровь так и хлещет фонтаном. Гезиян достал платок и приложил его к ране на горле. Платок сразу же пропитался кровью. В этот момент опять началась стрельба. Террористы стреляли в дверь, хотели сбить замок. Было неизвестно, что творилось всё это время в салоне. Но если так обошлись с экипажем: ни слова не говоря, застрелили Чудия и тяжело ранили Саркисяна, то и в салоне, очевидно, всех перестреляли.

— Не могу, ребята, не хочу умирать! — закричал Саркисян, доставая документы, деньги и протягивая всё это командиру. — Передай жене!

Он знал, что умирает. Но командир его успокаивал, приговаривая, чтобы тот держался, что сейчас уже скоро сядет самолёт, и ему окажут необходимую помощь.

Гардинхадзе надел наушники ещё в тот момент, когда захлопнули дверь. Он вышел на связь и передал, что на борту совершено нападение бандитов, убит бортинженер, ранен Саркисян. Затем он включил сигнал бедствия. Из Сухуми передали:

— Садитесь к нам.

Но Гардинхадзе понимал, что это опасно, так как там взлётно-посадочная полоса на ремонте. Самолёт пошёл в Тбилиси. Вскоре пилоты заметили два военных истребителя, которые очевидно поднялись в воздух по сигналу экипажа.

— Встречайте в Тбилиси, готовьтесь, — доложил Гардинхадзе.

Снижение. Самолёт над Рустави. В этот момент по внутренней связи прозвучал заплаканный голос Ирины Хомич, первой бортпроводницы.

— Командир, летите в Турцию. Иначе они взорвут самолёт!

Пилоты переглянулись. Командир облизнул губы.

— Ирина, передай, что мы уже над Турцией, — сообщил как можно убедительнее Гардинхадзе. — Садиться будем в Турции!

Он отключил связь.

— Что вы говорите такое? — спросил Губарев.

— На улице пасмурно, дождь, туман. Да и вечер уже наступил, — стал объяснять свою мысль Гардинхадзе. — Грузия под нами или Турция, сейчас не разберёшься.

Валя была уже мертва. Террористы были злы и стали выдёргивать у неё с головы волосы. Она была вся в крови, без волос и лежала не шевелясь.

Самолёт приземлился. Летающая машина оказалась в самом конце зоны аэропорта рядом со стоянкой военно-транспортных самолётов. Стало немного тише. Все пытались понять, что происходит вокруг. С обеих сторон самолёта были солдаты с автоматами. Угонщики заставили открыть аварийный люк, а рядом как раз сидел пассажир — молодой солдат. Он воспользовался ситуацией и выпрыгнул в люк на крыло, а с крыла полетел прямо на землю. По нему из салона открыли огонь. Это были террористы. И оцепление в замешательстве начало палить по самолёту, думая, что террорист убегает. В итоге умудрились ранить Губарева в ногу, прошить фюзеляж самолёта. Гардинхадзе подключил аккумулятор и крикнул по радио:

— Уберите этих дураков!!

Но тут и связь пропала. Оказалось, что при стрельбе повредили радиостанцию.

У Гезияна в штурманской кабине был убитый Чудия и раненый Саркисян. Гардинхадзе приказал Гезияну покинуть самолёт. Тот выбрался через форточку. Ахматгер повернулся к Губареву, собираясь приказать тоже самое, а тот к ноге склонился.

— Командир, я ранен.

— Давай, Станислав. Вылезай.

Кое-как раненому удалось выбраться на улицу. В кабине оставались Гардинхадзе и Саркисян. У последнего всё лицо было в крови, он постоянно кричал, как ему больно и просил лекарств. Двигаться мужчина уже не мог.

Террористы вытолкнули одного пассажира к двери и приказали сообщить свои требования. Тот вырвался и упал, сломав ногу. Бандиты выругались и отняли у пассажирки ребёнка, а её саму толкнули к двери.

— Говори наши требования, — приказали они. — Если выпрыгнешь, то мы убьём твоего ребёнка.

Женщина плакала, глядя на своё чадо. Ребёнок тоже плакал, но этим зверям было наплевать.

— Заправьте самолёт! — крикнула женщина приказ террористов. — Отпустите их в Турцию, а то они убьют всех пассажиров и взорвут самолёт.

— Скажите им, что мы заправимся и полетим в Турцию! — крикнул из кабины в форточку Гардинхадзе…

Было уже темно на улице, а в тире шли занятия по стрельбе. Начальник группы Геннадий Торопков зашёл в тир, но тут же за ним прибежал дежурный и доложил о случившемся. Тот поднялся в свой кабинет. Вскоре прозвучал сигнал боевой тревоги.

Бойцы быстро собрались, загрузились в автобус и по дороге в аэропорт были введены в курс дела. Рассказывали Фролов и Зарубин.

— В Тбилиси захвачен самолёт, — начал Евгений. — Террористы действуют с особой жестокостью. Уже убито несколько человек.

— Это жестокие звери, — сказал Виктор. — С ними нужно действовать предельно внимательно и жёстко.

— Будем, — сухо сказал Торопков.

В полёте разрабатывали план действий. Кто и где будет: в группе захвата, поддержки, наблюдения, с какой стороны работать и какими парами.

По прилёту в Тбилиси, все силы уже были приведены в готовность. Аэропорт был оцеплен войсками. Погода была хуже некуда: дождь, промозглый ветер, 2—3 градуса тепла. Темно.

Отряд «Альфа» вошёл в здание аэропорта в касках, в экипировке, с кейсами. Люди таращились на неизвестный секретный отряд.

— Что к чему здесь? — спросил Зарубин у полковника Тихонова, который командовал на месте. Разница в звании его абсолютно не смущала. Главным был успех операции по освобождению заложников.

— Террористы требуют заправить самолёт и отпустить их в Турцию, — объяснил полковник.

— Отлично. Так и поступим, — сказал Виктор.

— Что? — нахмурился Тихонов.

— Их нужно заправить? Для этого нужно подогнать заправщик, — рассудил Зарубин. — А по факту мы сольём топливо, чтобы самолёт не смог улететь.

— Интересное решение, — сказал Фролов.

Вызвали авиатехника Арушана Гувуркяна. Ему объяснили, что нужно помочь, но дело связано с риском для жизни. Мужчина не дрогнул и согласился. Было необходимо пойти на захваченный самолёт, помочь раненым и выполнить некоторые технические работы. В работы входила помощь в подключении электропитания и слива топлива с самолёта.

На машине Гувуркяна повезли к стоянке самолёта. С ним вместе были ещё трое милиционеров и Зарубин. Все подошли к самолёту будучи на мушке у террористов.

— Дайте в салон свет и заправьте авиалайнер! — приказал один из террористов.

— Для этого нужно попасть в кабину пилота! — сказал Виктор с нескрываемой ненавистью.

— Тогда пусть он раздевается, — приказал Иверали.

— Зачем? — спросил Виктор. — На улице очень холодно.

— Так мы будем уверены, что он безоружен и не опасен для нас, — объяснил Иверали.

Виктор посмотрел на техника.

— Придётся подчиниться, — сказал, вздохнув, Зарубин.

— Я готов.

Гувуркян разделся до гола прямо перед террористами, а холод окутал его тело.

— Всё. Пусть забирается к нам, — скомандовал Кахаладзе.

— Так ничего не выйдет, — сказал Виктор. — Дверь в кабину пилотов не открыть из салона. Нужно попасть туда через окно в самой кабине.

Террористы помолчали, кажется, понимая, что иного выхода нет и согласились.

— Хорошо. Только быстро.

По аварийному канату техник взобрался в кабину и сумел протиснуться в форточку кабины. Он сразу же попытался вместе с Гардинхадзе вытолкнуть Саркисяна из кабины, но тот был слишком тучным и не мог пройти в форточку. Гувуркян подключил аккумуляторы, преобразователи тока, вёл необходимые подготовительные работы для слива топлива. В это время в дверь стали ломиться террористы.

— Открывай дверь. Слышишь, специалист. Открывай. Миллионом с тобой поделимся. Будешь открывать? А?

Техник старался их не слушать, понимая, что может стать ещё одним заложником. Затем пошли угрозы расправой.

— Убьём тебя, слышишь? Не откроешь, пристрелю как собаку.

И в дверь стали барабанить. Гувуркян ничего им не отвечал. После окончания ремонта техник спустился по канату, окунувшись вновь в холод грузинской ночи. После того, как он спрыгнул вниз, один из милиционеров стал прикрывать его своим телом в бронежилете, пока они удалялись от самолёта. По прибытии в аэропорт, Гувуркян рассказал всё, что видел внутри, но новой информации, по сути, не было.

Пока Зарубин вёл переговоры, Фролов и Торопков договорились о предоставлении для тренировки абсолютно идентичного самолёта. Ведь это было настоящее боевое спасение людей, а не просто учебная тревога. Волнение могло негативно сказаться на операции. Поэтому было нелишним провести тренировку на учебной машине.

А затем потянулось время ожидания, самое неприятное время. В здании аэропорта выделили несколько комнат, в которых расположились бойцы. Периодически приходилось их покидать, выдвигаясь к самолёту, а потом возвращаясь обратно. И так было несколько раз. Прятались за ангаром, грузовиками. В общем, ждали. И так в течение всей ночи.

Как странно, как ведут себя люди перед лицом смерти. К примеру, водитель микроавтобуса, который должен был довести группу «Альфа» до самолёта в последний момент струсил и отказался. Пришлось ребятам бежать несколько сотен метров под холодным проливным дождём. Но того мужчину нельзя винить в трусости. Никто не знает, как поведёт себя в подобной ситуации. Напротив, как позднее выяснилось, в маленькой комнатке в кухне врач просидел несколько часов, оказывая первую помощь раненой девушке. Он не струсил и помог выжить той девчушке…

Виктор Зарубин продолжал вести переговоры с террористами. В зависимости от накала событий действовали Фролов и Торопков. Террористы агрессивнее — бойцы ближе к самолёту и наоборот.

В одно время террористы заметили бойцов «Альфы». Дело в том, что самолёт неудачно освещался. Тени бойцов от прожекторов были видны в иллюминаторах. Иверали и Кахаладзе стали громко ругаться и угрожать взрывом самолёта, а Зарубин пытался успокоить их. А затем что-то упало под ноги. Виктор весь сжался внутри, но глаза продолжали смотреть на террористов. Слёзы стояли в его глазах, но он не дрогнул. К счастью, это оказалась не граната, а оторванная телефонная трубка.

Минуты текли, волнение нарастало, промозглый ветер с дождём всё больше сковывал движения, протыкая ледяными иглами каждую косточку в теле. Где-то вдалеке были горы. О них Витя судил по огням домов и фарам движущихся машин, которые петляли по горным дорогам. Луч их то упирался в скалу, то шарил в темноте неба, словно прожектор. Виктор подумал в это мгновение: «Увижу ли я ещё раз солнце? Встречу ли я свою Катю? Увижу ли я, как родится мой ребёнок?»

А в это время Екатерину в больницу везла Скорая помощь. Рядом сидела Инна и держала подругу за руку. Оказалось, что из-за того, что девушка утром понервничала, у неё ухудшилось самочувствие. А затем и начались преждевременные роды. Девушкам было страшно за здоровье ребёнка Кати, за Катю, но больше всего за своих мужей, которые в эти часы пытались спасти людей.

«Катя», — как чувствовал Виктор. Но в следующее мгновение раздался плач ребёнка из салона самолёта, и мысли о семье ушли от Зарубина. Нужно было не испортить дело, довести операцию до конца, нужно спасти людей и уничтожить этих тварей.

Итак, была дана команда готовиться к штурму. Бойцы «Альфы» стали занимать свои позиции. Торопкову досталось крыло. А впереди люк. Как оказалось уже при занятии своего положения Торопковым, этот люк вырвало при жёсткой посадке самолёта. Террористы, конечно же, подняли этот люк и прислонили его. Но люк мог упасть в любую секунду или его могли открыть бандиты. Было совсем неприятно лежать на крыле напротив такого места. Геннадий полз по крылу, чувствуя всем телом каждую заклёпку. Кажется, качание воздушной машины всё же было, потому что из салона доносились угрозы.

— Не вздумайте штурмовать! Всех перестреляем!

Неизвестно сколько времени прошло, пока все были на своих позициях: час, два, три. Казалось, что кожа примёрзла к плоскости на ноябрьском ветру. Ведь у бойцов прямо на голое тело были надеты бронежилеты и лёгкие комбинезоны. А у Гены были ещё и дополнительные проблемы: что делать, если вдруг люк откроется? Штурмовать, не дожидаясь команды? Но все должны сработать одновременно, чтобы добиться успеха.

Евгений Фролов поднялся в кабину вслед за бойцом «Альфы» и отметил для себя, что кабина очень маленькая и узкая. Возле кресла лежал мёртвый пилот. Впереди был бортинженер, который тоже погиб. И здесь время вновь стало тянуться. Штурма всё не было.

Торопков прикидывал, как он будет действовать при штурме. Сначала вскочит, потом выбьет люк. У самолёта Ту-134 два люка, которые выходят на крыло, а, значит, между ними есть салонная перегородка. Здесь Геннадий считал нужным упасть, а затем встать, но будут сложности с пассажирами, которые сидят у люка.

И здесь начался штурм. Фролов с ещё одним спецназовцем навалились на дверь кабины, но она не поддавалась. Оказывается, она была завалена трупами, но после нескольких попыток всё же удалось открыть.

Торопков бросился по крылу к своему злополучному люку. Оказалось всё по-другому, нежели он себе рисовал в мыслях. Пассажиров на местах у люка не оказалось. Спинки кресел оказались опущенными вперёд, и люк упал в другую сторону. Гена упал в проход, потом вскочил. Вокруг дым и ничего не видно. Со всех сторон пошли бойцы «Альфы». Он поднял забрало каски и понял, что попал в начало второго салона, где были пассажиры. В салоне темно, работает только небольшая подсветка. Крики и стоны. Бойцы кричат.

— Где?! Где?!

Пассажиры указывают:

— Вот!

Гене достался один из бандитов, раненых в шею. Он сидел в третьем ряду салона у прохода и контролировал ситуацию. Порядок был таков, что кто бы не попался на пути, нужно работать с ним до конца. Торопков и сработал.

Фролов пошёл за спецназовцем. Послышались приказы:

— Руки за голову!!

Здесь в коридорчике, который отделял дверь кабины от салона, находились двое террористов: мужчина мощного телосложения метра под два ростом и женщина. У обоих были пистолеты. Спецназовец неуловимым движение умудрился уложить лицом в пол обоих. Евгений только удивиться успел. Фролову досталась женщина. Он грубо схватил её, не обращая внимания на крики и угрозы, и спустил по трапу вниз.

Зарубин тоже ворвался в самолёт, ища Иверали и Кахаладзе. В суматохе и темноте было неясно, кто заложник, а кто террорист. Бойцы были жёстки со всеми, приказывая не сопротивляться. Бойцы достали фонарики и стали светить на людей. Один из мужчин обернулся. У него были в руках два пистолета, но выстрелить он не успел. Короткая очередь Торопкова отправила того на тот свет. Вокруг было несколько мёртвых людей, но нужно было сначала помочь живым таковыми и остаться. Потом всех стали выводить из салона. Но Иверали и Кахаладзе ещё не были найдены. Иверали выскочил с автоматом прямо перед Фроловым. Тот опешил и умудрился кулаком зарядить террористу в челюсть, да так хорошо, что тот, потеряв сознание, рухнул. Бойцы «Альфы» подхватили убийцу и отправились с ним к трапу.

— Где ты, гнида? — прошептал себе под нос Зарубин, осторожно пробираясь дальше…

…Катя мучилась от боли. Ребёнок не хотел выходить наружу. Врачи колдовали рядом, пытаясь облегчить страдания девушки, но та кричала, вспоминая своего мужа. Инна была в коридоре и тоже не находила себе места. Казалось, что вот-вот произойдёт что-то страшное, последний рубеж перед окончательным погружением во тьму настанет совсем скоро…

…Кахаладзе сидел в кресле, держа в руках автомат, направленный в Зарубина. Виктор видел это, но осторожно подходил. Почему-то он знал, что террорист не выстрелит сейчас.

— Бросай оружие, — скомандовал позади движущийся Фролов.

— Бросай!! — скомандовал Геннадий.

— Вы обманули нас, — смеялся террорист. — Мы не полетели в Турцию. А там было бы хорошо, лучше, чем в Советском Союзе.

— Да вам, гнидам, везде будет плохо, коль вы работать не хотите, а хотите жить припеваючи, — сказал Евгений. — Брось автомат или застрелим тебя.

— Я сдаюсь, начальник. Ваша взяла. Не удался мой план.

Мужчина бросил автомат, подняв руки вверх.

— Какая же ты гнида, — зло проговорил Виктор, вновь меняясь в лице. Тьма исказила его черты. — Из-за тебя столько людей погибло.

— Они лишь жертвы. Им не повезло.

— Ну и ты до суда не доживёшь.

Виктор выстрелил. Друзья вскрикнули от неожиданности. Прозвучал второй выстрел…

…Катя громко вскрикнула, вцепившись в поручень кровати. Она была вся в поту от напряжения…

…— Что ты делаешь?! — Евгений и Геннадий подскочили к другу, но тот успел сделать третий выстрел в грудь террориста.

Парни вырвали автомат из рук Виктора. Кахаладзе удивлённо посмотрел в лицо человека, который его убил и перед тем, как разум покинул тело, ему показалось, что на него смотрит уже не человек, а демон…

…Послышался детский плач. Екатерина родила ребёнка. Она родила красивую девочку в тот момент, когда её муж убил. В миг рождения дочери Виктор стал палачом.



* * *



С рассветом кровавая трагедия закончилась. Её итогом стало много человеческих жизней, которые оборвались этой ночью.

Фролов и Торопков забрали автомат у Зарубина, который всё продолжал смотреть на мёртвое тело террориста. Друзья не могли получить ответа на вопрос, что же нашло на их друга, что он стал стрелять в безоружного. Но для Виктора было ясно, что он уже не будет прежним. Он будет другим.

Однако официально было сообщено, что Кахаладзе убит в перестрелке.

Суд приговорил всех террористов к расстрелу. Казалось бы, что приговор снял все вопросы. Но нет. Спустя несколько лет архивные дела были сняты с полки. Кто-то хотел сделать из бандитов мучеников, борцов за свободу и независимость. Хороши борцы, которые убили столько мирных невинных граждан.

Гезиян только вернулся из госпиталя, как в ту же ночь ему много раз звонили в дверь. Мужчина посмотрел в глазок. Там стояли какие-то мужчины.

— Кто?

— Открывайте, мы следователи КГБ. Поедете с нами на допрос, — послышалось в ответ.

Мужчина помолчал.

— Приходите ко мне завтра на работу, — сказал Гезиян.

Ответа не было. Двое ещё немного постояли и ушли. Гезиян посмотрел в окно. Двое вышли на улицу и уселись в машину без номеров, которая сорвалась с места и пропала в ночи. Гезиян сам обратился в КГБ, но там ему заявили, что никого не посылали, но дали обещание, что установят слежку за его домом. Неизвестно, было ли это сделано, но больше никто не приезжал.

Позднее мужчина работал на Кубе, думая, что прошлое осталось в прошлом. Но нет. В газетах их стали поливать грязью. На каком основании дали Героев еще до окончания следствия. Заработав денег на Кубе, Гезиян вернулся домой и попросил в управлении торговли машину, как многодетному отцу или как Герою. В ответ было сказано, что Герой Советского Союза не может получить никаких автомобилей, потому что Союза больше нет. Вот и весь ответ.

Гезиян не раскаивался в том, что стрелял в бандитов. Он спасал своих товарищей, а те твари-террористы убивали его друзей на его же глазах. Поделом захватчиками.

Гардинхадзе после той трагедии был списан с лётной работы по состоянию здоровья. И даже в аэропорту не смог работать. Слишком тяжела была рана в его душе.

Были обвинения со стороны журналистов. Если бы выполнили требования террористов и отвезли бы их в Турцию, то и жертв бы не было. Но как можно такое заявлять??? Ведь террористы ворвались в кабину пилотов, без предъявления требований убили несколько человек, а пилоты только защищались. И кто бы не пытался начать переговоры в самолёте, были убиты: Чудия, Саркисян, Дранко…

Доблестным защитником самолёта дали медали Героев Советского Союза. Да, они защищали людей, спасали их, как могли. Но спустя годы в Грузии будет образована специальная комиссия, которая заявит, что пилоты состояли в сговоре с КГБ и устроили бойню борцам за свободу. Все эти обвинения беспочвенны и будут носить политический характер в попытках облить грязью и так загаженную историю СССР. Ведь всё в этом мире зависит от точки зрения людей, и всегда эта точка зрения на определённые события является такой, какая выгодна власти.

Но всё это будет позже. Сейчас же Евгений Фролов, Геннадий Торопков и Виктор Зарубин летели в Москву. Двое первых не знали, как повести себя в отношениях с Виктором, который был где-то не здесь. Но все эти вопросы отошли на второй план, когда выяснилось, что в ту кровавую холодную ночь на свет появилась красивая девочка, которую назвали Марина. И жизнь, казалось, обрела новое счастье. Но совсем ненадолго.

Глава 7. Навстречу переменам

Екатерина держала дочку на руках, стоя на балконе, где гулял приятный и тёплый августовский ветерок. Малышка с интересом рассматривала огромный для себя мир вокруг, крепко держась за шею матери. Ей было так интересно, ведь всё было новым. Это было её первое лето в жизни. И сейчас оно начинало подходить к концу. Вот и листья на деревьях стали терять свою яркость зелени, но на смену этому яркому цвету приходил жёлтый, не менее красивый.

Начинался прекрасный день воскресенья. Из приёмника доносились знаменитые мелодии Запада. Муж ещё спал. Пускай выспится, думала Екатерина. В последние несколько недель он постоянно пропадал на службе, приходил поздно, уходил рано. И толком ничего не рассказывал, но по телевизору освещали события. Ситуация в стране накалялась. Власти не могли поделить страну между собой.

Но для Кати эти события всегда меркли, оставались где-то позади. Всё её время было посвящено маленькой Марине, которая радовала девушку. Ребёнок был для неё всем, как и муж.

Затем в районе двенадцати дня Виктор проснулся. Трое позавтракали и было решено хоть редкий выходной посвятить друг другу и малышке. В итоге договорились отправиться в парк и провести время на свежем воздухе. Конечно же, мысли Зарубина не покидала ситуация, которая творилась в верхних эшелонах власти. В последние дни она накалялась с каждым часом.

Виктор, Екатерина с маленькой Мариной на руках вышли в подъезд. Отец вытащил коляску и захлопнул входную дверь. Лифт повёз их вниз, а в этот момент в квартире стал разрываться телефон. Позвони он чуть раньше, то застал бы семью ещё дома, и Зарубин был бы вызван на службу в связи с событиями в Москве. Но этого не произошло, что давало отсрочку и несколько часов парню в семье, когда, казалось, все проблемы ушли на второй план, а самым важным стали жена и дочка. Такие часы бесценны.

Муж с женой и ребёнком гуляли по парку. Они съели по мороженому, посидели на лавочке, пообщались и посмеялись.

Моросил лёгкий летний дождь. Летний дождь, который начался сегодня рано. Казалось, что он может омыть раны, что были в душе Зарубина. Но он старался быть счастливым со своей семьёй.

С течением времени Зарубин стал ловить себя на мысли, что было бы неплохо поскорее бы вернуться домой. Внутреннее чутьё подсказывало ему, что он пропускает что-то важное, что-то, что в данные часы определяет будущее его семьи и страны в целом. Затем он поругал себя, посмотрев на Екатерину и маленькую Марину у жены на руках. Что он может пропускать такого, что важнее его любимых девочек? Виктор выругался про себя, укоряя за такие мысли, и взял Марину на руки, прижав к себе. Вот оно счастье: маленькое и улыбчивое.

Но прошло ещё какое-то время, и Зарубин вновь отдёрнул себя, когда осознал, что давно молчит, раздумывая о возможных действиях наверху. И как ему быть во всей этой ситуации.

Наконец, было решено отправиться домой, потому что Марина, кажется, хотела кушать, да и её родители были не против перекусить.

Екатерина стала готовить ужин, а Виктор только успел помыть руки, когда раздался телефонный звонок. Он снял трубку:

— Алло?

— Витя, здравствуй, — послышался голос Фролова. — Это Женя.

— Привет, Женёк, — сказал Виктор. — Что-то случилось?

— Слушай, где ты был всё это время? Я уже несколько часов не могу тебе дозвониться, — сообщил другу Евгений.

— Да гулял с семьёй в парке, — объяснил Зарубин. — У меня сегодня в кои-то веки выходной выдался. А что стряслось?

— Да за день много что случилось, но это не телефонный разговор, — сказал Евгений. — Давай лучше где-нибудь встретимся и всё обсудим.

— Чёрт, Жень, а это не терпит до завтра? — поинтересовался Виктор, заглядывая в кухню, где Екатерина разогревала ужин. — Мы только пришли с прогулки.

— Боюсь, что нет, Вить, — вздохнул Фролов. — И по телефону это не обсудить.

Евгений сделал ударение на слово «это».

— Ладно, — вздохнул с досадой Виктор, но уже понимал, что события начали принимать острый характер, раз друг просит встретиться так скоро. — Давай через полчаса в нашем кафе.

— Договорились.

Виктор положил трубку и посмотрел на кухню. Он встретился с вопросительным взглядом жены, но Катя, кажется, уже всё поняла и расстроилась.

— Я не могу не пойти, — виновато сказал Виктор. — Что-то происходит. Что-то, что прямо сейчас определяет наше будущее. И я должен выяснить что это. Ведь я могу тоже повлиять на него.

— Будь осторожен, — лёгкая улыбка коснулась губ Екатерины.



* * *



Евгений Фролов уже сидел за свободным столиком в кафе. Он нервно перебирал в руках салфетку, собирая из неё незамысловатые фигуры. Напротив неожиданно присел Виктор.

— Здорова, — сказал он.

— О! Как ты резво.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Ну, рассказывай, что стряслось такого, что до утра это не могло ждать, — попросил Виктор.

— Много чего стряслось, Вить, — сказал Фролов негромко. Он подался чуть вперёд. — Назревает что-то.

— Так что сегодня было? — Виктор увидел в глазах друга опасность и тревогу.

— Наш министр обороны Язов ещё в восемь часов утра провёл совещание в Министерстве обороны, — начал рассказывать Евгений. — Калинину был отдан приказ о подготовке ввода войск и танков в Москву.

— Охренеть, — высказался Витя.

— Вот именно. После, где-то в одиннадцать Крючков проводил совещание с нашим руководством. На нём было решено установить слежку за людьми количеством почти семьдесят человек, которые, по нашим данным, являются лидерами этих чёртовых демократов. Наши агенты вылетели в Латвию, Литву и Эстонию. Они ждут приказа об аресте этих людей.

— Ни хрена себе.

— Но самое интересное и непонятное было в обед, — рассказывал Евгений. — Плеханов, Болдин, Варенников, Бакланов и Шенин вылетели к Горбачёву в Крым для переговоров.

— Чего они хотят? — нахмурился Виктор.

— Они хотят действовать от имени президента и заручиться его поддержкой на введение чрезвычайного положения, — объяснил Фролов. — Где-то в пять вечера встреча состоялась. И вот здесь начинается самое загадочное. Как я выяснил, в этом новом чрезвычайном комитете решили, что нужно действовать, лететь к Горбачёву в Форос и обсудить с ним новый союзный договор. Ведь, по сути, он не имеет никакой юридической правовой основы.

— Почему это? — нахмурился Виктор.

— Почему? — удивленно переспросил Женя. — Да потому что он развалит Союз. Потому что подписание такого договора приведёт к отмене договора о создании СССР.

Виктор вздохнул.

— А может, пришло время? — спросил он у друга. — Огромная держава трещит по швам. Может, лучше будет дать суверенитет тем, кто этого хочет?

— Да о чём ты говоришь? Ты рассуждаешь, как диссидент. Это же бросит нас в пропасть. Представляешь, что начнётся? Хаос везде: в экономике, в политике. Будет беспредел.

— Если новая власть станет сильной, то всё будет хорошо, — высказал своё мнение Виктор.

— А если нет?

— Не знаю, — Виктор понимал, что друг делает правильное утверждение. Ведь было неизвестно, что может случиться дальше. — Так что у Горбачёва?

— А вот это самое важное, — продолжил Фролов.— Мне удалось узнать подробности визита к нему. Смысл такой, что он говорил абсолютно неясно. Не было точности в его мыслях.

— Ну, как и всегда в таких важных вопросах, — усмехнулся недобро Виктор. — Что он сказал.

— Он не был против введения ЧС, но как будто сам не хотел принимать такое решение. Но почему? Он же глава государства. Дебаты там шли долго, но в конце Горбачёв сказал, что мол чёрт с вами, делайте, что хотите. Но доложите моё мнение.

Евгений замолчал, ожидая реакции Жени.

— Что это значит? Какое его мнение? — нахмурился Зарубин.

— А вот чёрт его знает, какое у него мнение. Ни «нет», ни «да» он не сказал. Каковы были требования? Ввести чрезвычайное положение там, где сейчас особенно остро проявляются проблемы, а он вроде бы даёт добро, но блин сам объявить об этом не хочет. Чертовщина какая-то.

— Это верно, — Виктор тоже не понимал действий президента. — Ну и что в итоге теперь нас ожидает? Они действительно решат сорвать подписание договора?

— Я не знаю, — тяжело вздохнул Фролов. — Всё стало таким мутным. По идее сам договор незаконен. Но не ясно, что в голове у Горбачёва. Что за игру он ведёт. Эта делегация отправилась к нему с вопросом о введение ЧС. Переговоры пришли как будто ни к чему, но, по сути, он как будто дал согласие.

— Как будто? — брови друга подпрыгнули вверх. — Ты представляешь, к чему это может привести в итоге? Это могут назвать изменой. И будут правы. Чёрт. Это очень опасная игра. И мы тоже в ней участвуем.

— Да. Но чью сторону примем мы?

Повисла тяжёлая тишина.

— Бакланов сказал, что Горбачёв им ответственно заявил, что обязательно прилетит на подписание договора, даже если ему ногу отрежут.

— Отрежут ногу? — удивился Зарубин. — Что там с ним происходит вообще?

— Ну, президент-то у нас сидит там в корсете, и нога у него отнялась. Болеет, в общем. Он сам так и заявил. И выглядел он больным и каким-то осунувшимся. Он сказал, что радикулит его скрутил несколько дней назад. Я сам-то не знаю. Только передаю, что сам выяснил у этих его гостей сегодняшних.

— Дебилизм какой-то, — ударил по столу Виктор. — Мы оказались в какой-то западне. А что сейчас происходит в комитете?

— Где-то в восемь вечера они собрались для исправления каких-то своих документов. По сути, появилась новая политическая сила — этот комитет по ЧС.

— Что дальше-то? Как мы должны действовать? Не могу понять логику всего этого.

— Вот и я о том, друг, — сказал Евгений. — Ни предаёт ли Союз Горбачёв? Не сдаёт ли страну?

— Чёрт его знает. Если так оно и есть, то сейчас начнётся такое, что потом десятками лет расхлёбывать будем, — высказал свои мысли Виктор. — Быть может, нам нужно брать дело в свои руки и решать нашу судьбу.

— Но достаточно ли мы знаем и умеем, чтобы брать на себя такую ответственность? — был не уверен Фролов.

— Я думаю, достаточно.



* * *



Следующим утром Евгений Фролов и его жена Инна сидели в приёмной у врача. На душе было тяжело. Оба предчувствовали что-то нехорошее. Неясно было только, откуда исходит эта тревога. Источников было несколько: накалившаяся до предела ситуация в стране, опасения за Виктора Зарубина, который высказывал довольно-таки смелые мысли о смене строя государства. Важным было то, что он начал поддерживать противоборствующую сторону, говорил о возможности жизни в новой стране, но Фролов отчётливо видел, что новая страна рухнет в пропасть, откуда не сможет выбраться очень долго. Но и сейчас Перестройка привела к тому, что люди живут плохо. Был какой-то замкнутый круг. И неизвестность впереди. Нельзя было предугадать, какое решение самое правильное для страны. При этом правильное решение и решение, которое будет принято, могли кардинально отличаться, а История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Сделав определённый шаг, нельзя будет вернуться назад и что-то изменить.

Дверь открылась, и врач пригласил семейную пару к себе в кабинет. Инна и Евгений зашли и сели напротив доктора, который просматривал их документы. Вопрос стоял очень остро. Ведь Инна и Женя никак не могли завести ребёнка. И в последнее время это стало их пугать. Вот почему они решили сдать анализы и пройти различные тесты, чтобы понять, всё ли в порядке с их здоровьем.

— Что же, — доктор через очки, которые были на самом кончике носа, рассматривал документы. — Новости у меня к вам достаточно печальные, мои друзья.

Мужчина старался говорить, как можно дружелюбнее, понимая, что сообщает очень неприятные вести молодой супружеской паре, но сейчас для них было важно только то, что будет сказано, а не каким тоном.

— Вы не можете иметь детей, к великому сожалению, — тяжело вздохнул доктор.

Инна вышла из кабинета вся в слезах. Евгений последовал прямо за ней и обнял, прижимая к себе.

— Мы справимся, любимая, — сказал парень. — Мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Как же так. Мы ведь столько об этом мечтали, — голос девушки срывался на плач. — Столько мечтали.

— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — лишь повторял Женя, сам осознавая, какое горе настигло его семью.



* * *



Этот день принёс много новых новостей. Оказалось, что за прошедшую ночь и утро 19 августа произошли кардинальные изменения. Ещё до полуночи 18 числа Геннадий Янаев успел подписать указ о временном возложении на себя полномочий президента, аргументируя такой ход невозможностью исполнения своих прямых обязанностей действующим президентом СССР Горбачёвым по состоянию здоровья. Указ этот вступал в силу с 19 августа 1991 года, буквально через полчаса после его подписания.

А уже в час ночи 20 числа в стране официально родилась новая политическая сила, в которую входило несколько человек из верхнего эшелона власти. Новый президент Янаев подписал документы о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению. Тут же последовал первый документ — Постановление ГКЧП, в котором говорилось о введении чрезвычайного положения в отдельных местах Советского Союза. В сроках говорилось о полугоде. Теперь запрещались митинги, забастовки и демонстрации, приостанавливались политические партии, общественные организации и массовые движения, которые могли бы каким-то образом воспрепятствовать нормализации обстановки. Самым комичным, как посчитают позднее многие, был тот факт, что также поступило указание, что всем жителям огромной страны в городах будет выделено в распоряжение 15 соток земли для садово-огородных работ.

Уже в 4 часа утра Севастопольский полк КГБ страны заблокировал дачу Горбачёва в Форосе. Генерал-полковник Мальцев, который занимал должность начальника штаба ПВО СССР, отдал распоряжение перекрыть взлётную полосу, чтобы не допустить попыток поднятия в воздух самолёта Горбачёва Ту-134 и вертолёта Ми-8. Это было сделано с помощью двух тягачей.

А ранним утром, когда европейская часть страны только просыпалась, средства массовой информации стали сообщать о тяжёлом состоянии здоровья президента, о том, что тот уже не в состоянии выполнять свои функции. В соответствии с этим вся власть перешла этой ночью к вице-президенту Геннадию Янаеву согласно конституции страны. И здесь же люди услышали о создании ГКЧП с целью управления страной и эффективного осуществления чрезвычайного положения. Министр обороны Язов в то же раннее утро собрал командующих войсками на совещание и проинструктировал высших офицеров об обеспечении порядка. Правда, формулировка была довольно размытой. Министр сказал, что действовать следует по обстановке, а об остальном можно будет узнавать из радио и газет.

Следом в Москву потянулись войска: Таманская мотострелковая дивизия, Кантемировская танковая дивизия и 106-я воздушно-десантная дивизия. Премьер-министр Павлов, правда, позднее заявит, что Комитет не принимал такого решения, а кто именно отдал такой приказ, необходимо ещё выяснить. Но всё это будет позже.

Геннадий Торопков вместе со спецотрядом «Альфа» получили приказ выдвинуться к даче Бориса Ельцина в Архангельском. Все понимали, что отсюда будет исходить угроза осуществления деятельности ГКЧП. Однако точных приказов не было. Торопков связался с командиром, понимая, что каждая секунда промедления, может стоить очень дорого, ставя всё дело в очень опасные рамки.

— Товарищ полковник, — еле сдерживая эмоции, произнёс Торопков. — Каковы наши дальнейшие действия? Мы в Архангельском у дачи Ельцина.

— Пока ничего не было сказано, Гена, — ответил генерал. — Будьте на связи. Пока ждём.

— Чёрт, — выругался парень. — Товарищ генерал, но вы же отдаёте себе отчёт, что пути назад нет. И если мы сейчас не блокируем его здесь, то всё это будет зря, когда тот окажется в Москве.

— Я знаю, Гена, знаю, но Язов и Янаев молчат. Так что наберись там терпения и ребятам скажи, чтобы остыли. Ждём пока.

И связь прервалась. Торопков зло ударил трубкой по стене и, заскрежетав зубами, прислонился к стене.

— Твою мать. Просрём мы так страну. Просрём, — выругался он. — Где же Витька и Женька? Что они делают сейчас?

Дачу блокировать не стали. В итоге никаких действий не последовало. Язов потом заявит, что никаких действий против Ельцина не планировалось. А Борис Николаевич тем временем сумел мобилизовать всех своих сторонников в верхах власти. Среди них были Хасбулатов, Бурбулис, Собчак, Ярошенко, Шахрай, Полторанин. Ельцин подписал указ о незаконности действий ГКЧП. «Эхо Москвы» стало передавать сообщение об этом.

А на рассвете в Москву двинулись войска. В город вошли 4000 военнослужащих, 362 танка, 427 бронетранспортёров и боевых машин пехоты.

В восемь часов утра десантные войска взяли под охрану телецентр в Останкино. Было архиважно, кто будет удерживать СМИ, потому что все знали, как преподнесёшь информацию для страны и мира, так её и воспримут. Ближайшее время это и показало. Телепередатчики ТВ были отключены, а все каналы специалисты перекоммутировали на первую программу. Начались заявления Лукьянова, озвучивались документы ГКЧП, а в перерывах звучала классическая музыка. Ну а показ Лебединого озера между выпусками новостей вообще стало одним из самых ярких символов того времени.

Ельцин прибыл в Белый дом уже в 9 часов утра. Экстренно началась организация сопротивления действиям Комитета. Это сопротивление вылилось в митинги у Белого дома на Краснопресненской набережной, а в Ленинграде у Мариинского дворца на Исаакиевской площади. Затем началось передвижение отдельных военных колонн, в которых были БТРы, танки и армейские грузовые автомобили. Всё это было на редкость хорошо сработано, потому что уже в 10 утра войска сумели занять отведённые им позиции во всех самых важных точках столицы СССР. Генерал-майор Лебедь руководил бронетехникой у Белого дома. Здесь были танки Таманской дивизии, бронетехника 137-го парашютно-десантного полка 106-й воздушно-десантной дивизии.

Зарубин ещё засветло ушёл из дома, оглядев своих спящих девочек. Жена Катя спала, даже не подозревая, какая борьба идёт внутри её мужа. Виктор понимал, что сейчас страна стоит на пороге нового перерождения. То, что было до этого, 70 лет истории Советов сейчас обязательно свернут в сторону, но в какую именно, было ещё неизвестно. Он понимал, что все его близкие не хотят распада СССР, но Виктор видел, как загнила система, как люди задыхаются от этой Перестройки. Пустые прилавки, огромные очереди. Всё это поджигало ненависть людей к существующей власти. Да. Конечно, Виктор слышал, что где-то на секретных объектах, в огромных ангарах были свалены десятки тонн продуктов от мяса и колбасы до молочки и хлеба. Что всё это гнило, а в магазины не доставлялось с целью показать, какая плохая стала Советская власть, что не может обеспечить продуктами питания население. Но Зарубин не верил в такие провокационные меры. Или не хотел верить. Он вспоминал свою мать, которая умерла, так и не дождавшись Скорой. Он сам устал жить в такой стране, где для ребёнка сложно было достать пропитание. Он позволил ненависти застилать себе глаза, он, кажется, преступил ту черту, ту точку невозврата в своём разуме, когда перестал сомневаться, что нужно принять сторону защитников Белого дома, сторону Президента РСФСР, сторону Ельцина. Он хотел жить по-новому, как Запад, где есть всё и в изобилии. Так хотели жить многие. Виктор решил, что он точно будет.

Майор КГБ Зарубин ехал в другую сторону от своего места работы, где его сейчас ждал друг Женя Фролов, который не мог понять, куда пропал Виктор. Зарубин гнал автомобиль, а сам представлял, как оправдывается перед ним, перед женой, убеждает их, что делает правильный выбор, поддерживая Ельцина. С ним страна заживёт по-другому, не будет «Железного занавеса», можно будет путешествовать по миру, растить детей, показывая им не только советские мультфильмы.

Виктор оказался в здании Верховного Совета РСФСР, где встретился с людьми, которые готовили обращение для граждан от имени Ельцина.

— Я майор КГБ, — холодно заявил Зарубин, предъявив своё служебное удостоверение. — Передайте мне Ваши записи. Я сам лично прослежу, чтобы они попали к Борису Николаевичу.

Те переглянулись, кажется, не зная, как им отреагировать на приказ комитетчика, но слово «КГБ» имело сильное влияние, и те не стали спорить. Виктор забрал текст и занял один из пустующих кабинетов, где принялся читать уже написанное, а затем добавлять свои видения, стараясь, как можно лучше отобразить моменты на бумаге, которые будут звучать убедительно. В этом была его первая невидимая, но очень важная роль в событиях тех дней.

Около 11 часов утра на Манежной площади стали появляться люди с знамёнами и портретами Ельцина и с яркими легко узнаваемыми трехцветными флагами. Бело-сине-красные цвета — флаг Российской Империи. Послышались призывы на защиту Белого дома и демократии. Огромная толпа из нескольких тысяч демонстрантов стала двигаться по Тверской улице к зданию Верховного Совета РСФСР. Уже в полдень последовал стихийный митинг. Толпа, которая уже насчитывала несколько тысяч человек, стала увеличиваться. Здесь же зачитали заявление руководства России. В нём говорилось о том, что произошло этой ночью, когда власть была захвачена. Слышались высказывания об антиконституционном перевороте, всеобщей бессрочной забастовке. Начинался хаос. Со стороны Большого театра началось движение. Колонна БТР получила приказ прибыть к Белому дому. Однако этому не удалось свершиться, так как тысячи митингующих взялись за руки и остановили заслоном БТРы перед площадью. Люди стали воздвигать заслоны с помощью троллейбусов и автобусов.

В начале первого у Белого дома уже собралась огромная многотысячная толпа. Ельцин вместе со своими соратниками вышли к ним. Перед Президентом РСФСР стоял танк.

— С него и зачитаю, — подумав, сказал Ельцин. — Где там наши записи?

— Они здесь, — вперёд вышел Виктор, протягивая листы Борису Ельцину. — Всё подготовлено к вашему выступлению.

Парень слегка улыбнулся, встретившись глазами с незнакомцем.

— А вы кто? — спросил Ельцин.

— Теперь ваш соратник и помощник, — ровно сказал Зарубин, уже, кажется, абсолютно не сомневаясь в своих действиях.

— Спасибо.

Борис Ельцин с трудом забрался на танк. Сказывалась совсем недавняя операция, отчего у того сильно болела спина. И он обратился к народу, назвав в своём выступлении с танка действия ГКЧП антиконституционным переворотом. Ельцин призвал граждан дать достойный ответ путчистам, потребовать вернуть страну к нормальному конституционному развитию. Толпа встретила речь Ельцина овациями. Зарубин стоял рядом с Ельциным и сверху смотрел на огромную толпу людей-единомышленников новой власти. Он верил в светлое будущее, был уверен в своей правоте. А затем началось строительство баррикад. Люди чуть ли не голыми руками разбирали камни и кирпичи из мостовой для отражения штурма. Ходили слухи, что тот начнётся в 16 часов.

В то же время ГКЧП издал постановление о временном ограничении печати, а к 4 часам дня потребовал освободить Белый дом. В 16 часов Янаев ввёл чрезвычайное положение, а уже через час началась пресс-конференция членов ГКЧП в пресс-центре МИД. Евгений Фролов, который безуспешно пытался найти Зарубина, присутствовал здесь. Он видел, что с каждым часом волнение внутри ГКЧП нарастает. Они уже не были так уверены в себе, а эта пресс-конференция вообще негативно сказывается на общем состоянии дел.

Начались вопросы, последовали ответы. Янаев весь трясся. Это было заметно невооружённым глазом. Фролов досадовал про себя, что так плохо стали складываться события. Власть утекала сквозь пальцы самопровозглашённого президента.

— Скажите, пожалуйста, — начала молодая журналистка. — Понимаете ли вы, что сегодня ночью вы совершили государственный переворот? И какое из сравнений вам кажется более корректным — с семнадцатым или шестьдесят четвёртым годом?

Янаев начал отвечать, но как-то совсем неуверенно, как будто оправдываясь, вспоминал Горбачёва хорошим словом, рассказал, что Перестройка будет продолжена, а Горбачёв сейчас на отдыхе в Форосе и ему ничто не угрожает. Затем последовали слова, которые многие не могли понять. Как их расценивать? Янаев заявил, что тот его друг и после возвращения Горбачёва, они будут работать вместе. Но как это будет выглядеть с точки зрения легитимности было неясно.

Фролов тяжело вздохнул и, поднявшись со своего места, вышел в коридор, где столкнулся с Геной Торопковым.

— Привет, Ген, — слегка улыбнулся Женя. — Ты как здесь?

— Вернулся с дачи Ельцина, — был напряжён парень. — Ни хрена нам в общем приказа не отдали удержать этого Ельцина там у себя в Архангельском. Он рванул в Москву. Я тоже.

— Получается какой-то бред, — сказал Фролов. — Янаев взял власть, стал президентом, но по сути никакой организации действий нет. Да ещё и Витька пропал куда-то. Не вышел сегодня на службу с утра. Не случилось ли с ним чего.

— Случилось, Жень. Что-то не то с нашим другом произошло.

— О чём это ты? — насторожился Евгений.

— Я был у Верховного совета. Он вышел из Белого дома вместе с Ельциным, а потом передал ему текст обращения и взобрался на этот чёртов танк вместе с ним, — с досадой сообщил другу Геннадий.

— Невозможно. Я не верю тебе, — с широко раскрытыми глазами обронил Фролов. — Ты обознался. Он не мог.

Злость взяла верх над Женей, хотя в глубине души он понимал, что это правда, что друг предал их страну, предал СССР. Парень вцепился в грудки друга.

— Я тебе не верю.

Торопков будучи специально подготовленным перевёл силу против друга и приставил того к стене.

— Не верь сколько хочешь, — сказал он. — Но наш друг, ****ь Витя, был сегодня там с Ельциным.

— Что же теперь будет?

— Не знаю, — Гена отпустил парня и положил дружелюбно руку тому на плечо. — Я уверен, что судьба нас обязательно столкнёт друг с другом.

И эти слова были чистой правдой.

Глава 8. Путч, что уничтожил Историю

События развивались дальше. Уже в 5 часов вечера бронетранспортёрам удалось расчистить подступы к манежной площади. Бойцы убрали троллейбусы, которые стояли поперёк Тверской улицы. Произошёл коллапс. Бронетехника заняла все улицы, которые выходили на Манежную площадь. Однако для пешеходов не было создано препятствий, и они продолжали прибывать.

Баррикады строили из всего подряд: мусорные баки, ограда детского парка и Дома Советов, которые были рядом, бетонные блоки, спиленные деревья, скамейки, трубы, арматура. Здесь появились казаки и студенты, скандируя «Свобода». Создавалось живое оцепление из нескольких тысяч человек.

Зарубин прибыл в телецентр. Ему поступил сигнал, что среди журналистов есть тот, кто подготовил интересный сюжет. Виктор встретился с ним. Того звали Сергей Медведев. Он рассказал по требованию Виктора о своём сюжете, что там рассказывается вся правда об обстановке у Белого Дома, в который попадает Ельцин и зачитывает указ «О незаконности действий ГКЧП». Медведев высказывается, что такой материал Центральное телевидение СССР просто не пропустит в вечернем выпуске программы «Время». Однако Виктор изъял у него запись и пообещал, что всё получится.

Каково же было его удивление, когда сюжет всё же вышел в эфир и показал огромной аудитории то, что происходит в Москве. В завершении даже прозвучал комментарий Медведева, в котором он прямо и сказал, что такой материал цензура не пропустит. Данный видеоролик очень резко контрастировал с остальными сюжетами в программе, которые в тот вечер ещё поддерживали действия ГКЧП. Такой шаг Зарубина подорвал веру людей в правдивость того, что говорилось с экранов до этого. Люди начали сомневаться в действиях ГКЧП. А это и было нужно Ельцину, а теперь и Зарубину. Он был доволен, просчитав такой тонкий ход.

К 11 вечера к Белому дому проехали танки Таманской гвардейской дивизии. Москвичи ликовали. Экипажи смертоносных машин сказали людям, что будут верны Правительству России. На их танках были триколоры. Сюда же прибыл и генерал Лебедь.

Виктор Зарубин вернулся домой. Его встречала встревоженная Екатерина с Мариной на руках.

— Милый, что происходит? — голос девушки дрожал. — Что всё это такое?

— Здравствуйте, мои родные, — улыбнулся Виктор. — Не переживайте. Всё хорошо.

Он закрыл за собой дверь и поцеловал обеих. Но Катя его не понимала.

— А что хорошо? Что творится там?

— Теперь всё наладится, — сказал Виктор, проходя в комнату и усаживаясь на диван. — Безопасности людей ничего не угрожает.

— А как же все эти события у Белого Дома? — спросила Екатерина, усаживаясь напротив. — Какая власть будет теперь?

— Наша власть будет. Защитники Белого Дома стоят на страже. Мы обязательно победим. Ельцин станет нашим новым президентом.

— Что? — в недоумении произнесла жена. — Но это же значит, что ГКЧП сейчас проигрывает. Советский Союз сдаёт позиции.

— ГКЧП незаконно взяли власть, отстранив Горбачёва, — переменился в лице Зарубин. — Я не знаю, что они там задумали, но ясно одно. У власти не будет ни ГКЧП, ни Горбачёва. Это я тебе обещаю.

— Союз распадётся? — с досадой спросила Катя, никак ещё не понимая, что Виктор выбрал другую сторону, отличную от той, что исповедовали она и их близкие.

— Ему давно пора. Эта власть изжила себя. Теперь мы возродим новую Россию. И я… Я буду в этом одним из первых.

Парень сделал особенный акцент на слове «Я».

Екатерина не узнавала своего мужа. Он вдруг так переменился. Его взгляд был таков, что она не посмела больше ничего сказать, надеясь в душе, что их друзья смогут объяснить ей, что происходит. Но девушка понимала, что Виктор встал на другую сторону.



* * *



Была ночь. Зарубин вернулся в здание Белого Дома. Он задумал ещё один план. Парень знал, как будет действовать КГБ. Связь с внешним миром отрежут по всем фронтам, но он сумеет придумать ход.

Шеф-корреспондент московского бюро норвежской телекомпании Ханс Вильгелм Штейнфельд ночевал в одном кабинете с Хасбулатовым. В четыре утра сюда зашёл Зарубин и разбудил журналиста.

— Ты пойдёшь со мной, — сухо сказал Виктор.

— Хорошо.

Повторять дважды не пришлось. Зарубин повёл того в кабинет Ельцина. В здании было темно. КГБ отключил свет. Шли по коридорам долго, освещая путь свечами. У кабинета были двое, которые проснулись, когда приблизились Зарубин, Хасбулатов и Штейнфельд.

— Я должен увидеть его, — сказал властно Зарубин.

Он так свято верил в своё дело, что теперь никто не мог его остановить, никакой чин, никакое оружие. Бориса Ельцина разбудили. Все расположились в кабинете.

— Борис Николаевич, я Виктор Зарубин, майор КГБ, — сказал комитетчик. — Я принял вашу сторону и пойду за вами. Несмотря на то, что КГБ отключил электричество и перекрыл все кабели во вне, я считаю, что нам нужно записать ваше видеообращение, которое я попытаюсь передать в западные СМИ.

— Каким образом вы хотите это сделать? — спросил ещё сонный президент.

— Я найду способ. Поверьте мне. Ведь речь, которую я вам передал у танка, была хороша.

— Так вот где я вас видел, — вспомнил Ельцин.

— Я подредактировал слова, сделав нужные акценты, — объяснил Зарубин. — Люди выбрали вас и вашу власть. Это означает, что победила демократическая Россия.

— А вы своевольный парень, но речь стала лучше, этого не отнять, — согласился Ельцин.

— Скажите Западу, что этот путч уголовный, — высказался Зарубин.

— Да. Это так, — согласно кивнул Борис Ельцин.

Он перевёл взгляд на Штейнфельда.

— Только через такие передачи, как ваша, мы сможем достучаться до всего мира. И, что особенно важно, мы сможем сообщить Горбачёву в Форосе, что бьёмся за нашу свободу.

Ситуация была такова, что все сигналы были перекрыты, но никто не учёл о существовавшем подземном кабеле, который передавал сигнал напрямую в Хельсинки. Такие привилегии полагались финнам, так как те считались чуть ли не младшими братьями Союза. И это сыграло одну из ключевых ролей. Зарубин знал об этой лазейке и воспользовался ею по своему усмотрению. В итоге уже спустя час это интервью увидела вся планета, что всколыхнуло весь мир.

Это было уже противостояние друзей. Об этом они подумают позже, но тогда Зарубин пускал сюжет в Хельсинки, а отключали все кабели Фролов и Торопков. Однако Виктор победил в этом противостоянии.

Утром 20 августа баррикады были в основном построены, а подъезды перегородили грузовыми автомобилями. В 10 утра была назначена встреча руководителей обеих сторон в Кремле. Борис Ельцин ехал в своём автомобиле с охраной. Рядом сидел Зарубин. Они пытались решить, как стоит действовать.

— Я отправлю тебя в Кремль, — сказал Ельцин. — Там на встрече будут Силаев, Руцкой и Хасбулатов. Передашь им наше видение сегодняшних действий.

— Хорошо, — согласился Виктор. — Я слышал, что с их стороны там будет Лукьянов. Считаю, что силовые методы нам сейчас ни к чему. Мы же не хотим развязать гражданскую войну как в восемнадцатом году?

— Это правильно. Думаю, сейчас нужно заставить гэкачепистов сложить с себя все полномочия и сдаться, — был уверен президент РСФСР.

— Я тоже так думаю, но сделать это нужно аккуратно. Нельзя накалять ситуацию, которая может выйти за пределы. При всём этом, я уверен, что промедление сейчас нам на руку, потому что это показывает, насколько неэффективен ГКЧП.

В итоге Виктор оказался в одном зале с руководителями сторон. Он стоял немного в стороне, но успел передать свою с Ельциным позицию. Из соседней двери вышли представители ГКЧП. И здесь их взгляды встретились. Оказалось, что Евгений Фролов тоже прибыл в Кремль. Двое друзей почти минуту смотрели друг на друга, прямо в глаза. Что случилось? Как так вышло? Они дружили столько лет, спасали друг друга не раз, а сейчас они стояли прямо здесь, где вершилась судьба великой державы. Но они уже были не вместе, они были против друг друга. Взгляд Жени спрашивал: «Почему, друг? Почему ты принял их сторону? Что ты наделал? Ты же стал диссидентом». Однако взгляд Виктора не выражал абсолютно ничего. Он был пустой и не мог дать ответа. Политики тем временем обсуждали дальнейшие действия. Но все разговоры прошли для Фролова, как в тумане. Он пытался понять, что движет его другом. Российская сторона требовала прекращения деятельность ГКЧП и возвращения в Москву Горбачёва. Однако казалось, что Лукьянов не воспринимал эти требования, как жёсткие, ультимативные. Это означало, что российская сторона слаба и боится кровопролития. Естественно ГКЧП тоже не хотел столкновений, но понимал, что эти опасения дают время для действий гэкачепистов. Встреча завершилась практически ничем. Зарубин тут же исчез, а Фролов, который хотел с ним переговорить и расспросить, не успел этого сделать. И так и ушёл.

Тем временем у Белого дома уже собрались более 200 тысяч человек, и начался митинг «За законность и правопорядок». Здесь выступали Ельцин, Хасбулатов, Руцкой, Шеварнадзе и другие.

В это же время Фролов и Торопков находились в штабе «Альфы». Здесь командиры разрабатывали план захвата Белого дома. Ситуация стала накаляться. Евгений и Геннадий предлагали свои варианты. В результате операция была спланирована так, что стала бы совершенной с точки зрения военного дела. Однако спустя какое-то время в соседних кабинетах произошли закрытые разговоры. В итоге выяснилось, что генералы стали сомневаться, а нужен ли штурм, а Лебедь вообще перешёл на сторону защитников Верховного Совета РСФСР. В итоге штурм отменили. Могло быть множество жертв. Приходилось учитывать, что среди противостоящих были бойцы ВДВ, очень сильные профессионалы, которые могли помешать быстродействию операции. Операция не состоялась.

Виктор Зарубин прибыл в телецентр. С ним связалась его знакомая. Она объяснила, что у неё есть интересный материал, о котором просил сообщить Виктор. Дело сводилось к тому, что в эфир нужно было пустить реакцию западных лидеров на события в Союзе. Жёсткая цензура не пропустила бы тот материал, который был у журналистки. Виктор заверил её, что сейчас всё получится, потому что те ответственные люди слишком заняты. В итоге так и получилось. Виктор помог девушке попасть в этот кабинет на согласование. Внутри сидело много незнакомых людей. Они обдумывали, какой материал выпускать в вечерний выпуск программы «Время». Журналистка подошла к ним и поинтересовалась о своих материалах, но её никто не стал слушать. Оказалось, что они были заняты переговорами с сотрудником КГБ, а им оказался сам Виктор Зарубин. Он настойчиво рассказывал, что нужно пускать в эфир то, что поддержит ГКЧП. Естественно это был хитрый ход, чтобы отвлечь сотрудников от маленькой журналистки. Виктор даже сказал, что пришедшая девушка сейчас вообще ни к месту. Журналисты понимали, что с кэгэбэшником лучше не спорить и выставили ту за дверь, сказав, чтобы та сама уже решила, что выпускать в эфир.

В итоге в эфир вышел её сюжет, который с новой силой ударил по устоям общества. Говорилось о том, что президент США Буш осуждает путчистов, премьер-министр Великобритании Мейджор осуждает путчистов, а вся мировая общественность возмущена событиями в Советском Союзе. А в конце сказано, что Борис Ельцин объявил о незаконности ГКЧП, будет возбуждено уголовное дело. Страна была в шоке, сразу же качнувшись в сторону Ельцина, многие отправились к Белому Дому поддерживать его. Это была очередная победа Президента РСФСР, добытая с помощью Зарубина.

В 5 вечера произошли следующие значимые события. Ельцин создаёт указ, по которому наделяет себя временными полномочиями главнокомандующего Вооружёнными силами на территории России. А это означало, что войска переходили под его командование. Естественно последовал приказ об отмене комендантского часа и возврате войск в места их постоянной дислокации. К тому времени защитников Белого Дома было уже несколько десятков тысяч, что не позволило бы сорвать планы Ельцина. У защитников были оружие, бронежилеты.

Кажется, уверенность гэкачепистов в своих силах стала испаряться. Однако Фролов получил некоторые данные о поддержке из других стран и даже телеграмму от Муаммар Каддафи. Евгений зашёл к Янаеву.

— У меня есть некоторая информация о поддержке нас другими странами, — сказал Женя, усаживаясь на стул напротив Янаева.

— Да? Кто же нас поддерживает сейчас? — поинтересовался тот.

— Поддержку выразили такие страны, как Ирак, Ливия и Сербия. А от Каддафи получена телеграмма.

— Прочтите, пожалуйста, — Янаев потёр усталые глаза.

— «Президенту Геннадию Янаеву, председателю государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР. Мы рады поздравить Вас с Вашим смелым историческим деянием. Оно, мы надеемся, выведет СССР из смертельного кризиса, в который он ввергнут в результате широкомасштабного империалистического заговора, направленного не только против Советского Союза, но и против всех народов мира. Мы поддерживаем Ваш поступок со всей решительностью, ибо объединённый Советский Союз, как вторая мировая сила, жизненно необходим для дела мира во всём мире, который повсюду подвергается угрозе по причине того, что сейчас действует одна, варварская сила. Силы, враждебные свободе, миру и прогрессу, возможно сдержать только силой, ибо они не знают моральных и нравственных ценностей. СССР исторически является фактором сдерживания в отношении колониализма и империализма. Совершенное Вами великое деяние поддерживают все народы „третьего мира“, подвергающиеся вопреки своей воле насилию и разобщенности в результате злостных намерений империализма. Это деяние очень важно для возрождения мирового престижа СССР, достоинства советского гражданина, которое империалисты хотели попрать своими грязными ступнями, а также для восстановления единства, столь необходимого для народов и территорий СССР. Мы подтверждаем приверженность Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирии крепкой исторической дружбе с СССР, которой мы ни при каких условиях не поступались. Ливия выступает за обеспечение дела мира, социализма и свободы всех народов и своих принципов — в отличие от колеблющихся, слабых и алчных. Мы подтверждаем, что поддерживаем Вас и стоим вместе с Вами. Да здравствует революционная борьба во имя свободы, социализма и мира».

Евгений закончил.

— Очень хорошие слова, — сказал он. — Думаю, их нужно обнародовать, чтобы поддержка возросла.

— Слова-то хорошие, но думаю, что мы уже проиграли…



* * *



Около 9 вечера командующий Московским военным округом заявил, что с 23 часов в городе объявляется комендантский час, однако одновременно с этим будет производится вывод военной техники из столицы.

Афанасий Клименков не участвовал во всех этих событиях до этого времени. Он лишь изредка узнавал, что происходит. До него дошли слухи, что Виктор Зарубин принял сторону защитников Белого Дома. Парень пока сам не мог разобраться, кто прав, а кто виноват, но настораживало то обстоятельство, что друзья оказались против друг друга.

Клименков был на дежурстве в своей пожарной части. Их состав усилили в связи с развивающимися событиями в Москве. Афон вышел на улицу, где уже стемнело. Рядом находилась патрульная машина ГАИ. Милиционер связывался с товарищами по рации. Афанасий решил подойти к сотруднику правоохранительных органов и узнать, что к чему.

— Вечер добрый, — сказал Афон. — Как ситуация?

— Да сами ни черта не разберём, — махнул рукой молодой милиционер. — Власть уже непонятно в чьих руках. То ли Горбачёв у нас президент, то ли Янаев, то ли Ельцин.

Из рации донёсся мужской голос: «Ребята, осторожно. Идут танки»

— Танки? — удивлённо спросил Клименков. — Сюда идут танки.

— Чертовщина, — лишь изрёк сотрудник ГАИ.

Они услышали гул. Двое как завороженные смотрели в ту сторону, откуда шёл этот металлический скрежет. К центру города шли танки. Несколько огромных машин прошли мимо них, а земля задрожала под ногами.

— Прямо война какая-то, — лишь изрёк Афанасий.

Наступил уже следующий день. Торопков и вся группа «Альфа», не получив письменного приказа, на штурм парламента не пошла. В начале первого ночи послышались выстрелы. На Садовом кольце произошли столкновения моторизированного армейского патруля с демонстрантами, однако солдаты стреляли выше, чтобы никого не задеть. Отмечалась стрельба и на площади Дзержинского.

Защитники Белого Дома, которые были на пересечении Нового Арбата и улицы Чайковского, бросились на звук выстрелов, который шёл со стороны площади Восстания. Перед ними возникли 8 БМП, которые двигались по Садовому кольцу и стреляли трассирующими пулями. Толпа людей сразу же бросилась назад. Далее бронетехника с лёгкостью раскидала лёгкие заграждения, которые служили баррикадами сторонников Ельцина. Выстрелы в воздух не прекращались, освещая ночную тьму. А потом колонна въехала в тоннель.

В тоннеле кто-то умудрился накинуть тряпку на одну из боевых машин. БМП резко взяла вправо и на большой скорости проскребла по стене тоннеля. Раздался громкий скрежет. На этом месте осталась длинная полоса 30 метров и около 70 сантиметров шириной. Здесь под колёса попал первый погибший в тех событиях. Он попытался спастись на узких пандусах вдоль стен и на разделителе между опорами, но ничего не вышло. Из задних люков показались военные. В руках у них было автоматическое оружие. Они схватили этого человека за ноги и волоком повезли за БМП. Один мужчина попытался освободить того, но военные выстрелили и ранили его.

В этот момент идущие во главе колонны боевые машины уже выскочили из тоннеля со стороны Смоленской площади. Однако здесь их ждали очередные баррикады. На этот раз они состояли из нескольких троллейбусов, которые стояли поперёк проезжей части. А путь назад был уже заблокирован поливальными машинами. Техника встала как вкопанная. Люди вокруг метались, пытаясь начать переговоры с экипажами внутри смертоносных машин. В этот момент страшная картина предстала перед всеми, когда из тоннеля выехал тот самый БМП с убитым, голова которого волочилась по асфальту, превращаясь в месиво. Толпа увидело это и закричала:

— Убийцы!!!

В боевые машины полетели бутылки, камни, куски асфальта. Первая машина рванула с места, снося троллейбус. Однако с другой стороны кран выталкивал его обратно. Спустя пять минут первой машине всё же удалось вырваться, и она ушла в сторону Смоленской площади. За ней проследовала и вторая. Толпа примерно из пятидесяти человек рванула к троллейбусу и стала раскачивать рогатую машину, чтобы та, упав, перегородила путь остальным БМП. Подошедший кран помог это сделать, и путь вновь был преграждён. В тоннеле был ещё БМП. Он постарался прорваться, и здесь под её гусеницы свалился находившийся на броне ополченец. Его затянуло траком и расплющило насмерть. Толпа попыталась набросить брезент на щели для наблюдения. Но мешала всему этому какая-то неясная особа со светлыми волосами. Было очевидно, что она была пьяна. Девушка угрожала, что сейчас бросится под гусеницы. Боевая машина резко дала назад, а женщина шагнула ей навстречу. Рядом стоял мужчина, который оттолкнул блондинку в последний момент, а сам споткнулся и был расплющен гусеницей. БМП подала вперёд, а потом опять назад, опять наехав на человека. Нетронутыми остались только его ноги. Люди сходили с ума, видя, что творится. Несколько человек забрались на машину, облили её бензином и подожгли. БМП открыла беспорядочную стрельбу в воздух, но умудрилась подстрелить троллейбус, стоящий рядом, который в результате загорелся. Люк открылся. Оттуда с пистолетом выскочил офицер, который громко прокричал:

— Я не убийца, а офицер!! Я не хочу больше жертв!! Отойдите от машин, солдаты выполняют приказ!!

Послышались выстрелы из его пистолета. Экипаж бросился тушить машину.

— Снаряды могут взорваться!! — кричали солдаты.

Толпа бросилась помогать тушить БМП, понимая, что может произойти в случае взрыва.

Когда пожарный расчёт Клименкова прибыл на место, то БМП уже удалось потушить. Афанасий с товарищами тушили горевший троллейбус. После того, как пламя было затушено, Афанасий наблюдал, что будет происходить дальше. Экипажи укрылись в БМП и задраили люки. Кажется, там шёл совет. К баррикадам прибыл какой-то генерал и стал вести переговоры. Сначала удалось уговорить отогнать смертоносные машины в тоннель, а затем они выехали оттуда уже под знамёнами России и двинулись к Белому дому.



* * *



Ночь была длинной и нервной. Особенно для друзей Фролова и Торопкова. Они ждали, чем закончится совещание, которое проходило уже несколько часов на Лубянке. Там собрались Высшие офицеры КГБ. Будет ли штурм Белого Дома или нет? Вот каков был сейчас главный вопрос. Женя и Гена ходили взад-вперёд и постоянно переглядывались. Казалось, что эта ночь не кончится никогда. С каждой минутой уверенность в силе ГКЧП пропадала. Начинало казаться, что всё это было затеяно зря. В итоге совсем рано утром Министр обороны СССР Язов отдал приказ о выводе войск из столицы. Где-то в 8 утра войска стали покидать Москву. Однако штаб обороны Белого Дома призывал людей, которые стояли на его страже, не терять бдительность и не уходить, а москвичей призвали сменить уставших защитников.

Фролов и Торопков наблюдали за совещанием, которое состоялось в кабинете Янаева. Политики долго решали, что делать, но по их разговорам было понятно, что вся затея с ГКЧП не пришла ни к чему. Они теперь не знали, как им поступить. Было ясно, что их всех могут теперь посадить в тюрьму.

В результате дебатов самым логичным решением казалось отправиться к действующему президенту Советского Союза Горбачёву. Он сейчас был единственным человеком, который мог поддержать твёрдым словом гэкачепистов. Туда отправились Лукьянов, Язов, Крючков и Ивашко.

И пошли вновь часы ожидания. В 10 часов утра стартовала сессия Верховного Совета РСФСР. Заседал Хасбулатов. Практически сразу же начались заявления, которые осуждали действия путчистов.

Фролов был у себя дома. Он сидел на диване и смотрел куда-то перед собой, погрузившись в тяжёлые раздумья. Рядом тихо присела Инна, не отрывая взгляда от мужа.

— Что теперь будет? — спросила девушка.

— Сам не знаю, — не поворачивая головы, сказал парень. — Всё перевернулось с ног на голову. Я даже не знаю, на чьей стороне мы оказались и что будет дальше.

— А что решили сейчас?

— Гэкачеписты улетели в Форос к Горбачёву, — сказал Евгений. — За советом, а скорее, чтобы прикрыть свои задницы. Всё было сработано плохо, мы потеряли инициативу и мощь. Это дорого нам всем встанет.

В дверь позвонили.

— Должно быть, это Генка, — предположил Евгений, поднимаясь с дивана и отправляясь открыть входную дверь.

На пороге стоял Торопков, который был чернее самой чёрной тучи.

— Полная жопа, — изрёк он, проходя в квартиру.

— Что стряслось? — спросил Евгений, пропуская друга.

— Пойдёмте в зал, — сказала Инна, закрывая дверь за гостем.

Трое уселись на диван.

— Так что там произошло? — спросил Фролов.

— В общем, Горбачёв не принял наших в Форосе, — вздохнул Геннадий.

— Как же так?

— А очень просто. Сначала Президиум Верховного Совета принял постановление, по которому отстранение Горбачёва от власти было незаконным, а по всему этому от Янаева потребовали отменить все изданные им распоряжения, — рассказал Торопков.

— Ну, это в принципе ожидаемо. Они и будут этого требовать, — согласился Женя.

— Но самое интересное, что Горбачёв не принял делегацию ГКЧП в Крыму, — всплеснул руками раздосадованный Геннадий. — Он потребовал восстановить связь с внешним миром. Сейчас Янаев очень близок, чтобы распустить Комитет.

— Твою же мать. Что же это такое? — был в смятении Фролов. — Срочно погнали к Янаеву.

Машина гнала по улицам Москвы очень быстро. Парни прокручивали в голове дальнейшее возможное развитие событий. Но было ясно одно: Горбачёв теперь точно откажется от своих слов о поддержке ГКЧП. И всем им грозит тюрьма.

Геннадий Янаев сидел в своём кабинете, о чём-то глубоко задумавшись. В дверь к нему вошли двое. Это были Торопков и Фролов.

— Здравствуйте, Геннадий Иванович, — сказал Евгений.

— Здравствуйте, ребята, — тяжело вздохнул политик.

— Что произошло в Форосе? Почему Горбачёв отрёкся от вас? — спросил Женя.

— Всё это было плохой затеей, — раздосадовано покачал головой Янаев. — Он сыграл с нами злую шутку, сначала одобрив наши действия, а затем даже не встретился с нашими людьми. Мы проиграли.

— Ещё нет, — опёрся руками на стол Янаева Фролов. — Мы должны действовать самостоятельно. Иначе к власти придёт Ельцин и развалит Союз.

— Мы сами его развалили, затеяв создание ГКЧП, — сказал Янаев. — Не надо нам было этого делать.

— Но Горбачёв же был болен. Вы действовали от его имени.

— Теперь всё будет выглядеть так, будто мы сами всё организовали, — сказал Янаев. — Мы стали предателями Родины.

— Но ведь мы ещё можем что-то предпринять! — Женя срывался на крик. — Нельзя так просто взять и сдаться этим ублюдкам!

— Я уже подписал указ о роспуске ГКЧП, — тихо сказал Геннадий Янаев. — Всё уже кончено. Уходите, ребята. Скоро за мной придут и арестуют.

На следующий день начались аресты верхушки ГКЧП. Было много дебатов на тему, какие же цели преследовали путчисты. Они рассказывали, что действовали по одобрению самого Горбачёва, который был не в состоянии руководить страной. При этом не было мысли ликвидировать действующего Президента огромной страны или свергнуть действующую власть. Всё оказалось глупостью.

Евгений Фролов вместе с женой были дома, когда к ним пришли Торопков и Клименков. Они были в зале и пытались разобраться со всем, что произошло за эти дни.

— Что же теперь будет? — спросила Инна.

— Страны, которую мы знаем уже почти 70 лет, больше не будет, — тяжело вздохнул Евгений. — Теперь она раскололась. Многие хотят суверенитета.

— А куда пропал теперь Витька? — спросил Афанасий.

— Виктор сделал иной выбор, — сказал зло Фролов. — Он всегда был диссидентом. Теперь он на стороне Ельцина, на стороне новой России, на стороне демократов.

— Горбачёв всех обманул, — сказал Торопков. — Я теперь уверен, что он намеренно всё это сделал, чтобы развалить Союз. Теперь люди видят в СССР только всё самое плохое. Они смотрят на Запад и хотят свободы. Но они её не получат такой, какой мечтают её видеть.

— Это точно, — сказал Женя. — Страна рухнет в пропасть, будет ад и беспредел. Как не печально и зло прозвучит, но Горбачёва нужно было ликвидировать, тогда бы ГКЧП можно было считать законным.

— Но никто же не предполагал, что Горбачёв окажется таким человеком, который предаст свою страну, развалит её, — сказал Афанасий.

— А что, если всё это огромная афера? — предположил Фролов.

— Как это? — нахмурилась Инна.

— Что, если Горбачёв является тем человеком, который специально действовал так, чтобы Союз был развален, — сказал Евгений. — Смотрите, он несколько раз делал акцент на жёстких действиях. Это было сказано в Кабинете Министров: «Действуйте решительно, но без крови». Для чего нужно было улетать в Форос четвёртого числа? Ведь в стране была смута. Этот новый союзный договор накаливал ситуацию в стране, а он всё равно улетел. Но перед этим же заявил, что «мы пойдём на всё в этой трудной ситуации, вплоть до введения чрезвычайного положения».

— Он как будто подталкивал к этому путчу, — понял мысль друга Афанасий. — Не исключено.

— И документы ГКЧП были разработаны по поручению Горбачёва, а теперь он от них отрекается, — сказал Геннадий.

— Я думаю, что он просто выжидал, кто победит в этом противостоянии, — предположил Фролов. — И он с самого начала ждал, чтобы принять сторону победителя.

— Да. Ему это отлично удалось, — констатировала Инна. — Какой же тварью нужно быть, чтобы так поступать со своим народом.

Позднее станут выдвигаться и другие версии событий, предположения, почему случился этот путч, что преследовала каждая из сторон. Будут даже высказаны мнения, что Горбачёв являлся агентом американских спецслужб, заданием которого было развалить Советский Союз, чтобы в мире осталась одна сверхдержава. Что этот человек подобно Ленину, которого называли агентом немецкой разведки и который уничтожил Российскую Империю, действовал под началом другой страны.

Версий было много. И они обсуждаются уже несколько десятилетий спустя.

Позднее Горбачёв вообще заявит, что все события тех дней августа стали для него полной неожиданностью, что он не давал никаких распоряжений о создании ГКЧП.

В полдень 22 августа 1991 года указом всё того же Горбачёва премьер-министр Павлов, председатель КГБ Крючков, начальник Службы охраны КГБ Юрий Плеханов и министр обороны Язов освобождены от занимаемых должностей. Последовало несколько самоубийств должностных лиц.

Позднее 23 августа на сессии Верховного Совета РСФСР Ельцин подписал указ о приостановлении деятельности КП РСФСР. Горбачёв присутствовал при этом, а на следующий день объявил о сложении с себя полномочий Генсека ЦК КПСС. Тонко было подмечено, что ЦК КПСС не стал выступать против государственного переворота, а Центральный комитет не занял решительную позицию противодействия и осуждения таких действий путчистов, не предпринял никакой борьбы против антиконституционных действий. А среди заговорщиков было несколько членов партийного руководства. Всё это поставило коммунистов в плохое положение. Однако многие партийцы включились в борьбу против переворота, а это означает, что нельзя поголовно обвинять всех коммунистов. Горбачёв как Президент считал, что он должен быть гарантом защиты от необоснованных обвинений тех, на кого они могли посыпаться. В такой тяжёлой ситуации ЦК КПСС должен решиться на самороспуск и сложить полномочия. Горбачёв также красиво рассказал о том, что те, кто настроен демократически к дальнейшим позитивным преобразованиям, должен активно включиться в дальнейшее изменение в стране.

А 6 ноября того же года Ельцин указом Президента РСФСР прекратил деятельность КПСС и Коммунистической партии РСФСР.

Так рухнул самый великий Союз, который существовал 70 лет и занимал почти шестую часть всей суши на планете. Союз, который освободил мир от нацистов и дал спокойную жизнь многим нациям на Земле.

Был полдень 22 августа 1991 года. Екатерина сидела в кресле с Мариной на руках и смотрела телевизор. Она была расстроена исходом этого противостояния, понимая, что Советский Союз пал, разрушенный изнутри властями. Девушка видела, как на верхней точке Дома Советов устанавливается новый флаг, который совсем скоро станет новым флагом государства. Бело-сине-красные цвета поднимал молодой человек. И Катя ахнула, когда узнала в нём своего мужа Виктора Зарубина. Тот стоял на крыше и чувствовал великое удовлетворение, он верил, что теперь жизнь станет гораздо лучше. Верили и многие миллионы, но впереди ждали суровые девяностые, которые поломали миллионы жизней, бросая россиян в разные стороны. Но так родилась новая Россия. А Катя посмотрела на свою малышку, а затем на Виктора в телевизоре и расплакалась.

Глава 9. Последний надлом в его душе

Календарь, висевший на стене палаты, показывал начало октября 1993 года. Виктор Зарубин совсем недавно сменил у кровати больного его жену. Афанасий Клименков стал совсем плох. Болезнь убивала его изнутри. Уже несколько недель мужчина лежал в больнице, стараясь выиграть у болезни. Но она прогрессировала и не собиралась отступать.

Тогда в августе 1991 года Афон работал в пожарной команде последние недели, сам того не зная. Затем его состояние ухудшилось, и вскоре Афанасий уже не мог трудиться, тем более на такой опасной и ответственной службе. И потянулись долгие месяцы лечения, которые иногда давали положительный эффект, но в основном всё становилось только хуже.

А затем и вовсе пришлось лечь в больницу, чтобы продолжить лечение. Но здесь Торопкову становилось только хуже. Дошло до того, что недавно мужчина уже не мог ухаживать сам за собой. Его поддерживала жена, которая видела, как день за днём болезнь сжирает его любимого мужчину. Она часто плакала, но старалась, чтобы эмоции находили тогда, когда муж её не видит. Иногда слёзы скрыть не получалось. Афанасий успокаивал её и постоянно просил прощения за то, что стал обузой для молодой супруги. Она уверяла Афона, что иначе быть не может, ведь они муж и жена, которые любят друг друга и клялись быть вместе и в радости, в горе.

Друзья Клименкова часто навещали Афона, сменяли на дежурстве его жену, чтобы девушка могла немного отдохнуть. Вот и сейчас один из друзей сидел рядом с постелью Афанасия. Виктор с нескрываемой болью в глазах наблюдал за молодым, но уже теперь стариком Афоном, который попытался улыбнуться другу.

— Совсем я плох? — спросил Афанасий. — Смотришь так, будто так и есть на самом деле.

— Да перестань, — постарался сбросить с себя тяжёлый взгляд Зарубин. — Думаю, лечение скоро возымеет успех.

— Да что ты гонишь, — невесело усмехнулся друг. — Я чувствую себя всё ужаснее с каждым днём. Плохо это всё.

— Попробуем других специалистов, другие лекарства, — предложил Виктор. — Есть же способы.

— Ничего уже нового нет. Мы пробовали всё. Да и к чёрту, — выругался Клименков. — Расскажи, что происходит в стране? Я лишь урывками узнаю. В чьих руках власть теперь?

— Власть в наших руках, Афон, — неоднозначно ответил Витя. — Ельцин держит руку на пульсе страны и знает, как поступить правильно.

— Ельцин? Тогда я скажу тебе прямо друг — власть не в наших руках. Она ушла в сторону ещё в восемьдесят пятом, когда Горбачёв начал свою чёртову Перестройку. И страна рухнула в хаос.

— Это наоборот привело нас к новой России, которая с каждым днём становится всё сильнее, — был уверен Зарубин.

— Сильнее, — повторил Афанасий, абсолютно внутри себя не согласившись с другом. — Посмотри, как живут люди. Либерализация цен, «шоковая терапия». Мы стали нищими. Раньше бы тебя за такие слова назвали бы диссидентом.

— Я понимаю, но и ты пойми. Это временно. Когда экономика перестроится, то станет намного легче. Мы сможем покупать вдоволь еды, дефицита на прилавках больше не будет. Хорошие импортные машины, современная техника. У нас будет всё.

— А сколько времени пройдёт, прежде чем люди смогут всё это приобрести? — спросил Афанасий. — Сколько лет? А может десятилетий? Что толку от изобилия на прилавках, если люди не смогут купить большую часть этих продуктов?

— Зарплаты тоже вырастут. Будет хватать на всё, — сообщил Зарубин.

— Я в это не верю, — поморщившись от нахлынувшей боли, сказал Афон.

— Опять прихватило? — спросил друг.

— Да чуть-чуть. Сейчас отпустит. Мне медсестра вколола хорошую дозу обезболивающего. Так что в целом, мы ещё с тобой можем долго устраивать дебаты.

Оба усмехнулись.

— Как же так вышло, Вить? — с горечью спросил Афанасий после небольшой паузы. — Как наша дружба раскололась? Мы ведь всегда были на одной стороне. Что случилось теперь?

— Мы выросли, — ответил Зарубин. — И каждый из нас видит успех в разных вариантах будущего. Но я, в отличие от вас, поддерживаю действующую власть, верю в неё. Ведь советский строй показал свою неспособность. Поэтому было нужно сменить курс.

— А что, если ты и твои сторонники ошибаетесь? Что, если страну бросили в эту яму специально, чтобы Запад потерял могущественного противника? Что, если всё было подстроено?

— Мы вряд ли об этом когда-нибудь узнаем правдивую информацию, — сказал Виктор. — Даже мой допуск этого не позволит. Не скажет же мне Боря, что Союз раскололи специально по заказу Запада, понимаешь.

Последние слова мужчина явно произнёс в узнаваемом стиле Ельцина. Но получилось не смешно.

— Как грустно всё это, — сказал Афон. — Власть разбила нашу дружбу. Женька и Генка даже перевелись в другие отделы, чтобы не работать вместе с тобой. Почему так всё вышло? Куда делась наша дружба?

— Они сами сделали свой выбор, — сурово произнёс Витя. — Я работаю на ту власть, которая сильна, уверена в своих шагах и поступках и которая дееспособна к новым изменениям во блага моей страны.

— Ты так слепо веришь в свои слова, — Афанасий видел это в глазах Виктора.

— Та власть не сделала наше общество лучше, все системы работали плохо. Нас как роботов долбили в детских садах, потом в школах, а затем и на службе. «Служу Советскому Союзу». Мы были винтиками в огромной машине. Винтики, а не личности. И эти винтики часто давали сбой. Но почему расплачивались за эти сбои другие люди?

— О чём это ты сейчас?

— О моей матери. Она так и не дождалась помощи, которая ехала почти час. Что делали те сраные медики? Чай пили? А моя мать всегда работала от звонка до звонка. И делала это ответственно. Ответственный винтик. А врачи приехали очень поздно. И так система и посыпалась. Всем было плевать.

— Я не в силах с тобой спорить, — сказал Афанасий, понимая причины гнева друга. — Ты так видишь всю ситуацию. Мы по-другому.

— Как ни крути, ты всегда действовал безупречно, — сказал Виктор. — Был далеко от политики, спасал жизни людей. Ты всегда будешь моим другом, Афон.

Он погладил волосы слабого Клименкова.

— А Торопков и Фролов сами выбрали свою судьбу. И в итоге проиграли, не захотев поддержать новую власть.

— Ну, а сейчас? — спросил Афанасий. — Что происходит сейчас? Почему вновь нарастает волнение? Ведь твоя власть уже у «руля» страны больше двух лет.

— Это предсказуемый кризис, — спокойно сообщил Зарубин. — И я помогу с ним справиться. Ведь в нашем новом государстве одно противопоставляется другому.

— Что ты имеешь в виду?

— Всё просто. Мы живём в новой России, а основной закон у нас ещё советский. Естественно там прописано столько всего, что не соответствует сегодняшней действительности. И я это обсуждал с Борей…

— Ты у него консультант прямо, — удивлённо произнёс Афанасий.

— Не без этого. Учитывая, что диалога между президентом и законодательной властью уже нет, Ельцин решил, что нужно поэтапно реформировать эту власть. Иначе так мы не сможем прийти ни к чему в экономике. В итоге был подписан указ 1400. В нём говорится о поэтапной конституционной реформе.

— Я, кажется, понимаю, — сказал Афанасий. — Получается, что президент превысил свои полномочия.

— Совершенно верно. Хасбулатов и Руцкой так и решили, — сказал Зарубин. — Но они не учли, что действия Борьки нарушают конституцию несуществующей страны.

— Но мы живём по этой конституции.

— Вот поэтому нужно создать новую конституцию, — сказал Виктор. — Но на данный момент нужно поднимать экономику, а парламент этого не даёт сделать.

— И что же дальше? — поинтересовался Афанасий.

— По этому указу Верховный Совет и Съезд народных депутатов должны прекратить своё существование. Естественно они против. Вышел конфликт, который постепенно нарастает, ведь те отказались подчиниться.

— Неужели нельзя решить это каким-то мирным способом? — никак не мог понять Афанасий.

— Как? — вскинул руки Зарубин. — Мы предложили им сдаться, но они не хотят этого делать.

— Они отстаивают свою точку зрения. Наверное, нужны переговоры, — сказал Афон, чувствуя, как вдруг ему стало хуже.

— Переговоры ни к чему не приведут. Поверь мне, друг. Я знаю.

— Я слишком устал, чтобы пытаться объяснить тебе, о чём я думаю, — тяжело вздохнул Клименков. — Мне так страшно, что наша дружба исчезла. Что мы больше не вместе.

— О чём ты говоришь, Афон? — лицо Виктора смягчилось, и он опустил ладонь на волосы друга. — Ты мой друг. Я доверяю тебе, переживаю и верю, что всё наладится.

Афанасий смотрел на лицо Виктора. Клименков никак не мог взять в толк тот факт, что, несмотря на свою жёсткую позицию в отношении Фролова и Торопкова, Витя так явственно переживал за него. Кажется, Зарубин растерял доверие всех, кого любил, и кто когда-то любил его. Виктор искал успокоения здесь, в этой палате. Здесь ему были рады. Афанасий понимал, что Виктор встал на тот путь, который Афон не мог принять, но внутри он понимал, что их старая дружба всё ещё крепка, что Афанасий не может тоже отвергнуть Виктора, ведь это сделает из него абсолютного монстра. Но также Афанасий отдавал себе отчёт, что его время прошло, смерть уже на пороге. И в ней нет ничего хорошего. И спасти от бездны зла Виктора больше никто не сможет, даже жена с дочерью. Виктор слишком увяз в политике, которая ломала судьбу людей.

— Афон, что с тобой? — Виктор наблюдал за затихшим другом. — Ты смотришь куда-то в пустоту.

На глазах Зарубина заблестели слёзы.

— Стой, Афон. Не смей уходить.

— Не стоит плакать, Витя, — еле слышно произнёс Афанасий. — Моё время пришло. А тебе стоит вернуться в семью. Тебя любят там и ждут. Ты просто запутался. Жена и дочь — вот для кого ты должен жить. Уйди от политики, забудь о ней. Будь с семьёй.

— Я хочу, — слеза покатилась по щеке парня. — Но они отдалились от меня. Они боятся меня. Как мне быть?

— Бросить всё и вернуться к ним. Защищай их, а не власть, которая пришла, — пытался донести правильную мысль до друга Афанасий. Он на секунду увидел в глазах Виктора просветление. Кажется, тот понял вдруг, что ему нужно делать.

— Я хочу, чтобы они вернулись ко мне, но Катя боится меня и почти не разговаривает, — рассказал Виктор.

— Ты должен это исправить, — Афанасий обмяк и начал терять сознание.

— Ты должен быть со мной. Один я не справлюсь, — слёзно просил Зарубин. — Ты моя опора, ты учишь меня, как быть правильным.

— Это не так, мой друг, — слегка улыбнулся Афанасий. — Всё что ты делаешь, ты делаешь по своему усмотрению. Я лишь пытаюсь подсказать, как сделать лучше, но выбор всегда за тобой.

— Так как мне быть сейчас? — Виктор опустил голову и упёрся лбом в холодную ладонь друга. — Что мне сделать, чтобы всем стало лучше?

— Оставь политику, вернись к семье и помни дружбу, которая была у нас четверых, — сказал совсем негромко Афанасий. — Ты всегда был хорошим человеком. Ты спас меня тогда в Чернобыле, подарил ещё несколько лет жизни. Будь и впредь таким сильным, чтобы поставить семью на ноги.

— Я обещаю тебе, друг. Я буду стараться.

Виктор плакал. Он боялся поднять глаза на Афанасия, потому что знал, что увидит там смерть. Пусть она ещё немного подождёт. А он пока вот так поплачет тихо, держа друга за руку. Ведь именно здесь, с Афоном Зарубин мог показать свои чувства. Афанасий всегда мог понять его.

Виктор поднял глаза только через пять минут. Тишина, которая стояла вокруг, отдавалась гулким звоном в ушах. Афанасий, казалось, спал. Но нет. Смерть обволокла его своими объятьями.

— Афон, — тихо позвал Зарубин. — Афон!

Тишина была ему ответом. Виктор вскочил на ноги и с диким криком запустил стулом, на котором только что сидел, в стену. Мебель разлетелась на части. Виктор схватил себя за голову, поняв, что только что произошло. И вновь в его голове вспыхнул гнев. Он понял слова Афанасия, но по-своему. Нужно вернуться в семью, объяснить им, как они станут жить дальше, когда власть подавит восстание. Он объяснит им, что из-за этой власти умер их друг Афанасий, который был брошен в ядерную бездну в Чернобыле. Власть не должна была так поступать со своими гражданами. Но теперь Виктор всё изменит, и наступит мир в новой стране.

Зарубин бросился из палаты, намереваясь завершить всё раз и навсегда.

Глава 10. Гибель человека

В столице творился хаос уже больше недели. Эти события в будущем назовут Конституционным кризисом. Ещё никто не знал, что совсем скоро в России появится новый Основной закон. Но на какие жертвы придётся пойти ради этого.

Кризис стал следствием столкновения двух политических сил в стране. С одной стороны был действующий президент России Борис Ельцин, правительство страны, часть народных депутатов, с другой — вице-премьер Руцкой, противники социально-экономической политики президента и основная часть народных депутатов во главе с Хасбулатовым.

Ещё 21 сентября Ельцин издал указ 1400, в котором говорилось о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета. Данный указ противоречил действующей Конституции. По закону издание подобного указа автоматически прекращало действующую власть президента, потому что он не имел легитимного права изменять структуру власти в стране. Ельцин был автоматически отрешён от власти. Действия Ельцина были квалифицированы как государственный переворот. Но по факту президент продолжал им оставаться. В начале октября в Москве было уже много боевой техники. Люди сформировали множество ополчений. По факту в городе стало очень небезопасно.

Сторонники Руцкого и Хасбулатова собрались огромной толпой у мэрии. Слышались призывы к штурму. Послышались выстрелы. Был хаос, поэтому нельзя было точно узнать, кто же развязал бойню. В итоге начался стихийный штурм мэрии города, который возымел успех уже в течение часа. Милиционеры и военные стали сдаваться. ОМОН и внутренние войска отступили, предпочитая не вмешиваться в конфликт. Было брошено несколько военных машин прямо с ключами зажигания в них. Колонна защитников Белого Дома двинулась к Останкино. Евгений Фролов был вместе с ней. Он ещё не знал, что Виктор Зарубин был уже внутри Останкино и руководил обороной.

Стихийный митинг у Останкино длился более двух часов. Митингующие требовали дать им прямой эфир. Однако за это время к телецентру прибывали всё больше сторонников Ельцина. Митингующим естественно было отказано. Тогда одна из брошенных у мэрии грузовых машин стала орудием. Кто-то забрался в неё и попытался прорваться внутрь здания, пробивая двери. Толпа взревела с новой силой. Внутри здания на втором этаже, который огибал холл по дуге, были видны стволы автоматов спецназовцев. Однако выстрелов не последовало. Фролов тогда ещё успел подумать, быть может, спецназовцы примут их сторону.

Генерал Альберт Макашов, который являлся главным у штурмующих начал вести переговоры. Он подошёл к разбитым дверям входа и положил свой автомат. В мегафон мужчина предложил выйти для переговоров командиру военнослужащих, дав на это две минуты. Изнутри здания отозвались, что отправили за командиром. Макашов оглянулся и увидел гранатомёт у митингующих. Он сказал, что в случае открытия огня по нему или толпе из здания телецентра, его люди с помощью этого гранатомёта уничтожат всех, кто находится внутри. Одновременно с этим, генерал приказал своим людям оттеснить толпу подальше от входа, понимая, сколько людей могут погибнут от открытого огня из здания. Его распоряжение было выполнено.

Зарубин понимал, что бойцы внутри здания уже не так уверены в своих действиях, видя, как у входа появился генерал. Виктор понимал, что потерять концентрацию сейчас никак нельзя. Ведь это риск для всего. Зарубин достал пистолет и шумовую гранату. В самый разгар переговоров Макашов заметил на себе множество красный точек от лазерных прицелов. Опасаясь за свою жизнь, генерал осторожно вышел из здания. Виктор решил действовать. Он незаметно для остальных бросил гранату за спину одному из обороняющихся и в момент её громкого взрыва выстрелил в голову солдата. Провокация удалась.

Сразу же последовали выстрелы. И начался хаос. Люди кричали, захлёбываясь собственной кровью. БТРы и спецназ вели огонь из автоматического оружия. Трупы сыпались на землю. Огонь продолжался и на требования сложить оружия. Через 10 минут Останкино прекратило своё вещание. Перестрелка продолжалась до самой ночи.

В начале девятого вечера атака на телецентр прекратилась. Толпа стала выдвигаться обратно к Дому Советов. А в 21 час произошло отключение электричества внутри здания.

Ночь была длинной и страшной. Ельцин проснулся рано утром и сидел с тяжёлым взглядом. Рядом с ним был Зарубин. Борис Ельцин принял решение встретиться со своим лучшим подразделением «Альфой». Виктор не возражал, понимая, что среди тех людей будет и его бывший друг Геннадий Торопков. Однако сам на встречу Виктор не пошёл.

Ельцин встретился с руководителями «Альфы». Те смотрели на президента, не зная, как действовать дальше их подразделению. Борис видел тяжёлые взгляды матёрых спецназовцев. Но он должен был показать себя сильным политиком.

— Вы будете выполнять приказы президента? — задал он единственный вопрос, который остался без ответа. Молчание воцарилось в помещении. Торопков тоже молчал. Все молчали…



* * *



Фролов вошёл в кабинет Руцкого в начале десятого утра. Тот сидел за своим столом, оперев голову на руки. Снаружи стали слышаться выстрелы.

— Александр Владимирович, — сказал Женя. — Что мы будем делать дальше? Они пойдут на штурм. Я в этом уверен.

— Женя, — подняв голову, сказал мужчина. — Мы должны дать им отпор.

— На улицах почти 2000 человек, — рассказал парень. — Я видел около 10 танков и 20 бронетранспортёров. Мы не выстоим против такой мощи. И я верю, что штурм может начаться в любую минуту. Вы слышите, как стреляют по нам?

— Да. Слышу. Но мы ответим им.

Защитники Белого Дома стали вести прицельный огонь по приближающимся силам противника. Бронированная техника стала вести огонь из крупнокалиберных пушек и орудий по зданию Дома Совета.

— Мы должны уйти отсюда, — поглядев в сторону окон, сказал Евгений. Он сделал шаг к столу Руцкого.

В этот момент в окно влетел снаряд и разбился о стену, оглушив обоих страшным взрывом. Фролова бросило вперёд. Парень влетел в стол Руцкого, который тоже слетел со стула.

— Твою мать, — морщась, произнёс Руцкой, когда Фролов схватил мужчину и потащил вон из кабинета.

Что их спасло, двое и сами не поняли. Они скрылись в другой части здания. Выстрелы и взрывы продолжались. На двенадцатом и тринадцатом этажах начался пожар.

Зарубин позвонил домой. Он хотел рассказать о том, что видел. Чувства переполняли его.

— Алло? — Екатерина взяла трубку.

— Катюша, здравствуй, — сказал ровным голосом Виктор.

— Здравствуй, Вить, — дрожащим голосом сказала молодая супруга. — Что происходит?

— Штурм осуществляется, — сказал Виктор. — Скоро мы наконец-то подавим восстание этих преступников.

— Преступников? — Екатерина вновь не могла поверить своим ушам. — Там же такие же люди, как и мы.

— Там внутри преступники, Катя, — настойчиво произнёс Зарубин. — Их место в тюрьме.

— Но вы же их убиваете, расстреливаете, — девушка уселась на холодный пол, не веря своим ушам в очередной раз. Её посетило чувство дежавю тех событий, которые произошли во время путча в девяносто первом.

— Мы подавляем восстание. Ведь это попытка переворота, которую необходимо пресечь.

— Витя, я устала. Вернись домой. Прекрати это делать. Ты же не такой, — просила девушка. — Наша дочка. Подумай о ней.

— Всё будет хорошо. Скоро всё кончится, и мы заживём новой жизнью, Катя, — обещал Виктор.

— Что ты делаешь, Витя? Ты предал всё, что мы все любили. Я не могу принять путь, на который ты встал. Ты стал убийцей.

— Я делаю всё это ради нашей новой Федерации. Я принесу мир в нашу страну.

— Ты совсем всё перепутал, — всхлипывая от нахлынувших эмоций, сказала девушка. — Я забираю Марину, и мы уезжаем.

— Что?!! — взревел Виктор. — Даже не смей об этом думать!! Я скоро приеду домой, и мы обо всём поговорим.

— Ты стал другим.

Екатерина положила трубку и горько расплакалась.

— Катя!! Катя-яа!!! — Зарубин пришёл в бешенство от такого поворота событий. Он сорвался с места и рванул домой. Катя что-то задумала. Он должен был это пресечь.

Фролов тоже мчался домой. Инна сообщила ему, что Екатерина больше не смогла быть дома, боясь Виктора. Девушка с маленькой дочкой приехали в квартиру Фроловых. Обе переживали за свою безопасность. Евгений достаточно быстро добрался до дома, минуя военных и милицию. Слышались выстрелы и взрывы. Но теперь война грозилась обрушиться и на близких людей.

— Привет, — Фролов вошёл в квартиру, слегка запыхавшись. — Как вы тут? Что стряслось?

— Здравствуй, Женя, — сказала Инна, чмокнув мужа в щёку. — Катя позвонила мне и сказала, что Витька совсем обезумел и кричал на неё. Он обещает расправиться со всеми теми, кто будет поддерживать сторонников Белого Дома. Она попросила спрятать её.

Двое прошли в комнату, где сидела Екатерина с Мариной на руках.

— Привет, Катюш, — попытался улыбнуться Женя. — Ты в порядке?

— Не думаю, — девушку трясло. — Я боюсь его. Боюсь собственного мужа. Он стал совсем другим. Мне очень страшно.

— Что он тебе наговорил?

— Что скоро приедет домой, чтобы объяснить мне, что происходит в городе, но я и так знаю. А он ведь стал убийцей. Так нельзя.

Голос девушки сорвался на плач. Инна обняла девушку, усаживаясь рядом. Евгений стал думать. Он потёр уставшее лицо и произнёс:

— Хорошо. Давайте покинем это место. Витька знает, что Катя будет здесь. А значит и придёт сюда. Я увезу вас обеих за город. Сейчас он способен на всё. Особенно после смерти Афона.

Девушки не стали спорить с Евгением. Они быстро собрались, взяв только самые нужные вещи. Спускаясь по лестнице и выходя на улицу во двор, все трое ожидали, что вот-вот появится Зарубин, который как зверь бросится на них. Однако этого не произошло. И машина Фролова быстро помчалась из города, оставляя позади город в огне и дыму.



* * *



Было 16 часов. Торопков был в составе группы «Альфа», которые расположились у Дома Советов. Осада продолжалась. Час назад «Альфа» и «Вымпел» получили приказ штурмовать здание. Командиры обоих спецподразделений пытались договориться с окружёнными людьми, чтобы те сдались. Вымпеловцы и вовсе отказались штурмовать Белый Дом, что впоследствии расценили как измену. В итоге многие бойцы уйдут в отставку.

Торопков был рядом с непосредственным начальником.

— Товарищ полковник, мы не можем так просто взять и уничтожить этих людей, — сказал парень. — Они же такие же люди, как и мы.

— Я знаю, Гена. Нам нужно уговорить их, но пока всё бесполезно, — констатировал факт полковник.

Он вновь поднёс рупор ко рту и стал говорить.

— Ребята, мы не хотим ни в кого стрелять. Пожалуйста, сдайтесь, и все останутся живы. Я вам это гарантирую.

В ответ были слышны выкрики, но сдаваться те не хотели.

— Я сам попробую, — не выдержал Торопков. Он боялся не того, что сейчас его могут расстрелять в упор, а того, что будут убиты те, кто был внутри. — Сегодня и так много людей погибло. Хватит уже.

— Стой. Куда ты? — послышалось сзади, но Геннадий уже шёл вперёд, подняв руки.

Выстрелов, однако, не последовало. Торопков делал шаг за шагом, приближаясь к зданию. Ему было очень страшно, но он шёл вперёд, понимая, что обратного пути нет, и он принял правильное решение. Парень вошёл внутрь.

— Не стреляйте, люди! — громко произнёс он. — Я боец специального подразделения «Альфа»! Послушайте, я пришёл, чтобы просить вас сдаться и выйти из здания. Поймите, вы всё равно не сможете победить. Вы только потеряете свои жизни. Оно того не стоит. Вас ждут дома родные и близкие. Прислушайтесь. Они будут очень расстроены, если сегодня вы не вернётесь к ним. Выходите. Вы сможете обнять своих близких и забыть об этом кошмаре. Пусть всё кончится сегодня. Хватит убивать друг друга. Довольно. Я гарантирую, что вас никто не тронет. Никто не будет вас бить и арестовывать. Вы просто уйдёте в метро.

Повисла тишина. Геннадий ждал. Затем к нему вышли двое, а за ним ещё трое. Они прошли мимо спецназовца с опаской глядя тому в глаза, которые смотрели на людей через чёрную маску.

— Спасибо, — сказал он им. — Спасибо, что не погибли.

Люди стали выходить, следуя мимо Торопкова. Так парню удалось вывести около ста человек, которых никто не остановил.

А после 5 часов вечера, достигнув договорённости с руководителями страны, начался массовый выход из здания оставшихся людей. Их сопровождали бойцы «Альфы». Белый Дом покинули более 700 человек. Они шли между рядами спецназовцев, держа руки за головами и усаживались в автобусы, которые подогнали специально для этого.

В тот день погибло более 70 человек, было ранено свыше 170 людей. Пожар от взрывов уничтожил почти 10 этажей, начиная вверх с двенадцатого.

7 октября 1993 года был объявлен днём траура по погибшим.

Глава 11. Рождение монстра

Загородная дача Фроловых представляла собой небольшой домик на шести сотках земли. Инна и Екатерина с Мариной были чернее тучи, оставаясь здесь одни. Евгению предстояло вернуться обратно в Москву на службу. Теперь было сложно понять, какую власть все будут поддерживать, но судя по всему, Ельцинскую.

Часы на даче тянулись, перерастая в ночь, а затем в новый день. Кате казалось, что в любую минуту сюда заявится Виктор и сделает ей больно. Как же так вышло, что жена стала настолько бояться мужа? Почему всё вышло так гадко? Ведь они так были счастливы. Катя понимала, что, скрываясь здесь, не поможешь делу. Это только временная отсрочка по решению очень острой проблемы. Девушка всю ночь лежала на кровати и не могла сомкнуть глаз, думая об этом. Развод? Дочь будет расти без отца? Что же будет дальше? Но может быть, как-то можно решить эту проблему? Как-то можно вернуть в семью мир и порядок? Чем больше думала об этом Екатерина, тем больше убеждала себя, что нужно поговорить с Витей. Им двоим нужно обсудить всё и прийти к общему соглашению. Но Виктор будет зол из-за поступка Кати. Это девушка знала наверняка. Однако иного выхода она не видела. Затем пришло время, почти на рассвете, когда Екатерину начало одолевать чувство вины. Вины перед мужем. Совесть очень сильно вгрызалась в мозг девушки, буквально застилая разум. С каждой минутой Катя понимала, что плоха, что она сама виновата во всём, а, особенно, в том, что в тяжёлую минуту бросила мужа. В итоге, когда взошло солнце, Екатерина поднялась с твёрдой уверенностью для встречи с Виктором.

Геннадий Торопков припарковал свой автомобиль у деревянной калитки. Он заглушил мотор и вышел из авто. Парень захлопнул дверь и вдохнул прохладный лесной воздух. Как же здесь было хорошо и тихо по сравнению с бушевавшей накануне столицей. Гена прошёл в дом. Катя как раз закончила кормить маленькую Марину, которая с интересом поглядела на высокого дядю, который улыбнулся малышке в ответ.

— Привет, девчата, — сказал Гена. — Как вы здесь?

— Привет, Ген, — ответили те.

— Не замёрзли ночью? — поинтересовался парень.

— Нет. Укутались потеплее, — объяснила Екатерина.

— Есть хочешь, Гена? — спросила Инна. — Я яичницу могу пожарить.

— Нет, Инна. Спасибо. Завтракал. Расскажите, что у вас за мысли? — сразу перешёл к делу Торопков.

— Я хочу встретиться с Витей, — опустив глаза, сказала Катя.

— Не думаю, что сейчас это хорошая мысль, — сказал Геннадий.

— Я ей об этом же сказала, — подтвердила слова друга Фролова.

— Витя сейчас зол, как никогда. А зная его взрывной характер… Он может натворить бед, — сказал Геннадий.

— Уже натворил, — буркнула Инна, имея в виду участие Зарубина в событиях Конституционного Кризиса.

— Но он мой муж. Я должна была обсудить с ним всё, прежде чем вот так сбегать, — сказала Катя. — Нельзя было этого делать.

— Не забывай, что Виктор сейчас не отдаёт себе отчет в том, кто свой, а кто враг. Я ему не доверяю, — сказал Геннадий.

Екатерина опустила глаза, понимая, что и она не доверяет, но сквозь страх девушка должна была вернуть в семью спокойствие. Ради дочери.

— Я всё понимаю, — тяжело вздохнула девушка. — Но я всё уже решила. Я хочу с ним встретиться.

Геннадий перевёл взгляд на Инну, надеясь в её глазах найти подсказку, но там её не было. Был только страх, ненависть и недоверие к такому решению.

— Хорошо, — тяжело вздохнул Гена. — Звони ему. Только я обязательно буду присутствовать при вашей встрече. Не верю я ему больше.

Катя досадно кивнула и взяла телефонную трубку. Она набрала домашний номер телефона, чувствуя, как кровь бьёт ей в виски. Когда пошли гудки, девушка готова была поклясться, что прямо сейчас упадёт в обморок от напряжения. Страх застилал ей глаза, но она ждала ответа.

— Алло? — ответил голос Виктора.

— Витя, здравствуй, — срывающимся голосом произнесла Екатерина.

— Катя, где ты? Что случилось? — по его тону было неясно, что сейчас в душе мужчины. Катя слышала испуг, злость, растерянность и ненависть.

— Со мной всё в порядке, Витя. Я хочу с тобой встретиться. Нам нужно обсудить всё, что произошло, — сказала дрожащим голосом Екатерина.

— Хорошо. Давай встретимся.

— Только со мной будет Гена.

Повисла пауза.

— Назови место и время, — теперь в голосе Виктора чувствовалась сталь…

Инна просила Екатерину подумать еще, прежде чем ехать на эту встречу, но девушка всё решила. Она осторожно отдала Марину на руки Инне.

— С тобой она будет в безопасности, — сказала со слезами на глазах Екатерина. — Будь паинькой, моя малышка.

Марина смотрела в глаза матери с испугом, не понимая, почему та её оставляет. Катя улыбнулась и помахала дочери. Но Марина, увидев этот жест, залилась слезами. Инна пыталась успокоить малышку, но ничего не выходило. Геннадий открыл дверь машины Кате, и девушка, бросив взгляд на Инну с Маришкой на руках, уселась на сиденье пассажира. Гена махнул рукой остающимся и завёл автомобиль. Тот приёмисто отозвался и поехал в город.



* * *



Инна сидела одна, пытаясь укутаться в тёплый плед, который никак не мог её согреть. Скорее всего, дело было не в холоде. Озноб пробирал девушку до костей. Она рисовала себе картины встречи Кати и Гены с Виктором Зарубиным. И почему-то во всех мыслях получался конфликт, который доходил до крика и развода.

Открывающаяся дверь вернула Инну в реальность. Она даже не услышала, как подъехала машина. В дом вошёл Евгений. Он удивлённо взглянул на одинокую жену.

— Привет, а где остальные? — спросил парень.

— Женя, я даже не услышала, как ты подъехал, — сказала девушка, поднимаясь из кресла.

— Что произошло? Где Катя? — нахмурился парень.

Марина, которая уснула совсем недавно, начала плакать, проснувшись от шума. Инна взяла девочку на руки и стала успокаивать.

— Шшш, — женщина чмокнула малышку в лоб, но та даже не думала замолчать.

Евгений вдруг поймал себя на мысли, что Инна так прекрасно смотрится с ребёнком на руках. Но он отогнал эту мысль от себя.

— Так где Катя? — спросил он настойчивее.

— Она решила встретиться с Витей.

— Что?! — испуганно поднял брови Женя. — С ума сошли?

— С ней поехал Гена. Всё будет в порядке.

— Я в это не верю, — делая шаг к входной двери, сказал Фролов. — Где они встречаются?

— На нашем старом месте на окраине города, у старого неработающего фонтана, где мы гуляли все вместе раньше.

— Будь здесь, Инна. Марина в тебе нуждается.

Он хлопнул дверью и отправился вслед за друзьями. У Жени было плохое предчувствие.



* * *



Виктор стоял около своей «Девятки» и смотрел на заднее стекло машины. Мимо почти никто не ходил. Этот фонтан давно не работал. Поэтому и люди практически не посещали этот небольшой парк. Парень ждал встречи. Множество мыслей сменяли друг друга в его голове, но главной было осознание того, что нужно всё обсудить с женой. Теперь всё будет по-другому. Их жизнь изменится к лучшему.

Вдалеке показалась машина Торопкова. Её было сложно спутать с другими. Ведь парень одним из первых затонировал её стёкла. В своё время он объяснял это тем, что тонировка хорошо защищает от солнца, но друзья-то знали, что на самом деле просто это жутко нравилось хозяину автомобиля. Сейчас это не давало возможности разглядеть Виктору, кто есть ещё внутри авто.

Машина подъехала почти вплотную, а потом развернулась и немного отъехала, встав так, чтобы было легко выехать с данного пятачка. Это не совсем понравилось Вите. Ему не доверяли.

— Чтобы ни случилось, не выходи из машины, пока я с ним не поговорю и не буду уверен, что диалог возможен, — уверенно проговорил Гена.

— Но что такое может произойти? — Екатерина не хотела верить в опасность.

— Катя, я знаю этого человека много больше тебя. Поверь, сейчас он способен на всё. Так что будь здесь и не смей выходить. Ты поняла? — он пристально взглянул на девушку.

— Хорошо, — кивнула она другу.

Геннадий заглушил двигатель и выскочил из автомобиля, направляясь к Виктору уверенным шагом. Между ними было порядка 20 метров.

— Где Катя? — спросил Виктор, делая шаг навстречу бывшему другу.

— Сначала мы поговорим с тобой, — сказал Гена, приближаясь к Виктору. — Её со мной нет.

— Какого чёрта?

— Мы не уверены в том, что можно тебе доверять, — объяснил Гена. — Что ты хочешь делать дальше?

— Это не я сбежал из дома, — Виктор стал смотреть из-под бровей на бывшего друга. — Она убежала от меня.

— У Кати были на то причины.

— Она забрала мою дочь.

— Марина и её дочь тоже. И поверь мне, что в данной ситуации она лучше знает, что хорошо для малышки.

— Гена, мать твою, это не твоё дело. Это дело семьи, — сквозь зубы процедил Виктор. — А ты не являешься её членом.

— Ошибаешься. Ты своими действиями довёл ситуацию до такого состояния, что твоя семья отвернулась от тебя. Все отвернулись. И даже жена боится тебя.

— Она не боялась меня никогда. Это вы все настроили её против меня!! Вы у меня её не отнимете!!

— Это сделал ты сам! Ты выбрал такой путь, который привёл тебя к массовым убийствам людей, поддержанию политиков, которые угнетают страну. Ты стал одним из них, одним из убийц!

— Прекрати, Гена. Ты ни черта не понимаешь в политике, — покачал головой Виктор. — Оставайся лучше бравым солдатом спецподразделения. Это самое лучшее, что ты можешь делать для новой страны.

— Я не буду служить такой стране. Даже не мечтай.

— Будешь. Куда ты денешься, — Витя зло заулыбался.

Геннадий вдруг понял, что сейчас говорит с абсолютно незнакомым ему человеком. Виктор уже был не тем другом, которого он знал. И Гена понимал, что встреча между Витей и Катей не приведёт ни к чему хорошему.

— Ты сошёл с ума, — с досадой произнёс Гена.

— Где Катя? — выглядывая из-за плеча Торопкова на тонированный автомобиль, спросил Зарубин. — Она там в машине? Катя!!

Девушка видела их перепалку. Её трясло. Сейчас она услышала, как он зовёт её. И ей стало страшно до жути. Девушка решила, что было плохой идеей приезжать сюда. Вся уверенность в разрешении этого конфликта мирным путём улетучилась. Но Екатерина следовала указанию Гены. Она не шевелилась на своём сидении, глядя назад в стекло заднего вида.

— Я же сказал, что её нет со мной, — Гена ожидал, что Екатерина может выйти из автомобиля в любой момент, но этого не происходило.

— Тогда зачем ты приехал?! Что ты делаешь здесь без неё?! — был в ярости Виктор. — Я хочу видеть мою жену. И дочь. Они мои по закону!

— Ты нарушил все законы, убийца! — Гена сделал шаг назад, собираясь закончить эту встречу.

— Говори, где ты её оставил?! — Виктор схватил мощного Торопкова за грудки. — Я убью тебя, если не скажешь!

— Сил твоих не хватит, чтобы справиться со мной.

Торопков умело освободился от захвата сильных рук бывшего друга и ответил мощнейшим ударом в грудь кулаком. Зарубин отлетел назад, рухнув на холодный асфальт. Он быстро поднялся и вновь бросился на Гену. Яростный крик придал ему сил, и следующий удар дошёл до цели, разбив Гене нос. Кровь хлынула в разные стороны, но мастеровитый боец «Альфы» был натренирован испытывать такие удары во многих боях. Он уверенно поднырнул под следующий выпад и влетел коленом в солнечное сплетение Зарубина. Никто не собирался сдаваться. Виктор понимал, что в этом бою у него мало преимуществ перед спецназовцем, но непреодолимая ярость вела его вперёд. Он так устал от всего этого зла, которое обрушилась на него за всю жизнь. И этот бой, как будто, мог положить этому конец. Драка становилась всё яростнее, а удары сыпались всё чаще. Витя делал упор на атаки руками и быстрое перемещение. Геннадий же часто доставал его размашистыми ударами ног. Но силы бойцов начинали покидать.

Екатерина вцепилась в сиденье ногтями с такой силы, что костяшки на руках побелели. Она как завороженная следила за боем парней, не в силах сдвинуться с места. Кошмар стоял перед её глазами.

Парни продолжали драться. Сил становилось всё меньше и меньше. В итоге двое сцепились, пытаясь найти выгоду в захвате. Они упёрлись в бампер «Лады». Неожиданно для обоих Виктор стал одерживать верх в этом захвате и склонять Геннадия к земле. Оба рычали, выдыхая горячий воздух. Зарубин уронил Гену на землю и стал применять болевой приём. Катя в этот момент дёрнулась к ручке двери, но истошный вопль Торопкова остановил её.

— Нее-еет!!! — Гена сквозь кровавую пелену заметил ржавый гвоздь совсем рядом с колесом, у которого он лежал. Рука уже онемела от боли и, кажется, сейчас должны была сломаться. Он схватил огромный гвоздь, оказавшийся неизвестно откуда в этом месте парка и, сжав его в руке, резко ударил локтём в лицо Виктора. Тот отшатнулся, ослабляя хват. В этот момент Торопков резко пронёс руку перед лицом бывшего друга. Мощный удар пришёлся по правой стороне лица. Гвоздь прошёл по щеке снизу вверх, чудом не зацепил глаз и разрезал бровь и часть лба. Зарубин резко вскрикнул, отлетев назад. Он схватился за лицо в неистовом вопле.

Катя увидела это, и слёзы брызнули из её глаз. Она открыла дверь, собираясь выйти. В этот момент дикий крик издал Витя.

— Убьююю-юуу, твааа-аарь!!!

От испуга Екатерина вновь хлопнула дверью, не решившись выйти наружу. Зарубину заливало лицо горячей кровью, но ему показалось, что он увидел, как дверь открылась, и из машины показалась его жена. Но секунду спустя после его дикого крика, дверь машины уже вновь была закрыта. Очевидно, ему это показалось, решил парень, пытаясь усесться на холодном асфальте. Было ясно, что схватку он продолжить не сможет. Его глаз был залит кровью.

— Мы всегда были лучшими друзьями! — с досадой выпалил Геннадий, поднявшись с земли. — Мы верили, что будем служить нашей стране! Таковым было наше решение! А что теперь?! Мы предрекали, что принесём нашим близким только хорошее, а не ввергнем их во мрак!

Виктор тяжело дышал, глядя сквозь кровь и слёзы на своего бывшего друга.

— Ты был мне другом, Витя, — в глазах Гены появились слёзы. — Теперь ты всё уничтожил.

— Ненавижууу-уу!!! — с небывалым гневом в глазах выкрикнул сквозь зубы Виктор.

— Ты остался один, — Геннадий поковылял к автомобилю, придерживая пострадавшую руку.

Он уселся за руль и взглянул в глаза Кати.

— Это уже не твой Витя. Это монстр.

Машина завелась. Катя не спорила. Она всё видела сама. Гена выжал сцепление и вставил первую скорость, чтобы тронуться от этого проклятого теперь места.

Зарубин поднялся кое-как и доковылял до своей машины. Издалека с другого подъезда к фонтану приближалась «Семёрка» вишнёвого цвета. Это была машина Евгения Фролова. Он видел, как Гена уселся в авто и тронулся с места. Зарубин же открыл багажник и достал оттуда автомат Калашникова.

— Твою мать, — шепнул себе под нос парень. Он остановился рядом с Витей и открыл дверь. — Стой!!

В ответ тот сильно ударил по двери, которая отлетев, заехала сразу в несколько частей тела Фролова. Следом парня настиг кулак обезображенного Зарубина.

— Ты мне не помешаешь, — кожа на лице Виктора разошлась в разные стороны, кровь текла морем, глаз заплыл, но это не помешало ему прицелиться в удаляющуюся машину.

— Не надо!! — кричал Фролов, пытаясь подняться. — Ты убьёшь их!!

Его крик заглушила длинная очередь из автомата. Пули пробили заднее стекло и впились в сидения, где были Геннадий и Екатерина. Одна пуля пробила предплечье правой руки мужчины за рулём, вторая вылетела точно из головы Торопкова, усеяв лобовое стекло осколками и забрызгав кровью парня всё вокруг. Две пули ранили в руку и плечо Катю, которая вскричала. Машина резко дёрнулась в сторону и стала заваливаться. Она перевернулась несколько раз и осталась лежать на крыше.

— Что ты сделал?!! — Фролов бросился с яростью на Виктора, но тот прикладом автомата заехал Фролову в лицо.

Гена рухнул на асфальт вновь.

— Сделал то, что должен был давно сделать, — Виктор нахмурился. — «Их»? Ты сказал «их»?

Он обернулся на упавшего Женю.

— В машине кроме твоего друга была Катя, идиот, — морщась от боли, проговорил Женя.

— О, боже. Он же сказал, что её там нет, — в глазах Виктора вдруг появилось отчаяние.

— Что ты наделал?!! Что ты наделал, Виктор?!! ТЫ убил своё будущее!!! — причитал, лёжа на земле Евгений.

Он бросил автомат и помчался к перевернувшейся машине. Он бежал так быстро, как только мог. Всё тело ныло, а кровь продолжала течь, попадая в глаза и рот. Катя пришла в себя, чувствуя, как обжигают её тело пулевые ранения. Она взглянула на Гену. Тот лежал с пробитой головой. Пуля не оставила ему шанса. Вокруг растекался огонь. Девушка выглянула на улицу, где к ней с неистовым криком мчался её Виктор. Он увидел девушку. А она успела подумать в последний миг, что всё-таки они друг друга любят. Витя срывал голос, умоляя держаться, но не успел. Пламя поглотило девушку и погибшего друга, когда взрыв окутал всё вокруг. Зарубина что-то резко дёрнуло назад. На самом деле это взрывная волна отбросила его на несколько метров от эпицентра взрыва. Машина стала гореть.

— Ааааа-ааа-ааа!!! — неистово кричал Виктор. — Почемуууу-ууу?!!! Зачеее-еем?!!!

Он не понимал, как же так произошло. Гена ему солгал, Виктор сам убил свою жену.

Евгений Фролов схватил себя за голову, понимая, что в машине все мертвы. Он издал истошный вопль, понимая, что потерял своих друзей. Теперь всех. Зарубин продолжал сидеть на дороге, а Фролов уже знал, что теперь Виктор стал абсолютным исчадием ада. И теперь он абсолютное зло для него, для Инны… и для Марины. Женя уселся в свой автомобиль и, превозмогая боль, повёл «Семёрку» прочь от этого проклятого места, где оборвались жизни хороших людей.



* * *



Евгений Фролов вернулся на свою дачу, рассказал всё своей жене Инне. Они быстро собрали вещи и маленькую Марину, понимая, что теперь девочка осталась сиротой. Но оставлять малышку отцу было нельзя. Её было решено спрятать и спрятаться самим.

Зарубин теперь стал могущественным человеком. Ведь он был приближен к президенту страны. А значит, мог найти их где угодно однажды, чтобы отобрать свою дочь. Но Фроловы поклялись друг другу, что Марина не будет расти у такого монстра.

Так печально заканчивалась эта история. Евгений Фролов гнал свой автомобиль от ещё не оправившейся от расстрела Белого Дома столицы. Москва оставалась позади. Инна задремала на заднем сидении рядом со спящей Мариной. Указатель на дороге возвестил, что до родственного города Пенза осталось меньше 600 километров.

Евгений отчётливо слышал в своих мыслях злой голос Виктора Зарубина:

— Я найду вас однажды. Вы не сможете спрятать от меня мою дочь…

Рассказ является вольной интерпретацией реально происходивших событий. Однако действия максимально приближены к реально произошедшему.



Январь — Апрель 2014

Особая благодарность Ирине Артюхиной за великолепные рисунки к книгам.