Ожидание. Ги де Мопассан

Мужчины беседовали после ужина в курительной. Говорили о неожиданных успехах, случайных наследствах. Тогда мэтр Ле Брюман, которого называли то блистательным мэтром, то блистательным адвокатом, подошёл к камину и прислонился к нему спиной.
«Я вспомнил, - сказал он, - о наследстве, которое исчезло при особенно ужасных обстоятельствах. Это одна из простых и жестоких жизненных драм: история, которая может случиться в любой день, и, тем не менее, одна из самых страшных, которые я знаю. Вот она:

*
Полгода назад меня вызвали к умирающей. Она сказала: «Мсье, я хотела бы дать вам очень деликатное поручение. Я составила завещание, оно лежит там, на столе. Вас наградят суммой в 5000 франков, как доверенное лицо, если вы не преуспеете, и в 100000 франков, если справитесь. Найдите моего сына после того, как я умру».
Она умолила меня, чтобы я помог ей сесть в кровати, чтобы ей было легче говорить, так как её голос хрипел.
Я находился в очень богатом доме. Роскошная комната (простого убранства) была обита тканями, толстыми, как стены, такими нежными на взгляд, что словно ласкали вас, и казалось, что слова проникают и тонут в них.
Умирающая продолжила:
«Вы – первый человек, которому я рассказываю эту ужасную историю. Я попытаюсь рассказать до конца. Нужно, чтобы вы знали всё и искренне захотели, как человек с сердцем и как светский человек, помочь мне изо всех сил.
Выслушайте меня.
Перед свадьбой я любила одного молодого человека, кому отказала моя семья, потому что он не был достаточно богат. Немного позднее я вышла замуж за очень богатого человека. Я вышла замуж по незнанию, из страха, из покорности, из беспечности, как выходят замуж молодые девушки.
У меня родился сын. Муж умер через несколько лет.
Тот, которого я любила, до этого тоже женился. Увидев меня вдовой, он испытал страшное горе от того, что был несвободен. Он пришёл ко мне, он плакал и рыдал навзрыд передо мной и разбивал мне сердце. Он стал моим другом. Возможно, я не должна была его принимать. Но что вы хотите? Я была одинока, грустна, в отчаянии! И я всё ещё любила его. Как иногда может страдать человек!
У меня больше никого не было в жизни, мои родители тоже умерли. Он приходил часто и проводил у меня целые вечера. Я не должна была позволять ему приходить так часто, так как он был женат. Но у меня не было сил возражать.
Что вам сказать?.. Он стал моим любовником. Как это произошло? Разве я знаю? Как теперь узнаешь? Разве вы верите в то, что может быть по-другому, когда 2 человеческих существа прибиты друг к другу непреодолимой силой взаимной любви? Разве вы верите в то, что можно всегда сопротивляться и отказывать в том, о чём умоляют со слезами, на коленях, со взрывами страсти, когда умоляет человек, которого обожаешь, которого хочешь видеть счастливым в каждой мелочи? Какая нужна сила, чтобы отказаться от счастья, какой эгоизм честности необходим для этого!
Наконец, мсье, я стала его любовницей и я была счастлива. Я была счастлива 12 лет. И я стала подругой его жены, что было самой большой моей слабостью и самой большой трусостью.
Мы воспитывали нашего сына вместе, мы растили из него мужчину, настоящего мужчину, умного, волевого, щедрого, с широким взглядом на мир. Ребёнку исполнилось 17 лет.
Он, этот молодой человек, любил моего… моего любовника почти так же сильно, как я сама, так как он был одинаково мил и заботлив с нами обоими. Он звал его «дружком» и бесконечно уважал, получая от того лишь примеры прямодушия, чести и порядочности. Он считал его старым другом своей матери, верным и преданным, словно тот был его наставником, крестным отцом, защитником.
Возможно, он никогда не усомнился бы, привыкнув с малых лет видеть этого человека в доме, рядом со мной, рядом с собой, постоянно занятого нами.
Однажды вечером мы должны были ужинать втроём (это было для меня одним из самых больших праздников), и я ждала их обоих и спрашивала себя, кто же придёт первым. Дверь открылась: это был мой старый друг. Я подошла к нему с раскрытыми объятьями. Он запечатлел на моих губах долгий поцелуй.
Внезапно слабый шум, какое-то движение, обозначающее присутствие человека, заставило нас вздрогнуть и отпрянуть друг от друга. Жан, мой сын, стоял перед нами, бледный, и смотрел на нас.
Это была страшная секунда. Я отступила, протянула руки к моему ребёнку, словно в мольбе. Я больше его не видела. Он исчез.
Мы остались стоять лицом к лицу, пригвождённые к земле, неспособные говорить. Я упала в кресло, у меня было безумное желание убежать в темноту, навсегда исчезнуть. Затем рыдания сдавили мне горло, и я заплакала, сотрясаясь. Все мои нервы были натянуты от этого чувства непоправимого несчастья и страшного стыда, который охватывает сердце матери в такие моменты.
Он… остался стоять передо мной, не осмеливаясь ни подойти ко мне, ни коснуться, ни заговорить, боясь, как бы сын не вернулся. Он сказал, наконец:
«Я пойду за ним… я ему скажу… объясню… я должен его увидеть… он должен знать…»
И он вышел.
Я ждала… отчаянно ждала, вздрагивая от каждого звука. Меня охватил страх, мне было страшно от каждого потрескивания поленьев в камине.
Я ждала час, два часа, чувствуя, как в моей груди растёт неизвестная тревога, которой я не пожелала бы никакому преступнику. Где был мой сын? Что он делал?
Ближе к полночи посыльный принёс записку от моего любовника. Я знаю её наизусть:
«Ваш сын вернулся? Я не нашёл его. Уже темно. Я не могу искать его сейчас».
Я написала карандашом на том же листке:
«Жан не вернулся. Вы должны найти его».
И я провела всю ночь в кресле, ожидая.
Я сходила с ума. Мне хотелось выть и кататься по полу. Но я не шевелилась и ждала. Что произойдёт? Я пыталась это предугадать. Но я ничего не могла предвидеть, несмотря на все усилия, несмотря на мучения души!
Теперь я начала бояться, как бы они не встретились. Что они сделают? Что сделает мой сын? Меня раздирали страшные сомнения, подозрения.
Вы хорошо это понимаете, не так ли, мсье?
Горничная, которая ничего не знала, постоянно приходила и думала, что я сошла с ума. Я отсылала её одним словом, одним жестом. Она пошла за врачом, который обнаружил у меня нервный срыв.
Меня положили в постель. У меня было воспаление мозга.
Когда я пришла в сознание после долгой болезни, я нашла у своей кровати своего любовника… одного. Я закричала: «Мой сын?... где мой сын?» Он не ответил. Я пробормотала:
«Мёртв… мёртв… его убили?»
Он ответил:
«Нет, нет, клянусь вам. Но мы его не нашли, несмотря на все усилия».
Тогда я произнесла, внезапно вспылив:
«Я запрещаю вам приходить ко мне, если вы его не найдёте. Убирайтесь».
Он ушёл. Я не видела ни одного, ни другого с тех пор, а прошло уже 20 лет.
Вы можете себе это представить? Понимаете ли вы эту страшную пытку, как долго разрывалось моё материнское сердце, моё сердце женщины… это бесконечное ожидание… бесконечное! Нет, оно закончится… потому что я умираю. Я умираю, не увидев их… ни одного, ни второго!
Он, мой старый друг писал мне каждый день за эти 20 лет, а я никогда не хотела принять его ни на секунду, потому что мне кажется, что как только он придёт, появится мой сын. Мой сын! Мой сын! Жив ли он? Умер ли? Где он? Может  быть, где-то за морями, в далёкой стране, чьего названия я даже не знаю! Думает ли он обо мне?.. О, если бы он знал! Как жестоки дети! Знает ли он, к какой жестокой пытке он меня приговорил, в какое отчаяние он меня вверг при жизни, ещё молодой, и до последних моих дней! Меня, свою мать, которая всегда любила его всем сердцем! Разве это не жестоко?
Вы скажете ему всё это, мсье, вы повторите ему мои последние слова: «Мой сын, мой дорогой сын, будь менее суров к бедным созданиям. Жизнь уже достаточно жестока! Мой дорогой сын, подумай о том, каким была  жизнь твоей бедной матери, начиная со дня твоего ухода. Мой дорогой сын, прости её и люби её теперь, когда она умерла, так как её настигло самое суровое наказание».
Она задыхалась, дрожала, словно говорила с сыном, который стоял перед ней. Затем она добавила:
«Вы также скажете ему, мсье, что я никогда не видела… того, второго».
Она опять замолчала, затем продолжила надтреснутым голосом:
«Теперь оставьте меня, прошу вас. Я хочу умереть одна, потому что их нет рядом со мной».

Мэтр Ле Брюман добавил:
«И я вышел, господа, вышел в слезах. Мои рыдания были настолько сильными, что кучер обернулся и посмотрел на меня.
Каждый день вокруг нас могут происходить драмы, подобные этой!
Я не нашёл её сына… сына… Думайте, что хотите, но я называю его… преступником».

11 ноября 1883
(Переведено 3 мая 2015)