Улиточный сон с овчаркой и ротвейлером

Мне снилось, что у меня дома живут две собаки - немецкая овчарка и ротвейлер. Я никогда не заводил их, я не брал их из питомников или у знакомых щенками, я ни у кого их не покупал, они всегда жили со мной. Кличек у них тоже не было – просто ротвейлер и овчарка.
Добрая и жизнерадостная овчарка выполняла команды с первого раза, весело приветствовала меня, когда я приходил с работы, прыгая вокруг, виляя хвостом и стараясь лизнуть меня своим шершавым языком в щеку. Ротвейлер же был не то что бы злым, но его присутствие в моем доме наполняло меня чувством какой-то бесконечной тревоги. Он никогда не встречал меня с работы, он не выполнял моих команд, поглощал еду нехотя и все время бродил по квартире так, словно пребывал в каких-то раздумьях. Во всех его движениях мне виделся холодный, неземной аристократизм, странная отрешенность от мира простых собачьих радостей. Он никогда не лаял, никогда не кусал меня, и его поведение вряд ли можно было бы назвать агрессивным. И все же чувствовалась в нем срытая угроза.
Частенько, когда я не мог уснуть ночью, я оглядывал свою комнату. В одном углу, ближе к порогу, мирно спала моя овчарка, а вот в другом углу – у письменного стола – я непременно замечал два горящих миндалевидных темно-карих огонька. Ротвейлер смотрел прямо на меня и не смыкал глаз. Я не видел, что бы он когда-нибудь спал. Я отворачивался и старался забыться, но получалось это далеко не всегда.
Часто ко мне приходили друзья, и тогда я закрывал ротвейлера в своей комнате. Овчарка же любила гостей и всегда была отличным дополнением к веселым застольям, которые у меня случались.
Когда мы гуляли во дворе, овчарка весело бегала вокруг меня, давала гладить себя незнакомым людям, и я спокойно мог спускать ее с поводка. Особенно она ладила с детьми. Ротвейлер же гулял без обыкновенно свойственной собакам радости, своими холодными темно-карими глазами он смотрел вокруг себя и как будто бы не видел ничего. Другие собаки, завидев его, жалобно скулили и опустив морды, бежали прочь, а маленькие дети начинали плакать в своих колясках. При этом, повторюсь, ротвейлер никогда не лаял, и в его странном поведении не было никаких признаков агрессии. И все же – на всякий случай – я не спускал его с поводка и всегда держал наготове намордник.
Однажды, когда я, возвращаясь с работы, открывал ключом дверь в квартиру, мне показалась странным, что моя овчарка не подает голоса, как она обычно это делала, радостно встречая меня. Я уже успел прокрутить в голове тысячи вариантов, среди которых были и самые ужасные.
Спешно я вошел в квартиру, но в прихожей и обеих комнатах ничего не обнаружил. Я побежал на кухню.
Распахнув дверь, я очутился у громадного пруда со стоячей водой, зелеными камышами у берегов и небольшим деревянным мостиком. Собак нигде не было видно. Вместо них я разглядел на поверхности воды двух довольно крупных водоплавающих улит@к. Это было странное зрелище: вроде бы это были обычные виноградные улитк@и, но их тельца напоминали листья кувшинок, на которых вместо цветов взгромоздились желто-коричневые раковины. Я сразу понял, что это мои собаки. По тому, как они плавали, можно было легко определить, где – ротвейлер, а где – овчарка. Одна из улит@к радостно поплыла в мою сторону, завидев меня, вторая же даже не пошевелилась.
Но тут вдруг вода в пруду превратилась в воздух, как будто бы ее всю в доли секунды моментально выкачали куда-то, и улитк@и, на мгновение застыв в воздушной стихии, стали падать на кафельный пол... Меня охватил непередаваемый ужас. Я испытал то, что испытывают люди, ставшие свидетелями убийства или несчастного случая.
Овчарка, однако, сотворила чудо. Падая, она превратилась из улитк@и обратно в собаку, грациозно приземлилась на лапы и радостно побежала ко мне.
А вот бедный ротвейлер так и остался улитк@й. Я чувствовал, что он силится превратиться обратно, но ему никак не удавалось совершить метаморфозу. Все это длилось несколько секунд. Затем он рухнул на кафель, и его раковина раскололось на части от удара. Мне не надо было подходить ближе, я знал, что он был мертв. Даже после смерти он не превратился обратно в ротвейлера. Я стоял и смотрел на погребенное под черепками панциря улит@чное тельце того, что когда-то было ротвейлером, а овчарка лизала мою руку своим шершавым языком. Я не чувствовал облегчения, не чувствовал радости избавления от этого странного и непонятного существа. Он ведь не сделал мне никакого зла, и теперь я знал, что любил его. Я ощущал лишь черную пустоту ночи, в которой уже никогда не будут гореть два миндалевидных темно-карих огонька, обращенных ко мне.
Потом я проснулся.