Бабушкины пословицы

    Утро встречает меня разрисованными морозом окнами. Укутавшись по глаза и замерев, внимательно смотрю на то,  как светлеет полоска  неба, видимая кое-где между густой вязью  морозных рисунков. Выходной. В доме еще тишина, только поскрипывают половицы за стеной – на кухне уже хлопочет бабушка. Я не спеша обдумываю сегодняшний день: если погода будет хорошая – пойду в лес, кататься на лыжах.

     Лыжи у меня старенькие, не знаю от кого достались. Сквозь дырочки продеты кожаные ремешки, не единожды рвавшиеся, сшивавшиеся, отчего все в буграх,и при катании собирают на себе кучки снега. Носы лыж давно потеряли нужную форму, разогнулись, и крестный время от времени подправляет их, просовывая в специально сделанные колодочки, в которых лыжи простаивают ночь. Я понимаю, что ничего «умного» сделать на них не могу, но меня это не огорчает: мне 9 лет, катаюсь я с невысоких, плоских горок, что грядой отделяют дома от пляжа. А за ними, на краю дороги, ведущей к  занесенной сейчас  снегом прибрежной полосе  молодого сосняка,  высится самая высокая горка, какая есть в пределах трех ближайших улиц.

     В выходные дни, в хорошую погоду, из Риги к нам идут электрички, битком набитые отдыхающими. Люди шумной, пестрой лавиной , ощетинившись лыжами, с рюкзаками за плечами спешат к лесу. И тогда эта горка представляется мне каким-то сказочным живым существом со множеством рук  и ног, орущим, хохочущим, непрерывно нервно дергающимся всем большим телом. В такие дни я даже не решаюсь подойти к ней близко – за всем происходящим вокруг не успеваешь  следить, и только шарахаешься от стремительно пролетающих мимо лыжников.

    Но в то утро я проснулась с мыслью, что обязательно поднимусь на эту горку и съеду с нее.  Чего бы мне это не стоило. Зачем? Не знаю. Наверное, это один из тех моментов, когда в нас проявляются черты будущего характера.

   День выдался на славу: несильный морозец бодрит, покусывая нос и щеки, а солнышко, яркое, ослепительное, играет на снежном насте всеми цветами радуги, переливаясь в вихрях снежной пыли, летящей из-под лыж, несущихся с горы людей.

   Настроение радостное, возбужденное. Подниматься вверх  трудно: люди на лыжах  везде, даже на тех склонах, с которых никогда не катаются из-за их непригодности для этого. Но вот я наверху. Долго стою, присматриваясь, пытаюсь найти место, откуда могла бы ринуться вниз, не оказавшись при этом на чьем-нибудь пути. Время идет, я начинаю замерзать, и моя решительность потихоньку утекает вместе с теплом. Но обратного пути нет, тем более,  не пешком же идти вниз! Хотя меня здесь никто не знает, и уж тем более не обращает внимания на девчонку малюсенького роста , робко переходящую от одного спуска к другому. Для меня это вопрос принципиальный: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж» говорит  моя бабушка, а ее слово для меня закон.

   Был у горки спуск, которым лыжники не пользовались. Здесь она круто шла вниз, и надо было хорошо владеть телом, чтобы не перевернуться еще в самом начале пути. А еще пару лет назад на этом склоне во время осенней бури сломало сосну. Ее спилили, остался пень, из которого зимой  делали трамплин. Но крутой спуск и резкий взлет   удавались не всем, и очень быстро этой лыжней перестали пользоваться. И именно этот склон я облюбовала  для своего эксперимента, совсем не подумав, что «не по Сеньке шапка», и забыв о занесенном снегом пне.

   О том, что благополучно до конца спуска не дотяну, поняла сразу, как оттолкнулась, и лыжи приняли почти перпендикулярное ко мне положение. Как-то ухитрилась сбалансировать, проскользить еще немного и… взлетела! Плотно утрамбованный ветром вокруг пня снег легко  подбросил меня, потерявшую способность понимать, где верх, где низ, и куда меня несет. Помню, как с изумлением вновь ощутила под ногами снег, но уже в следующее мгновение от сильного удара на какие-то секунды полностью отключилась.

   Большая сосна, росшая прямо на пути моего безумного спуска, с готовностью приняла меня, чем, быть может, спасла от увечий. Я прилипла к стволу как белка летяга, распластавшись по нему, обхватив руками и ногами, впечатавшись щекой.

  Медленно съехав в снег, начинаю  приходить в себя: стали слышны крики, смех, скрип скользящих по снегу лыж. На меня никто не обращает внимание.  Посидев и отдышавшись, ощупываю себя – вроде, все нормально, только очень жжет лицо с правой стороны. Потрогала – на пальцах кровь. Приложила к щеке снег, нашла лыжи и медленно поехала домой.

   Ободранная об обледеневшую кору сосны щека заживала долго и болезненно, и служила ребятам в школе поводом посмеяться надо мной.

  Отобранные лыжи недели две стояли запертыми в кладовке.
А у меня был хороший повод более серьезно относиться к бабушкиным пословицам, одну из которых она не раз мне повторяла: «Не зная броду, не суйся в воду».