Курсы подготовки в МГУ

В 1956 году, после окончания десятилетки я отправилась поступать на физ-мат факультет в МГПИ им. В.И. Ленина. У меня была в школе замечательная учительница по математике Анна Михайловна Кантор, и мне хотелось стать такой же, как она.  Экзамены я сдала хорошо , получила три «пятёрки» и три «четвёрки», но конкурс был большой, чтобы поступить надо было иметь четыре «пятёрки». Словом, мне не хватило одного балла. Очень было обидно, но пришлось смериться и пойти искать работу. В школу, куда я обратилась, требовался лаборант в химический кабинет, где я и стала работать. Прошёл год. Я сравнивала возможности учителя математики и учителя химии и поняла, что у химика кроме мела и доски есть ещё масса возможностей, чтобы заинтересовать ребят. Поэтому в следующее лето я подавала документы уже на факультет биолого-химический. Но 1957 год – это был год Международного Фестиваля молодёжи и студентов в Москве. Мне очень нравилось бегать по эстрадным площадкам города, петь вместе со студентами весёлые песни, разгуливать со студентами разных стран по Москве, показывая им достопримечательности столицы. А подготовка к экзаменам была так себе. Жалко было тратить на неё время. Дело кончилось тем, что я сдала экзамены уже с «тройками» и конечно не поступила и во второй раз.  Тут моя  подружка предложила  пойти с ней на курсы подготовки абитуриентов для поступления в МГУ. А так как я работала в школе лаборантом в химическом кабинете, а она была лаборантом в химическом институте, то мы и выбрали с ней курсы на химфаке.

Занятия проходили по вечерам четыре раза в неделю. Надо признаться, что если раньше меня беспокоил экзамен по физике, у меня даже был репетитор по физике в первый год моего поступления, то теперь я чувствовала, что стала писать с ошибками, забыла многие правила и уже беспокоилась о том, как напишу сочинение. Поэтому, если на занятия по другим предметам, я иной раз могла из-за работы опоздать или пропустить, то на уроки русского языка я ходила обязательно. Вела эти занятия Любовь Наумовна Легат. Она была женщина средних лет, миловидная, носила строгий серый костюм – юбку и пиджак, а на шее неизменно красовался шёлковый красный шарфик, который выглядел, как пионерский галстук. Этот галстук делал её моложе. В тон ему Любовь Наумовна подкрашивала губы, что очень шло её миловидному лицу. Нам она очень нравилась и внешне и тем, как она с нами работала. Потом, став уже студенткой МГУ, я её никогда больше не встречала, но помню её до сих пор и благодарна ей всю жизнь. Её метод «ликвидации безграмотности» был для нас удивительным. Возможно, что учителям русского языка её приёмы не показались бы новыми, но мы с таким подходом к работе «над ошибками» никогда ранее не встречались. Любовь Наумовна называла эту форму работы «творческим диктантом». Состояла эта работа из того, что она объясняла новую тему, как пишется то или это, затем на доске писала 10 слов, с учётом этой темы. Словами этими могли  быть существительные и прилагательные, глаголы и наречья. Она записывала их в разных формах и падежах. А потом просила нас, не меняя ни формы , ни падежей вставить эти слова в текст так, чтобы с ними получился рассказ. При этом каждое слово надо было использовать не менее трёх раз. Такие же задания мы получали на дом.  Не знаю, как кому, но мне эти уроки очень нравились. Слова, написанные трижды, когда я их в уме сотни раз прокрутила, чтобы получился нужный падеж в тексте или нужной формы глагол, запоминались, как стихи и уже написать их с ошибкой было нельзя.

К тому же рассказ надо было составить самостоятельно, это не какой-нибудь чужой текст, это было твоё личное творчество. Любовь Наумовна  выслушивала в классе составленные рассказы, выбирала из них наиболее удачный и предлагала всем слушателям курсов записать этот рассказ в виде диктанта. После чего она  собирала тетради и ставила оценки. Обычно двоек за такой диктант не было. Когда же работу мы приносили из дома, учительница уносила наши тетради до следующего урока. Здесь уже кроме наличия ошибок она проверяла и содержание рассказа, останавливаясь на достоинствах и недостатках литературных образов. Так же Любовь Наумовна повторяла с нами и правила синтаксиса. В этом случае возле 10 слов, написанных на доске, появлялись знаки препинания. Они могли стоять до слова или после него, но в рассказе следовало использовать теперь и слово, и запятую, тире или двоеточие. Когда наша группа сдавала вступительные экзамены, никто из нас по русскому не провалился. Главной оценкой у всех было «4».

Интересно вела с нами занятия преподавательница немецкого языка. Как её звали, я забыла. Была она небольшого роста, полная, хромая, ходила с палочкой. На полном её лице, обрамлённом кудрявой шевелюрой светились очень добрые глаза, часто смеявшиеся над нами. Но мы никогда на неё не обижались.  В первый день, надеясь, что мы что-то знаем, она начала урок, обращаясь к нам по-немецки. Но, увидев, что мы ничего не поняли из сказанного ею,  перешла на русский. По требованию экзаменов того времени нам надо было перевести с немецкого на русский кусок художественного текста плюс перевести приличный кусок газетного текста. Я уже не помню, сколько это было в печатных знаках, но газета требовала от нас много времени.  На занятия по немецкому языку учительница обязывала нас приносить только словари и тетради, тексты она приносила сама. Позже, когда мы уже были студентами, я жалела, что эта женщина не попала в нашу группу, а вела занятия с другой группой. Её уроки представляли собой смесь работы и юмора. Например, нам надо перевести классический текст, чаще это были стихи Гёте, Гейне и т.д. Мы, к нашему стыду, раньше практически не читали переводы этих поэтов. Хотя можно было найти их стихи в библиотеках очень просто. Для нас это было всё впервые. Наш преподаватель раздавала сборники всем присутствующим таким образом, что стихи ни у кого не повторялись. Засекала 15 минут, положенных на экзамене на такую работу, а через 15 минут просила читать вслух, что получилось. Абитуриент должен был прочитать вслух одно предложение по-немецки, потом свой перевод, потом ещё предложение и снова перевод. Чтение текста нашими товарищами на немецком языке уже вызывало у нас смех, так мы плохо все произносили слова. Наш преподаватель иногда после прочтения предложения одним человеком, требовала повторить эти же слова другими товарищами в классе. От этого кое-кто из нас пытался уклониться, так плохо некоторые знали язык. Но читать всё равно приходилось, ведь впереди маячил экзамен, на котором мы все будем читать сначала текст, а только потом его перевод. Над произношением товарищей мы все смеялись, но это было не обидно. Так как фактически никто толком не умел читать по-немецки. К концу года примерно половина нашей группы сносно могла читать немецкий текст, какой бы он ни был – стихи, прозу или газеты. А её приёмы  перевода технического текста мне пригодились много позже, когда я работала по окончании МГУ с химическими монографиями на иностранных языках.

Химией с нами занимался аспирант кафедры «Неорганическая химия». Он был молодой, самовлюблённый, вечно спешивший куда-то. Как его звали, я тоже не помню. Из всех знаний, которые нужны были мне на экзамене по химии, меня волновали задачи. В школе, где я училась, была сильная учительница по химии, но её конёк были опыты, лабораторные работы, а вот задач мы почти не решали. Ей, наверное, самой они были неинтересны. В школе, где я работала, химиком была женщина, имеющая массу общественных нагрузок. Она так была занята сверх уроков, что попросить её уделить мне время, я стеснялась. Здесь же я решила, во что бы то ни стало научиться решать задачи, так как в экзаменационных билетах в третьем вопросе значилась задача. Но учить других этот аспирант совершенно не умел. Он мог рассказать тему, мог сам решить любую задачу, но научить – это было не его амплуа. В итоге мы перестали посещать его занятия уже через месяц. Собирались в пустой аудитории и сами разъясняли друг другу и темы и задачи. На моё счастье на экзамене мне досталась очень лёгкая задача, иначе  бы «пятёрки», нужной для поступления на химфак, мне не видать.

Обычно студенческие годы все вспоминают с удовольствием, так как молодость окрашивает в это время всё. Это и занятия, и разные развлечения после них и любовь, которая в эти годы особенно помнится, а иногда остаётся на всю жизнь. У меня был дополнительный год – эти курсы для абитуриентов, которые я вспоминаю, ничуть ни с меньшей теплотой, чем студенческие годы. Мне повезло тогда и на сокурсников и на преподавателей.