Эрик-вампиреныш. Глава 12

Долгие наблюдения за Усатой Хельгой натолкнули меня когда-то в детстве на одно почти научное открытие.

Есть в мировой истории интересная закономерность. Во все времена и во всех землях правители неизменно соревновались друг с другом в величии. Одни хвастались несметными сокровищами, другие армией, третьи территориями. Четвертые же – видимо, обделенные всем остальным – на полном серьезе уверяли соседей в своем божественном происхождении. Это и дешево, и сердито. Предок тебе и покровительствует, и авторитет поднимает, и есть не просит – не то что всякие армии. Неудивительно, что со временем каждый уважающий себя самодержец обзавелся собственным божественным прародителем.

Основатель Нокт-Ламьенберга, император Влад Великий, тоже не устоял. Свое знаменитое прозвище – Дракула – он взял в честь бога Ур-Санкха*. Согласно легенде, из крови именно этого драконоголового божества произошли первые вампиры. А от родных сыновей бога – род Влада.

Конечно же, сегодня, спустя многие тысячелетия, все эти истории стали восприниматься как сказки. Цари почти утратили власть. Полководцы забылись. Даже вера в богов пошатнулась, не выдержав конкуренции с магической наукой. Однако мне кажется, что потомки божеств все равно живут среди нас. Только это совсем не древние цари и полководцы, а няни! Вот такое открытие. Не согласны? Тогда судите сами.

Подобно тому, как ни одно серьезное божество и пальцем не пошевельнет без молитв или жертвоприношений в свою честь, точно так и няни – никогда ничего не сделают и не дадут просто так. Это их главнейшее божественное правило. И чем больше вы чего-то хотите, тем больше испытаний должны будете преодолеть на пути к желаемому.

К примеру, чтоб пойти посмотреть на паяцев из заезжего балаганчика, нужно будет вычистить зубы и убрать игрушки. Для лодочной прогулки по лесному озеру вас заставят решать задачи. Ну а ради двухколесного велосипеда мне когда-то и вовсе довелось вызубрить генеалогическое древо своего рода – со всеми именами, титулами и регалиями предков до десятого колена.

Как подобает потомкам божеств, няни не меняются со временем. Они остаются такими же даже спустя годы – когда дети вырастают, а их самих с помпой переименовывают в консильеры.

Нужно ли говорить, что именно таким потомком божества – в смысле, настоящей няней – была и наша Усатая Хельга! Во имя священных законов светского этикета и морали она использовала малейшую возможность меня помучить. Или же, если иными словами – получить жертву. Сообразив, что я хочу поскорее покончить с едой и уйти, фрау Деффеншталь развернула масштабную воспитательную работу. Обычный завтрак под ее руководством внезапно начал обрастать почти придворным церемониалом, будто разделить наше скромное ведерко со свиной кровью намеревался как минимум первый министр Ее Величества.

Мысль о еде в еще толком неубранной, пропахшей мантикорами гостиной казалась няне кощунственной. По ее убеждению, вампир с хорошими манерами должен уметь немного подождать. Всего-то час, от силы два, пока горничные все перемоют и проветрят.

Нельзя есть и в моей комнате. Это же мещанство! К тому же воспитанный вампир скорее всего отравится, если не получит полный комплект столовых приборов.

Трапеза в спальне у няни? Как можно предлагать такие неприличные вещи! Лишь после того, как я пригрозил уйти завтракать в ближайшем ресторанчике, Хельга сдалась. Сердито ворча и вздыхая, она принялась накрывать тяжелой белой скатертью туалетный столик в моей комнате.

– Дас ист шрэклихь, – бормотала няня, пытаясь расставить хрустальные стаканчики хоть в каком-то подобии великосветского порядка. – Где ваши манеры? Чьто о вас подумайт в Ламьенберг? А ведь ваш папенька просиль меня следить за этьим! О, майн Нахт!

Посуда в ее руках скорбно зазвенела. Фрау Деффеншталь покачала головой и вздохнула так тяжко, что я задумался – устыдиться ли мне прямо сейчас, или подождать окончания завтрака? Моральная дилемма никак не разрешалась и я на всякий случай тоже вздохнул. Хельга поджала губы.

Тем временем к нам в номер снова постучался вездесущий Билли. С собой он привел флегматичного, медлительного гнома, громыхающего объемистым ящиком с инструментами. Гном что-то буркнул в знак приветствия и молча принялся за сломанное кресло.

Билли же с порога атаковал открывшую дверь Хельгу:

– Мое почтение, мадам, мое почтение! – радостно щебетал он. – Позвольте узнать, как здоровье юного господина? Хорошо ли его милость себя чувствует?

Хельга сердито засопела.

– Йа! – коротко ответила она.

– Не беспокоит ли рана? Может все же желаете позвать врача? – Судя по доносившимся из гостиной звукам, стюард буквально пританцовывал вокруг няни.

– Найн! – сурово отчеканила консильера. – Данке шён!

Такой ответ ей показался более чем исчерпывающим. Коротышке, кажется, тоже. Пока он пребывал в легком замешательстве, Хельга развернулась и заторопилась к своим прерванным кулинарным трудам.

Опомнившийся же стюард также окунулся в кипучую деятельность. Он деловито обошел гостиную, посетовал на заставляющих себя ждать горничных, кого-то выругал по гномофону и, убедившись, что дверь в мою комнату осталась приоткрытой, торжественно объявил о намерении лично участвовать в устранении последствий нашего знакомства с мантикорой и ее хозяином.

Участие это заключалась в раздаваемых комментариях. Неестественно громким шепотом Билли принялся внушать своему напарнику гордость за проделываемую работу. Приносить пользу таким важным господам, как мы с Хельгой – разве это не мечта для любого служащего? Разве не честь? Маг задыхался от умиления. Гном молча чинил кресло. Важные господа почему-то никак не спешили с чаевыми.

Не встречая возражений, Билли говорил все громче и патетичнее. Наконец волшебное зеркало в ванной не выдержало его верноподданнического напора. Выдав пару стандартных фраз о лучшем в мире лайнере, оно присоединилось к восхвалениям. 

Хельга беззвучно выругалась.

Я с сожалением посмотрел на почти расставленные стаканчики и вышел в гостиную.

– Послушайте, Билли, – отцовская интонация мне почти удалась, – вы меня весьма обяжете, если покажете, как отключить эту штуку.

Я указал в сторону ванной.

– Можете помочь?

Дождавшийся внимания стюард разве что не запрыгал:

– Разумеется, господин! Разумеется! – затараторил он. – Билли все сделает в один момент! Вы всегда можете на это рассчитывать!

Он в два прыжка оказался около ванной комнаты и театральным жестом настежь распахнул туда дверь. Болтовня зеркала усилилась.

– Что именно угодно вашей милости? – Волшебник одарил меня на редкость бестолковой, приторной улыбкой.

– Тишины, – подчеркнуто оскалился в ответ я. – Наша милость любит мыться в тишине.

Билли вздрогнул. Я подавил смешок. В родном Мэйрлстоне фокус с вампирским оскалом уже давно перестал производить впечатление на кого бы то ни было.

Маг облизал губы:

– Тогда просто скажите специальное слово, – приторная улыбка вернулась на свое место гораздо быстрее, чем можно было ожидать. – Silentium!

Зеркало умолкло. Билли сумел невозможное и улыбнулся еще шире. Я с интересом заглянул в ванную.

– Как видите, все очень просто! – Коротышка почтительно склонил голову. – Эти зеркала мы специально усовершенствовали для удобства пассажиров и без разрешения они не заговорят.

Из ванной раздался громкий треск.

– Silentium! – прикрикнул Билли. – Silentium!

Треск прекратился. Гном перестал греметь своими инструментами и украдкой бросил на нас короткий взгляд через плечо.

– Ах, какое знание иностранных языков! – зашелестел уже знакомый шепот. – Лучший в мире лайнер "Парацельс" приглашает вас в клуб "Полиглот" на четырнадцатой палубе! Только там вы сможете получить опыт живого общения с носителями самых распространенных диалектов магического мира!

Билли изменился в лице. Я выгнул бровь:

– Значит, усовершенствовали?

Стюард выхватил из кармана плоский прозрачный кристалл, зажал его между пальцами и сделал замысловатый пасс в сторону зеркала. Запахло озоном. Шепот оборвался на полуслове. Зазевавшийся было гном снова принялся что-то усиленно колотить деревянным молоточком.

Билли еще раз поклонился:

– Именно так, господин! Наше зеркало может много чего интересного. Если ваша милость позволит – Билли все покажет.

Я хмыкнул. Стюард расценил это как согласие.

– Когда вам станет скучно, прикажите, и зеркало покажет что сейчас делается в каком-нибудь знаменитом месте. Например, можно посмотреть на фонтаны Аббируэльского дворца!

Билли щелкнул пальцами и в зеркале появилось изображение роскошного регулярного парка. В центре виднелся круглый пруд с бьющими ввысь водяными струями. Эти струи непрерывно двигались, сплетались и переливались, образуя зыбкие, причудливые узоры. Комнату наполнила негромкая музыка.

– Если не хотите фонтаны – можете посмотреть на Иммортский заповедник.

Новый щелчок пальцами и зеркало заполонили картины девственной природы, а комнату – птичье пенье и щебет.

– Если же и заповедник вам не по душе, тогда вот! Проспект Носферату и примыкающая к нему центральная площадь Нокт-Ламьенберга!

Билли снова щелкнул. Тотчас послышался невнятный гул множества голосов, а в зеркале поплыли изображения широкой площади с величественными каменными зданиями. Среди них сновали крошечные фигурки пешеходов и крытых экипажей. В небе мелькали метлы и ступы.

– Ну как? – радостно осведомился Билли. – Правда здорово? Такое впечатление, будто мы прямо сейчас на этой площади находимся! Это называется эффектом присутствия!

Я с сомнением потер подбородок:

– Эффект присутствия, говорите? Полагаете, кому-то может захотеться принимать ванну в центре города? Посреди вот такой толпы?

Коротышка протестующе замахал руками.

 – Нет-нет, господин, что вы! – зачастил он. – Я ничего такого не хотел сказать! Просто... просто... – На мгновение он задумался. – Просто если вашей милости не нравятся пейзажи, то зеркало может для вас и спеть! Хотите арию из какой-нибудь популярной оперетты?

Слуга торопливо защелкал пальцами. Магический кристалл выскользнул из его рук. Он гулко ударился об пол, высоко подпрыгнул и скрылся где-то за шкафчиком. Вместо музыки послышалось противное шипение.

– Да пой же ты! – в сердцах выкрикнул Билли. – Пой!

 Изображение в зеркале исчезло. Шипение сменилось громким гитарным бренчанием. В следующий миг голос, неприлично похожий на голос моего собеседника, затянул:

   Служил на нашем корабле
   Бывалый капитан,
   Все, что ценил он на земле – 
   Любовь да океан.

   Ля-ля эй-хо, ля-ля хо-хо,
   Девицы да моря!
   Ля-ля эй-хо, ля-ля хо-хо,
   Бросаем якоря!


Уши Билли вспыхнули. Он с размаху захлопнул дверь в ванную и схватил меня за рукав:

– Юному господину, право же, не стоит беспокоиться, – в надежде заглушить колдовское музицирование залепетал он мне в самое ухо. – Дайте Билли несколько минут, и он все сделает в лучшем виде!

Стюард почти силком потащил меня подальше от блистающей вокалом реликвии:

– Не желаете ли пока чего-нибудь откушать? Или выпить? У нас есть замечательные вина, вы получите массу удовольствия!

Зеркало взяло особенно высокую ноту. Билли начал покрываться пятнами.

Я ничего не ответил и вслушался в исполняемый шедевр. Им оказалась старинная моряцкая песня. С присущей морякам непосредственностью в ней рассказывалось о судьбе матерого морского волка, который за свою жизнь не обзавелся ни домом, ни семьей, ни детьми, однако во всех портах и гаванях его ожидала своя дама сердца. Каждый новый куплет подробно живописал все душевные и анатомические достоинства очередной барышни. Описаний было много и выходили они такими яркими, что после первого куплета более-менее приличными словами стали разве что "ля-ля эй-хо" да "ля-ля хо-хо" из припева.

Я усмехнулся. Коротышка застонал. Гном как-то странно хрюкнул и что-то громко уронил.

На шум выглянула недовольная Хельга:

– Герр Эрик? Герр Эрик, где ви? У менья уже всьё готово! Почему вас так дольго нихт? И что это за мюзика?

Няня прислушалась. Билли втянул голову в плечи.

Я беззаботно улыбнулся:

– Ничего особенного, фрау Деффеншталь! Просто этот господин знакомит меня с некоторыми образцами моряцкого фольклора.

Хельга недоверчиво прищурилась:

– Фольклора? О, фольклор ист гут! Дас ист зэр гут!

Консильера одобрительно закачала головой. Коротышка нервозно хохотнул и наконец выпустил мой рукав.

Давясь смехом, я прошмыгнул обратно в свою комнату. Билли же попытался помешать Хельге вникнуть в столь опрометчиво одобренный ею фольклорный образец и шумно накинулся на бедного гнома:

– Ну а вы что прохлаждаетесь? Почему не работаете? Думаете кресло само себя починит?! Безобразие...

Часы пробили два. Наскоро проглотив уже начавший остывать завтрак, я наконец покинул нашу каюту.

Раскаленный летний день еще в коридоре обдал меня волной жара. Из окон и от внешней лестницы лился нестерпимо яркий солнечный свет. За стенами же царил настоящий ад. Открытую палубу я вынужден был преодолевать короткими перебежками – от одной жиденькой тени пальмы до другой. Мои темные, закрывающие почти пол-лица очки-авиаторы и белая накидка с капюшоном все еще покоились где-то на дне дорожного сундука. Там же остались и перчатки. Безо всех этих вещей поднятый воротник рубашки, как и одернутые до самых пальцев рукава, вряд ли спасли бы меня от солнечных ожогов, задержись я на открытом воздухе хоть немного дольше.

Незащищенные участки кожи уже начинало неприятно покалывать, когда я наконец юркнул в один из бесчисленных коридоров. Заколдованная дверь у знакомого номера на девятой палубе щелкнула и беззвучно отворилась сама собой. Мне не пришлось даже стучаться.

– Ральф? – позвал я, едва переступив порог. – Ральф?

Из спальни доносились приглушенные голоса.

– Ральф? – повторил я. – Ты здесь?

Голоса смолкли. В спальне послышался скрип чего-то деревянного, потом торопливые шаги. Кто-то рассерженно фыркнул. Кто-то другой огорченно вздохнул. Наконец, навстречу мне почти выбежал незнакомый, немного сутулый маг в белом лабораторном халате и в хирургических перчатках. Халат был надет прямо поверх официального черного костюма с бабочкой. Костюм же, в свою очередь, никак не вязался с растрепанной седой шевелюрой и небритыми щеками владельца. В руках незнакомец сжимал заполненную каким-то синеватым газом продолговатую колбу. Смерив меня оценивающим взглядом водянистых глаз с красноватыми веками, волшебник воскликнул:

– О, господин ван Лессинг, да к вам посетители!

Никакого ответа не последовало. Незнакомец неловко перехватил свою колбу:

– Проходите, юноша, проходите! Присаживайтесь! – он сделал мне приглашающий жест в сторону дивана. – Господин ван Лессинг сейчас к нам присоединится.

За стеной что-то громко зашипело. Я покосился на указанный диванчик, но остался стоять на месте. Волшебник опасливо оглянулся через плечо:

– Может, вам все же нужна помощь? – без особого энтузиазма спросил он у кого-то за дверью. – Если что – вы только скажите.

Шипение резко оборвалось.

– Господин ван Лессинг?

Из спальни сильно пахнуло озоном. Незнакомец вскрикнул и отскочил к стенке. Я попятился. В следующую секунду в гостиную медленно вплыл какой-то громоздкий, не то алхимический, не то метафизический аппарат на треноге. Казалось, он весь состоял из множества хитро переплетенных трубочек, пробирочек и краников, к которым кое-где для чего-то приладили еще и зубчатые колесики. Следом за этим странным устройством шел сосредоточенный Ральф. Ни на секунду не сводя с аппарата глаз, он бережно, словно тот был хрустальным, слевитировал его в самый центр комнаты. Аппарат мелодично звякнул и выпустил откуда-то из своих недр облачко белого пара.

– Ну вот, господин профессор, – облегченно выдохнул парень. – Теперь у вас есть все, что нужно.

Маг, которого назвали профессором, бросился к устройству:

– Ох, даже не знаю как благодарить вас, господин ван Лессинг! Вы с коллегой Дереном меня спасли – иначе и не скажешь! – незнакомец кое-как пристроил колбу подмышкой и склонился над медными трубками. – Прекрасная штормовая машина! Я ваш должник!   

Ральф небрежно отмахнулся:

– Какие пустяки. У любого может разбиться грозовой сосуд при посадке. К сожалению, грузчики – не самый аккуратный народ на свете.   

Профессор вздохнул:

– О, да! Еще какой неаккуратный! – протянул он и принялся загибать пальцы. – Сосуд мой они разбили, сундук потеряли... И что с того, что Гравс... агент этот... обещал все возместить? Мне-то нужны мои экспонаты... А еще, называется, лучший в мире лайнер... Горюшко!

Маг плаксиво рассмеялся. Пока он говорил, Ральф сочувственно кивал головой и стаскивал с рук такие же, как и у собеседника перчатки.

Наконец он повернулся ко мне.

– Я надеюсь, ты простишь меня за столь сумбурную встречу, – сказал он виновато. – У нас тут с профессором де Брайтом возникли кое-какие проблемы.

Де Брайт оторвался от машины и быстро закивал в знак согласия:

– Да-да! – воскликнул он. – Именно так – проблемы!

– Но, к счастью, уже решенные, – закончил Ральф.

Парень нарочито важно пожал мне руку, и я заметил в его глазах насмешливые огоньки: 

– Очень рад, что ты пришел, Эрик.

Де Брайт открыл рот чтоб тоже что-то сказать, но так ничего и не произнес. Вместо этого он принялся снова крутить в руках колбу.

Я ответил Ральфу на приветствие и склонил голову в светском поклоне для де Брайта. Серьезность при этом мне удалось сохранить с трудом – подобная церемонность меня всегда забавляла.

Профессор рассеянно обвел комнату взглядом и, не найдя куда поставить, прижал сосуд к животу.

– А вы, господин ван Лессинг, никак снова начали опыты с вампирами? – неожиданно поинтересовался волшебник. – Как это похвально! Помнится, еще Эльфштейн заметил, что настоящие ученые не любят терять время попусту.

Я застыл, как вкопанный. По лицу Ральфа скользнула тень.

– Благодарю вас, господин профессор, – абсолютно ровным голосом ответил он. – С этим не поспоришь. Только, боюсь, вынужден вас огорчить – время я все же теряю. Ни о каких экспериментах сейчас не может быть и речи.

Внутри у меня что-то неприятно сжалось. Ральф перехватил мой взгляд и нахмурился.

– Как?! – Оживился де Брайт. – Неужто вы прекратили исследования? Я помню ваш доклад на Оуэршелльской конференции – такие смелые идеи, многообещающие результаты... Вас не зря хвалил сам доктор Карреоздро, ох не зря! У него нюх на такие вещи.

Ральф вежливо поклонился:

– Вы слишком добры ко мне, господин профессор. К сожалению, мои идеи – это не более чем развитие идей уже упомянутого вами Альбуса Эльфштейна. Что же до результатов, то пока они исключительно лабораторные.

– Лабораторные, не лабораторные – какая разница? – беспокойство де Брайта выглядело вполне искренним. – Главное, что они есть, и что гипотеза работает!

– Я понимаю...

– Тогда в чем дело?

Мне показалось, что Ральф старается на меня не смотреть:

– Дело в опытных материалах и в оборудовании, – мягко произнес он. – Задержка временная. Как только мы прибудем в Ламьенберг, я снова примусь за работу.

Профессор с облегчением рассмеялся:

– А, ну вот это совсем другое дело. В Ламьенберге да – там сам Мерлин велел. А то я уже тут подумал...

Одетая в хирургическую перчатку рука сделала невнятный жест в мою сторону.

– Эрик просто друг, – Ральф натянуто усмехнулся. – И, кстати, интересуется человеческой этологией.

Де Брайт посмотрел на меня так, будто лишь сейчас заметил:

– Вот как? Рад это слышать. Кафедру бестиологии в Университете имени Дракулы возглавляет моя ученица. А это значит, что вполне возможно, сейчас я вижу своего внука по научной линии? А?

Ученый хохотнул и сделал шаг ко мне. Я быстро отступил на шаг назад. Профессор вопросительно уставился на Ральфа. Тот сделал вид, будто ничего не заметил:

– Не знал, что профессор Брюкке ваша ученица, – невозмутимо сказал он. – Я помню ее по Оуэршеллу...

Интерес ко мне со стороны де Брайта исчез так же быстро, как и появился.

– Да! – подхватил он. – Не вы один, дорогой коллега. Она прекрасный специалист и сейчас стоит на пороге крупного открытия в области поведения навозных гусениц.

– Как интересно, – Ральф прикусил губу.

– Не то слово! Коллега Брюкке обнаружила у этих существ зачатки социальной иерархии. А это, знаете ли, переворачивает все наши представления о семействе stercoris helmintum.

Ральф согласно кивнул:

– Обязательно поздравлю госпожу Брюкке с этим достижением, – пообещал он.

В гостиной потянуло табаком. Я принюхался. Вскоре мне удалось различить во внешнем шуме и доносящиеся из коридора шаги. Ральф и де Брайт еще успели переброситься парой реплик, прежде чем на пороге появилась насупленная тетя Мирра.

– Ральфи, мальчик мой, – проскрипела она. Похоже, здороваться не входило в ее привычки. – Ты почему не запираешь дверь? Ну неужели мне нужно рассказывать тебе о сквозняках? Особенно о сквозняках в такую жару?

Ведьма сунула в рот до половины скуренную сигарету и с наслаждением затянулась:

– Простуды очень плохо влияют на сердце, как целитель говорю, – брюзжала она. – Тебе нужны проблемы с сердцем? Нужны?

Де Брайт недоуменно посмотрел сначала на ведьму, потом на Ральфа. Я отступил поближе к стене. Старуха пожевала сигарету. Ральф на секунду прикрыл глаза и коротко бесшумно выдохнул.

– Как хорошо, что ты пришла, тетя, – не слишком радостно сказал он. – Не ожидал увидеть тебя в это время суток.

Колдунья поморщилась:

– Мне не спалось. Этот корабль совсем не приспособлен для дневного сна – здесь кругом играет музыка! К тому же я хотела убедиться, что у тебя все в порядке.

Ведьма смерила меня недобрым взглядом.

– Тетя, ну что же у меня может случиться? – простонал Ральф.

Ведьма не ответила. Она снова затянулась и выпустила сизую струйку дыма мне почти в лицо. Никогда так не делайте, если у вас есть знакомые вампиры!

Крепкий троллий табак царапнул у меня в горле. Я закашлялся и с отвращением покосился на сигарету. Колдунья презрительно хмыкнула, однако отошла от меня подальше. Проворным движением пальцев она в клочья растерла кончик окурка. То, что от него осталось исчезло в ее руке. Старуха дунула в кулак и выпустила на свободу толстого, пахнущего табаком шмеля.

– Ральфи, а зачем ты притащил сюда эту штуку? – Тетя Мирра ткнула пальцем в стоящий посреди комнаты аппарат. – Я, конечно же, просила тебя убраться в спальне, но это не значит, что нужно захламлять гостиную!

– Ох, это всецело моя вина, сударыня, – вклинился в разговор де Брайт. – К сожалению из-за разбитого грозового сосуда моя собственная штормовая машина пришла в негодность. Господин ван Лессинг и коллега Дерен были столь любезны, что согласились одолжить мне свою. Она, знаете ли, необходима для сегодняшней лекции.

– Профессор де Брайт будет рассказывать о человеческих вещах, – пояснил Ральф. – Все они, насколько мне известно, работают за счет стихийной энергии грома. Правильно, господин профессор?

– Именно так! – с видом знатока подтвердил тот. – Люди называют ее электричеством.

– Очень интересно, – равнодушно произнесла тетя Мирра, рассматривая кончики своих пожелтевших от никотина пальцев. – Думаю, послушать вас найдется масса желающих.

Де Брайт спохватился:

– Да, сударыня, – засуетился он. – Все человеческое сейчас в моде. Сама ее высочество, княгиня Эвенборо обещала почтить сегодняшнюю выставку своим вниманием.

Профессор зажал колбу подмышкой и принялся делать освободившейся правой рукой какие-то замысловатые движения.

– Не смею больше злоупотреблять вашим гостеприимством, господа, – бормотал он, не сводя глаз с магической машины. – Мне еще нужно успеть подготовиться. Ведь ее высочество... сама ее высочество...

На кончиках профессорских пальцев появилось слабое фиолетовое свечение. Маг тряхнул кистью и колдовской аппарат круто взмыл вверх. Около самого потолка он резко остановился и начал сильно раскачиваться из стороны в сторону.

Ральф вздрогнул.   

– Господин профессор, может вам нужна помощь? – забеспокоился он. – Давайте, вы понесете грозовой сосуд, а я...

– Нет-нет-нет! – профессор расплылся в беззаботной улыбке. – Не стоит утруждаться! Мне не впервой.

В подтверждение его слов аппарат перестал раскачиваться. Теперь он медленно оборачивался вокруг своей оси.

– Надеюсь, вы окажете мне честь и посетите мою лекцию, – ученый попытался склониться в церемонном поклоне. Штормовая машина от этого завалилась набок, едва не сбив разлапистый светильник с хрустальными свечками. Тетя Мирра инстинктивно пригнула голову. На лице Ральфа читался плохо скрываемый ужас.

– Мое почтение, господа! – выкрикнул профессор.

Штормовая машина неуклюжим майским жуком вылетела из каюты. Де Брайт почти бегом выскочил следом. В гостиной повисла неловкая тишина.

– Ральфи, мальчик мой, – первой пришла в себя тетя Мирра, –  а что, разве на улице сейчас ночь?

– Что? – парень был все еще под впечатлением от воздушного представления. – В смысле?

– Я говорю, что вампиры в Ламьенберге вряд ли обрадуются, если ты поджаришь их собрата до хрустящей золотистой корочки. – Ведьма нацепила на нос пенсне. – Тахранского майора Пуллера они за это повесили. Он, знаешь ли, во время войны очень любил бросать пленных вампиров на солнцепеке в чем мать родила.

Колдунья заложила руки за спину и принялась меня рассматривать как экспонат в музее. Ральф перевел удивленный взгляд с тети на меня и обратно. Затем несколько раз моргнул.

Наконец он сообразил, что именно хочет сказать старуха:

– Эрик, ты что, пришел сюда прямо так? Безо всякой защитной одежды?

Я молча кивнул.

– Но ведь ты действительно мог сильно обжечься!

– Не обжегся же, – я пожал плечами. – Дома я частенько гулял днем.

– То было дома. – Ральф нахмурился. – Не забывай, что мы сейчас гораздо южнее Мэйрлстона.
 
– Ему бы мазь сюда, – мечтательно проговорила тетя Мирра. – Или шляпу. Вроде тех, что продавала Циля. Ральфи, ты помнишь какие чудесные шляпы всегда были в салоне у Цилечки на Каштановой улице?

– Это у той ненормальной? Помню. – Ральф принялся внимательно осматриваться по сторонам.

– Почему это она ненормальная? – удивилась тетя.

– А ты хочешь сказать, что кто-то будучи в здравом уме станет вешать на люстру счета от травника?

Тетя Мирра наконец перестала сверлить меня глазами:

– Ну Ральфи, ты несправедлив! Цилечке уже очень много лет. У нее неважная память, вот она и вешает счета на видное место, чтоб не потерять и не забыть их вовремя оплатить.

– Угу. А подагра? – Ральф кажется нашел, что искал. – Ладно еще счета, но если бы она не пыталась показать каждому встречному свои больные пальцы на ногах – клиентов в ее салоне сразу бы прибавилось!

– Ральфи, не говори гадостей! – возмутилась тетя.

– Но это правда.

– Неправда, – сухо произнесла ведьма. – Циля лишь пару раз проконсультировалась у меня, как у целителя!

Парень подошел к диванчику и взял в руки круглую цветастую подушечку с золотистой бахромой:

– А госпожа Шурф? – невинно спросил он. – Она тоже целитель?   

Тетя Мирра стащила с носа пенсне:

– Госпожа Шурф старая подруга!

– А господин Линде?

– Господин Линде был с госпожой Шурф!

– Ну а булочник? А посыльный от галантерейщика? А мальчишка-газетчик, наконец?

Тетя Мирра выпрямилась:

– Бедная женщина не виновата, что у нее проблемы со здоровьем, – раздраженно сказала она. – Тебе, между прочим, стоило бы иметь хоть немного сострадания к ближним!

 – Моего сострадания хватит на двоих! – Ральф улыбнулся себе под нос. – Давно мечтал узнать, какой из Цилиных пальцев болит, какой зудит, а какой к тому же еще и мокнет! Рад, что она удовлетворила мое любопытство уже через пять минут знакомства.

– Слушай, ну что ты ко мне пристал? Что тебе надо?  – взвилась тетя. – Далась тебе эта Циля! Да тьфу на нее! Ты что, тот самый травник, который ей счета выписывал? Или ее лечащий врач?

Ральф не ответил. Он молча вертел в руках подушку. Наконец, со всех сторон осмотрев ее и ощупав, волшебник прошептал заклинание. Перья взлетели к потолку маленьким фейерверком. Подушку сплющило и накрыло волнами зеленоватого свечения. Послышался сухой треск. В гостиной запахло канифолью.

– Ну вот, – удовлетворенно усмехнулся Ральф. – Конечно, не как в салоне у Цили, но тоже довольно неплохо.

Подушка исчезла. Теперь вместо нее маг держал пеструю шляпу-сомбреро, с украшенной позолоченными лентами тульей и необычно широкими полями в веселенький цветочек. Тетя Мирра одобрительно хмыкнула и согласно закивала головой.

Довольный собой Ральф протянул шляпу мне.

– Что это? – растерянно спросил я, гладя на свежесотворенный шедевр магического искусства.

– Как что? – удивился волшебник. – Шляпа конечно же! Тебе ведь нужна защита от солнца, правда?

Мне показалось, что он шутит.

– Защита? – переспросил я. – От солнца? Да неужели ты думаешь, что я покажусь на людях вот в этом?

Теперь растерялся Ральф.

– А почему нет? – он оценивающе осматривал свое детище. – Вполне приличная шляпа. Лучше любого зонтика прикроет лицо, уши и шею. В южных странах это обычная деталь гардероба богатых мещан.

Маг шутя попытался надеть сомбреро мне на голову. Я увернулся:

– Поищи себе шутов в другом месте, Ральф! – зашипел я не очень вежливо.

Юноша замер, где стоял. Тетя Мирра страдальчески закатила глаза.

Мне стало неловко:

– Мы же не в южных странах, – добавил я более спокойно. – И к тому же не мещане.

Старуха презрительно скривилась:

– Ну что ты с ним возишься, Ральфи? – проскрипела она. – Если хочет обгореть – пусть обгорает. Глупый мальчишка, посмешищем он быть не хочет. Тоже мне, аристократ деревенский. А скоро будет еще и аристократ облезлый в самом прямом смысле этого слова. И не того, которое аристократ!

Я посмотрел в пол и вытер губы тыльной стороной ладони: просящийся злобный оскал во все клыки был бы сейчас слишком неуместным.

Ральф промолчал. Если мой тон его и задел, то виду он не подал. Вместо этого парень аккуратно положил сомбреро на журнальный столик и взял с диванчика еще одну подушку.

На этот раз перья не летели. Превращение прошло гораздо быстрее и проще. Однако теперь помимо канифоли в гостиной пахло еще и чем-то паленым.

Вторую шляпу Ральф рассматривал подольше и повнимательнее, чем первую. Сначала он придирчиво тронул пальцем золотистую ленту вокруг тульи. Лента послушно раздалась вширь. На ее краях появились крохотные, тоже золотистые, помпончики. Затем каймой с такими же помпончиками маг украсил и края полей. Наконец он поднял с пола измятое перышко. Я даже ахнул, когда оно вдруг вспыхнуло оранжевым светом и стремительно пошло в рост. Невзрачные грязно-белые ошметки на глазах превратились в роскошный каскад длинного и пышного опахала. Получившееся перо какой-то диковинной, скорее всего даже неизвестной науке птицы, играло и переливалось на свету всеми возможными оттенками зеленого. Ральф приладил перо к ленте своего сомбреро. Вместе это выглядело весьма странно. Еще раз осмотрев готовый головной убор, Ральф с самым невозмутимым видом водрузил его себе на макушку.
   
Тетя Мирра расхохоталась. Парень едва заметно улыбнулся.

– Ральф, что это ты такое сейчас проделал? – спросил я неожиданно охрипшим голосом. Сомбреро с пером мало того что было нелепо само по себе, так еще и резко диссонировало с безупречным классическим костюмом волшебника.

Ральф пожал плечами:

– Я решил, что заниматься шутовством вдвоем будет веселее.

Мои уши вспыхнули:

– Ты это что, – пробормотал я, – вот это... из-за меня?

– Ну почему же, – Ральф казался воплощением серьезности. – Я хоть и не дитя ночи, но тоже могу получить ожег, а то и солнечный удар. А оно мне надо, правда тетя?

Ведьма лишь отмахнулась. Я открыл рот, но так и не нашел, что сказать. Ральф взглянул на часы.

– Однако нам пора, – как ни в чем не бывало сказал он. – Профессор де Брайт был прав – на его лекции всегда собирается много народа. Если мы хотим занять хорошие места, то должны поторопиться.

– Я надеюсь ты не пропустишь из-за этого ужин? – привычно насупилась тетя Мирра.

– Не беспокойся, тетя. Эрик? Ты готов?

Я кивнул.

– Вот и отлично!

Не успел я опомниться, как оставшееся сомбреро мне нахлобучили по самую переносицу.

–––––––––––
* Ур-Санкх (древнеегип.) дословно – великий жизнедатель.