Глава 12

   Возле овражка, где бойцы тренировались в точности метания гранат, расположилась группа уцелевших бойцов лейтенанта Анохина. Сам он сидел, привалившись к колесу полуторки, на борту которой в белом круге был изображен красный крест. Два санитара хлопотали возле бойцов, осматривая и перевязывая их раны. Варфоломеев, рука которого уютно расположилась на чистой, белой перевязи, сидел рядом с Гвоздевым, который ничком лежал на носилках. Женщина – врач, осматривала рану на его ягодице.
 - Колян, дружбан мой закадычный, да растолкуй ей, что мне западло вот так отсвечивать задницей в небеса да ещё при хорошенькой женщине!
- Боец, прекратить разговоры! – пресекла болтовню Гвоздя врач, - придется вам некоторое время  на животе полежать или на правом боку, рана неопасная, но воспалиться может!
Женщина – врач отошла к другому бойцу. Склонилась над Ковалевым, быстро размотала бинты и довольно хмыкнула:
- Сквозная рана, задеты мягкие ткани, но в госпиталь вам необходимо, иначе может быть заражение!
- Да что там говорить! – подошедший капитан Еремин, поддержал врача, - в госпиталь всех, немедленно! Готовьте к отправке!
 Он подошел к лейтенанту Анохину, обнял его за плечи, оторвал от себя:
- Молодец! Какие вы все молодцы! - обратился к остальным солдатам, - если бы не вы, атака захлебнулась сразу, а так, вон наши ворвались в Полесовку! Ты, Саша, как додумался остановить их подкрепление?
- Мои бойцы вышли на немецкие минометные позиции, вон рядовой Гвоздев захватил трофейный пулемет и расстрелял орудийную прислугу изготовившуюся стрелять по нашим позициям. Затем мы развернули минометы в сторону высотки и попытались подавить их огневые точки …
- Да что там подавить! Как только мы поднялись второй раз в атаку, так ваши точные попадания сразу заставили замолчать два пулемета, вот мы правым флангом на них и навалились, а тут смотрим – подкрепление к немцам спешит. Как получилось вам их остановить? Жалко, бинокль я потерял, подробности не видел, но бойцы наблюдали – говорят, что ни выстрел, так бронетранспортер в щепки! Кто из вас такой снайпер?
 - Я был ранен и некоторое время был без сознания, вон боец Гвоздев развернул минометы в сторону немецкой подмоги  и командовал вместо меня стрельбой, ну а когда я очнулся, так только немного подкорректировал огонь.  На шее лейтенанта проступила кровь через свежую повязку.
- Ваш боец Гвоздев просто герой! – капитан Еремин развернулся в сторону носилок, на которых на животе лежал Гвоздь.
 - Это надо посмотреть, какой он герой, - подошедший политрук Приходько  прятал в полевую сумку какие-то бумаги, - оружия при нем нет, значит, бросил на поле боя, а рана? Обратите внимание, товарищ капитан, какая странная рана, уж очень похожа на самострел!
- Ты что, гражданин начальник, меня в дезертиры да «самострельщики» хочешь записать?
   - Падлой буду, в атаку шел, мандраж был, и очко играло, но винтовку пулеметчик разбил не драться, же мне с ними финкарем, вот и схватил пулемет, да вон Варфоломеев подтвердить может, он почти всегда рядом был. А задницу зацепило, так когда «Юнкерсы» налетели, меня взрывной волной наземь швырнуло, пополз я к окопам, а тут – раз и прилетело. Спасибо Николаю, при нем, значит, и было, хорошо сдернул он меня в окоп, а то бы …
- Ну, ну … Посмотрим как тебе «прилетело»…Товарищ военврач! Вы вот этого раненого бойца осматривали? – подозвал он женщину в белом халате.
- Да, только что. Рана не опасная, но в госпиталь отправить придется. Может быть сильное нагноение, – привычным движением врач поправила пилотку на голове.
- А вам, товарищ майор медицинской службы, не кажется, что эта рана – типичный самострел? – политрук Приходько брезгливо, двумя пальчиками приподнял край простыни, которой был укрыт Гвоздев.
- Товарищ, батальонный комиссар - военврач даже повысила голос, - да, пуля пробила мягкие ткани ягодицы больного, но с собой в рану она занесла кусочки ткани галифе и нижнего белья этого раненого. Какой «самострельщик» станет стрелять себя через ткань?
 - Да и к тому же эта рана от  пули явно автоматной, вы попробуйте немецкий автомат самостоятельно поднести себе в это же место!
- Значит, помог кто-то, - не унимался политрук, – гладко как у них получается:  половина третьей роты в живых, все как один ранены, причем серьезно только пятеро, а эти двенадцать так просто в госпитале, как на курорте, месяц проваляются и все, уже честные солдаты Красной Армии, геройски искупившие кровью свою вину!  Да и с отражением механизированной колонны немцев не все ясно, в три миномета они, видишь ли, расколошматили вооруженный батальон фрицев! – не унимался политрук.
- Да что ты, Петр Васильевич, прицепился, три или четыре миномета, тут эффект внезапности, на войне и не такое бывает, один выстрел может многое решить! Вон вспомни, ты сам наблюдал, как они двумя выстрелами точно накрыли пулеметные гнезда, восхитился: «Откуда минометы взялись?» А вот видишь и взялись! Вообще задачу командования мы выполнили и высота наша, да еще и в Полесовке закрепились. Вот только жаль первую и вторую роту потрепало здорово, да еще и под бомбежку остатки угодили, так что нет у нас с тобой ни первой, ни второй роты и третья, геройская рота, выбывает в госпиталь. 
 Политрук Приходько, махнув рукой своему адъютанту, направился к штабу дивизии.
 - Давай, Александр Иванович, - капитан снова обратился к Анохину, лечись, выздоравливай, мы еще повоюем! Меня перебрасывают командовать 345 пехотным полком, буду ходатайствовать перед начальством о твоем переводе в мой полк!
- Товарищ капитан, разрешите обратиться? – Анохин выпрямился, опираясь на Варфоламеева, - разрешите всех бойцов третьей роты так же забрать с собой, будем воевать вместе!
- А может кто и не согласен дальше воевать с вами? – переспросил капитан.
- Да мы за нашим лейтенантом, готовы хоть в огонь  хоть в полымя, хоть под коровье вымя, - мгновенно откликнувшись, сострил Гвоздь.
- Добре, холпцы, добре, что вы  все согласны воевать дальше под командованием старшего лейтенанта Анохина.
«Лейтенанта»,  - машинально поправил кто-то из бойцов капитана.
 - Да нет, вы не ослышались – старшего лейтенанта, только что получен приказ из штаба дивизии, всем вам, как кровью искупившим свою вину, вернули ваше доброе имя, воинские звания, лейтенант Анохин повышен в звании до старшего лейтенанта, награжден Орденом Красной Звезды, а вам всем будут вручены медали «За отвагу». От себя скажу вам, хлопцы,  не только командирское, но и отцовское  «Спасибо!»
 - Служим Советскому Союзу! – эхом и немного в разнобой откликнулись бойцы третьей роты старшего лейтенанта Анохина.
 - Хорошо служите! – Капитан Еремин  вкинул руку к козырьку фуражки и, развернувшись, пошел к штабной землянке.
 - Эй, кто тут Гвоздев?- окликнул раненых подошедший боец.
- Ну, вот он, я весь туточки, – отозвался со своих носилок Гвоздев, - чё надо?
- Вот друга Гришки гитара осталась, убило его, так он заранее мне наказал:  если что, найди, говорит, в третьей роте бойца Гвоздева и передай ему этот музыкальный струмент, его говорит, точно не убьют, смерть таких ухарей не берет, стороной обходит. Он, говорит, душевно так нам на ней играл, пусть моя семиструнка  с ним повоюет, пусть за меня в Берлине сыграет. Так что жить тебе, воевать и песни играть  за двоих теперь придется!
- Эх–хе-хе, - заворочался на носилках Гвоздь, - а что если на бок лечь или на половинку задницы опереться, может и ничего, может и сыграю? Ну-ка, браток, поправь-ка мне простынку, чтоб по ране не елозила да жопа не отсвечивала!
  Раненый Гвоздев осторожно повернулся целым боком на брезенте носилок, неловко, бочком,  присел, чертыхаясь от боли, высвободил руку и, позвенев струнами гитары, быстро подстроил её.
- Хоть и болит рана да ноет душа, но песни просит! – он быстро перебрал несколько раз струны отозвавшейся нежным звоном гитары и запел:
Что судьба слепая,
Каждый это знает.
Жизнь – она такая,
Как тут загадаешь?
Карты странно лягут,
На ладони глянешь,
В сторону ни шагу,
Что тут братцы скажешь?
Сосчитал патроны
Я  в своей обойме.
Далеко до дома,
Кто придумал войны?
Жить  да жить нам братцы,
Вон весна,  какая.
Жить   да любоваться,
Жизнь она простая.

Сосчитал погибших
Фронтовых друзей я.
Смерть в затылок дышит,
Дразниться,  играя.
Пять всего патронов
И одна граната.
Далеко от дома
Я умру, ребята.

Что судьба слепая,
Каждый это скажет.
Доля фронтовая
Воевать,  ребята.
Умирать не страшно,
Родина за нами.
А весна все машет
По лугам цветами.

По лугам цветочки,
Нежные фиалки.
Я  б нарвал их дочке,
Вон их сколь – не жалко!
Сплел венок подруге,
Я б своей любимой,
Жалко, только, руку
Оторвало миной!
   Пока песня вместе с переборами гитары летела по весенней поляне, санитары грузили в полуторку тех раненых,  кто  лежал на носилках. Аккуратно  помогали взобраться в кузов полуторки тем, кто мог передвигаться самостоятельно. И в последнюю очередь, немного повременив, задвинули в кузов носилки с гитаристом.
 - Трогай, - махнул рукой водителю усатый санитар, смахнув слезу ладонью.
 – Ты вертайся, гитарист, слышь, тебе спеть в самом Берлине надобно!
Полуторка, чихнув сизым дымом, тронулась с поляны. Третья рота штрафного батальона всем оставшимся составом убывала в госпиталь.