Глава 5

  - Разрешите? – лейтенант – корректировщик дивизионной артиллерии  шагнул в блиндаж.
 - А, бог войны - артиллерия! Милости просим!  - капитан Еремин  поднялся навстречу вошедшему военному.
 Тот  четко доложил свое имя, звание и цель прибытия.
- Тут вот какое дело, товарищ лейтенант,- взял его под локоть Еремин, - есть у меня командир третьей роты, так вот он тоже из артиллеристов, да в звании вы тоже равны, правда, сейчас у него пока нет этого звания, ты пообщайся с ними, выполни, браток, если сможешь, все его просьбы, обязательно выполни!
 - Василий Николаевич, - политрук укоризненно качал головой – что ж это вы – «артиллерист, у него пока нет этого звания», что о нас скажут в штабе?
- Да пусть что хотят то и говорят! Ты вот, что, Петр Васильевич, дай-ка мне слово офицера, что не откроешь огня на поражение через шесть минут, как только мы перемахнем заграждение!
- Не доверяете, вы мне не доверяете, товарищ капитан! Но извольте, слово офицера, что не откроем заградительного огня через три минуты до полосы и шесть после!
- Ну и ладненько, Коваленко! – позвал капитан.
- Так вы ему сами приказали идти с ротой Анохина, – поправил его политрук.
- Ладно, я сам. Думаю,  двух запасных дисков будет достаточно, мешать в беге не так будут, – с этими словами капитан, отложив в сторону автомат ППШ, стал снаряжать диски патронами.
  Лейтенант – корректировщик в сопровождении автоматчика  протискивался по окопу, спрашивая солдат об Анохине. Те махали рукой: «Ищи дальше», кто-то крикнул: «Анохина ищут!». На возглас отозвался простой солдат без лейтенантских погон.
- Я, Анохин  гражданин лейтенант! – вытянулся он перед вновь прибывшим офицером.
- Э, да ладно, капитан сказал, что мы в одном звании,  так что давай по-простому, ты какое училище заканчивал?
- Калужское, в 1938 году, - ответил Анохин.
- А я, Ленинградское артиллерийское и так  же в 1938!, - даже обрадовался лейтенант – корректировщик, - давай показывай, что тут у тебя.
Офицеры прошли мимо сторонившихся к стенкам окопа солдат.
- Старшина! - позвал Анохин, - Арутюнов! Раздайте спирт! – и жестом руки подтвердил разрешение.
   (На фоне приглушенного профессионального разговора двух артиллеристов идет ближняя сцена разговора сибиряка Коваленко с Епифановым)
- Слышь, Епифанов, почему ваш лейтенант в штрафбат угодил? – спросил сибиряк, переливая свой спирт в подставленную  фляжку.
- Эт, хорошо, что ты не пьешь, - гудел густым басом Епифанов, трезвому-то целится сподручнее, Ты вот что, как побежим - держись за моей спиной!
- Ну, вот еще! – храбрился Коваленко, – у нас в Сибири труса праздновать не принято!
- Не принято, так не принято, - согласился здоровяк, - только это просьба самого лейтенанта, - сбереги, говорит мне, ворошиловского стрелка, за два броска до немецких окопов он у нас на вес золота будет. Так что беги сзади и не рыпайся! – закончил речь Епифанов, закручивая пробку фляжки. 
- А за что разжаловали лейтенанта в штрафбат, так тут такая история, думаю, что полчасика до атаки у нас есть и рассказать можно и помолится перед боем времени хватит! 
   Гвоздь принял двойную норму спирта от старшины в котелок и сразу сделал два больших глотка.
- Эх, как продрало! – откашлявшись, просипел он, - братва, а фашисту тоже перед боем спиртягу дают, чтоб ни дрейфили?
- Чего это ты, так за фрицев озаботился? – старшина Арутюнов неодобрительно покосился на Гвоздя.
- Да мне по фене  фрицы с гансами, мне лишь бы душа у них в пятки ушла, когда мы на них навалимся! – отпил он еще один глоток из котелка, – глядишь,  и нам подфартит, мазать со страху будут!
- Смотри, чтобы у тебя душа со страху в штаны не провалилась, когда на пулеметы побежим!
- Да сукой буду, век воли не видать, если сдрефлю перед этими волчарами позорными! - спирт,  моментально  стал действовать на изрядно оголодавшего на лагерной баланде Гвоздя.
   Солдаты торопливо передавали вещмешки старшине, допивали, крякая, остатки спирта, привычными движениями вгоняли обоймы патронов в приемники своих винтовок.
- Ты подсумок-то застегни, – обратился хмурый боец к Гвоздю, - не ровен час подле  колючки кувыркаться будешь или когда поползешь обойму-то и потеряешь ненароком.
- Да застегну, застегну, и чего ты ко мне цепляешься? – выполнил он просьбу хмурого.
- Ты не серчай, тут дело вишь, общее, от одного выстрела жизнь может и десятерых зависит, вот ты легкую гранату куда заховал? - ткнул он в пояс Гвоздя.
- Да отвяжись ты от меня на пол штанины, видишь она у меня справа висит, левша я понял? – ухмыльнулся Гвоздь пьяненькой улыбкой – ща бы гармозу, так запел бы вам я!
Ой,  девахи- девочки
Что ж вы без припевочки?
Я хорошенький такой
Холостой, да молодой!
Притопнув ногой по рыжей глине, начал куражиться  он.
    Корректировщик артогня и Анохин,  закончив осмотр, шли по окопам назад.
 - Главное, ты сначала передний край размолоти, а потом перенеси огонь на вторую линию, мы и рванем под прикрытием огневого вала!
- Договорились, - связь! – крикнул артиллерист. «Алло, ветка, ветка, как меня слышно?» забубнил он в трубку.
- Ну, что, лейтенант, начинаем? – кликнул он Анохину.
- Готовься, - подстегнул тот бойцов.
- Господи, помилуй и спаси! – перекрестился Епифанов.
- Одна надёжа на бога войны, артиллерию, может хоть одну пулеметную точку расковыряют.
  - Прицел 16, целик 8, вправо 2, батарея, беглым – огонь! – крикнул в трубку артиллерист.
   Снаряды с легким шорохом и свистом, словно утки в весеннюю ночь, пролетели над головами приготовившихся к броску солдат.
- Броском, без крика, вперед, пошли!!! – стеганул по натянутым нервам бойцов голос Анохина. Солдаты выскакивали из окопов и молча  устремлялись  туда, где пока ещё беззвучно вставали первые фонтаны земли от разрывов снарядов.