Глава 32. Сети Катрин

Стол ломился от яств, хоть Их Величества почти не притрагивались к ним. Анна испытывала на себе недовольный взгляд супруга и теряла аппетит, а король, тяготящийся необходимостью во имя приличий ужинать не в обществе кардинала или очаровательной фрейлины, а с женой, отщипывал виноградины и кидал их в золотое блюдо. Тишину скрашивал треск огня в камине.
- До меня дошли слухи, что вы подозреваете испанцев в продолжении военных действий, супруг мой, - заговорила королева. Она заметила, как поморщился монарх при одном упоминании государства-врага, но не могла позволить себе отступить. На кону стояла судьба ее Родины, и, хоть Анна ориентировалась на интересы французов, а не соотечественников, она была убеждена, что вовсе не о благополучии хоть одной из стран печется тот, кто управляет ситуацией.
И подозрения королевы падали на англичан, во многом из-за предвзятого отношения к ним как к нации: они называли себя «избранной расой», не считались с претензиями других держав на господство на море и суше, стравливая конкурентов между собой и не позволяя хоть кому-то возвыситься. И была правда в беспокойстве Анны, но приходилось признать, что, потворствуя конфликтам на континенте, Англия не стремилась разрушить Францию: это бы допустило усиление Испании, а Карл I придерживался простой, но действенной формулы: разделяй и властвуй.
- Я во многом уличаю испанцев, мадам, - после продолжительной паузы, так что могло показаться, что разговор окончен, произнес Людовик.
Известия с фронта не достигали Его Величества, но, благодаря преданным мушкетерам, чьи друзья оказались под обстрелом, правитель получал обрывки записок, из которых ясно следовало, что враги не дремлют. И все же не это вызвало волну нападок на испанцев. Дворец полнился грязными сплетнями о связи короля и Натали, которые мужчина принимал с удовольствием, однако им вторили слухи об Анне и мушкетере. В каждой истории есть доля правды, и, если допустить, что роман Ее Величества не развился дальше интрижки Людовика, то наглецу, посмевшему коснуться правительницы, а тем более поцеловать ее, светил эшафот. Но провести расследование, тем самым компрометируя честь Анны, монарх не мог: это бы неминуемо побудило Филиппа IV вступиться за сестру и отозвать посла, уже отбывшего во Францию. Кардинал настаивал на мире с Испанией, указывая на истощение ресурсов страны, духовный упадок и неспособность людей продолжать атаки и даже оборону.
- Женщине не место в политике, - заявил Людовик.
Он встал и подошел к окну, любуясь своими прекрасными владениями: ночь опустилась на город, и территория дворца озарялась факелами. Мужчина боролся с подлой гиеной, что скалилась на его жену, и взывал к благоразумию. При людях он не гнушался высказывать Анне свои претензии, но, когда они сидели в искусственно созданном семейном кругу, вспоминал о здоровом наследнике и не желал мучить супругу. Ее покорность и смирение восхищали даже тех, кто с самого прибытия испанки презирали ее. Да и монарху были свойственны и мирская привязанность, и человеческое сострадание. Сколько бы он ни засматривался на юных муз, а, стоило Анне сказаться больной, и муж ощущал страх одиночества. Привык он к ней. Как привыкают к щенку, забравшемуся в дом с улицы и помимо воли хозяев ставшему со временем членом семьи.
Да и Катрин, прежде отзывающаяся о королеве в исключительно резких выражениях, попав в ее свиту, изменила политику и восхваляла Анну. Впрочем, рос скорее престиж благородной и доброй фаворитки, нежели правительницы. Однако к испанке отныне относились с большим уважением, чем прежде.
- Я и не смею вмешиваться в ваши дела, сир, однако я не могу не выразить тех опасений, что сеет в моей душе Марк. Он, безусловно, талантлив в дипломатии, но его цели… Он предатель, - Гастон просил ее избавиться от советника, подставить его, быть может, подослать к нему одну из фрейлин и достать документы, которые позволили бы, не раскрывая шпиона, подвести его к эшафоту за иные злодеяния. Но Анна не собиралась хранить секрета графа: в отличие от мушкетеров, всегда самоуверенных, но не всегда побеждающих, и Натали, влюбленной до слепоты и глухоты, женщина понимала, что справиться с врагом, пустившим корни так глубоко, без жертв, не получится. А рисковать благополучием сына она бы не стала.
- Вы напоминаете мне Натали, - пробормотал Людовик, и его губы озарила улыбка. Анна беспомощно вздохнула. Он не поверит в виновность любимицы, тем более из уст супруги, а Марк и девушка связаны так крепко, что, либо оба окажутся на виселице, либо оба продолжат губить страну. И тут королева вспомнила имя той, кто имел влияние на правителя…
- Супруг мой, я обещаю впредь не беспокоить вас необоснованными подозрениями.
- И я принимаю ваше обещание, мадам. Ибо вы, ничего не зная, судите.
Королева уже удалялась, когда Людовик окликнул ее.
- Наш союз не должен вызывать насмешек. Я сознаю, что сам допускал непростительные грубости и отдавал предпочтение не заслуживающим моего внимания женщинам, в то время как рядом со мной были вы. В связи с переговорами, я желаю упрочить ваше положение при дворе и пресечь наговоры. Отныне я буду посещать ваши покои, - он замолчал на мгновение. – И во благо Святых я надеюсь, что в них не будет никого, кроме вас.
…
Анна сидела перед зеркалом с книжечкой в руках и, отпустив фрейлин, ожидала прихода Катрин. Придворная дама из нее вышла столь же хорошая, как и любовница, и графиня, и воровка, и шпионка. Педантизм и стремление быть лучшей, чем бы ни занималась, позволяли преуспевать во всем, за что она ни бралась.
- Сегодня я говорила с Людовиком. Мои слова для него как писк птенца. А петь он мне не позволит. Помнится, вы не жаловали Натали… - Анна замолчала. Высказать свою просьбу вслух она не смела.
- Думаю, у меня найдутся причины для искренней нелюбви к мадемуазель мушкетер, моя королева, - Катрин невольно усмехнулась: какой клубок змей шипел в Лувре! Габриель использовал Марка против короля, Гастон просил Анну избавиться от советника, сама Катрин надеялась, что уже вскоре место Ее Величества освободится… и теперь правительница искала союзников против Натали.
- Людовик желает проводить ночи со мной, - едва ли Анна испытала радость от подобного порыва: его поцелуи вызывали в ней волну отвращения, нежели жар страсти, о чем король будет непременно сетовать впоследствии.
- Уверена, он будет нежен, - промурлыкала фаворитка. – Но, думаю, вам не придется долго терпеть: до меня дошла информация, что планируется покушение. На короля и дофина. Вас не тронут, потому что… - конец фразы Катрин выразила взглядом: «это испанцы».
- Людовик знает? – испуганно спросила Анна.
- Мне его жизнь дороже своей. Как и здоровье вашего ребенка. Они покинут дворец инкогнито, под присмотром моих людей, и отправятся в поместье, куда прибудет рота мушкетеров. И ту злосчастную ночь в покоях монарха проведет подставное лицо. Марк.
- Полагаюсь на вас, - Катрин ощутила облегчение. Страшно сделать первый шаг в темноту, а после ноги сами ведут вперед. Предать Габриеля, укрыть Людовика, убить королеву, обнародовать свидетельства низкого происхождения дофина, и после насладиться благодарностью правителя... Ришелье же получит послушную правительницу или будет низвергнут, если заупрямится.
На следующий день она собрала фрейлин от лица Ее Величества и сделала заявление:
- Отныне Лувр оберегается гвардейцами. Лишь я и граф Марк имеем право беспокоить Их Величеств и никто более. Ходить по Лувру по вечерам запрещается, даже в случае срочного поручения. Вы вольны обращаться к кардиналу или первому советнику, - создавалось впечатление, что вводился военный режим. Впрочем, так оно и было, но никто не решился обсуждать это вслух. Поднятый подбородок Катрин вынудил равных ей стоять, ссутулив плечи, а после склониться перед ней, как перед королевой.