Абдул

  …В тот вечер  в клубе Z  был многолюдно. Люди разных национальностей и культур собрались в  головном здании клуба в Вене. Это было связано с ежегодным «кулуарным», как я его называл, собранием. В неформальной обстановке, обсуждались варианты сотрудничества членов клуба по многим направлениям – бизнес, шоу-бизнес, политика, искусство и многое другое. Саксофон, рояль, кокаин, шампанское, красивые  и богатые мужчины и женщины -  я чувствовал себя здесь как дома. Клуб Z год за годом превращался, в своего рода, транснациональную корпорацию. Моя роль в этой корпорации была проста, но в то же время несколько деликатна. Я поставлял к «столу» богатых мужей клуба красивых, благовоспитанных молодых девушек.
В тот вечер, как и в прошлом году, на собрании присутствовало немало выходцев из арабских стран Северной Африки.  Я познакомился с молодым представителем одного из уважаемых и богатых родов Алжира. Его звали Абдулла Ибн Саббах и, несмотря на то, что с момента нашего знакомства прошло уже 6 лет, это имя крепко засело в моей памяти. Молодой алжирец, просивший всех  называть себя Абдулом, был хорошо образован, начитан, владел английским и немецким языками, разбирался в живописи, классической музыке,  играл на виолончели. Мы курили гашиш и разговаривали о литературе.  Абдул был увлечен творчеством Уильяма Блейка.  Я,  всегда считавший Блейка одним из выдающихся европейских поэтов и незаурядным художником,  стал ему отличным собеседником. Нас представил друг другу  общий знакомый - Хасан  Аль Раби - выходец из Марокко, давно осевший в Париже.  Его род был каким-то образом связан с родом Саббахов. Хасан занимался гостиничным бизнесом, он  не раз пользовался моими услугами, а я, в свою очередь, любил останавливаться в его отелях на Ривьере.  Когда Хасан представлял меня Абдулу, на его  лице проскользнула ироничная улыбка, которую, на мой взгляд, Абдул принял за определенного рода знак. Я понял, что они уже говорили обо мне.
В середине вечера я переключил свое внимание на давний объект моего обожания - Елену. Елена любила эпатировать публику. В тот вечер  с ней была ее любимая Мона – так звали ее взрослого леопарда. 3 года назад Мона была доставлена из Намибии в 2-х месячном возрасте и с тех пор ее воспитанием занимались нанятые наставники из городского зоопарка. Леопард совершенно не боялся людей. Я думаю, Мона  чувствовала себя на шумных вечеринках увереннее, чем в саванне. Мы с Еленой часто шутили на этот счет.  Дабы не пугать собравшихся,  на морду леопарда был надет стальной намордник, лапы Моны были обуты в специальные чехлы из плотной кожи.     Мы провели много времени за разговорами на террасе. Я делился с Еленой  впечатлениями о своей недавней поездке в Йемен. Она не разделяла моё увлечение востоком, тем не менее, слушала с увлечением. Около полуночи Елена, сославшись на усталость, покинула клуб. Она пригласила меня на следующие выходные в свое загородное имение- поучаствовать в чем-то, как она выразилась «очень захватывающем». Я был заинтригован и охотно согласился приехать.  Когда я вернулся в основной зал, мой алжирский знакомый вел беседу с двумя посетительницами клуба,  назойливо интересовавшимися его высоким положением на родине. Представившись дамам я попросил их отпустить Абдула на несколько слов. Я предложил ему удалиться и провести остаток ночи в обществе одной прекрасной молодой особы в отеле «Гранд» на Кернтнерштрассе . Абдул согласился и  извинившись перед дамами покинул клуб вместе со мной.
Надо отметить, что я  хорошо разбираюсь в своем клиенте, вижу его, что называется          «издалека». Меня интересуют только очень  богатые мужчины, каким и являлся Абдул. По костюму, взгляду, манере разговора, жестам в большинстве случаев  я могу определить какие «вкусы» у моего собеседника. В вопросах собственного стиля я весьма строг и скрупулезно подхожу  к выбору костюма перед встречей со своими клиентами. Элегантность вообще мое врожденное качество. И хотя в тот вечер все вышло спонтанно,  я,  при всей своей уверенности, сомневался в том, что Абдул примет мое приглашение. Мой опыт подсказывал -  Абдулу нужно что-то не только физическое, но духовное.Было бы неразумно пытаться заинтересовать его какой-нибудь глупой куклой модельной внешности . Именно поэтому я  вспомнил о Доминике, сделав перед отъездом звонок в дом фрау Шольберг.
Фрау Патриция Шольберг  была моей старой знакомой. Эта дородная, со следами былой красоты женщина,  разменявшая пятый десяток,  содержала  публичный дом в одном из фешенебельных районов Вены. Она находила для меня красивых и благовоспитанных девиц, из числа тех, что оказывались в стесненных обстоятельствах, вызванных различными превратностями судьбы. Это могли быть: разорение или гибель родственников, вероломность и корысть опекунов, долговые ямы отцов, проигравших все состояние в карты и многое другое, чем так богат наш жестокий мир. Разными путями девушки попадали  в «паутину» Пэт. Моей привилегией было называть фрау Шольберг "Пэт",  так как я был не только одним из ее основных и важных партнеров по бизнесу, но и кем-то вроде друга.  Девушки оказывались в паутине в буквальном смысле этого слова, так как пол в большой гостиной дома фрау Шольберг, был выложен плиткой с узором, изображавшим замысловатую паутину.  Я часто подшучивал над Патрицией, называя ее «Черной вдовой». В дни «осмотра», как называла их Пэт, каждую новую девушку приводили в гостиную, куда устанавливалось гинекологическое кресло. Девушки осматривались  доктором. Фрау Шольберг любила собственноручно помогать доктору со всеми необходимыми инструментами, иными словами, выступала в роли его ассистентки. Только после медицинского осмотра Пэт, убедившись в отсутствии венерических  и прочих болезней, знакомилась с девушкам ближе. Она долго беседовала с ними, узнавала об их происхождении, образовании, талантах. Благодаря ее опыту, она весьма точно могла предугадать будущее той или иной девицы в своем доме. Порой Пэт делилась со мной размышлениями на счет некоторых  девушек. Она говорила: «Вот эта моя гордость - стесняшка Мартина. Александр, поверь мне, скоро ее выкупит один состоятельный джентльмен из Англии, он любитель игр в подчинение и Мартина как никто другой удовлетворяет его желаниям. Видишь, какая она стеснительная, ее неуверенный взгляд притягивает таких как он. А вот  Гретта – эта брюнетка с короткой стрижкой – она надолго застрянет у меня. Слишком глупа и т.д.»  Мне нравился серьезный подход фрау Шольберг к своему делу, ее умение разбираться в психологии клиентов и  девушек, служивших в ее доме,  а ей  нравилась моя обходительность и наблюдательность.
В один из дней «осмотра» Пэт позвонила, сообщив, что меня заинтересует новенькая девушка. Приехав к ней, я познакомился с Доминикой. Я сразу понял, что она – настоящая находка, драгоценный камень, с которым я еще долго смогу держаться «на плаву». Доминика была высокой, статной 18-летней итальянкой. Карие глаза, ясный взгляд. Очень выразительные, тонкие черты лица. Черные как смоль, густые, длинные вьющиеся волосы. Я смотрел на ее хрупкие плечи, упругую грудь, плоский живот и думал, что передо мной античная богиня. Очень женственные, широкие в меру бедра, длинные прямые ноги, тонкие лодыжки и ступни- маленькие, не смотря на высокий рост девушки, изящные ступни… Помимо восхитительной внешности Доминика прекрасно танцевала, хорошо играла на фортепиано, имела тонкий голос и отлично пела на итальянском, французском и немецком. Это был бриллиант и я знал, что рано или поздно, найду для такого бриллианта достойную «оправу».
Я и Абдул приехали к отелю около полпервого ночи. Швейцар забрал ключи от кабриолета Абдула, чтобы припарковать его, и мы проследовали в великолепный по своему убранству холл отеля. Я не раз бывал в «Гранде» и роскошь  здешних номеров всегда прельщала меня. Экстерьер и интерьер отеля представляли собой смешение двух стилей – марокканского  и европейского классицизма. Услужливый портье – мой давний знакомый устроил  нам кальян. Мы расположились в номере  «люкс», утонув, словно два султана, в  мягких подушках  и узорах персидского ковра. Дурман древнего наркотика приглушал произносимые нами слова. Игра света, оконтуренного узорами торшеров, повторяющими восточные орнаменты, придавали обстановке особый уют, воздух казался пряным. Перед нами, на серебряных  подносах,  лежали финики, инжир, щербет, халва, цукаты и разнообразные фрукты.  Мы беседовали о «Гекате» Блейка, обсуждая некую мужественность в чертах богини ночи, когда я, как бы вскользь, обронил:
 - Абдул, в скором времени, если вы не против, нас посетит Доминика – это моя  прекрасная знакомая, о которой я говорил вам в  клубе.
Он взглянул на меня, задержав взгляд дольше обычного. Абдул знал о моей репутации сутенера и, тем не менее, принял  предложение удалиться из Z вместе. Тем самым он дал согласие на то, что должно было происходить далее.
- Ну что ж, Александр, красота - страшная сила. Перед ней целые воинства падали ниц, а мудрейшие мужи готовы были отдать и полцарства - отвечал Абдул.
Я улыбнулся его ближневосточной, размеренной манере изъяснения и продолжал:
-Хасан наверняка говорил вам о моем нестандартном подходе к представлению женской красоты? Сегодня мы будем иметь возможность получить ни с чем несравненное эстетическое удовольствие. Вы, наверное, знаете о танце Саломеи? Танец семи вуалей – прародитель современного стриптиза.  Доминика владеет искусством этого танца.
-Хасан говорил мне об утонченных вкусах и манерах девушек, которых вы продавали ему.  Я доверяю Хасану, поэтому принял ваше приглашение и с удовольствием познакомлюсь с девушкой, о которой вы говорите. Я знаком с легендой о Саломее  и Иоанне Крестителе. Надеюсь, мой друг,  голову никто из нас сегодня не потеряет?
Я рассмеялся над его намеком на исход легенды и с иронией ответил: «Как знать, Абдул».   Беседуя с Абдулом, наблюдая за его манерами, я размышлял о своих клиентах. Я думал о взаимосвязи выбора и возраста. Банально, но факт - старым хочется молоденьких и неопытных дурочек. Молодым интересны более опытные, зрелые дамы. Но среди тех и других  есть  любители «эксклюзива»  - негритянок, азиаток, латиноамериканок. Всегда найдутся и те, кому хочется инвалидов, душевнобольных, карлиц. Я не люблю называть людей извращенцами, но что на самом деле было не по мне, дак это геронто-, некро- , зоо – и прочие «-филии». Я также не водил знакомство с любителями дерьма и «золотых дождей», но не имел ничего против сексуальных меньшинств, различных переходных транс- форм и бисексуалов.  О, этот список можно продолжать бесконечно. Каждый раз, сталкиваясь с  очередной формой извращения, я открывал для себя нечто новое  в человеческой природе. Я   разбирался в этом новом как археолог, аккуратно сметающий пыль с древней статуи во время раскопок – не торопясь, смакуя каждый миг, рассматривая каждый сантиметр. Особенно примечательны для меня в этом вопросе были вкусы современной золотой молодежи – юношей,  умеющих подать себя в обществе, но совершенных «неумёх» в вопросах плотского наслаждения. Я не говорю про всех, но про многих.  Долгое время находившиеся под жестким контролем  гувернеров, и нянек, они познали онанизм сначала как путь к наслаждению, а впоследствии как средство к снятию нервного напряжения, давления всевозможных  рамок. Представляя в своих фантазиях все мыслимое и немыслимое, они обращались ко мне дрожащими голосами, желая удовлетворить свою похоть, но, не веря в возможность ее удовлетворения. Какого же бывало их удивление при столкновении с реальностью и возможностью воплощения в нее своей  мечты. Я продавал им в наложницы прекрасных  камбоджиек и  бирманок, сексапильных, длинноногих восточно-европейских красавиц и анголок  -  этих чернокожих ангелов, а также другую «экзотику». Впоследствии я видел в их глазах  удовлетворение и разочарование. Да, именно разочарование, ибо реальность в большинстве случаев была жестче, или попросту  неинтересна, в отличие от грез. Женщине я продавал «живой товар» лишь однажды. Это была довольно известная в Вене богатая пожилая дама, вдова аристократического происхождения.  Иметь дело с  мужчинами, или, как она выражалась «мальчиками» мне было неинтересно. Я не испытывал никакого куража, удовольствия от процесса продажи мужских тел и когда ко мне обращались с подобными просьбами некоторые обеспеченные дамы, я всегда отказывал, направляя их к знакомому модельеру по фамилии Коттияр. Обаятельный француз Жан- Жак Коттияр был гомосексуалистом, что так нередко в модном бизнесе. В штате его моделей всегда находились красивые «мальчики», желающие подработать, таким образом, были довольны все, а я обзаводился новыми знакомыми, связями и т.д. Абдул был для меня человеком с «другой» стороны. Я решил для себя, что ему нужно нечто особенное, не просто девушка с обложки, но девушка с прекрасным телом и душой, в ней должна была быть страсть. Именно поэтому я поставил  в тот вечер все на Доминику.   
  Абдул отлучился в уборную, а я подошел к высокому окну в форме арки, поддерживаемой двумя маленькими колоннами. Я отодвинул легкую полупрозрачную штору и выглянул во внутренний двор отеля. Доминика! Произнес я про себя, увидев припаркованный  серебристый Паккард, принадлежавший фрау Шольберг.
 
       Когда Абдул вышел из уборной в дверь номера постучали,  я громко сказал «Войдите». Через мгновение перед нами предстала высокая девушка, одетая в легкое длинное пальто с меховой оторочкой. Лицо ее прикрывала темная вуаль. Рядом с девушкой стоял невысокий старик арабской наружности с каким-то свертком и  тоболом . Я видел его впервые. 
«Добрый вечер Господа» – произнесла Доминика своим тонким, бархатным, немножко вкрадчивым голосом.
В следующие минуты все развивалось стремительно. Помощник  Доминики  расправил сверток, оказавшийся небольшим ковриком с замысловатым узором. Он  раскинул ковер напротив нас, немножко сбоку, у правой колонны, что вкупе с двумя остальными отделяла гостиную от прихожей в форме полукруга. Старый араб снял короткую куртку и остался в брюках и белой сорочке с вырезом в форме большой буквы Т. Я встречал такие в Йемене, Египте и некоторых азиатских странах тропического пояса. Он устроился на коврике по-турецки, поставил перед собой барабан и принялся настукивать ритм, погружая нас в атмосферу предстоящего танца. Доминика сбросила пальто, туфли и вышла в центр. Семь вуалей обтягивали ее знойное юное тело, и она принялась танцевать…   Такт танца и приятная гибкость юного тела захватили меня, я будто остался наедине с прекрасной итальянкой, забыв про Абдула и барабанщика. Ах,  эти отточенные движения. Я видел ее танец четвертый раз, а чувствовал себя как в первый. И так каждый раз. Удивительная девушка, подумал я. Первая вуаль слетела с аккуратной головки  словно лепесток, сорвавшийся с прекрасного бутона розы. Нашему взору предстала чувственность губ и ланит, четкие контуры тонких бровей и пышность густых волос. Движения ее бедер напоминали всплески волн, резкие, ритмичные. Нежность кожи ощущалась на расстоянии, это будило желание касаться ее тела. Я целовал взглядом хрупкие плечи, тонкие лопатки, двигающиеся под кожей с кошачьей изящностью, когда с них слетала вторая вуаль. Ее спина, словно струна, ее ягодицы, округлые, будто персики, налитые  соком солнца и… ноги! Прекрасные ноги и бедра,  поражающие правильностью своих форм, их силой и уверенностью  движений предстали нашим взорам после того как одна за другой вуали спадали, словно кандалы с обнаженного тела, под нарастающий ритм древнего еврейского танца. Вместе с Доминикой я чувствовал внутреннее освобождение, что-то очень чистое, настоящее, нагое. С полетом последней, седьмой вуали, ко мне пришло понимание, что это был танец Бога. Танец красоты, совершенства и грации вызывающий благоговение и покорность перед божественной силой танцующей. 
Я обратил свой взгляд на  Абдула. Он всем своим видом подчеркивал отрешенность, мнимое безразличие к происходящему. Однако в глазах его пылал огонь. Теперь я уважал его не только как богатого и образованного интеллектуала, но как «Человека желающего». Я уже видел этот огонь в глазах других мужчин. Для меня это было правильной, закономерной реакцией, основой страсти и, на мой взгляд, мироздания…
Последний удар тобола оборвался и застыл в воздухе гулким эхом. Доминика стояла перед нами вполоборота обнаженная, согнув одну ногу в колене. Руки ее застыли в каком-то ритуальном, призывающем движении. Абдул заговорил напряженным, но уверенным,  громким голосом. «Александр, Я заплачу вам за эту прекрасную девушку 60 тысяч. Также, я даю слово, что она больше никогда не будет ни в чем нуждаться, необходимые бумаги мы можем подписать позже у Хасана.»  Я молча кивнул. Эта сумма превысила мои ожидания в несколько раза. Он достал чековую книжку и написал на белом бланке цифру 6 с четырьмя нулями, поставив под ними элегантную подпись. Я заметил легкую дрожь его рук. Передавая мне чек, Абдул сказал «И все же, по меньшей мере, один из нас сегодня ночью потерял голову Александр. Благодарю вас». Я взял чек, встал, слегка поклонился  и вышел из номера, бесшумно закрыв за собой дверь, Я даже не посмотрел в сторону Доменики , чтобы не будить в себе чувство меланхолии, гадкой и похотливой тоски.
Я вышел из отеля и огляделся по сторонам в поисках такси. Ни единой души, ни единой машины.  Швейцар услужливо предложил мне вызвать авто. Я отказался, достал портсигар, быстро прикурил, затянулся и выдохнул.  Все это время мои мысли были связаны с Доминикой. Бредя домой по влажной  мостовой, я думал о том, что продал Абдулу не девушку, но произведение искусства. Во мне томилось двойственное чувство, которое испытывает коллекционер, продавший очень редкую картину другому коллекционеру, такому же, настоящему ценителю. Я почувствовал удовлетворение от того, что ценный предмет попал в «знающие», а оттого лучшие руки и вместе с тем грусть от расставания с красотой, лицезреть которую продолжит уже другой. Последнее что я помню о той ночи это мягкая постель, до которой я добрался уже под утро и ответ, что крутился у меня в голове: «Да, Абдул, видимо головы этой ночью потеряли мы оба».   
01.05.2015 г. Дмитрий А. Штольц