Про армию, преферанс и лейтенанта Хлыстикова

     В конце ноября одна тысяча девятьсот семьдесят четвертого года был призван я на два года в советскую армию.   
     Паузу между июньским окончанием химического политехникума и этим неминуемым, как восход солнца событием, заполнил я на всю катушку влюбленными в меня девушками, сухим и не очень вином, бессонными ночами с грудами окурков в пепельнице и ежедневными упреками матери, вздохнувшей свободно, как мне кажется, только после того, как мои друзья сдали меня, наконец, после шумных семейных проводов на руки районному военкому.
     Из военкомата местного отправлены мы были в тот же день на городской сборный пункт, находящийся на окраине Москвы на улице Угрешской, где и были благополучно забыты всеми на целых три дня.
     Я уже плохо помню, как мы их провели. Вспоминаю только жесткие лавки, на которых спали тесно, прижавшись друг к другу. И спиртные напитки, предлагавшиеся работниками сборного пункта за две цены.
     Самым ценным приобретением этого периода стал Сережка Сапронов – тоже выпускник техникума и, как следствие, мой ровесник.
     Серега был здоров, как бык, умен, начитан, мудр и немногословен.
     Только однажды намекнул он, к моему большому удивлению, на некие криминальные грехи свои, заставившие его срочно податься в армию.
     В день четвертый, когда мы, одурев от безделья и томительного ожидания дремали у окна, услышал я свою фамилию, которую выкрикивал кто-то из дальнего конца большого зала. Следом оттуда же позвали и Серегу.
     Мы подошли и увидели невысокого, неопределенного возраста, седого и почти лысого старшего лейтенанта, который представился Хлыстиковым.
     Он был, так называемым «купцом» и должен был увезти, как он туманно выразился, в город Икс, тридцать новобранцев.
     Переглянувшись с Сергеем, мы согласно кивнули. И старший лейтенант сразу же назначил Серегу заместителем командира нашей команды, а меня - ее комсоргом.
     Набрав команду, удовлетворенный Хлыстиков предложил всем скинуться по три рубля для покупки в дорогу еды и настольных игр.
     Приказ начальства, как известно, закон для подчиненных.
     Пересчитав деньги и бережно убрав их в нагрудный карман, старлей предложил нам с Серегой проводить его в какой-нибудь большой магазин, чтобы отовариться.   
     Мы радостно согласились и, взяв с собой в качестве грузчика крепкого третьего, отвезли его в Государственный Универсальный Магазин.
     Кремлевские стены, площадь Красная и ГУМ произвели на нашего руководителя неизгладимое впечатление. Одновременно вырос в его глазах и наш авторитет.
     В магазине узнали мы о том, что Хлыстиков женат. 
     А еще узнали о большой любви его жены к шпротам рижским, сайре атлантической, икре красной, колбасе копченой, конфетам шоколадным фабрики «Красный Октябрь» и апельсинам заморским, коих куплено было не менее пяти килограммов.
     Не был забыт и личный состав, для которого приобретены были вареная колбаса, тушенка говяжья , сгущенное молоко, сахар, баранки с сухарями,   черный и белый хлеб. В отделе настольных игр разжились мы  двумя комплектами шашек по девяносто копеек, шахматами на картонном поле и коробкой домино за рубль с мелочью.   
     Себе Хлыстиков попросил колоду игральных карт. 
     - Для дома.
     Дополнительно по просьбе заботливого нашего командира приобретены были три бутылки водки.  На случай, если простудится кто. Для растирки. Так как дорога предстояла дальняя.
     -  Не на юг едем. Трое суток трястись.
     Меня с Серегой Хлыстиков взял в свое купе – штабное, как он выразился. Одна полка была превращена в склад, три другие заняли мы. И поезд тронулся.
     Наутро народ был пересчитан, накормлен тушенкой с черным хлебом и напоен чаем с сухарями и сгущенной.
     Делать в дороге было нечего. Мы травили анекдоты, вспоминали разные смешные эпизоды.
     И как-то, ненароком, рассказал я о том, как играли мы, бывало, с ребятами из группы по целой ночи в преферанс.
     Старшего лейтенанта рассказ мой привел в сильнейшее возбуждение. Он сказал, что давно мечтает научиться играть в эту игру и всегда завидовал тем, кто этому уже научился. А еще о том, что будет первым парнем в гарнизоне, если народ узнает о том, что он играет в преферанс.
     По его глазам видел я, что авторитет мой еще пару пунктов прибавил.
     - Научи, будь другом.
     Серега, как выяснилось, тоже был любителем "пулю расписать".
     И стали мы обучать нашего благодетеля преферансным премудростям .
     Нужно признаться, что человеком он оказался смышленым, хватал все на лету и уже на второй день играть стал довольно сносно.
     За этим занятием мы за пару дней незаметно выпили всю купленную водку - благо растирать никого не пришлось. Затем стали покупать пиво, которое регулярно разносили по поезду девчонки из вагона-ресторана.
     - Пиво можно - каждый раз напоминал нам Хлыстиков, заслышав грохот проезжающей мимо телеги с провиантом.
     В прокуренном купе время летело незаметно. И если не считать случая, когда Серега дал по морде ехавшему в соседнем вагоне обнаглевшему дембелю, доехали без происшествий и как-то совсем незаметно оказались в ночи на станции назначения, где было не по-московскому морозно и неожиданно снежно.
     На станции нас уже ждали и, посадив на грузовики, долго везли куда-то.
     Во втором часу распахнулись зеленые ворота с красной звездой и машины въехали в часть, где выгрузив, нас часа полтора держали на холодном плацу, выкликивая по фамилиям и расспрашивая о специальностях. Потом всех загнали  в баню, там постригли и выдали армейское белье.
     В шестом часу утра мы - чистые и с подшитыми подворотничками, добрались, наконец, до кроватей и, едва коснувшись подушек, уснули крепким сном.
     А в шесть тридцать прозвучал сигнал «Подъем» и нас, только что уснувших, с трудом понимающих спросонья, а что, собственно, происходит, стали строить.
     Оказалось, что наш старлей в знак благодарности пристроил меня с Серегой в школу сержантского состава.  И уверен он был, что предоставив нам возможность стать командирами, он оказал нам и честь величайшую. И, конечно же, гордился собой.
     А мы – дурачки, не знали еще тогда, что за погоны сержантские нужно было за полгода учебы набить на ногах  не один мозоль, промаршировав строевым шагом десятки часов по плацу , выучить наизусть уставы гарнизонной, караульной и прочих служб и проползти на пузе по снегу и грязи десятки километров во время бесконечных марш-бросков.
     И тоже радовались нашему необыкновенному везению.
     Через месяц, приняв присягу, и обучая после отбоя игре преферансу командира первой роты лейтенанта Гену Хорошеева, узнал я, что есть в армии места не столь хлопотные, но не менее перспективные. И как бы между прочим сообщил он, что ищут сейчас в первую роту отдельного батальона соседнего полка писаря. И что если я не против, он готов похлопотать.
     Я был не против.  Не было во мне сержантских амбиций. 
     Через пару дней приехал за мной усталый пожилой майор – командир той самой первой роты и увез с собой.
     А еще через месяц был я, к огромному огорчению ротного, откомандирован в строевую часть нашего полка на должность делопроизводителя, где и провоевал до дембеля, дослужившись до старшего сержанта.
     Время от времени Хлыстиков приглашал меня по выходным к себе домой, где собиралась дружная компания обученных нами преферансистов.
     Мне нравилось приходить к нему в гости, где  заботливая жена его радовалась всегда моему приходу, кормила  вкусно и  всячески обо мне заботилась.
     Впоследствии узнал я от знакомых офицеров, что была у старшего лейтенанта болезнь – уходил он периодически в запой.
     Случалось это, как правило, либо накануне присвоения ему очередного воинского звания капитан, либо сразу же после этого присвоения.
     Что бы там ни было, но возвращался из запоя он каждый раз старшим лейтенантом. 
     И со временем научился относиться к этому философски.
     Сережка Сапронов на сержанта тоже не выучился. 
     Набив как-то физиономию старшине учебной роты – верзиле – беспредельщику, он был к моей огромной радости тихо и без особой огласки отчислен из учебки и переведен в  наш полк.
     По вечерам, в свободное от службы время, он часто приходил ко мне в строевую.
     В сизом дыму кабинета вспоминали мы юность нашу, обсуждали прочитанные книги из неожиданно богатой даже по московским меркам полковой библиотеки, развлекали друг друга игрой на гитаре и размышляли о Судьбе.
     Которая привела нас однажды в то штабное купе.