Глава 3

     Атосу идея провести неделю-другую в гостях у сенешаля понравилась.
Он прекрасно понимал мотивы маркизы д’Алинкур. Окажись он на ее месте и в ее обстоятельствах, он бы тоже с радостью ухватился за возможность иметь рядом человека неиспорченного придворными манерами.
     Людей, подобных сенешалю, Атос тоже хорошо знал – такой способен замучать гостей до смерти, пользуясь своими правами хозяина и обязанностями, налагаемыми хорошим воспитанием и этикетом. Маркиза явно желала принести графа и виконта в жертву, чтоб обеспечить себе приятный отдых. Однако Атос не сердился на нее. В сугубо мужской компании сенешаль наверняка не будет излишне усердствовать, а вот охота у него должна быть знатная.
     Граф надеялся, что если не само действо, то хотя бы восхитительная природа этих мест заставит Бражелона немного отвлечься.
     Делиться своими надеждами с сыном Атос не стал, а просто сообщил о приглашении. После выходки, которую позволил себе виконт, он не счел возможным возражать:
- Я сделаю все, что Вам будет угодно. Я рад, что Ваше желание увидеть здешние леса так быстро исполнилось.
- Это случай, но случай на удивление удачный. Я давно знаю семью де Виллеруа и де Креки и приглашение маркизы очень любезно. Сам маршал тоже приедет, несколько погодя, так что общество, имейте в виду, будет достаточно изысканное.
     Легкая складка у рта отравила горечью улыбку виконта:
- Если не ошибаюсь, последний раз Вы опасались за мое поведение, когда мне было десять лет.
- Рауль!
- Я буду держать себя в руках. Я ведь сам обещал Вам эти несколько месяцев, так что мне не на что сетовать. Когда мы едем?
- Если Вы согласны, я сейчас же дам знать маркизе.
     Едва получив известие от графа, мадам д’Алинкур написала сенешалю и на следующий день господа отправились в Сен-Перан воодушевленные посланием, в котором сенешаль рассыпался в любезностях и всячески выражал удовольствие от того, что будет принимать двух новых гостей. Радость старика была неподдельной – сенешаль терпеть не мог женского общества и всю жизнь прожил холостяком.
     Он давно смирился с тем, что мужчины, как правило, таскали за собой любовниц или жен. Маркизу д’Алинкур и ее племянницу сенешаль воспринимал как неизбежное зло, прилагаемое к маршалу де Виллеруа, и неожиданно свалившиеся на его голову господа без дам вызвали у него бурный восторг.
     Дом сенешаля производил странное впечатление. Обстановка была роскошной и даже модной, но в убранстве не прослеживалось никакой общей идеи. Хозяин покупал любой понравившийся предмет обстановки совершенно не считаясь с расходами и с тем, подойдет ли он к тому, что уже есть. Его жилье можно было сравнить с сорочьим гнездом: дом был беспорядочно набит красивыми и блестящими вещами, среди которых попадались настоящие шедевры, как вкуса, так и безвкусицы. Общим качеством было одно – все было очень дорогим.
     Бездну вкуса и знания сенешаль проявлял в другом: кони, псы и соколы.
В первый день хозяин педантично следовал всем вывертам этикета и Атос в полной мере оценил, от каких мучений он с Раулем может избавить бедных женщин.
     Чем больше сенешаль не любил дам, тем тщательнее он проделывал все, что требовалось от воспитанного кавалера. С ненавистью глядя на колыхание вееров, он читал дамам мадригалы собственного сочинения и услаждал их слух пением и музыкой. Поскольку сенешалю было отказано в слухе, голосе и чувстве ритма, это весьма походило на экзекуцию.
     После обеда он устроил танцы и с нескрываемым злорадством смотрел, как маялись дамы, не желавшие огорчать гостеприимного хозяина – танцевать сенешаль умел еще меньше, чем сочинять стихи.
     Как правило, ни одна женщина не выдерживала такого «внимания» дольше одного дня, так что в дальнейшем хозяин мог совершенно игнорировать женское присутствие в доме и никогда не слышал в свой адрес упреков в пренебрежении. Напротив, дамы бывали счастливы, что их оставили с покое.
     Так случилось и на этот раз.
     Между гостями было решено, что мужчины вольны пропадать на охоте, сколько им заблагорассудится, и дамы не будут в обиде. Взамен, гостьи могли располагать всем домом по своему усмотрению. Спать, есть, гулять, читать, музицировать и разговаривать сколько и когда захотят. Вместе компания собиралась за поздним обедом и, проведя час-два за столом, все опять расходились: мужчины уединялись, чтоб сыграть в кости или карты, обсудить завтрашнюю охоту или помолчать, а женщины предпочитали вечерние прогулки в роще, которую сенешаль считал парком.
     На третий день этой идиллии приехали Гримо с Оливеном. Их появление прошло незамеченным, разве что в одежде графа и виконта стало больше разнообразия. А вот на это уже обратила внимание маркиза д’Алинкур.
- Наконец-то виконт сменил свои строгие костюмы! У него, оказывается, есть чудные кружева, а синий цвет идет ему больше темно-коричневого.
     Дамы совершали свою обычную прогулку. Аньес де Беренжер задумчиво смотрела на освещенные окна гостиной, где мужчины отдыхали после обеда и слова Мадлен д’Алинкур не сразу дошли до ее слуха.
- Да… У него изысканный вкус… Очень красивый камзол, ему идет.
- Аньес, – маркиза остановилась и взяла племянницу за руки, – скажи, как ты его находишь?
- Кого?
- Того господина, ради которого ты поднимаешься ни свет ни заря и смотришь, как он едет на охоту.
     Аньес поспешно отняла руки и сделала несколько шагов вперед:
- Я не понимаю, о ком ты.
- О виконте, конечно. Ты же не будешь уверять, что любовалась нашим древним сенешалем? Его-то посадкой в седле и сгорбленной осанкой!
     Аньес невольно улыбнулась:
- Ты несправедлива к нашему хозяину.
- Да Бог с ним! Вчера, когда граф читал сенешалю поэму «О псовой охоте», виконт сидел рядом с отцом, такой грустный и задумчивый, а ты все время украдкой поглядывала в их сторону. Я заметила. Скажи же, как он тебе?
- Что я могу сказать, если любое мое слово ты готова истолковать как признак влюбленности.
- Ого! Ты уже заговорила о влюбленности!
- Вот видишь! Я буду молчать.
     Маркиза обняла племянницу и ласково заглянула ей в глаза:
- Признай, он тебе нравится?
     Аньес отвела взгляд:
- Он красив.
- Весь в отца.
- Да, он очень похож на графа. Такие же изысканные манеры, только граф держит себя свободнее и более непринужденно, и у него такой красивый голос! Он замечательно читает. Наверное, виконт тоже, только он больше молчит.
- А еще он танцует! Помнишь первый день?
- Я танцевала с графом, – тихо ответила Аньес.
- Ах, да, я и забыла. Но поверь мне, виконт прекрасно держался. А сенешаль мне все ноги отдавил! Ужасный медведь! Я уверена, он делал это нарочно!
     Аньес улыбнулась:
- Он не любит женщин. Мне кажется, наше общество тяготит и остальных.
- Не думаю. В последнее время виконт все чаще сбегает от их мужских забав, ты заметила? И часами бродит в роще.
     Маркиза выразительно поглядела на Аньес:
- Уверена, он ищет другого общества.
     Мадам де Беренжер не успела ничего ответить. Словно в подтверждение слов маркизы среди деревьев мелькнула фигура Рауля, и мадам д’Алинкур поспешила окликнуть его. Она пригласила виконта присоединиться к их прогулке, а потом все время находила поводы, чтоб отойти в сторону.
     Она держалась поодаль, так что никто не смог бы упрекнуть ее, что она оставила племянницу наедине с мужчиной, но все же, достаточно далеко, чтоб не слушать чужой беседы.
     Беседа же никак не клеилась. Виконт и мадам де Беренжер, застигнутые врасплох, чувствовали неловкость, напрасно пытаясь выказывать друг другу любезность. Они промучились около получаса, когда маркизу разыскал слуга.
Маршал де Виллеруа должен был уже приехать, но от него не было ни слуху, ни духу. Встревоженная мадам д’Алинкур еще днем послала в Рённ слугу, узнать, нет ли каких вестей, и едва вернувшись, он сразу поспешил к хозяйке.
- Мадам, Его светлость маркиз де Виллеруа еще не прибыл в Рённ.
- До сих пор?
- Приехал Его милость шевалье де Невилль.
- Что? Мой сын? Как он здесь оказался?
- Его милость передал для Вас письмо, – слуга почтительно протянул конверт.
     Маркиза, ища поддержки, невольно оглянулась на мадам де Беренжер и виконта де Бражелон.
- Боже мой, Мадлен, надеюсь, ничего не случилось? – встревожилась Аньес.
- Простите меня, я вас оставлю, мне нужно прочесть письмо.
- Конечно! Мы подождем.
     Мадам д’Алинкур махнула слуге и со всей возможной поспешностью, какую допускала ее полнота, направилась к дому.
Оставшись вдвоем, виконт и мадам де Беренжер долго смотрели ей вслед, не находя слов, чтобы прервать неловкое молчание.
     Первой решилась заговорить Аньес:
- Виконт, Вы были чем-то заняты, когда мы позвали Вас. Я могу сама дождаться маркизу.
- Сударыня, полагаете, меня настолько дурно воспитали, что я способен оставить женщину вечером в лесу одну? – чуть улыбнулся Рауль.
- Что Вы! – Аньес смутилась. – Я не это хотела сказать. Предположить такое было бы оскорбительно для господина графа. Уверена, Вы никогда его не огорчали.
     Рауль подавил судорожный вздох и с натянутой улыбкой ответил:
- Я не спешу, подождем мадам д’Алинкур. Возможно, ей понадобится помощь.
     Когда маркиза вернулась, вид у нее был сосредоточенный и очень серьезный. От мягкости, игривости и лукавства не осталось и следа.
- Благодарю Вас, виконт, что побыли с мадам де Беренжер. Извините, что пришлось оставить вас. Должна сообщить, что маршал де Виллеруа не сможет приехать, за что он и я просим прощения. Завтра я буду иметь возможность представить вам шевалье де Невилля, нашего сына. А сейчас, виконт, если не затруднит, проводите мадам де Беренжер. Мне необходимо поговорить с сенешалем и графом де Ла Фер.
- Нисколько не затруднит. Но, может, лучше проводить Вас?
- Нет, благодарю, я управлюсь сама. Простите, дорогая, – маркиза пожала руку племяннице, – я после все Вам объясню.
     Она кивнула виконту и пошла к тому крылу здания, где все еще светилось окно гостиной.
- Сударыня, – Рауль предложил руку Аньес, – прошу Вас.
     Они медленно вернулись в дом, больше не обменявшись ни словом. В ответ на прощальный поклон, Аньес поблагодарила своего кавалера, но не была уверена, что он слушал ее, настолько рассеянным был взгляд виконта. У нее мелькнула мысль, что Рауль был рад избавиться от общества.
Выгляни она в окно, у нее не осталось бы в этом сомнений – вместо того, чтоб направиться к себе, виконт снова пошел в рощу и скоро затерялся среди деревьев.
     Но мысли Аньес были заняты подругой. Она без толку прождала маркизу до полуночи и послала к ней горничную. Девушка вернулась и развела руками – маркиза до сих пор не вернулась к себе. Терпения Аньес хватило еще на полчаса, и снова горничная вернулась ни с чем.
     Аньес недоумевала: «Неужели она до сих пор беседует с графом?».
     Желая проверить свою догадку, она закуталась в шаль и вышла наружу. Дом был погружен в темноту за исключением одного светлого пятна. Поколебавшись, Аньес решилась подойти ближе. Занавеси в гостиной были опущены. Аньес стало неловко. «Боже, уж не собралась ли я подглядывать! Какой стыд! Завтра утром Мадлен все мне расскажет. Наверное, шевалье опять выкинул какую-нибудь штуку, а маршал, как всегда, все оставил на жену».
     Аньес была в легких домашних туфлях, а шаль набросила просто на пеньюар, и потому даже недолгое пребывание на воздухе заставило ее стучать зубами. Выругав себя за легкомыслие, она решила вернуться через крыло, где была гостиная и апартаменты мужчин. Дверь, к счастью, еще не была заперта и она проскользнула в дом, стараясь ступать как можно осторожней – ей совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из мужчин застал ее в таком виде и в такое время.
     В доме было тихо, и Аньес мысленно поблагодарила сенешаля за тягу к роскоши. Все коридоры были устланы коврами, так что шаги были совершенно не слышны. Гостевые покои остались за спиной и Аньес пробиралась через анфиладу небольших комнаток, соединявших боковое крыло с основной частью дома, где сенешаль поселил дам. Здесь никто не потрудился опустить занавеси, и, благодаря лунному свету, Аньес довольно уверенно продвигалась вперед, но вдруг какой-то неясный звук заставил ее замереть на месте. Она несколько раз медленно выдохнула, стараясь унять сердцебиение, и прислушалась. То, что она слышала, больше всего походило на приглушенные рыдания.
     Кроме нее в доме была только одна женщина и Аньес мгновенно догадалась, в чем дело: «Это Мадлен! Они ее довели, бедняжку! Пусть только шевалье завтра явится, я сама его убью! А маршал-то хорош! Чуть что, сразу в кусты! Это после разговора с графом и сенешалем у Мадлен не выдержали нервы, только она не хотела, чтобы кто-то это видел».
     Не раздумывая, Аньес бросилась туда, где можно было разглядеть темную фигуру, скорчившуюся в кресле. Она обняла маркизу и прижалась лицом к ее волосам:
- Мадлен, дорогая!
- Су.. сударыня!
     Человек, сидевший в кресле, резко выпрямился, и Аньес с ужасом поняла, что обнимает виконта де Бражелон. Они оба вскочили на ноги и стояли друг против друга совершенно ошеломленные. Лицо виконта было мокрым от слез, губы кривились.
     Аньес быстро опустила голову:
- Простите, виконт. Я сейчас уйду, я Вас не видела.
     Она развернулась, но тут ее ослепил свет, послышались голоса и в комнату в сопровождении мадам д’Алинкур вошел граф де Ла Фер. Он держал шестисвечный канделябр, и комнатка мгновенно осветилась до самых дальних углов.
     Действуя исключительно инстинктивно, Аньес рухнула в кресло, возле которого стоял Рауль, и, схватив за руки, заставила виконта наклониться, так что никто из вошедших не мог разглядеть его лица. Виконт держал платок, наполовину уже растерзанный, и могло создаться впечатление, что Рауль приводил Аньес в чувство, отирая ей шею и щеки.
     Их лица почти соприкасались: Аньес видела, как сузились от света зрачки Рауля, открыв прозрачную синеву радужки, видела мокрые ресницы, слипшиеся крупными стрелками, и бархатистую кожу щек, с едва заметными, уже высыхающими, «дорожками» от слез.
 – Почти ничего не видно, – чуть слышно прошептала она. – Только ресницы вытереть.
     Рауль слегка моргнул, показывая, что понял. Аньес взяла из его рук платок и, делая вид, что вытирает лоб, быстро промокнула ему глаза.
- Аньес? Что случилось?
- Мадам де Беренжер?
- Уже все в порядке. Благодарю, виконт, вот Ваш платок.
     Она оперлась на руку Рауля и встала с таким расчетом, чтоб закрыть его собой.
- Я волновалась о мадам д’Алинкур и отправилась узнать, все ли в порядке. Но по глупости не взяла свечей. Возле наших покоев в коридорах везде свечи, а тут оказалось темно. Я испугалась и стала звать на помощь. К счастью, виконт еще не спал и услышал меня. Но он тоже не подумал взять свечи, и мы столкнулись в темноте.
- Я спешил, – пробормотал Рауль.
- Граф, Вы проводите нас? – подала голос маркиза д’Алинкур.
- Да, конечно.
     Рауль поклонился и отступил на шаг:
- Спокойной ночи, сударыни.
     Оставив виконта, троица в полном молчании проследовала к покоям дам.
     Когда женщины остались одни, Аньес набросилась на маркизу с расспросами:
- Мадлен, ты так меня взволновала! Глубокая ночь, а тебя нет! Не мучай меня, скажи, что случилось?
- Шевалье разорвал свою помолвку. Но это подождет до завтра. Скажи лучше, что это за полуночные свидания? Я понимаю, что он тебе нравится, но, Аньес, это уже слишком!
     Мадам де Беренжер закусила губу:
- Это не то, что ты думаешь.
- Дорогая, я видела то, что видела. Вы были наедине, обнимались в совершенно темной комнате!
- Неправда.
- Ты хочешь сказать, что пришла к нему в одном пеньюаре для того, чтобы расспросить об убитой утром косуле?
- Я не думала, что встречусь с ним.
- А кого ты рассчитывала там встретить? Сенешаля? Аньес, признайся, ты по уши влюблена в виконта. Но нельзя же так вешаться на шею, нужно же иметь хоть каплю гордости.
- Я не искала свидания с виконтом, – твердо заявила мадам де Беренжер. – Это исключительно моя глупость. Я хотела найти тебя и действительно не взяла свечей. Я думала, что в такое время никого там не встречу, и потому набросила только шаль.
     Решительный тон Аньес подействовал на маркизу д’Алинкур.
- Ну, если так… я тебе верю. Но пойми, как это выглядело со стороны! Особенно если знать, что ты неравнодушна к виконту.
- Господи, да что мне сделать, чтоб ты перестала так думать?
- Аньес, а что еще мне думать, если ты глаз с него не сводишь? Сначала ты только по утрам выходила смотреть, как они едут на охоту, а теперь ты под любым предлогом ведешь меня на террасу, якобы любоваться вечерним лесом и – какое совпадение! – именно тогда, когда господа возвращаются со своими косулями! За обедом ты все время поглядываешь в сторону графа, вернее, виконта, который не отходит от отца. Я нарочно поменялась с тобой местами и что? Теперь твоя головка послушно стала поворачиваться в другую сторону – потому что граф с виконтом оказались по левую руку. Я могу привести много примеров, но зачем? Все эти приметы мне хорошо знакомы. Ты краснеешь, бледнеешь, не можешь слова сказать. Ходишь, не поднимая глаз. Стоило мне оставить вас вечером наедине, а ночью я уже застаю вас в объятиях друг друга! Вы быстро сговорились.
- Мадлен, ты ошибаешься, – холодно прервала подругу Аньес.
- Твоя скрытность говорит против тебя, – заметила маркиза. – Иначе ты бы просто посмеялась.
- Я не влюблена в виконта, могу поклясться чем угодно.
- Тогда ты сама себя обманываешь. Но ты сердишься, поэтому я умолкаю. Еще только два слова. Виконт пока холост, и граф наверняка ничего другого не желает, как видеть его отцом семейства, а себя – дедом. Я его понимаю, мой собственный сын скоро сведет меня с ума, не желая идти к алтарю. Уверена, граф будет бесконечно благодарен той, которая сделает виконта мужем и отцом. Благодарен тем более, что Бражелон – его единственный сын и наследник, а виконту, наверное, уже за тридцать. Впрочем, я не знаю точно, он всегда так серьезен, что похож на старика. Но, в любом случае, уже не мальчик. Подумай над этим, дорогая.
     Маркиза д’Алинкур поцеловала племянницу и отправилась в свои покои, убежденная, что ее слова достигли цели.
В это же время в другом крыле дома происходил еще один разговор.
     Атос, проводив дам, не пошел к себе, а зашел к Раулю. Виконт еще не ложился, хотя до рассвета было уже рукой подать.
- Виконт, я хочу услышать Ваши объяснения.
- Господин граф, мадам де Беренжер уже все сказала и я не смею обвинять даму во лжи.
- Так это правда?
- Это сказала мадам де Беренжер.
- Иными словами, она солгала ради Вас?
     Рауль упорно не поднимал глаз от пола:
- Вы слышали, что она сказала, мне нечего добавить.
      Атос закусил начавшую гневно подергиваться губу:
- Хорошо. Впредь потрудитесь брать с собой свечи, если собираетесь гулять ночами. Так Вы не поставите в неловкое положение других. Излишне напоминать, что об этом случае незачем рассказывать, если Вы не ставите целью компрометировать женщину.
     Рауль побледнел и вскинул глаза на отца:
- Я готов публично поклясться, что мадам де Беренжер ничем себя не скомпрометировала.
- Хотелось бы сказать то же самое о Вас.
- Я ничем не задел честь этой дамы!
- Тогда ходите со свечами, черт побери! А еще лучше – среди бела дня!
     Глаза Рауля потемнели:
- Мадам де Беренжер – женщина безупречной честности и порядочности.
- Так не пятнайте ее репутацию! – отрезал Атос.
     Он посчитал тему исчерпанной и не стал продолжать разговор. Вернувшись в свои апартаменты он не стал будить Гримо, потому что чувствовал, что все равно не сможет спать, так что ложиться не имело смысла.
     Ситуация с Раулем озадачила его. Хитрость Аньес не осталась для него незамеченной. Она явно пыталась что-то скрыть, спрятать, все время заслоняя собой Рауля. Атосу не надо было долго гадать, чтобы понять, что делал Рауль ночью в пустой комнате, вдали от заселенных покоев. Плакал, конечно. Скорее всего, они действительно столкнулись случайно, но почему эта женщина так хотела ему помочь? Почему не подняла на смех? Не отстранилась? Неужели пожалела? Проявила порядочность? Чуткость?
     Атос фыркнул – вот уж во что он не поверит.
     Тогда оставалось одно объяснение – маркиза д’Алинкур не ошиблась, и мадам де Беренжер действительно неравнодушна к виконту.
     Атос вздохнул.
     Он никак не мог решить радоваться такому повороту или скорее бежать вместе с Раулем, куда глаза глядят.





Художник - Стелла Мосонжник. Иллюстрация размещена с ее разрешения.