«СТРАНИЦА ДНЕВНИКА.
02.08.1989 г., город Ростов-на-Дону
Сегодня я, Орлова (Гордеева – Карпенко) Вера Сергеевна, 28 ноября 1941 года рождения, русская по паспорту, украинка по отцу Карпенко Сергею Кузьмичу, донская казачка по матери Гордеевой Нине Михайловне, Орлова по мужу Орлову Александру Алексеевичу, еврейка по одной прабабушке, калмычка по другой, короче говоря, - настоящая южанка, в который раз начинаю свой дневник.
Основная его цель – помочь самой себе! Сохранить максимум человеческого достоинства!
Наше маразматическое общество сумело сделать самое страшное за всю историю человечества с момента его становления и по настоящее время. Оно сумело убить в каждом человеке природой (Богом) данные инстинкты, нормальное стремление человека к обзаведению домом, семьей, хозяйством. Оно убило любовь к природе, к ближнему, желание овладеть ремеслом, специальностью, а вместо этого вложило в наши головы несколько бесконечно повторяемых догм. Никакой собственной инициативы! Никакого творчества!
ТВОЯ КОЛЕЯ ИЗВЕСТНА С РОЖДЕНИЯ И ДО ГРОБА!
Наше общество вырвало нас из отцовского дома, лишило нас потомственной специальности отца, которая кормила не одно поколение украинских ремесленников - кожевников Карпенко. Оно отобрало у нас и вторую потомственную специальность крестьянина земледельца, которая кормила не одно поколения донских казаков Гордеевых и Орловых. Кстати, обе эти фамилии присутствуют в списке членов отряда Подтелкова, приговоренных 27 апреля 1918 года военно-полевым судом к смертной казни. А список этот Михаил Александрович Шолохов привел в своем лучшем романе «Тихий Дон». Я не думаю, что это мои далекие родственники. Просто, эти фамилии – очень распространены среди казачества. И, почему-то, это вызывает мою гордость, наверное, потому что я воспитана в потомственной семье казаков, знаю от бабушки и от матери о быте и укладе жизни казаков. Ведь человеку, как и растению, трудно жить без корней.
Лишив нас Земли и потомственных родительских домов, наше общество расселило нас в домах-сотах, сделав из нас нечто вроде обманщиков, которые всю жизнь шили платье королю. И ведь мы верили, что платье – великолепно. «А король-то - голый!» - закричали первые смельчаки из толпы. И все мы ясно увидели, что король – голый!
Игра в перестройку разочаровала, и я не знаю, как мы выпутаемся из этого безнадежного состояния, в котором пребывает наша страна. Человек из Будущего будет знать, какие повороты истории поднимут нас до среднего уровня цивилизации.
МОЕ ЖЕЛАНИЕ – ВЫЙТИ ИЗ ПРИВЫЧНОЙ КОЛЕИ ЖИЗНИ!
Я хочу записать историю своей семьи, так характерную для нашего общества. Важнейшим здесь являются рассказы моей матери, которая под колесом истории сохранила человеческую индивидуальность, историческую народную мудрость и честность.
«Есть святые в искусстве, которые промолчали всю жизнь, но не осквернили чистоты бумажного листа выражением того, что не было верхом красоты и соразмерности, иначе говоря, не было бы правдой» (Айрис Мердок «Черный принц»).
Я – не святая. Теперь я понимаю, что мой роман «Мир для нас» нужно переделывать, хотя все написанное «пахнет» тем временем. Повесть «Где оно, то мгновение?! (Реквием.) написана под влияние самоубийства подруги. Тогда я ужасалась смелости, с которой касалась причин этого. Теперь вижу, это – детский лепет! Повесть «Круг» написана о человеке, которого обстоятельства жизни выбили из колеи жизни, чье болезненное состояние дает ему все-таки правильное решение – вырваться из этой колеи окончательно.
Раньше мне хотелось, чтобы мои книги были опубликованы. Теперь для меня важно, чтобы все было написано честно. Пусть книги просто останутся в семье. Мои дети поймут меня так же, как я понимала свою мать. И еще я помню, как плакала над моей рукописью моя дочь Наталья, когда помогала мне печатать ее в 1983 году».
* * *
2-го сентября 2000 года внезапно умер мой брат, заведующий кафедрой психологии РГУ Карпенко Алексей Сергеевич. 1-го сентября он читал лекции, шутил со студентами, и ничто не предвещало несчастья…
А за месяц до этого 30 июля 2000 года мы отмечали годовщину рождения нашего отца Семена Карпенко:
Говорят, что через несколько лет после смерти поминать человека лучше на его день рождения, а не в день его смерти. На годовщину рождения нашего отца Семена Карпенко брат Алексей пригласил к себе обеих сестер Зину и Веру. Этот день они помнили с детства. Много раков. Взрослым – пиво, которое купить тогда было непросто. А детям – сладости. Это был такой праздник.
- Лиза уехала с Ксенией на море. Мы сможем спокойно помянуть отца.
Шел 2000 год. Пришло уже более двадцати лет после его смерти, и мы всегда поминали отца на день его рождения. В квартире было прохладно и чисто.
- Не простудитесь! Хотите, я отключу кондиционер? – спросил Алексей.
- Да, что ты! На улице такая жара, хоть у тебя немного прохладимся, - взмолилась Вера.
На столе стояло холодное пиво. Алексей наварил раков. Сестры дополнили все это принесенной закуской.
- Все, как любил отец, - с грустью сказала Зина. – Сколько лет его уже нет, а кажется, что все это происходило вчера.
- И все-таки, жизнь стала совсем другой. Отец не в то время родился. Ему бы сейчас жить с его предпринимательской жилкой, - вторила ей Вера.
- Не знаю, - с сомнением продолжал беседу Алексей. – Я уже и в наше время попробовал организовать фирму. Ничего хорошего из этого не вышло. Слава Богу, удалось закрыть ее без видимого ущерба. Даже говорить об этом сейчас не хочу, - горячо заключил он, заметив вопрос в глазах сестер. – Эту тему закрыли. Лучше поговорим о родителях. Помянем отца. Пусть земля ему будет пухом! Этот коньяк хорош.
- Да нельзя мне, - пыталась отказаться Зина.
- Возьми несколько капель в рот и подержи, - учила ее Вера. – А потом сделай глоток. Валерьянку же ты пьешь, или пустырник.
- Девочки, не издевайтесь, это - настоящий выдержанный армянский. А вы о валерьянке говорите, - засмеялся Алексей. – Так вот, при подготовке своих книг по теоретической психологии, я много думал о том, как все мои теоретические изыскания согласуются с жизнью простых людей. И часто думал о жизни родителей, о той ситуации, в которую они попали. Все гораздо сложнее, чем рассматривает Фрейд. Мне уже противны эти американские фильмы, содержащие однотипные психологические клише «по Фрейду».
- А мне нравятся их психологические детективы. В них все дороги ведут в детство. И это определяет поведение людей во взрослой жизни, - возразила ему Зина.
- А ты сравни то, что у них происходит в этих фильмах, и что происходит в настоящей жизни. Разница есть? – Спросил Алексей.
- В жизни не так часть убивают исподтишка, - вставила Вера.
- Часто, мы просто не знаем об этом. Но об этом потом. Я много анализировал. И пришел к выводу, что существуют массовые нарушения психики людей, живущих в определенные эпохи, при определенных государственных режимах.
- Ну, это элементарно, взять фашизм. Все это делает идеология, - согласилась с ним Вера.
- Нет, все не так элементарно. Все как раз очень сложно. На первые нарушения психики, связанные с появлением авторитарного режима, типа эйфории от бесконечного повторения внушаемых догм, налагаются с течением длительного времени другие нарушения, связанные с тем, что человека лишили свободы действий. Его существо ежеминутно встречается с невозможностью делать свои обычные дела, или с необходимостью врать, и изворачиваться, а еще хуже, с необходимостью предавать и убивать, пусть не впрямую, а, например, с помощью доносов. Все это капля за каплей накапливается в виде груды отрицательных эмоций, порождая депрессивные психозы.
- Но отрицательные эмоции можно разбить весельем, положительными эмоциями. Именно поэтому так любили веселиться наши родители даже в сталинские времена, - пыталась возразить Зина.
- Это был пир во время чумы. Глыбу отрицательных эмоций нельзя разбить напускным весельем. Все они жили в состоянии глубочайшей депрессии. С течением времени некоторым даже нравилось участвовать в подлостях, доносах. И тогда к депрессивному состоянию прибавлялась радость от этого. Радость, рожденная подлостью, веселье, не имеющее под собой почвы счастья, - это маниакальный психоз. Но такая радость не может продолжаться долго. Ответная подлость, и все летит в тартарары. Опять депрессия. Когда это часто меняется, это уже маниакально-депрессивный психоз. Может быть, некоторые психиатры не согласились бы со мной, но у меня эта картина вырисовалась давно. Да и по теории, массовые психозы – не такая уж и редкость.
- Бог с ними, - перебила его Вера. – Помянем маму.
- И опять же, в нынешней жизни у нашей мамы Нины с ее необыкновенными способностями и фотографической памятью были бы широчайшие перспективы, - добавила Зина. Они выпили.
- Кстати, - продолжил Алексей, - у всех женщин того поколения есть ярчайшие проявления депрессивного, или даже маниакально-депрессивного психоза. И именно потому, что им перекрыли все пути. Мать Лизы, например, это такой сгусток депрессии, что от нее прямо могильный холод идет. А мать твоего Саши, Екатерина Григорьевна.… Никогда не улыбнется, рта не откроет, если все поют песни. Да и наша мама тоже. У нее обязательно должен был быть по жизни злейший враг, с которым нужно было бороться.
- Почему все женщины? – спросила его Зина. - А мужчины, что, не подвержены этим психическим отклонениям?
- С мужчинами по-другому. Они добровольно уходят от этих проблем, впадая в алкоголизм, где психических нарушений еще больше. Возьми хотя бы отца, или его друзей по праздничным встречам, - ответил ей Алексей.
- Я как-то нечаянно услышала разговор мама с Юлией Дмитриевной, женой этого прокурора Юрия Ивановича Старикова, - сказала Вера, - Она рассказывала маме, почему он так беспробудно пьет. Ему приходилось раз, два в неделю участвовать в расстрелах. Приговоренный шел по коридору подвала, и ему стреляли в затылок. Не Юрий Дмитриевич, конечно. Но, как прокурор, он должен был зафиксировать смерть. А все мы знаем, сколько невинных людей попадало в эти подвалы.
- Господи! А мне он всегда казался мягким, добрым человеком, - ужаснулась Зина. – Так вот почему он всегда так по-свински напивался.
- Наверное, это трудно выдержать, потому он умер даже раньше отца, хотя и был моложе его. Давайте помянем их всех, то поколение. Тех, кого мы знали, - предложила Вера. – Вы раков, раков ешьте. Помните, как отец всегда покупал их на свой день рождения?
- Слава Богу, эти психозы не заразны, - сказала Зина. – Мне кажется, что в нашем поколении, взрослевшем после смерти Сталина, уже не было никаких психозов. Конечно, мы были еще ограничены в своей свободе. Но мы могли выбирать и место учебы, и профессию, и нас не заставляли заниматься доносительством. Мы не знали другой жизни, и нам казалось, что мы свободны.
- Все это благодаря маме, от нас ничего не скрывали. В нашей семье всегда говорили правду даже о Сталине, - сказал Алексей.
- Не нашлось у нас Павлика Морозова, - пошутила Вера.
- Но, девочки мои дорогие, не во всех семьях так. Есть такие термины – «индуцированное сумасшествие», «индуцированная шизофрения», «индуцированный бред», то есть наведенный бред. В семьях, где есть психически больные люди, их близкие тоже начинают приобретать те же страхи, те же причуды и, наконец, полностью психическое заболевание. И далеко ходить не нужно, эта беда пришла в мою семью, - грустно заключил Алексей.
- Да ты что, Алеша, - вскинулись разом Зина и Вера. – О чем ты говоришь?
- Да, дорогие мои. Эти психозы частично перекинулись и на наше поколение.
- Если ты о Лизе, то, конечно, характер у нее взбалмошный, но…- начала Нина, но Алексей перебил ее:
- Лизу я показывал психиатру. У нее – ярчайшая форма маниакально-депрессивного психоза. Понимаете, на первой стадии человек может контролировать небольшие отклонения своей психики. Для этого нужен частый контакт с психиатром, медикаментозное лечение. Нужно желание самого человека, и помощь окружающих. С Лизой все зашло слишком далеко. Я не говорил вам раньше, мы разошлись. Сейчас они приедут с моря, и мы будем разменивать квартиру. Ну, что-то вы потеряли дар речи? – горько усмехнулся он.
- Как же так, - воскликнула Вера. – Мне Саша всегда в пример ставил вашу семью.
- С тех пор, как я понял, что это болезнь, и, что она прогрессирует, я все проанализировал, как специалист. Конечно, вся первоначальная причина в ее матери. Жена кадрового военного никогда нигде не работала, но ее приняли в партию. За что? Можно лишь догадываться, тогда так просто в партию не принимали, да еще домохозяйку. Вся ее жизнь – это жизнь униженного ничтожества, полная зависти, желания уничтожить тех, кому повезло больше. Когда мы познакомились, мне даже нравился бешеный темперамент Лизы, ее стремление быть лучше всех. Но потом оказалось, что я совсем не так, как нужно, представлял себе ее поступки. Она рассказала мне, как она ненавидела всех девчонок своего класса, как могла «уничтожить» любую насмешками и даже физической расправой, договорившись с парнями из соседнего класса. В классе все мальчики любить должны были только ее. А она кружилась в этом хороводе «любви», самая красивая, самая любимая. «Всеобщая любовь всех мужчин» - один из показателей маниакального психоза для женщин. Потом она замечала, что обратили внимание на другую девочку, или одна из соперниц получила пятерку. Она впадала в депрессию, ею овладевало бешенство. И все это продолжалось и в нашей совместной жизни. У меня уже не было шансов спасти ее.
- Все-таки я не пойму, как это связано с ее матерью? – спросила Вера.
- Очень просто, - задумчиво проговорил Алексей. – Ее мать была и остается ее направляющей силой. Она приходит к нам практически каждый день. Иногда я подолгу сижу в своем кабинете, работаю на компьютере. Когда я открываю закрытую дверь кухни, в которой сидят Лиза, ее мать, и Ксения, то они прерывают беседу, словно только что говорили обо мне. Матрена Павловна сидит мрачнее тучи. Я чувствую себя, как враг, проникший на чужую территорию. Чувствуется, что мать Лизы всю жизнь «переливала» в нее всю свою ненависть, желание убрать со своей дороги тех, кто успешнее ее. Ксению они тоже воспитали в таком же духе. И я уже ничего не могу с этим сделать. Словно костлявая рука этой бабули из сталинских времен хватает меня за горло. Раньше у них были враги на стороне, теперь они сплотились против меня. Иногда мне кажется, что у меня украли мою жизнь.… Все, чем я дорожил, мое оптимистическое видение мира, мою семью, мою дочь. Осталась только работа. Потому я и развелся. Ну, хватит об этом.
- Ну, а что, по мнению психолога, творится в обществе сейчас? Что с нынешней молодежью? – спросила Зина, понимая, что Алексей уже не хочет говорить о своей семье. – Сейчас есть в России массовые психозы?
- Сейчас общество расслоилось. И каждый по-своему с ума сходит, - пошутил Алексей. – Есть старое поколение, в котором еще живы старые страхи и установки. Есть поколение наших ровесников, выросших в условиях «хрущевской оттепели». Есть люди, просто задавленные нищетой, которая диктует им свою жизнь. И, наконец, поколение наших детей, которое тоже расслоено. Но есть в нем здоровая часть с крепким чувством свободы. В них много оптимизма, раскованности. Иногда они идут к цели через роковые ошибки. То влипают в наркоманию, то в бандитские разборки. Кто-то там и остается. Но, как и наши деды в начале нашего високосного века, это опять свободные люди. Они не помнят ни сталинских лет, ни последующих лет. Им не надо мешать, они выкарабкаются сами. Они видят мир прекрасным, они его любят, они баснословно способны – гениальное общество!
* * *
- Мы развелись, хотя Лиза все время говорит, что не отпустит меня.
Я иногда думаю. Как изменилось наше общество за эти годы? Взять хотя бы нашу семью. Я бы охарактеризовал так: От казачьей вольницы через годы сталинских репрессий, через сломленную психику целого поколения, через остаточные явления всего этого опять к свободе, к вольнице наших детей. Ты посмотрите, они ведь сами все выбирают в этой жизни, сами ее строят, и будем надеяться, что они идут в верном направлении. Наш век можно назвать високосным веком, и по определению, и по его вредоносности.
- Алеша, ты не прав. Нет понятия високосного века. Високосный год, это, пожалуйста.
- Ну, дай определение високосного века.
- Ну, уж точно я не помню. Но, по-моему, так. Если порядковый номер года делится на четыре, то в феврале добавляют лишний триста шестьдесят шестой день – 29 февраля. Правильно?
- Правильно, да не совсем, - засмеялся Алексей. - Знаете ли вы, что, например 1700, 1800, 1900 годы не являются високосными?
- Но ведь эти цифры делятся на четыре. Почему же эти годы – не являются високосными?
- Девочки, девочки, вы плохо учились в школе! Для того, чтобы Новый год приходился на определенное взаимоположение Земли и Солнца, последние год каждого столетия, если его порядковый номер не делится на четыре, не является високосным. Иначе Новый год с течением времени переместился бы на лето. Это – григорианский календарь.
- Боже, как все сложно.
- Но самое главное. Теперь каждый век, порядковый номер которого делится на четыре, имеет лишний день, 29 февраля последнего года этого века, и, значит, может называться високосным веком. Значит наш двадцатый век – високосный век.
- Чему ты радуешься, Алеша? Каждый високосный год проживаю с опаской. А тут, оказывается, мы родились и живем в високосном веке.
- А что, разве вы не почувствовали в своей жизни чего-то эдакого? – совсем развеселился Алексей.
- Да уж через край хлебнули и наши родители, и деды наши, и нам досталось на орехи, - задумчиво промолвила Вера.
- Вернемся к поколениям. Сейчас я скажу вам нечто оптимистичное. На рубеже девятнадцатого и двадцатого века здесь, на юге России – казачья вольница. Началась революция, и пошла мясорубка. Сталинские годы, раскулачивание, война. За одно неверное слово стреляли в затылок. Но что удивительно, сколько ни били, ни разбрасывали народ по всей стране, русский народ все умнее и краше становится. И не удивительно, это ведь идет обновление генофонда. Если долго народ не «перелопачивать», идет вырождение нации. И теперь наши парни – лучшие программисты, а девушки выигрывают первые места на конкурсах красоты. А на смену казачьей вольницы идет демократия, свобода.
- Ну, ты нарисовал картину! – засмеялась Зина.
- Алеша, боюсь я за тебя, - вернула их Вера на землю. – Может быть, ты у меня поживешь, или у Зины, пока вы квартиру не разменяете?
* * *
Каждый вечер сестры разговаривали с Алексеем по телефону. Сначала они звонила ему сами, но иногда он говорил иносказательно. Тогда Вера спрашивала:
- Что, Лиза дома?
- Да, - отвечал он.
- Ну что, не можешь говорить? Ты потом сам позвонишь мне? – спрашивала Вера.
- Да, - отвечал Алексей и клал трубку.
У Веры создалось впечатление, что Алексей боится свою бывшую жену.
- Да что же это такое! – возмущалась она при разговоре с сестрой. – Что у них творится? Что ж, я и позвонить брату не могу?
Потом Алексей звонил сам:
- Лиза ушла.
- Алексей, я не понимаю, раньше мы просто так болтали по телефону. А сейчас что? Я уже и позвонить тебе не могу.
- Вера, она нагло берет второй аппарат и все слушает.
- Да ты что! – возмутилась Вера. – Да что, она тебя за человека не считает?
- Последнее время что-то происходит. Раньше она как-то паниковала. У нее то истерика была. То бегает, трясет какими-то тряпками, вся из себя такая счастливая, звонит кому-то, хохочет в трубку. То неделю сидит, как сыч, в кресле, и таким тяжелым взглядом меня провожает.
- Ну, это же симптомы маниакально-депрессивного психоза, того диагноза, который ей врач поставил.
- Так вот последнее время что-то изменилось в ее поведении. Нет ни маниакальных. Ни депрессивных составляющих. Просто сидит в кресле, и за мной наблюдает. Иногда мне кажется, что она смех сдерживает.
- Может быть, она надумала что-то с тобой сделать?
- Вера, но она знает, что ей это с рук не сойдет, - засмеялся Алексей. – Вы не позволите, верно.
- Алеша, она больна, тебе это врач сказал. Господи, да почему ты с ней тогда не разошелся, когда она мне рассказала о том, как она лекарства растирала и подсыпала тебе в еду. Тебе в то время, как ты готовил вашу дочь к поступлению в университет.
- Знаешь, я все это проанализировал. Здесь два варианта объяснения. Либо она – дура, либо – злодейка. Если бы она была злодейкой, она не стала бы говорить тебе то, что сказала, А раз она сама тебе призналась в том, что подсыпает мне лекарства в еду, она просто дура. А то, что она – дура, я знал, когда женился.
- Алеша, есть еще один вариант. Лиза больна. Маниакально-депрессивный психоз – это очень серьезный диагноз, и его поставил врач психиатр. С этим нельзя не считаться. Ее поведение может быть непредсказуемо.
- Верочка, дорогая, я не хочу об этом говорить. Это, в конце концов, - моя жизнь.
- Ладно, все, прости, прости.
- Не обижайся! Давай поговорим об Андрее. Знай, Вера, с точки зрения психологии, у него сейчас очень сложный период. Это – и физиология, гормональная перестройка, и обретение качества мужчины, и новый коллектив, в который ты его «кинула» слишком рано. Ты ведь помнишь. Студенческие общежития, пьянство.
- Это ты, Алешенька, свою юность вспоминаешь. У них теперь – ночные клубы, дискотеки. И наркотики…
- Неужели-таки наркотики?
- А ты себя вспомни двадцать пять лет назад, когда я приехала с производственной практики. Что ты мне сказал?
- Что? Я не помню.
- Даже в то время были какие-то наркотики. И в вашем классе умер один из близнецов, я уже забыла их фамилию. А ты сказал, что попробовал все, что смог найти, и что ты не дурак. Только попробовал, но употреблять не будешь. Вот, боюсь, что твой племянник – такой же любознательный. Только сейчас все это гораздо серьезнее. И от первой пробы люди умирают. Каждый раз, когда они с друзьями где-то выпивают, я дергаюсь, и не знаю, что делать.
- Хочешь, я с ним поговорю.
- Даже не знаю, если будет повод, поговори, конечно, но очень осторожно, не переходя на личности. Так, небольшой экскурс в психологию. Заходи к нам как-нибудь, ты ведь ведешь занятия у математиков. А это в пяти минутах от нашего дома. Послезавтра – первое сентября. Как будут занятия по соседству, заходи.
- Договорились.
Это был последний разговор Веры с Алексеем. Первого сентября она закрутилась, забегалась. Заходила на факультет к Андрею. Узнала расписание пересдач экзаменов. Ведь из-за сотрясения мозга Андрей не сдал два экзамена в летнюю сессию. Когда хватилась позвонить Алексею, то было уже одиннадцать. Подумала, что он уже, скорее всего, спит.
Утром ее разбудил звонок телефона. Было несколько минут восьмого. Голос Лизы был равнодушно-бесцветным.
- Вера, - сказала она. – У нас несчастье, – у Веры почему-то промелькнула мысль о чьей-то сломанной руке.- Алеша умер.
- Как? – только и смогла вымолвить Вера.
- Ты не переживай. Он легко умер, - в голосе Лизу были какие-то странные нотки. Как будто она была пьяной.
- Как это, легко умер?! - задохнулась Вера. - Я сейчас приеду.
Вера сразу же набрала номер телефона сестры, и в ответ на страшное сообщение услышала душераздирающий крик. Зина всего лишь два года назад похоронила мужа, умершего мгновенно от разрыва аорты.
В такси Веру кидало из стороны в сторону.
- Побыстрее, пожалуйста, - шептала она, как будто от этого еще что-то зависело.
* * *
Алеша лежал на полу в комнате Лизы. Его руки были еще теплые. Что было дальше, Вере трудно вспоминать. Просто Алеша был для нее и младшим братом, и другом, который делился с ней одной тем, что не мог рассказать никому другому.
Вера вспомнила, что недавно принесла Алеше реферат по танатологии. Этот реферат принесла ее дочь Нина. Научное понимание смерти. Вере понравилось. Сейчас она вспомнила, что в ответ Алексей пошутил, прочитав четверостишье Омара Хайяма:
Из всех ушедших в бесконечный путь
Сюда вернулся разве кто-нибудь?
Так в этом старом караван-сарае,
Смотри, чего-нибудь не позабудь.
Сейчас все ее существо кричало:
- Зачем?! О. Господи! Зачем?! – и ей вспомнилось другое четверостишье Омара Хайяма:
Эй, видящий вращенье небосвода,
Не помнящий, что смерть стоит у входа,
Очнись, взгляни хоть мельком, как с людьми
Жестокосердно поступают годы!
- Как он умер? – спросила Вера у Лизы.
- Мы занимались любовью, - со смешком ответила Лиза. – Он умер на мне.
- В шесть часов утра? Любовью? Да вы уже сколько времени не занимаетесь любовью?!
Вера знала, что Алексей был совой. Еще Вера знала, что Алексей всю жизнь любил другую женщину. Сейчас, когда они разошлись с Лизой, он опять встретил Татьяну, и у них как в юности стала зарождаться любовь. Он не мог заниматься любовью с Лизой, да еще в шесть часов утра.
- А ты что, подозреваешь меня в чем-то? – Лиза была возбуждена и агрессивна. – Можешь спросить у соседки, у Вали. Я ее позвала, когда Алеша стал задыхаться. Мы вместе дожидались скорую.
Пришла Зина. На ней лица не было.
- А я разговаривала с Алешей очень поздно. Уже был двенадцатый час ночи. И он удивлялся, что Лизы нет дома. Потом сказал, что она частенько не ночует дома. Наверно, остается у дочери.
Потом пришли с факультета. Их посадили в зале. Все были подавлены и даже не разговаривали.
Вера наблюдала за Лизой. Когда Лиза входила в зал, где сидели Алешины сотрудники, у нее был вид убитой горем вдовы. Когда приходила в спальню, где на полу лежало еще теплое тело Алеши, и на диване сидели мы с Зиной, она становилась, как фурия.
- Отвоевал, отмучился, воитель, - бормотала она себе под нос.
- А что, Ксюша придет? – спросила Зина.
- У нее маленький ребенок, - зло ответила Лиза.
- Лиза, как же так? У нее же есть няня. У Ксюши отец умер!
- Подумаешь, отец! У них последнее время были плохие отношения. – Но все-таки Лиза пошла и позвонила дочери.
Через полчаса Ксения пришла и села на диван, повернув под себя ноги.
- Вот теперь твоя Зоинька и забудет дедушку! Какой он был добрый, хороший!
- А что она хорошего смогла бы вспомнить? Я его на день рождения пригласила. Так он пришел, развернулся и ушел. – Алеша рассказывал сестрам, как его, ученого с мировым именем собственная дочь, жена нового русского, все на кухне норовит покормить, когда стол для друзей собран в комнате. В нашей семье такого никогда не было, и Алеша недаром обижался на дочь.
- Он вообще перешел грань, и я его наказала, - вырвалось вдруг у Лизы.
- Ты о чем говоришь?! Это и есть наказание?! – вскричала Вера, показывая на мертвого Алешу. Лиза выскочила из комнаты, и пошла разговаривать с сотрудниками Алексея.
У Веры голова шла кругом от всего этого. Она вспомнила слова Алеши, когда они с Зиной предостерегали его.
- Она не посмеет, - сказал он тогда. – Она знает, что будет наказана. – Он имел в виду то, что они – его сестры не дадут Лизе остаться безнаказанной.
- Надо действовать, - подумала Вера. Она договорилась о встрече с адвокатом, который помогал ей тогда, когда на Андрея напали, раздели, избили до сотрясения мозга, а потом милиция попыталась все перевернуть, и выставит Андрея виноватым.
Вера все делала автоматически. Мысли тоже появлялись и исчезали. Вера зашла в спальню Алеши, и взяла там книги, которые она давала Алеши. Эти книги были чужыми, и их нужно было отдать. Все на кровати Алеши было перевернуто, словно там шла борьба.
Следователь стал вызывать их одного за другим.
Лиза все ходила из комнаты в комнату и бубнила что-то недоброе, оскорбительное и для Алеши, и для них, его сестер.
Потом все было, как во сне.
Следователь, которому Вера сказала о своих подозрениях, ничего не хотел об этом слышать.
- Вы знаете, если даже нож торчит из груди, или топор из спины, то все это нужно еще доказать, кто и почему убил. А здесь человек просто умер. Вот экспертиза и разберется. А я ничего подобного записывать не буду. Это – разборки родственников. Если бы мы на все подобные подозрения обращали внимание, нам по настоящим преступлениям работать было бы некогда.
Адвокат тоже спросил Веру:
- У Вас есть какие-то имущественные претензии к Вашей невестке?
- Да, нет же! – в сердцах вскричала Вера. – Но она говорит, что он перешел какую-то грань, и она его наказала. Ведь фактически она признается в убийстве. Кроме этого, она больна. У нее диагноз – маниакально- депрессивный психоз.
- У вас есть какая-нибудь справка об этом? Она состоит на учете у районного психиатра?
- Нет. Брат консультировал ее частным образом. Я не знаю имени врача.
- Ни один врач не имеет права давать нам подобную информацию. Да и что, нам опросить всех психиатров города?
- Неужели ничего нельзя сделать? Он был уверен, что если что-то случится, она будет наказана.
- Лучше бы он подумал о том, как с ней расстаться и никогда больше не встречаться.
- Он хотел потом уехать в Канаду.
- Верочка, Вы мне глубоко симпатичны, тем более нас познакомила подруга Вашей старшей дочери Мариночка. А она – подруга моей жены. Но если бы даже мы сумели найти яд в теле, на суде все эти факты развалятся. Он мог этот яд принять сам. Нет свидетелей. И яд они не найдут. Недаром этот новый русский – муж его дочери сам поехал в морг. Они уже наверняка заплатили за то, чтобы анализы были чистыми. Нельзя жить с человеком в одной квартире, если знаешь, что он может тебя отравить.
- Мы ему тоже говорили об этом.
- Вот и оставьте теперь все это. Его уже не вернешь. А у Вас – дети. Берегите себя, думайте о детях.
А Вера не могла ни о чем больше думать. Даже смерть Саша Вера перенесла легче. Все-таки она после долгой болезни Саши была подготовлена к такому развитию событий. А теперь…. Вера дышала, и ей было больно. Сам воздух был напитан болью.
Она попыталась обратиться в прокуратуру, но все было бесполезно. Никто ничего не хотел проверять. Ночью родились ужасные стихи.
Нас было четверо, и ты
Уже был мертв.… Не мог ты слышать.
Жестокие слова пусты
И бесполезны… Мертв уж ты…
О! Как же ненависть сильна!
Вы не могли остановиться.
Все осознать и спохватиться,
Увидеть просто: мертв же ты!
Вот дочке нечего сказать
Хорошего на путь твой вечный,
И приговор свой бессердечный
Цедит сквозь зубы. Мертв же ты!
«Что грань ты где-то перешел,
И смертью ты теперь наказан!» -
Как тост женою бывшей сказан,
Довольною, что мертв уж ты.
«Гордыня мучила тебя
всю жизнь. Она и погубила!» -
Над теплым телом говорила,
Забыв как будто, мертв уж ты. –
«Теперь свое отвоевал!
Отмучался уже, воитель!
Могила – вот твоя обитель!
РАЗМЕН ЗАКОНЧЕН! Мертв уж ты».
А после похорон сестре
Она звонила и звонила:
«Ну, как поминки? Все так мило!»
Нам свет немил, ведь мертв уж ты…
Теперь ты нужен, как герой.
Любили, любят… Боже мой!
Венков не жалко, и цветы…
Но ты не видишь… Мертв уж ты…
Мой Бог! Разверзни небеса!
Кощунственность их слишком дерзка!
А безнаказанность так мерзка!
Все Боже видишь… мертв уж ты.
5 сентября 2000 г.
«До меня поздно, но дошло, что у меня украли мою жизнь!» - сказал мой брат в последнем в его жизни телефонном разговоре c сестрой.
Поздно, милый мой…
Жизнь моя украдена.
Поздно, но дошло.
И судьба не спрятала
Под свое крыло.
Я ль нарушил заповедь?
Иль кого убил?
Мне казалось, искренне
Я весь мир любил.
Но в семье не сладилось.
Вкривь и вкось пошло.
К Богу достучаться бы:
«Господи! Алло!
Помоги, Всевышний, мне
Справиться с судьбой».
«Жизнь твоя украдена!
Поздно, милый мой»!
8 сентября 2000 г.
ЖРЕЦЫ МАДАГАСКАРА СЧИТАЮТ, ЧТО 1-2 СЕНТЯБРЯ В МИРЕ
БЕЗРАЗДЕЛЬНО ГОСПОДСТВУЮТ СИЛЫ ЗЛА.
В день смерти моего младшего, единственного и такого любимого брата Карпенко Алексея Сергеевича перестал звонить наш домашний телефон. Он принял сообщение о смерти брата и умолк. Неодушевленный аппарат не выдержал такого страшного известия. Он не сгорел, его не роняли, но мастер сказал, что ремонту он не подлежит. Новый аппарат с определителем номера сын установил в другом месте.
После поминок брата на 9-ый день, которые его кровные родственники провели у его племянницы в доме, соседнем с тем, где мой брат жил и умер, уже дома я присела в том тихом уголке своей квартиры, где раньше стоял телефон. И ежедневно вечером звонил брат. Я очень устала за эти дни. Днем я была как во сне, а ночами сна не было.
Был первый час ночи. Я закрыла глаза, и в ушах зазвенел его голос:
«Вера, привет!»
«Привет!» - растерянно ответила я.
«От Наташи ничего нет», - брат переписывался по электронной почте с моей старшей дочерью, которая уже 8 лет жила в США. С этих фраз начинался наш каждый вечерний разговор. Если письмо было, брат звонил утром.
«Я знаю, Наташа звонит мне почти каждый вечер с тех пор...», - замешкалась я.
«… Как я умер», - с иронией закончил брат. Я скорее чувствовала, чем слышала все эти слова.
«Боже, мой! Какой ужас, Алеша!» - пролепетала я.
«Ай! - почти весело сказал он. - Зато теперь не нужно думать о старости», - брат всегда любил пошутить над собой. Он не был даже расстроенным.
« Господи, да как же это случилось?» - спросила я.
«Ты почти все поняла правильно...», - ответил он.
И я увидела начинающийся рассвет в окне его комнаты. Стол, на котором стоял компьютер, стопку его рукописей. И тени…
Белая колдунья
Белая колдунья,
Красные глаза:
"Милая, ту карту
Открывать нельзя".
Кожа, словно пепел.
Пот катит ручьем.
Вот и отключилась!
Все ей нипочем.
Белые ресницы,
Кожа мертвеца.
"Разреши, царица,
Именем отца!"
Что ж, теперь Исида
Все желает знать!
И колдунья может
Карту открывать:
"Жертвоприношенья
Совершен обряд!"
Жертвоприношенье!
Карты стали в ряд.
Белая колдунья,
Красные глаза.
А из глаз безумных
Катится слеза…
11 октября 2000 г.
И, наконец, через некоторое время в день рождения брата родились стихи совершенно другие, мягкие, в которых была не боль, отчаяние, и жажда мщения, а тихая грусть и нежность.
Памяти брата Карпенко Алексея Сергеевича
Последняя колыбельная
(Спи, единственный, Мастер мой!)
Ты лежишь на полу босой…
Вечный сон овладел тобой…
Руки теплые, спят глаза…
Что последнее ты сказал?
Что ты вспомнить успел? О ком
Ты подумал в тот миг? О том,
Как предсмертный провел свой час,
Не узнать никогда. Сейчас
Нам не нужно тебя будить.
Будем молча твой сон хранить.
Ужас смерти ушел давно.
Паутинки летят в окно.
Осень ранняя, тихий день,
Лица грустные. Свет и тень…
Ты лежишь на полу босой.
Вечным будет теперь покой!
Колокольчик звенит в окне.
Это – ангел в волшебном сне.
Он погладил тебя, любя:
«Ты свободен! Он ждет тебя!»
Спи, мой мальчик, мой младший брат!
Будет Он этой встрече рад!
Заискрится твой интеллект!
Хватит тем вам на много лет.
Спи, единственный, Мастер мой!
Там найдешь ты не свет, покой.
С той, с которою столько лет
Разлучал тебя белый свет.
На рассвете в блеске лучей
Через мшистый мостик с ней
Вы пройдете вместе пешком
По песчаной дороге в дом.
Дом твой вечный! Как детства дом!
Виноград вьется, свечи в нем.
Заструится ручей весной.
Насладишься ты тишиной!
При свечах гусиным пером
Над старинным склонясь столом
Как приятно будет писать!
Станешь мудро ты рассуждать!
Под босою ногой песок
Зашуршит, словно жизни срок.
И с улыбкою засыпать
Словно в детстве будешь опять…
4 февраля 2001 г.
Моему брату Карпенко Алексею Сергеевичу исполнилось бы в этот день 52 года.
* * *
Я стараюсь занять сама себя. А для меня нет лучшего занятия, чем думать и писать. Это отвлекает от тяжелых дум о брате.
Школе, в которой отучились все мои дети, исполнилось тридцать лет. От группы родителей меня попросили написать очерк.
КОГДА ДЕРЕВЬЯ БЫЛИ МАЛЕНЬКИМИ
(Документальный очерк был подготовлен к юбилею школы)
ШКОЛЕ № 95 - ВТОРОМУ ДОМУ МОИХ ДЕТЕЙ ИСПОЛНИЛОСЬ 30 ЛЕТ!
(Дети семьи Орловых уже 25 лет учатся в этой школе!)
В январе 1967 года мы отпраздновали новоселье. С балкона пятого этажа, выходящего на север, нам открывалось чистое поле, которое весной стало желтым от цветущих одуванчиков. Мы радовались, что рядом с нами строится прекрасный детский сад. В пяти минутах ходьбы от нашего дома стояло новенькое здание школы среди маленьких, недавно посаженных деревьев. Мы были рады, что нашей дочери Наташе по дороге в школу не придется переходить улицу.
Время бежало быстро. Сначала Наташа сидела дома с няней Марией Андреевной, прекрасной образованной женщиной из старой купеческой семьи. Они много читали, гуляли. Мария Андреевна чем-то походила на Арину Родионовну, няню А. С. Пушкина. Она много рассказывала, общалась с Наташей на равных, несмотря на разницу в возрасте почти восемьдесят лет. Думаю, это общение повлияло на память и способности Наташи. А, может быть, это были наследственные способности, которые были и у ее бабушки Нины. Любые тексты она запоминала с первого раза. Позже она говорила, что ей стыдно за свои пятерки, но стоило ей просмотреть текст, она его «фотографировала». У других моих детей этого феномена не было. Потом няня заболела, и Наташу отдали в соседний детский сад, где детей готовили к школе. Наташа свободно читала, решала сложные задачи-головоломки, которые любила загадывать моя мама Нина. Мы отдали ее в школу в шесть лет. Это было в 1972 году.
Это был такой праздник - первый раз в первый класс! Но потом оказалось, что выписывать палочки Наташе скучно и неинтересно, что хочется гулять. И тогда я стала учить свою дочь делать уроки быстро и хорошо. Мы ставили перед собой часы. Просматривали задание и назначали время, за которое его нужно будет выполнить. Например, двадцать минут - на выполнение математики, потом перерыв. Двадцать минут - на выполнение русского языка и так далее.
Думаю, что эта привычка быстро выполнять не всегда интересную работу очень помогла ей в жизни. В целом учеба в школе Наташе нравилась. Она была очень эмоциональной девочкой и училась с интересом. В первых классах у нее была прекрасная учительница Мария Григорьевна Герасимова, которая в тетрадке рядом с каждой пятеркой ставила красную звездочку. Когда число звездочек достигало пяти, появлялась красная звездочка на обложке тетради. Это очень стимулировало детей. Было очень много разных творческих заданий. К этому времени у нас родилась вторая дочь Нина. Это были годы, когда мы с мужем защищали кандидатские диссертации, стали болеть наши родители. Со второго класса мы практически не помогали Наташе в учебе, она училась самостоятельно. Я не проверяла домашние задания, редко заглядывала в школу. Ее занятия были четко организованны. Дома была хорошая библиотека.
Теперь я могу по достоинству оценить вклад прекрасных учителей школы №95 в образование, воспитание и судьбу моих детей. В 1975 году классным руководителем в классе Наташи стала Тамара Ильинична Синьковская. Молодая, красивая, добрая и требовательная, она стала второй матерью для всех детей этого класса. Иногда оказывалось, что она знала наших детей лучше, чем мы - родители. Например, после восьмого класса мы хотели перевести Наташу в математическую школу, чтобы потом она пошла по нашим стопам. Наташа слабо сопротивлялась. Возможно, что мы сломили бы ее, и она прожила бы жизнь в нелюбимой специальности. Но Тамара Ильинична сказала:
- Зачем?! Зачем ей математика? Наташа - очень эмоциональная девочка, типичный гуманитарий! Дайте ей возможность самой сделать свой выбор!
Наташа очень увлекалась литературой, много читала. Ей повезло с учителями по литературе и русскому языку. В четвертом и пятом классе ее учительницей была Мария Макаровна Мигель. Они писали творческие сочинения на свободные темы. В старших классах литературу и русский язык преподавала Лилия Васильевна Тихомирова. На уроках они много спорили, отстаивая свое мнение. Каждому ученику Лилия Васильевна нашла в русской поэзии поэтический портрет, они были очень довольны. Наташин портрет был из Блока, которого она перечитала с большим удовольствием. Так преподаватель лишний раз обратил внимание учеников на русскую поэзию.
Математика моим детям давалась легко, и, конечно, это - заслуга Анны Александровны Кодзоевой. Я - доцент кафедры высшей математики РГУпс могу оценить качества этих занятий профессионально. Когда у нас в институте организовали школу, я приходила за советом к Анне Александровне. Ведь преподавание школьной математики имеет свою специфику. Я получила много методических советов Анны Александровны. Мне это очень помогло в работе в нашей школе. У меня создалось впечатление, что Анна Александровна - одна из лучших школьных учителей математики в Ростове, а, может быть, и в России. Хотя мои дочери получили гуманитарное образование в университете, в тех случаях, когда им приходилось сдавать экзамены по математике, они легко получали свои пятерки.
В классе, в котором училась Наташа, пять учеников, в том числе и Наташа, получили золотые медали. Эти дети были такие разные, с различной профессиональной ориентацией. Их объединяло одно - увлеченность своей будущей специальностью. Это Тамара Ильинична Синьковская по-матерински следила за их успехами, давала добрые советы.
Наташа сделала свой выбор профессии. В 1982 году она поступила на юридический факультет РГУ. В первую неделю занятий провели тест по английскому языку, и Наташа попала в десятку сильнейших, хотя большая часть поступивших была из специальных языковых школ. Так стало ясно, какую прекрасную подготовку по английскому языку дала в классе Людмила Ивановна Бондарева. Для двенадцати лучших студентов по английскому языку была организована особая группа, в которой преподавали лишних шесть часов английского языка в неделю. Поэтому Наташа получила дополнительный диплом юриста-референта, что помогло ей претендовать на обучение в Гарвардском университете США.
В 1989 году Наташа поступила в аспирантуру Института советского законодательства в Москве. На вступительном экзамене в аспирантуру по истории один из вопросов она излагала так, как они его разбирали в школе с учительницей истории Лидией Васильевной Вобленко. Московских профессоров вполне удовлетворила концепция ростовской учительницы. Лидия Васильевна была очень принципиальным человеком. Единственные тройки в аттестате зрелости моей второй дочери Нины - по историям. Нина историю не любила и получила то, что заслужила.
Нина росла очень высокой девочкой, и Наташа уговорила нас отдать ее в школу тоже шести лет. У нее не было такой прекрасной няни, как у Наташи. С ней меньше занимались перед школой. В начальных классах ее учительницей была Личко Валентина Тихоновна. В первом классе Нина дважды лежала в больнице, мы ездили в середине учебного года в санаторий. Но Валентина Тихоновна помогла нам все подогнать, и Нина не отстала от класса. Дети любили свою учительницу, и для них было трагедией, когда она неожиданно умерла.
Менялось время. Менялись дети. Более демократичными становились порядки в школе. Но детям хотелось большего. Девочки хотели краситься, носить в школу нарядную одежду. Это отвлекало от занятий, и в классе Нины шла незримая битва учителей за внимание учеников. Их класс был трудным для многих учителей. И самые большие трудности пришлись на классного руководителя Голубовскую Антонину Ивановну. В колхозе после девятого класса девочки матерились, и Нину не хотели брать в девятый класс. У меня состоялся очень неприятный разговор с директором школы.
Сложный девятый класс достался новому классному руководителю преподавателю химии Хомутовой Лилии Васильевне, которая сразу стала авторитетом среди учеников. Особенно ее полюбили девочки. Они заходили к ней в лаборантскую. Ей они доверяли какие-то свои секреты. В то же время она очень требовательно относилась к выполнению заданий. В нашей Нине Лилия Васильевна рассмотрела организаторские таланты и назначила ее старостой класса. Нина аккуратно заполняла журнал класса, очень жестко собирала класс на субботники.
Сейчас, когда я стала разбирать с младшим сыном Андреем старые школьные тетради Нины, я увидела прекрасные сочинения (в тот год литературу преподавала Лариса Евгеньевна Русина), разрисованные картами тетради по географии (преподаватель Фомина Евгения Тимофеевна). Нравились в классе занятия по этике и психологии Глушинской Валентины Ивановны, хотя иногда ученики воспринимали этот материал слишком горячо.
Требовали серьезного отношения к себе уроки физики и астрономии у кандидата технических наук, доцента Олега Борисовича Синьковского. Потом они выпускали нерастраченную физическую энергию на уроках НВП Кравченко Валерия Александровича и на уроках физкультуры Стадник Любовь Ивановны. К сожалению, я не помню имени учительницы по домоводству в классе Нины, которая в то трудное время помогала девочкам создавать из простых тканей целые ансамбли одежды.
Теперь Нина закончила отделение психологии РГУ и сама преподает педагогику и психологию в Ростовском филиале Московской технологической академии. Со студентами у нее хороший контакт. Я думаю, что очень многое в своей манере преподавания Нина позаимствовала у своих школьных учителей, и более всего у Лилии Васильевны Хомутовой - достоинство, требовательность и в то же время доброе отношение и участие.
Мой сын Андрей тоже пошел в школу шести лет. В декабре 1990 года у него была тяжелая пневмония легких, и мы целый месяц пролежали в больнице, а потом три месяца занимались дома. А Андрей очень скучал по классу, по своей учительнице Ганновой Ларисе Васильевне. В больнице он стал сочинять стихи. Он ходил по больничной палате, как настоящий поэт, заложив левую руку за спину, а правой размахивал или прикладывал к голове. Он сочинил целую поэму о своих приключениях во время болезни. Еще он сочинил стихи о школе и подарил их Ларисе Васильевне.
Иногда мне приходилось оставлять детей в группах продленного дня, где они научились многим полезным вещам: вышивать, вязать, делать аппликации, выжигать по дереву и многое другое. Там они гуляли, выполняли уроки. Все мои дети любили оставаться в «продленке».
Встал вопрос о том, где получать образование нашему сыну Андрею. Наташа, которая попала по благотворительному фонду на учебу в США, написала нам большое письмо о том, что наше школьное образование намного лучше школьного образования в США за исключением очень дорогих частных школ. Школы США лучше компьютеризированы, но компьютер можно изучить и у нас. Она не советовала переводить Андрея в какой-нибудь лицей. Простая муниципальная школа № 95 дала им с Ниной прекрасное стартовое образование, возможность поступления в любой университет. С ее точки зрения получать высшее образование тоже лучше в России.
Многие учителя, давшие такое прекрасное образование моим старшим дочерям, преподавали потом у Андрея. Это - Кодзоева Анна Александровна, Тихомирова Лилия Васильевна, Синьковская Тамара Ильинична. Выросло новое поколение прекрасных учителей. Школа № 95 сильна своими традициями. Я думаю, что такая школа достойна называться лицеем, или гимназией.
Юность - прекрасная пора! Человеку в эти годы даются большие возможности собственного выбора различных решений. Выбор друзей, профессии, спутника жизни определяет весь дальнейший жизненный путь. Выбирая друзей, мы хотим сохранить их на всю жизнь.
Летом 1996 года Наташа приехала из США как сопровождающая делегации американских учителей - экологов. Она была очень занята работой, но сумела встретиться с родными, со своими одноклассниками, сокурсниками, со школьными учителями Тамарой Ильиничной и Олегом Борисовичем Синьковскими.
У всех моих детей останутся на долгие годы самые теплые воспоминания о родной школе, об учителях, которые помогли им найти себя в этой сложной жизни.
17 октября 1997 года.
Со времени написания этого очерка прошло пять лет. Наша любимая школа обветшала. Учителя выбиваются из сил, выживают с большим трудом. У всех – сады, почти натуральное хозяйство. Двое их них погибли. Людмила Ивановна Бондарева - на пути из сада. Олег Борисович Синьковский – в своем саду. Но самое страшное, что в семи семьях моих ближайших знакомых трагически погибли взрослые дети. Двое из них, казалось бы, такие благополучные по сравнению с остальными, покончили с собой Я – не слишком коммуникабельный человек, для меня эта цифра – огромна. Если такова статистика, это – страшно. Жизнь стала очень жесткой и интенсивной. По науке отрицательные эмоции накапливаются. Возникает состояние депрессии. Не каждый понимает, что это – уже болезнь, которую нужно лечить. В какой-то момент жизнь кажется невыносимой, и человек забывает о близких, которые так его любят…. Как-то сами собой возникли стихи.
27 января 2003 года Вера Сергеевна Карпенко-Орлова.
Рождественская сказка
Шумит базар предпраздничный,
Большой, красивый, сказочный.
И маленькая женщина
бормочет в стороне:
А мне б немного хлебушка..." –
Стыдливо шепчет бабушка
Едва-едва лишь слышное:
"На хлеб подайте мне!"
Ей нужен только хлебушек.
Во сне приснился хлебушек.
Всю жизнь была учителем,
а может быть, врачом.
От голода недужится,
И голова так кружится.
Что — стыд и унижения?..
Ей все уж нипочем.
Спешит народ, торопится.
А в голове проносится:
"Ну, смерть хотя бы сжалилась!
Что делать мне с собой?"
Стоит на рынке бабушка,
Недавно чья-то ладушка,
Глядят глаза усталые
последнею мольбой…
Как больно смотреть…
(сонет)
На асфальте дорожками кровь
Вмерзла в лед, словно гроздьями красными.
Тонкий носик, и вскинута бровь
Над глазами, закрытыми, ясными.
Не укрыть, не одеть, не согреть…
В платье легком лежишь на морозе
Вся в цветах... Но как больно смотреть
На живые гвоздики, на розы!
Гроб и молодость трудно связать.
Может быть, в той войне от ранений
Умер тот, кто тебя защищать
Должен был от невзгод и лишений.
Вы не встретились здесь. Пусть хоть там
Бог воздаст, что положено вам!
* * *
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПИСЕМ ПОДРУГЕ
Вера неоднократно начинала свой дневник, но времени для систематических записей не было. Поэтому она складывала в эту тетрадь-дневник неотправленные письма, и вообще все, что могла бы потом послужить материалом для семейной хроники, которую она решила когда-нибудь написать. Иногда она начинала писать письма, что-то отвлекало ее, через некоторое время она начинала писать снова, а недописанное складывала в тетрадь. Там было уже несколько писем подруге Галине из Красноярска, с которой Вера прожила целых полгода в одной комнате общежития, когда ее направили на производственную практику в Красноярский институт цветных металлов.
Весна 1985 года. «Прости, Галчонок, что я так давно не писала. Эх, Галя, Галя, я за эти пару лет словно несколько жизней прожила. Извини, я никому ничего не писала, нужно было пережить, понять, как жить дальше. Я потеряла самого дорогого мне человека. Саша так-таки и умер от белокровия. Никакие лечения не спасли. Все оказалось впустую. Извини, не сразу тебе написала. Зато Бог дал мне другого самого дорогого человека. Я родила сына в мои-то сорок два года. Андрею уже второй годик. Это - такое чудо! Такой смешной и очень спокойный. По натуре - оптимист. Просыпается и засыпает с улыбкой. Даже во сне не плачет, а смеется. Оратор. Станет и говорит, говорит с таким подъемом. Тарабарщина, но он думает, что говорит, как взрослый. Маленький такой чудачек!
Сейчас бросает на пол игрушки. Вздрогнув от грохота, бросает на пол другую игрушку, страшась и ожидая нового удара. По телевизору зазвучала музыка, и он пошел приседать и приплясывать. Вот так же танцевала я в 43 - м году под аккомпанемент рвущихся бомб и ревущих самолетов... Но хватит о грустном! Трудно описать словами то состояние счастья, в котором я пребываю! Жалко, Саша не видит, как растет его сын. Но я рассказываю ему все. Не считай меня сумасшедшей, я иногда чувствую его присутствие, его помощь».
Декабрь 1990 года. «Пишу тебе из больницы. Попали с Андреем. У него - очень сильное воспаление легких. Увязался со старшей дочерью, с Наташей в Москву. И вот... Чуть-чуть его не потеряли. Невозможно описать все, что я пережила за этот месяц. Сейчас, можно сказать, что мы из кризиса вышли. Поэтому и пишу. Сегодня нам в первый раз разрешили выйти из палаты, и сразу - шок. По дороге на процедуру мы проходили мимо палаты, где лежат грудные дети с ужасными уродствами. Это дети, от которых отказались родители. В палате прозрачная дверь, как раз медсестра делала им уколы, и Андрей все увидел. Молча пришел в палату, а потом стал спрашивать: - «Почему они лежат одни, без мамы, они ведь такие маленькие?» Пришлось объяснить ему, что родители отказались от них. Он долго думал, а потом спросил: - «А если бы я родился таким, вы бы тоже отказались?» Я стала обнимать его, сказала, что мы бы его никогда не бросили. Я говорила, что здесь их кормят, лечат, что у них есть все необходимое. «У них нет мамы!» - отрезал он и замолчал надолго. Потом он сказал: - «Я знаю, ты работаешь, и папа мой умер, тебе и со мной тяжело. Поэтому мы не можем никого из них забрать к себе. Но что мы можем для них сделать?» «Ты должен расти, хорошо учиться, начать зарабатывать деньги. И тогда ты сможешь помогать таким, как они», - попыталась я выйти из этой трудной ситуации.
«Хорошо, - ответил Андрей, - я буду стараться, и буду помнить об этих детях. Только ты никогда больше не вспоминай об этом. Мне так тяжело думать о них», - и он заплакал».
Август 1999 года. «Все-таки мы это сделали! Андрей (в свои-то 15 лет) - студент университета! Зачем нам это? Я боюсь… Мало того, что ращу его сама, да к тому же возраст…. Хочется, чтобы Андрей быстрее получил необходимое для жизни образование. Да и его знания математики, например, ничуть не хуже, чем у выпускников в их 17 лет. И компьютер у него уже почти 5 лет. И вообще он - очень развитый, интересный человек. Читает Булгакова, много знает из истории американского кино, хотя больше любит наши советские фильмы. Привил мне вкус молодежной музыки, и вообще многому меня научил. Общаясь с ним, сама молодею".
Январь 2000 года. «Как-то боюсь я этого високосного в квадрате года (дважды делится на 4). А еще можно сказать, что этот год – конец високосного двадцатого века. Потому что число 20 делится на 4, и в двадцатом веке на один день больше, чем в 17-м, 18-м и 19-м веках. Ты, наверное, помнишь, что по нашему григорианскому календарю три предыдущих века заканчивались не високосными годами, то есть, 1700, 1800 и 1900 годы не являются високосными, хоть и делятся на 4. Ладно, Бог с ним с этим объяснением. Просто начался этот год для меня ужасным образом. Понимаешь, я никогда бы не подумала раньше, что переходный возраст Андрея пойдет с такими сложностями. Да и учится он как-то тяжело, без желания. А ведь сам выбирал специальность. Сам поступал, никто его насильно туда не засовывал. Вот в его лекционной тетради встретилось такое четверостишье:
Встану утром рано,
Выпью чарку ртути,
И пойду, подохну
В этом институте.
А иногда встречаются матерные стихи. Поражаюсь, откуда? Дома никогда никто, да и у него раньше никакого интереса к мату не было. Прилип как-то «блин». Я - «блин». Ты – «блин». Я с ним тогда поговорила, объяснила, что такие вещи потом очень трудно будет убрать из речи. Что такая речь может быть препятствием для получения, например, хорошей работы. Понял, перестал. А теперь я молчу, вроде ничего и не видела. В разговоре у него этого нет. Но видно какие-то тяжелые эмоции его одолевают. Вот он выход и находит. А, вообще, был спокойный домашний мальчишка, и вдруг - взрыв... Как говорят, «гормон ударил - мозги прочь». Может быть, здесь действительно играет роль то, что он вдруг попал во «взрослую» среду, и еще ему сейчас так не хватает отца?
А телевидение... Сплошной секс даже средь бела дня. Вот мы в США прожили 2 месяца в гостях у дочери, так там очень пуританское телевидение. Секс - только по коммерческим каналам.
Так вот Андрей то пропускает занятия, то напивается до одури (как он говорит, не рассчитал силы) на дне рождения друга. А за два дня до Нового 2000-го года он сдал два зачета в один день. Не заходя домой (на голодный желудок), они с друзьями отправились отмечать это. Он мне позвонил и сказал, что будет дома около 10 часов вечера. Он всегда звонит, когда едет из центра города в наш микрорайон. А здесь и 11 вечера, и 12, и половина первого, час ночи... И никакого звонка... Я уже - почти мертвая. Сижу у телефона, колени прыгают, молюсь, как одержимая. И только в третьем часу ночи позвонила дочь из нашей второй квартиры в центре, сказала, что Андрея раздели, немного побили, но он, слава Богу, - жив. Я схватила такси, приехала туда, вызвала скорую помощь. Отвезли его в больницу скорой помощи, сделали анализы, сказали, что даже процент алкоголя у него - небольшой. Андрей же рассказал, что часов в 10 вечера он сел в автобус и, наверное, уснул. Его разбудил водитель автобуса и сказал, что больше он никуда не едет. Это была какая-то конечная остановка. Подошли трое, и раздели его. В одной майке в декабре месяце он пытался попросить кого-нибудь из шоферов отвести его в долг, но все ему отказывали. Потом из маленького магазина, которые теперь работают по ночам, вышел хозяин, и обратился к шоферу: - «Смотри, мальчишка-то замерзает! Отвези его домой, заплатят тебе, еще и спасибо скажут!» Знаешь, я верующей уже стала, думаю, что это Бог послал своего Ангела и спас Андрея! Новый 2000 год Андрей встречал дома и никуда не рвался. Но через пару недель его опять сильно побили, причем основной удар пришелся близко от виска. Как это произошло, он не помнил».
Май 2000 года. «Мне позвонили и сказали, что видели, как в клубе Андрей попробовал наркотик, как он кружился и балагурил потом. Мне показалось, что я лечу в пропасть... Андрей сначала отрицал, но потом сознался: - « Да, было. Один раз. Больше - никогда!». Я повела его к психологу наркологического диспансера. Какой-то тест показал, что систематического приема нет, но есть тяга к ярким впечатлениям и удовольствиям, что формируется психическая зависимость. Изолировали его от компании, но он опять попал в драку. Было разбито лицо, и он неделю ходил на занятия в темных очках. Началась сессия. 21-го июня его опять раздели, и с сотрясением мозга он попал в больницу. Я просто отупела от всех своих переживаний. Я даже думаю, что меня от инфаркта, например, спасает то, что все эти случаи следуют один за другим, как в калейдоскопе. И я не успеваю слишком вникнуть в одно, как случается что-то другое. Боже мой, когда же он немного успокоится!».
Вера вспомнила, как бросилась тогда звонить дочери в США, написала ей подробно по электронной почте. Наташа откликнулась сразу же.
- У нас часто бывают конкурсы по этой тематике, попроси Андрея написать о своих приключениях. Считают, что это очень важно, чтобы человек мог сам проанализировать все, что с ним происходит. Это – один их способов вырвать человека из омута. Андрей же писал в детстве и стихи и рассказы. Я переведу. Скажи ему, если победит, то тысячу долларов обещают победителям за честный рассказ.
Я попросила Андрея написать на конкурс о том, что с ним произошло за это время. Удивительно, но он согласился.
- Ты можешь написать о себе, или о своих друзьях. Напиши честно, объясни, что произошло с тобой, и почему. В общество «Анонимных алкоголиках» люди делают это в устной форме. А письменные признания делать легче. Легче довериться пустому листу бумаги, чем совершенно незнакомым людям. Ты можешь быть полностью откровенным. Потом мне покажешь.
- Я наберу на компьютере, – ответил Андрей. - Но учти, если выиграю, то все деньги потрачу на усовершенствование компьютера. И не надейся, писать я буду не о себе.
Прошел целый месяц. Я его не торопила. Как-то, уходя из дома, он сказал:
- Я сегодня не приду, останусь у Лены. Я поставил файл в твою папку. Почитай это без меня. И обсуждать это мы не будем. Это – мое условие! Просто скажешь мне, можно это отправить Наташе, или нет. Там еще есть рассказ, но это – совсем не обо мне, просто так, сам написался.
Как только захлопнулась дверь, я присела к столу и стала читать:
«От первого лица (почти документальный очерк)
Я - студент университета, будущий специалист по компьютерам. Этот текст начал писать, желая поучаствовать в проводимом в США конкурсе на тему «Молодежь против наркотиков». Интересно было бы открыть в сети Интернет сайт с информацией о вреде наркотиков, с маленькими рассказами желающих рассказать об этом, с информацией поддержки близких наркоманов. Борьба против употребления наркотиков должна пойти из глубин молодежной среды. Только тогда она станет эффективной. Выберем интересную жизнь, а не мучительную смерть!
Сразу договоримся, я пишу от первого лица. Так мне удобнее. Но то, что я напишу от первого лица, необязательно происходило именно со мной. Так или иначе, все, о чем я напишу, я знаю от своих друзей и знакомых, или прочитал в литературе. Может быть, я придал своему герою некоторые элементы своей биографии и отдельные черты своего характера. Но это - не моя история. Хотя история, произошедшая с моим героем, очень типична. Мне понятно и близко все, что с ним происходило. Все, кроме одного - Алексей (назовем его так) не должен был принимать наркотики. Все его проблемы можно и нужно было решать по-другому.
«...И я увидел самое страшное из того, что когда-либо видел... Я увидел самого себя таким, каким я стал... В ужасе я побежал прочь..." (из моего сна)».
«Я рос в обычной «благополучной» семье, где родители терпеть не могли друг друга. Ссоры прекратились только тогда, когда отец фактически стал жить отдельно. Сначала болела его мать - моя бабушка, и он жил у нее и ухаживал за ней. А после ее смерти он привык жить там, та квартира была недалеко от его работы. Разводиться я им не разрешил, и, как не странно, они меня послушались. Теперь, когда отец приходил к нам, мы его кормили, и они общались, как интеллигентные люди.
Я был в семье третьим, и очень поздним ребенком (мне - 16 лет, а родителям — по 60). Мои сестры давно жили отдельно, и я был «главой» этой странной семьи. Я рос довольно полным домашним ребенком, воспитанным в основном женщиной, моей матерью. В детстве писал стихи. Мама даже опубликовала их. Может быть, я в глубине души - писатель? Мой мозг и сейчас все время что-то сочиняет. Наверное, нужно все записывать. Я не был вундеркиндом, но по настоянию матери (и с ее помощью) дважды «перепрыгнул» через классы, и в 15 лет стал студентом университета по компьютерной специальности. Это - мой выбор. Компьютер я имею уже несколько лет. Я очень люблю с ним возиться.
Поступить было очень сложно, а учиться оказалось еще сложнее, и, честно говоря, — не так уж увлекательно, как я представлял. Я смертельно устал за последний год перед поступлением. Это была учеба в двух школах, на нулевом курсе университета, беспрерывные экзамены и тестирования. Я сказал матери: «Дай мне немного свободы! У других ребят была возможность «перебеситься», а у меня - не было». Мама все пыталась возражать, что мне - всего лишь 15 лет, на что я отвечал, что раз я - студент, то и свободу должен иметь, как студент.
Воздух свободы опьянил меня, и я стал пропускать занятия, сначала робко, по одному, потом - целыми неделями. Да и занятия мне не нравились. То, что мне преподавали, было очень далеко от выбранной специальности. После пропусков стало еще хуже. Трудность была еще в том, что нужно было врать матери, которая очень волновалась, чтобы я не опоздал на занятия, нужно было вовремя приходить с занятий, на которых я не был. За это время я познакомился с очень интересными ребятами, которые называли себя «золотой» молодежью, красили волосы в разные цвета, оригинально одевались, «не лезли за словом в карман». С ними было легко и просто. Здесь я впервые познал секс. Я похудел за год на 35 кг, стал высоким, стройным. Здесь царили юмор, веселье. Здесь - меня любили! Мы складывали деньги в общий «котел», покупали еду и выпивку. Многие из них принимали какие-то таблетки. Денег на наркотики у них не было, и они принимали дешевые таблетки с кодеином от кашля, многие курили анашу. Со своей бронхиальной астмой я не мог курить, но таблетки попробовал. Кайфа я не помню. Наверное, он пришелся на состояние сильного опьянения. Помню, как плохо мне стало дома, как меня выворачивало до зелени, как мама вызывала скорую помощь. Потом я оправдывался и говорил, что не рассчитал свои силы, чересчур много выпил на дне рождения у друга.
В конце концов, мать узнала о моих пропусках занятий, стала со мной заниматься, чтобы подогнать пропущенное, но все эти занятия стали мне совсем неинтересны. Вся моя жизнь протекала от одной прогулки до другой. Здесь было то, что несло с собой удовольствия: приятное общение, секс, музыка, а главное - расслабленность и легкость, а не напряжение и чувство собственной неполноценности, когда не знаешь ответа на вопрос преподавателя. В студенческой группе я чувствовал себя неуверенно, а в группе друзей каждый из нас чувствовал себя самым красивым, самым любимым. От меня здесь никто ничего не требовал. Мне было здесь так хорошо и легко, как никогда и нигде не было раньше.
С маминой помощью я осилил сессию. Перед Новым годом после сдачи сразу двух зачетов я на голодный желудок выпил с друзьями, потом заснул в автобусе, на конечной остановке меня раздели и слегка побили. В одной майке, в долг, меня на машине привезли домой. Опять была скорая помощь, анализы на наркотики. Но мне везло, ни один анализ не показал наличия посторонних веществ. Возможно, при положительном анализе на алкоголь просто не делали анализы на другие вещества. Мама что-то подозревала, «дергалась». Она даже как-то заставила меня сдать анализ мочи в лабораторию наркологического диспансера. И анализ показал наличие эфедрина, но я доказал матери, что эфедрин был в таблетках для похудания, которые прислала из США сестра.
Мне уже вообще не хотелось учиться, на крайний случай я требовал академический отпуск, но потом выторговал для себя больше свободы, и хотя бы один раз в неделю - ночной клуб. Там я впервые попробовал настоящий наркотик. Меня «несло» над Землей, я кружился и радовался. Но кто-то позвонил ко мне домой. Мама сказала, что сотрудник милиции видел, как я принимал наркотик. Пришлось признаться в однократном употреблении. Психолог наркологического диспансера провел тесты и успокоил моих родителей, что физического привыкания еще нет, но есть тяга к ярким впечатлениям, формируется психическая зависимость. Он посоветовал сменить круг общения.
Постепенно я уверил родителей, что этот случай - единичный, что мои друзья - хорошие ребята, и, что я имею право на личную жизнь. Опять были срывы, когда меня сильно избили, а я даже не помнил, где это было. На свое 16-летие я три ночи не ночевал дома. Я звонил матери и уговаривал ее, что у меня много друзей, и я со всеми должен отметить это. Теперь я понимаю, как тогда обидел свою маму. В эти дни я попал в квартиры, которые снимали ребята моего возраста. Я не знал, как они живут, чем зарабатывают деньги, но мне такая свободная жизнь понравилась. Я сказал родителям о своем желании жить отдельно, но они мне этого не разрешили.
Начиналась летняя сессия, а я был так далек от всей этой учебы. Мама сидела над моими конспектами, писала шпаргалки, пыталась мне что-то втолковать. С горем пополам сдал зачеты, но экзамены валил один за другим. В один из вечеров после неудачной попытки сдать экзамен я опять крепко выпил с друзьями, меня опять раздели и избили. Скорая помощь, больница, диагноз - сотрясение мозга. Девочки нашей компании приходили меня посещать. Обидчика моего нашли и сдали в милицию, которая тут же захотела все переставить с ног на голову и поставить меня на учет. Пришлось маме потратиться и взять адвоката. Наконец адвокатам удалось замять дело, и мой обидчик, которому поставили в вину разбой и воровство, не был наказан, т.к. ему было тоже всего 16 лет. Моя сердобольная мама пожалела его, мы отказались от претензий. После этого родители увезли меня в Санкт-Петербург, где я гулял со своей любимой девочкой. Мне очень понравился этот город. Я с удовольствием переехал бы туда жить.
Осенью я сдал экзамены летней сессии, перешел на второй курс и все-таки уговорил родителей взять мне академический отпуск, так как у меня часто болела голова. Чувствовал я себя довольно мерзко. Они взяли с меня слово, что за этот год я освою кое-что из программирования, и сдам экзамены по немецкому и по английскому (ТОЭФЛ) языкам, которые дают право претендовать на учебу за рубежом.
Моим родителям нравилась моя девочка, и мне удавалось выпросить у отца и у матери на кафе. Но девочка должна была рано возвращаться домой, и потом я встречался с друзьями. Мне опять захотелось ходить в клубы. Там свободно «ходили» наркотики. Мне казалось, что от одного раза ничего не будет. Но в следующий раз казалось так же... «Я - ведь не наркоман!» - с уверенностью думал я.
- « Мама, я останусь на ночь у друга. Это - хороший парень из университета. Мама, посмотри телевизор, в США родители позволяют даже 13-летним детям иногда ночевать у друзей», - мама была довольна, что от меня не пахнет спиртным, но утром я не мог открыть глаз.
- «Мы всю ночь болтали, я просто устал», - но и на следующий день мне было плохо, и мама никак не могла достать меня из постели.
Потом опять было сильнейшее отравление, скорая помощь, больница, процедуры по очищению крови. Говорят, что в полубессознательном состоянии я рассказывал сотруднику милиции, где в центре нашего города можно купить наркотик. Я этого не помню. Анализ показал только наличие алкоголя. Родители говорят, что я чуть-чуть не умер в этот раз. Но я опять уговорил мать: «Я просто чем-то отравился. Ведь целые полгода после сотрясения мозга со мной ничего не случалось!»
Я видел, как растут подозрения матери, я стал груб с ней. Но еще я стал хитрым и осторожным. Как-то мы ехали с сестрой домой, и порошок «жег» мне карман. Я решил, что если я приду домой нормальным, то дома мама не заметит, как я «понюхаю», и лягу спать. Но мама схватила меня за руку. Я высыпал порошок на пол, но она собрала его. Анализ мочи показал наличие морфина.
Родители сразу же «ударили во все колокола». Меня повезли в клинику. Психолог обнаружил, что мною перейден критический рубеж психической зависимости, что в моих словах много лжи. Потом - к психиатру, гипноз и иглоукалывание. Потом — рекомендовали уехать на два месяца. Первые два дня мне было очень плохо, потом я обиделся: «Как они посмели посягнуть на мою свободу?!» Я устроил дома страшный скандал, разбил стекло в балконной двери, порезал руку. Впервые в жизни увидел свою мать в полном бешенстве. Она тоже разбила какой-то баллон и сказала, что сын - наркоман ей не нужен, что я буду беспрекословно выполнять рекомендации врачей.
Но тут еще меня вызвали в управление по борьбе с наркотиками. Им поступили данные из больницы, куда я попал месяц назад. В анализе все-таки были найдены наркотические вещества. Два очень представительных сотрудника с пристрастием опросили меня, и обещали «зарыть», если еще раз покажусь где-нибудь в клубе.
Шло время, я ходил с матерью на лечение, меня даже не звали к телефону. Я понял, в этот раз родители не отступятся. Они сказали, что я достаточно «перебесился», что соприкоснулся и с криминальным миром, и с миром наркотиков. Пора возвращаться в мир собственной жизни, тех интересов, которые будут кормить всю оставшуюся жизнь. Родители сказали, что они - стары, и им нужна моя помощь.
Прошел почти месяц. 10 сеансов гипноза и иглоукалывания кончились. Уехать мы не можем, у нас нет денег на поездку. Похоже, я буду два месяца под домашним арестом.
Месяц назад, когда родители еще ничего не знали, мне приснился сон, самый страшный сон из тех, которые помнишь после пробуждения. В ужасе я проснулся, и потому запомнил его. Я постараюсь описать его суть словами, хотя описывать словами сны - дело неблагодарное. Во сне работает подсознание. Сон полон ощущений, пространство имеет много измерений, сознание может раздваиваться. Вот если бы удалось создать подобную программу на компьютере! Вот вам и замена «кайфа» наркомана! Не нужно травиться химией. Хотя заглядывать в подсознание - тоже небезопасное дело! Но вернемся к моему сну:
«Я бегу по лестнице вверх. Хотя, может быть, лестницы и нет. Мне хорошо! Светло и радостно! Я — парю! Поднимаюсь все выше и выше! Я останавливаюсь перед дверью. Мне почему-то нужно зайти туда. Медленно, медленно я тяну на себя ручку двери, и в душу постепенно закрадывается холодок. Осторожно ступаю в комнату. Там серый туман. Я ничего не вижу. И вдруг... Лицом к лицу, глаза в глаза я встречаюсь сам с собой, с тем, каким я стал…. В ужасе я бегу вниз...»
...И просыпаюсь в холодном поту. Мне никогда в жизни не было так страшно. Я понимаю - сон вещий! Даже в мое подсознание уже закрался страх того, что со мной может случиться, если я не остановлюсь. Но вечером я - опять у друзей. Остановиться сам я уже не могу...».
Вот и закончен мой рассказ. Даже не знаю, почему я составил свой рассказ от имени этого парня, так и не понимающего еще, как глубоко он погряз в своих «невинных» пробах наркотиков. Может быть, потому, что он - большой и добрый, умный и веселый, красивый и «заводной». У него нет еще физического привыкания. У него никогда еще не было ломки, которая может сильно напугать и заставить лечиться. У него еще есть шанс прожить нормальную жизнь.
Что одержит победу? Любовь близких, желание прожить нормальную, интересную жизнь (его интеллект - высок), или примитивное желание удовольствий, легких и простых. Он еще не перешел тот рубеж, когда удовольствия перерастают в боль, поэтому сделать выбор ему особенно сложно. Сладкое тянет к себе! Ему нужна помощь близких, помощь настоящих друзей.
Я мог бы рассказать историю другого парня, которому, исчерпав все другие возможности лечения, сделали операцию по удалению центра удовольствий. Теперь он инертен и вял, даже девушки не интересуют его. Страшно подумать, жизнь без удовольствий! Или о том парне, у которого недавно от горя умерла совсем молодая бабушка, а родители неделями ищут его по разным притонам. А еще одному провели лечение по «стиранию памяти на наркотики» (человека вводят в кому, и потом реаниматологи «достают» его оттуда). При этом он может забыть и мать родную, и таблицу умножения. Мог бы написать о том парне, которого родители в качестве лечения от наркомании на полгода отправили в монастырь, и теперь он уже год только молится, молится и молится. Его брат как-то пришел с работы и обнаружил, что тот целый день продержал мать на коленях, заставляя молиться. Или о девушке, которая любила доводить себя до «края», и бродить по тому коридору, который ведет к Богу. Последний раз она тоже с восторгом крикнула: - «Я пошла!» Но вернуться обратно ей не удалось. А еще я мог бы рассказать о парне, который «всего лишь» иногда покуривал анашу. У него начались приступы эпилепсии. Сначала единичные, потом – чаще и чаще. Сейчас он парализован уже второй год.
Я очень хочу создать в сети Интернет сайт с информацией о наркотиках и поддержки для близких наркоманов, вроде так называемой «героиновой стены», коротких воспоминаний тех, у кого близкие погибли от героина. Его основная задача будет заключаться в том, чтобы обратить внимание сверстников на те удовольствия, которые может дать жизнь без наркотиков. А еще хочу написать несколько сценариев клипов. Например, клип «Sten» Eminem - это настоящее драматическое произведение!
Думаю, что нечто подобное можно создать по моим сценариям, посвященным борьбе с наркотиками. В моей голове их огромное множество. Один из них — это сон моего героя, только расширенный и дополненный персонажами. Другой сценарий назовем: «Я пошла!» «Пошла!» - радуются родители, когда ребенок делает первые шаги. «Пошла!» - с гордостью говорят они, когда она первый раз идет в школу и т.д. и т.п. «Я пошла!» - говорит она, приняв запредельную дозу наркотика. И обратно уже возврата нет. Или клип об операциях по удалению центра удовольствий. Так это же - сценарий целого фильма! Мне почему-то вспомнился фильм «Полет над гнездом кукушки». Мороз по коже!
А теперь я хочу дать несколько предостережений и советов. Здесь четко нужно понимать, что остановить себя от употребления наркотиков человек может только на первой стадии, лучше всего тогда, когда он их и не пробовал! Потом даже такому парню, от имени которого я написал рассказ, нужна помощь близких. И никто никогда точно не может сказать, как далеко он зашел в своих пробах, удастся ли ему преодолеть тягу к полной удовольствий, легкой жизни и вернуться к нормальной жизни, требующей ежедневного труда. Некоторые подростки считают, что в жизни «все надо попробовать». Но даже однократное употребление очень опасно.
Поэтому, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПОПРОБОВАТЬ, ПОДУМАЙ!»
Вера читала рукопись сына, и слезы застилали глаза. Она видела, он писал о себе, но старался уйти от своей ситуации. Например, он придумал отца, который жил отдельно.
Рукопись сына содержала и рассказ. Вера читала медленно, узнавая, или не узнавая ту, или иную ситуацию. Ей было интересно. Конечно, сын писал не только о себе, но и о друзьях.
«ДЬЯВОЛ
(маленький рассказ)
Проснувшись, я почувствовал себя отвратительно. Все-таки Боб обманул меня. Никакой эйфории, которую он обещал, не было. Ее не всегда помнишь, но в этот раз я помнил, как мною овладела лень, апатия, и я заснул. А потом меня будили, говорили, что пришли хозяева, и нужно убираться. Сволочи, они выставили нас из этой грязной дыры среди ночи.
Я тут же уснул на лавочке, а Боб все пытался растолкать меня. Потом - крик, драка, в которой я не участвовал. Я был в полусне. Боб валялся с окровавленным лицом, а ко мне они подошли и сняли легкую куртку: "Ты - хороший парень, тебя мы бить не будем".
Я не мог даже руки поднять. Все тело как будто свинцом налилось.
Потом Боб тащил меня домой. Он все плакался, что у него отняли деньги.
"Поделом, - думал я, - не будешь всякую гадость за хороший товар выдавать".
Светало. Мать молча открыла дверь.
- Слава Богу, жив, - прошептала она. Она знала, что меня сейчас лучше не трогать.
"Сволочь, это он мне за мои деньги рублевый димедрол подсунул", - подумал я о Бобе, и опять "отрубился".
Сколько проспал, не знаю. Опять было темно. Болел низ живота. Во рту все ссохлось. Выпил почти весь чайник. Мать всегда ставила его передо мной.
Сходил в туалет, стал в ванную, чтобы обмыться. Но воды в кране не было. Вылил на себя ту, что была в ведре. Полотенце досуха не вытирало. Тело так и осталось влажным.
В спальне было жарко. Я лег на диван в столовой. Мышцы болели, словно по телу проехал трактор. Липкий пот катился со лба, полз по спине, покрывал плечи, а над ухом мерзко зудел комар.
Прохладный ветерок из открытой двери пробегал по мокрому телу, не давая успокоения. В груди рождался кашель, а пот походил на холодную испарину.
"Точно, димедрол, - опять подумал я. - От него сначала сутки не можешь проснуться, потом неделю - не можешь заснуть. Они и стиральный порошок подмешивают вместо наркотика. Сволочи! Какой я идиот! Димедрол за рубль я и сам мог бы купить!" - я так не любил, когда меня обманывали. Было жалко новую куртку.
"Если прибавить стоимость куртки, то я заплатил за этот сон тысячу рублей. Почему все так мерзко? Почему я никому не нужен? Где мои друзья? Где любовь? Где Аня? Одна грязь кругом..."
"Да я и не наркоман, - думал я. - Я все время меняю наркотики, чтобы не началось привыкание. Но врач говорит, что это - полинаркомания, и что она еще сильнее подрывает здоровье".
Сон шел медленно, тяжело, перемешиваясь с реальными звуками музыки из соседнего общежития, с отраженным от стен комнаты светом уличных фонарей. Перед закрытыми глазами возникло лицо... Смутное, неясное, оно стало деформироваться...
"Как жарко! - думал я. - Как плохо! Как все надоело! Продать бы душу Дьяволу! За одну хорошую последнюю дозу! Все равно, одна дорога - в ад".
Отмахнувшись от комара, я закрыл глаза и снова увидел лицо Дьявола.
"Спокойно, - говорил я себе, - спокойно. Если ты - Дьявол, - думал я и почти верил в происходящее, - я говорю тебе, что я согласен. Тебе нужна моя кровь, так бери ее!"
Лицо расплывалось и дрожало... Оно плыло ко мне на огненной чаше. И тут я испугался. Это не было галлюцинацией. Да и с чего бы? Боб точно надул меня, да и времени прошло слишком много. Я испугался взаправду. Почему-то я испугался за мать и за Аню.
«Что будет с ними? Он доберется и до них. Они – единственные, кто еще любит меня и верит в то, что все может измениться. Вдруг он потребует и их жизни тоже?»
А еще я испугался за то, что мне будет больно. Я всегда боялся боли. Я уже не мог определить границ собственной шутки. Я не мог даже сказать себе, верю ли я в Дьявола.
...Теперь я тупо смотрел на темную стену комнаты, в конце которой косо падал свет из окна. Мне было страшно, но и смешно. Я хотел встречи с Дьяволом, боялся этого, моментами я верил в возможность этой встречи и сам над собой смеялся. И вдруг мне снова стало жутко.
...Это уже был не сон. В середине черной стены на уровне человеческого роста светлело пятно. Это было лицо... Верхняя часть была освещена, а нижняя меняла очертания. Этот некто говорил со мной... Светлый лоб, черные впадины глаз, темный нос, светлые щеки. Это было лицо...
"Как там, у Булгакова? - вспомнил я и возгордился тем, что помню, хотя перечитал-то всего пару дней назад, - левый глаз был совершенно безумен, а правый - пуст, черен и мертв. И рот какой-то кривой. Это - он, точно".
Не смея шевельнуться, я искал глазами предмет, от которого могло бы отражаться это пятно. Часы должны были бы отражать свет в другом месте, плафоны люстры были круглыми. Предмета, способного отражать свет в том месте, не было. Остальная часть стены была темная.
"Ну что ж, - подумал я, как бы смеясь над собой, - значит, это - судьба. Это - знак! В конце концов, я - мужчина и должен отвечать за свои слова. Сейчас все будет кончено. Сейчас я пойду, стану на место этого лица, и, может быть, взгляну в глаза Дьявола".
Голое тело было сухим и теплым. Я встал и пошел... Пятно не исчезало... Я подошел вплотную, остановился, закрыв его своей головой, и повернулся...
В мои глаза бил свет от боковой стенки телевизора, стоящего у окна. Деревья за окном качались от ветра, поэтому освещение уличным фонарем нижней части телевизора менялось. Я был разочарован, все было объяснено.
- Тебе плохо, сынок? - мать стояла в темном проеме двери. Я не видел ее глаз. Только две слезинки на ее щеках отражали какой-то рассеянный свет, как два бриллианта.
- Иди спать, мама. Завтра пойдем к врачу. Я тебе обещаю. Оставь меня сейчас, иди спать, - я так старался не быть грубым.
"Дьявола нужно искать в самом себе, - думал я, довольный, что наконец-то найдено решение, дано слово, от которого я постараюсь не отступать. Сон наконец-то сладко опускался на мою голову. - И Бога тоже... Только в самом себе"...
* * *
Я закончила читать, слезы душили меня. В моем сыне, безусловно, были мои литературные способности. Кто знает, может быть, хоть он найдет себя именно на этом поприще. Сейчас было важно, что он все понял, что он вернулся к нормальной жизни. И, может быть, то, что я заложила в нем эту любовь к творчеству, интерес к литературе, и спасало его сейчас. Я подошла к столу и достала свои письма подруге, с которой переписывалась еще со времени производственной практики в Красноярске. Последнее время я писала ей, но письма не отправляла. Мне нужен был собеседник, и этим собеседником через эти письма к ней была я сама. Эти неотправленные письма были фактически моим дневником.
«Я напишу на этот конкурс вторую часть этого признания, напишу от имени матери, восстановлю всю картину по этим неотправленным письмам, - подумала я. – Или даже так, я напишу сначала от имени того парня, который писал и первую часть, потом перейду к письмам матери».
От первого лица (продолжение).
«Я уже писал о том, что хотел бы создать в сети Интернет сайт помощи тем, кто хочет расстаться с наркотиками. Я особенно хочу остановиться на помощи близким. Так же «от первого лица» я напишу выдержки из писем матери того парня, от имени которого я написал рассказ.
Подумайте сами, кто получает наибольшую психическую травму в тот момент, когда факт употребления наркотиков становится известным близким наркомана? Наркоман зачастую даже не сразу осознает это. Но для его близких это - подобно взрыву бомбы, часто это - крушение собственных жизненных планов. В короткое время им предстоит узнать много информации о наркомании и обо всем, что с ней связано. Часто они вынуждены идти на огромные материальные потери. Иногда они бывают вынуждены оставить работу и даже изменить место жительства. Ведь наркомания - не простая болезнь, где достаточно операции или амбулаторного лечения. Она связана с образом жизни и кругом общения, которые нужно срочно изменять. Поэтому так нужна консультативная помощь близким наркозависимых.
Февраль 2001 года. «Даже своей сестре не могу рассказать этого. Полгода мне казалось, что все нормально. Я радовалась, что вот уже год, как Андрей влюблен в одну девочку. Это - настоящая первая любовь со страданиями и слезами. Да и пьяным он уже не приходил. Но что-то было не так. Иногда он отпрашивался к другу на ночь, приходил весь обкуренный, два дня глаз не мог открыть. Заниматься перестал совершенно. Да и голова у него болела систематически. А потом позвонила девочка и опять посоветовала обратить внимание на его узкие зрачки. «У нормального человека такие зрачки не бывают». Я не поверила сначала, но стала присматриваться.
Пыталась с ним заговорить, но он стал совсем другим. Он говорил мне чудовищные вещи, что я надоела ему, что все мои разговоры (задушевные беседы о смысле жизни, которые он часто начинал сам, или обсуждения фильмов, которые тоже велись по его инициативе) - как заигранная пластинка. И что я, наверное, надоедала своим студентам, так как не могу сказать им ничего нового и интересного. В него как будто бес вселился, и он хотел, как можно больнее обидеть меня. После одного такого разговора я просидела в оцепенении всю ночь, мне хотелось умереть. Я вдруг поняла, что никому не нужна, и вся моя жизнь прошла зря, раз мой сын говорит мне такое.
В тот день все было не так уж плохо. Было уже совсем поздно, и я думала, что на сегодня опасность миновала. Но Андрей вдруг стал куда-то собираться. Я пыталась удержать его. Он оттолкнул меня, опять наговорил грубостей, и, обидевшись, я ушла в комнату. Входная дверь захлопнулась, ноги мои подкосились, и я упала на пол. Нет, я не упала. Я растеклась по полу, словно большая бесформенная лужа. Я лежала долго, и ни о чем не думала. Оцепененье, апатия овладели мной. Я не спала и не бодрствовала. Я была не живой и не мертвой. Возможно, постепенно я уснула бы, лежа на полу. Но в это время началась гроза. Сначала гремело вдалеке, и эти звуки как бы насильно вытаскивали меня из оцепененья, потом начался сильный ветер. Разбилась балконная дверь, посыпались стекла, но мне было все равно.
Я почувствовала, что по щеке течет слеза. «По щеке течет слеза, очень сильная гроза…» - это было первой моей мыслью за долгое время. Это были первые строки нового стихотворения. «Резкий ветер бьет в окно, а в душе лишь боль. Темно». Проклятый мозг! Он рифмовал даже без малейших моих усилий! Это было всегда, мне снились сны в стихах. Я даже записывала иногда, когда, проснувшись, еще что-то помнила. «Ладно, - подумала я, - сделаю свой последний сонет. Что там получилось из первых букв каждой строчки? Вышло слово «пора». Я захотела оставить сыну такой сонет, чтобы он понял тогда, когда меня уже не будет, что я любила его. Что заботами о нем заполнена вся моя жизнь. Значит так, из первых букв каждой строки составим фразу «Пора уж... Прощайте…». Четырнадцать букв, значит, будет, как в обычном сонете четырнадцать строк. Я поднялась с пола, села к столу и стала записывать сонет. Так в эту ночь родились стихи «Пора уж... Прощайте...».
Пора уж, прощайте…
( сонет)
По щеке течет слеза.
Очень сильная гроза.
Резкий ветер рвет окно.
А в душе лишь боль… Темно…
Умирать, так умирать…
Жаль, нельзя с собой забрать
Праздник жизни. Коридор…
Разве плохо? Свет, простор…
О! Всевышний! Боже мой!
Щедрою своей рукой
Ад отвел. Я – налегке.
И сиянье вдалеке…
Только свет, любовь ведет.
Ею полон мой полет.
На следующий день я взяла себя в руки. Я видела и эту покачивающуюся походку, и эти узкие зрачки. Но для того чтобы «ударить во все колокола» и начать лечение, нужны были анализы. И однажды я схватила его за руку, в которой он прятал наркотик, собираясь его нюхать. А утром я сдала его анализ мочи, который показал наличие морфина.
Что было потом, страшно сказать. Я потеряла ориентиры, как будто застряла где-то между пространствами. Я не могла поверить, что это произошло со мной и с моим любимым сыном. Я вдруг вспомнила о тех детях со страшными уродствами, которых мы видели когда-то в больнице. Я любила бы его и таким, но он родился здоровым и красивым.
Может быть, Бог посылает нам теперь испытание за все это счастье, которое длилось 16 лет, за то, что мы забыли о страданиях других людей? И, поняв это, легче найти путь к действию. Я пообещала Богу, если мне удастся «вытащить» Андрея, я постараюсь помогать другим. Я металась, звонила.
Я взывала к Саше, я молила его. В ту же ночь он приснился мне. Мы сидели на диване, и он держал меня за руку.
«Что мне делать, Саша? Что мне делать? Помоги! Подскажи, что делать!» - шептала я.
«Люби его так же, как всегда любила. Это тебе и поможет, это и подскажет, что делать», - я прислонилась к нему, и мне стало так спокойно. Ночью я обнаружила, что уснула одетая, прислонившись к диванным подушкам.
На следующий день я позвонила Алику Геворкяну.
- Алик! У нас такое несчастье! Памятью Саши помоги, посоветуй, как быть, - я задыхалась. У меня началась истерика, и я бросила трубку.
Через несколько минут Алик перезвонил сам.
- Я не звонил сразу, дал тебе время успокоиться. Все, успокоилась, - медленно и властно сказал он, и я поняла, как мне не хватала именно такого властного голоса. – Я буду «вести» тебя. Я тебе не говорил. У меня племянник погибает. Да ты его помнишь, Руслан, сын Ады. Она уже прошла с ним семь кругов ада, и теперь надеется только на операцию по удалению центра удовольствия. Я во всем этом разобрался досконально, где, какое лечение, как вести себя родителям. Я тебе все расскажу при встрече. У Руслана все запущено. А если Андрей только начал пробовать, все еще можно исправить.
Через неделю Алик приехал в Ростов и вечером пришел ко мне. Мы сидели с ним вдвоем. Он был серьезен. Это было так на него непохоже. Мы говорили, говорили, говорили.
- Самое главное – разобраться самой. Ты ведь ученый, Верочка. А ученому свойственно все разложить по полочкам. Во-первых, не пугайся, возьми себя в руки. Они сейчас практически все пробуют. Я уже понял, что в этом деле все индивидуально. Все зависит от степени его проникновения в этот процесс, от того, кем он был до этого, что у него было за душой. Важно, если он – человек творческий, и я уверен, что это так. Он ведь писал стихи, увлекался музыкой, у всех вас были с ним близкие отношения, и у тебя и у сестричек. Все это поможет. А пока слушай.
От него самую ценную информацию получила от нашего друга, Он мне сказал, что спасти своего сына я смогу только сама, что я теперь - СОЗАВИСИМА, что каждая моя минута, только для него. Полная изоляция на первые 2 - 3 месяца, отказ от прежнего общения, формирование новых удовольствий из нормальных человеческих обязанностей, занятие спортом. «С ним можно не общаться месяца два. Это - бесполезно. Только тогда, когда он сумеет выдержать месяца два, три, ты снова увидишь своего мальчика, своего сына». Кстати, изменение отношения к близким - хороший индикатор выздоровления. Удастся ли переломить ситуацию в один раз, или со мной произойдет то же, что и с моим другом, я не знаю. Но появилась хотя бы какая-то определенность и какая-то надежда, хотя наш друг все время предостерегает меня: - «Не расслабляйся! Не верь ни одному его слову!»
Апрель 2001 года. «Вот и на исходе эти два месяца. Я успокоилась, Андрей стал прежним. С увлечением занимается программированием в сети Интернет, занимаемся английским, немецким языками. Все идет по плану. Но ему надоело дома. Стали отпускать самого, но как-то очень тревожно. Приходит веселенький. Не пойму, то ли выпил пива, хотя ему и этого нельзя, то ли опять... Не выдержала, и в ночь под пасху мы повели его на анализ. Ничего не обнаружили, а он - обиделся. Но что-то все равно не так, я чувствую это сердцем. Опять угасает интерес к делам. Уходит из дома на пару часов, а приходит домой часов через восемь. Опять стали звонить друзья.
В один из таких выходов он позвонил домой в восемь вечера, сказал, что встретил каких-то ребят из Краснодара. Им негде ночевать, и он хочет, чтобы к нам с ночевкой пришли две девочки и парень. Я стала возражать, но потом подумала и согласилась. Стала готовить им еду. Но они не шли и не звонили. Мы с мужем не знали уже, что и думать. Думали о том, что они могли попасть в аварию... В 13 часов следующего дня Андрей позвонил, сказал, что он - у девочки, что хочет еще остаться. Я потребовала, чтобы он приехал. С этого дня все быстро стало меняться в худшую сторону. Он сказал мне, что эти ребята ходят туда, куда захотят. И в Ростов приехали, не очень-то спрашивались родителей. А мы его опекаем. Пришел выпивши, и я обнаружила, что у него нет часов, с которыми он уходил из дому. Нет и тех, которые накануне прислала ему наша старшая дочь. Он признался, что продал их, чтобы покушать в кафе. Это была очень неприятная история".
Май 2001 г. «Шестидесятилетие Саши мы отметили 3-го мая в квартире. Были родственники и друзья. А на следующий день Андрей опять гулял весь день. Я не возражала, были праздники. Он пришел в 22 часа, разделся, покушал. Был прекрасный весенний день, приподнятое настроение. А потом я зашла в его комнату, и увидела, что он опять одет, а на кровати лежит туго набитый рюкзак, в котором были собраны все его белье и некоторые вещи. Я испугалась. Я решила, что под влиянием этих ребят из Краснодара он хочет куда-нибудь уехать. Хотела позвонить мужу, но Андрей не давал мне сделать это. Он сказал, что выйдет через окно, через балкон (это у нас-то на 5-том этаже!). Наконец-то пришел муж, и я свалилась почти замертво. Они разговаривали, но муж не смог уговорить его, и в 2 часа ночи проводил в какую-то квартиру, где ему открыли дверь и впустили. Муж сказал, что теперь он будет жить у него. По-моему, он даже обрадовался этому, хотя в его квартире идет капитальный ремонт, она вся завалена строительным и другим хламом, нет отопления. Я была выжата, как лимон, и раздавлена всем, что сказал мне мой любимый сын. Мне уже было все равно. Муж уехал на 8 дней в командировку, оставив сына одного в квартире.
Но через день я спохватилась, что не могу так просто подарить сына каким-нибудь подонкам, продавцам наркотиков. Я знала, что сейчас он не пойдет домой. Я пришла и сказала ему, что ничего особенного не произошло, что наша ситуация стара, как мир, когда сын взрослеет, а мать пытается удержать его рядом. Я сказала, что по-прежнему люблю его, поцеловала его, в шутку сделала мизинчиками «Мирись - мирись, а больше не дерись», хотя мы и не ссорились вовсе. Посмотрев внимательно, я увидела, что выпито все спиртное, которое муж собрал для празднования своего юбилея на работе. Последнюю бутылку коньяка я унесла с собой.
А через день стали звонить соседи мужа. Они говорили, что в той квартире собираются по 15 подростков. Все курят. Соседи боялись, что сожгут дом (дом - очень старый, деревянный). Пришлось мне идти и разбираться. Мне долго не открывали, а потом я увидела, что его «друзья», как тараканы, убегают черным ходом. С Андреем осталась только одна девушка, как потом выяснилось, медалистка, и выпускница университета. Я поняла, что это — его новая девушка, и обрадовалась этому.
Она сказала, что они с Андреем не хотят такой большой компании. Я пригласила ее к нам. Но они поехали к ней. В один из дней они ездили с ней на ночной пикник. Я как-то успокоилась, ведь человек не может жить все время в состоянии напряжения. Теперь Андрей приезжал домой, работал за компьютером. 21-го мая он решил сменить все программное обеспечение компьютера на новое. Он сделал половину работы, как позвонила его девушка. Он оделся в пять минут и ушел к ней на встречу.
Говорят, что люди чувствуют боль близких. Я ничего не почувствовала.
В половине девятого позвонила девушка Андрея. Она все говорила мне, чтобы я не волновалась. «Андрей во второй больнице скорой медицинской помощи, он без сознания, - говорила она, - но Вы не волнуйтесь! С ним все будет в порядке!» У меня останавливалось сердце. Я была уверена, что мне врут, и Андрей уже умер.
Но к телефону подошел врач и сказал, что все самое страшное позади, что моего сына привезли к ним вовремя, и его состояние - стабильно. А дальше я не помню, как собиралась, как заняла у соседей деньги, поймала частную машину. У входа меня встретил какой-то парень. Мы бежали в отделение, а он рассказывал мне, как у Андрея еще днем сильно заболела голова, затылок. Они купили и дали Андрею какие-то лекарства (а их нельзя было давать из-за бронхиальной астмы). Как потом Андрей потерял сознание, почернел, у него запал язык, и начались судороги. Девушка делала ему искусственное дыхание, и вызвала скорую помощь. Врач сказал, что Андрей в коме. В больнице их не хотели принимать: - «Наркоман! Везите его в реанимацию сами!»
«Вот они, странности ощущения счастья, - думала я потом, когда уже стало ясно, что Андрей остался жив, - Мой сын без сознания лежит в палате реанимации, а я безумно счастлива потому, что он - жив!» Анализ показал передозировку анаши. Девушка сказала, что она опоздала на встречу, и он где-то покурил с парнями. Мне показалось, что это не правда. Да и моя дочь сказала, что днем Андрей был с друзьями в той квартире. Там было накурено. Пахло марихуаной.
Я сидела в коридоре, закрыв глаза.
- Саша! Что мне делать? Саша! – Он не отвечал, и мне казалось, что он держит меня за руку, и мы сидим с ним, как малые дети, несчастные и счастливые одновременно, растерянные, и непонимающие, за что и почему все это случилось с нами.
Кто-то тронул меня за плечо. Это был Алексей.
- Алешенька! Милый! Если он выживет, я сделаю все, чтобы помогать другим. Всем, кто попал в эту мясорубку. Я даю зарок Богу. Я уже практически написала книгу.
Через два дня Андрея выписали. Но дома ему опять стало плохо. Головные боли до рвоты, повысилось давление. Врач скорой помощи поставил диагноз - гипертонический криз. Невропатолог обнаружила у него спазматическое сужение сосудов. «У тебя сосуды сорокалетнего мужчины», - сказала окулист.
«Бог дал тебе еще один шанс, - сказала я сыну, и мне показалось, что он испуган. Я прочитала ему статью из Большой медицинской энциклопедии о том, что даже после однократного употребления наркотиков остается в мозгу человека след на всю жизнь. Вроде он понял. Стал заниматься английским. Нам многократно звонили из милиции, хотели с ним побеседовать. Ждали его выздоровления. Там уже по нескольку раз переговорили с его друзьями. Алеша научил меня делать ему уколы.
Но даже в такой ситуации 8-го июня он снова сначала позвонил мне после занятий английским, что будет очень поздно, потом в первом часу ночи зашел к отцу, сказал, что внизу его ждет девушка, и убежал, несмотря на протесты отца. В половине восьмого следующего дня позвонил отцу, что их ночью выгнали на улицу, где его друзей сильно избили, а его раздели. Отобрали довольно дорогую куртку, предложили придти выкупить ее к стадиону «Динамо». Сказали, если еще раз встретят, то убьют. Муж ходил, но никого там не застал. Анализ мочи показал наличие морфина.
Я уже не знаю, может ли быть в этой истории счастливый конец. У меня уже нет того оптимизма, который был месяц назад. Я - в полном отчаянии... Я просто не знаю, что делать...»
Конец июля 2001 г. «Спасибо, Алик, что ты меня поддерживаешь. Мне все кажется, что мы выберемся из этого омута, и я не хочу говорить даже сестре.
У меня за 33 года работы с ребятами, которые приходят на первый курс из разных школ, выработался стиль работы с привлечением положительных эмоций. Это - целая методика индивидуальных заданий. Мои объяснения они должны слушать внимательно, так как знают, что последует задание, разное для всех. Я записываю на доске одно задание, в которое хитро включены три различных цифры, сделанные из номера, под которым стоит фамилия каждого в журнале. Они начинают работать. Я хожу по аудитории, объясняю, спрашиваю. Те, кто закончил свое задание, получают свою "пятерку" и начинают мне помогать. Они тоже ходят по аудитории, объясняют, иногда просят меня помочь. Я никого не ругаю, я только хвалю. Даже тем, кто не успел сделать все до конца занятий, я говорю: "Ну что ж, молодец, ты многое понял. А вот с этим надо еще разобраться. Позанимайся с ребятами, потом приди ко мне на консультацию". Я знаю преподавателей, которые все обучение проводят с привлечением отрицательных эмоций. Это - сплошной крик, угрозы, двойки, ответное хамство. Они тоже достигают каких-то результатов, но я так работать не могу.
Может быть, я была слишком демократична с Андреем? Но это время я еще раз четко поняла, что нельзя становиться на тот уровень общения, который присущ наркоманам в состоянии наркотического опьянения. Каждый их поступок «проверяется» новым гомеостазом, который требует постоянного приема наркотика. Прием наркотика для них, это как для нас – голод, или жажда. «Вытащить» из этого состояния любого из них можно только любовью.
За это время я прочитала практически 30 томов медицинской энциклопедии, массу книг, журналов. Я привлекла весь свой научный потенциал, я водила Андрея к лучшим психиатрам-наркологам нашего города, и просила самых глубоких объяснений. Я записывала, записывала и записывала. Потом - засела за компьютер, «перекопала» весь Интернет. Я написала целую книгу, по которой любая другая мать сможет разобраться в том, на какой стадии болезни находится ее ребенок, и какое лечение лучше избрать. А если ребенок мал, и еще не пробовал наркотики, родители будут знать, как следить за ним, чтобы не пропустить первый же прием наркотика. Я поняла, пока я не разберусь сама, лечение будет неэффективно. Да и сыну я не смогу все объяснить. Теперь - другое дело. Да это и не сложно. А главное - от этого никуда не денешься. Хочешь, чтобы твой ребенок остался жив, свернешь горы.
Я не хвастаюсь, но теперь я знаю некоторые вещи о наркомании, которых не знает никто в мире, ибо я нашла им объяснение на основе результатов моей научной работы. Раньше мне приходили письма из Индии, из Германии, из США и из других стран мира с просьбами прислать свои материалы по межмолекулярным взаимодействиям и с предложениями сотрудничества. А я все забросила, не стала защищать докторскую диссертацию, а вместо этого родила Андрея. Но вот оно все и пригодилось.
В чем же я разобралась? Во-первых, слава Богу, Андрей не перешел на вторую стадию болезни. Он пробовал разные наркотики, нанес ужасный вред своему организму, но не приобрел физической зависимости. У него не было ни одной ломки. Я имею в виду эти страшные болевые эффекты. Его самая большая беда - это психологическое привыкание, стиль жизни, окружение. За последние полгода дважды его анализы показывали наличие наркотика, хотя всего мы сдали анализы около десяти раз. Один прием наркотика едва не стоил ему жизни именно потому, что этому предшествовал трехмесячный "чистый" период. Конечно, ничего хорошего нет в том, что мой сын ни с того ни с сего вдруг может попробовать наркотик. Но все-таки это не система. И это вселяет надежду.
Андрей стал прежним. Сам заговаривает со мной на разные темы. Как прежде все любит обсуждать. Перед уходом три раза целует меня в щеку. Причем, это не так, что я стою у дверей и жду его поцелуев. Нет, сам находит меня у компьютера, говорит: "Извини, чуть-чуть не забыл".
Я проанализировала, с чем были связаны два его последних приема наркотика. Каждый раз он сначала выпивал. И я думаю, что это - очень важная уловка распространителей наркотиков. Дать человеку выпить, расслабиться. И психолог-психиатр, у которого Андрей в июле прошел 10 сеансов интенсивной психотерапии с применением методов глубокого расслабления и внушения, тоже говорит, что нельзя в течение года употреблять спиртные напитки. И вообще, любому человеку, употреблявшему ранее наркотики, нельзя пить во время лечения, реабилитации. То есть, фактически, несколько лет нельзя пить даже пива. Ибо наркотики, алкоголь имеют одну природу действия. Андрей тоже все-таки иногда (очень редко), но выпивает пиво. Эта проклятая реклама на телевидении. Она все-таки делает свое дело. Но разговариваем, договариваемся, что пока нельзя.
Но каждый раз, когда я не могу разобраться в его состоянии, я несу в лабораторию на анализ его мочу. "Дорого, - говорю я Андрею, - мне обходится каждая банка твоего пива. Ты платишь за банку пива десять рублей, а я за анализ твоей мочи - 155". Я предпочитаю анализ мочи всем этим тестам. Каждая тестовая полоска делает анализ на какой-нибудь один наркотик, а стоит она около двухсот рублей. Чтобы самому сделать в домашних условиях, этих полосок нужно набрать на тысячу рублей. Меня предупредили, что несведущий человек может их легко испортить. А в лаборатории проверяют на наличие всевозможных наркотических веществ. Я думаю, что тестирование на определенные наркотики хорошо проводить, как это планируют в Москве, в школах, в институтах и т.д.
Я рада, что у Андрея сейчас - очень хорошая девочка Соня, чем-то похожа на мою старшую дочь. Умненькая, интенсивная, симпатичная. Я сказала Андрею, что пора от беспорядочности встреч перейти к серьезным длительным отношениям. И все равно страх остался. "Ты думаешь, мне не предлагают наркотики на каждом шагу? Но я же отказываюсь", - сказал как-то Андрей. Он решил, что так он меня успокоил. Да что ж это за жизнь? Что ж это за страна, где на каждом шагу твоему ребенку предлагают наркотики?
Потом Андрей привел домой Соню. Девочка была очень бойкая, она рассказала мне о своей семье, о том, что с тринадцати лет работает с детьми в еврейских программах. Рассказала о том, что эти программы хорошо финансируются Израилем. Сказала, что Андрей рассказал ей о его еврейских корнях.
- Вы знаете, тетя Верочка, что еврейская родословная считается по женской линии. А, если так считать, то Андрей – чистокровный еврей, - засмеялась Соня.
- Да, действительно, эта еврейская веточка тянется к Андрею по женской линии, Но, Сонечка, у нас нет никаких документов о том, что моя прабабушка по материнской линии была еврейка. Так, осталась одна легенда. Возможно, эти документы уничтожил еще мой прадед. У казаков ведь не принято было жениться на еврейках. Так что наш Андрей по женской линии – чистокровный еврей, а по мужской – чистокровный казак, - посмеялась Вера.
- Документы нужны будут только тогда, когда он в Израиль соберется ехать. А здесь он может ходить на все наши мероприятия, и никому не нужны никакие документы. Отпустите его в наш еврейский лагерь! – попросила Соня, и стала рассказывать, что в течение целого месяца на Зеленом острове, который располагается на середине реки Дон, под надежной охраной будет функционировать молодежный еврейский лагерь, в задачу которого входит воссоздание жизни еврейского местечка конца девятнадцатого века.
- Боже мой! – воскликнула Вера. – Как интересно! Почему же наше казачество не сделает что-нибудь подобное?
- Мама, ты обалдела, где ж они возьмут такое финансирование?
- Андрей, Андрей, раньше были такие пионерские лагеря. И финансирование находили.
- Вы отпустите Андрея? Отпустите? Там все бесплатно! Целый месяц бесплатный отдых. Это же здорово! – тараторила Соня. – Я у них завхоз. Сейчас за нами заедет машина, и мы будем закупать продукты. А там я буду работать хозяйкой бара, безалкогольного, конечно. Алкоголя вообще там не будет. А Андрей может работать в моем баре. У нас будут игрушечные деньги. Но, чтобы заработать их, нужно работать по-настоящему, и покупки можно сделать на эти деньги настоящие.
- Что-то я давно не работал, - потянулся Андрей.
- А ничего там плохого не может случиться? – с сомнением спросила Вера.
- Да что Вы, тетечка Верочка, я знаю, о чем Вы подумали. Да кто ж там такое позволит?!
- Ладно, посмотрим. – Вера решила, что Андрею сейчас лучше будет в этом еврейском лагере, чем скитаться по улицам, где на каждом шагу могут встретиться старые друзья.
Еще несколько дней они колготились. Закупали продукты. Для выполнения каких-то проектов им нужны были канцелярские товары. Это была целая эпопея, в которую Андрей и Соня ушли с головой.
Потом они уехали, и Вера, привыкшая за это время контролировать время сына по часам, потерялась. Она говорила себе, что все должно быть хорошо, но даже по ночам она просыпалась и лежала без сна.
Через неделю позвонила Соня.
- Все хорошо, я приехала в Ростов за продуктами. Андрей не смог, занят, - тараторила она, - Он работает на пяти работах. Стал самым богатым человеком лагеря. Ему очень нравится. Я звоню по сотовому, долго не могу.
«Господи! – думала Вера. – Мне все равно, кто ему поможет. Бабушка Сонечка! Спасибо тебе за то, что ты у нас была! Все говорили, что ты была так добра к чужим детям! – как будто молилась Вера. - Это ты спасаешь сейчас своего праправнука, моего Андрюшку!»
Они приехали загоревшие, счастливые.
- А у нас с Андреем в лагере была еврейская свадьба, - сообщила Соня. – Нас с Андреем сочетал по старому еврейскому обряду почти настоящий раввин. Он еще учится, для него это – тоже практика. Завтра смотрите по телевизору, все будут показывать, и нашу свадьбу тоже.
Вера посмеялась, и пошла на кухню. Она даже не знала, как ей отнестись к этому событию. На кухню пришел и Андрей. Он поцеловал Веру и сказал:
- Мама, я тебя очень, очень прошу. Можно Соня будет жить у нас? Тебе будет спокойнее. Мы теперь всюду будем с ней вместе. Никаких глупостей. Я для себя решил. Хватит экспериментов. Мы любим друг друга.
- Андрюшенька, да я рада всему этому. Только уж больно рано. Да и как Сонины родители к этому отнесутся?
- Нормально, мамочка. Сейчас все так живут. Вспомни. Наша Нина тоже ушла жить к Сергею в 17 лет.
- Это правда, - Вера вспомнила, как шокировала ее тогда Нина этим поступком.
Соня жила у нас, и Вера была рада этому. Они жили в комнате Андрея. Вера познакомилась с родителями Сони и была с ними в хороших отношениях. Им было по 17 лет, но она была бы даже согласна на их ранний брак. Лишь бы не то, самое страшное…. Прошло несколько месяцев их безоблачной жизни. Веру огорчало только, что они частенько ходили в ночные клубы и Андрей иногда сильно выпивал. Вера уже разобралась в том, что людям, отвыкающим от проб наркотиков, нельзя переключаться на алкоголь, но дети этого не понимали. Но Соня каждый раз клялась, что ничего плохого не произошло.
* * *
Какие боги и святые опекают нас и наших детей? Еврейские, татарские, калмыцкие, наши милые православные, или строгие католические? Каким богам мы должны поклоняться, у кого просить помощи и прощения за грехи наши?
* * *
Потом они ездили вместе на какие-то еврейские мероприятия.
« Знаешь, мама, это удивительно, но я так быстро запомнил эти еврейские молитвы. В Краснодаре нас всех разослали по разным селам, и в этом селе мне самому пришлось читать все молитвы. Немного подсматривал, конечно. Собрали очень многих стариков, по-моему, половину русских. После молитвы там собирают хороший стол, и еще дают продукты в подарок. Ну, кто из стариков откажется от этого? Знали бы они, что я вообще и не еврей.
- Самое смешное, но по законам Израиля ты – чистокровный еврей, потому что по женской линии маленькая еврейская ниточка тянется в твоем роду от прапрабабушки Софьи, - засмеялась Вера. - А по законам казачества, ты – чистокровный казак, потому что по мужской линии у тебя все были казаками. Но, кроме того, в тебе столько всего намешано, что ты должен быть красивым, и очень умным.
- А мне особенно запомнился один старичок – продолжил Андрей. - Он сидел в ближнем ряду и смотрел на меня безотрывно. На меня никто никогда так не смотрел. Он смотрел на меня, как на Иисуса Христа, и только чуть-чуть шевелил губами. Наверное, читал молитвы вместе со мной. Потом они обступили меня, и стали благодарить. Они щупали и гладили меня. Одна русская бабуля, которая привела туда свою совсем уж престарелую мать, говорила, то давно никто не вспоминал об их существовании. А сюда их пригласили, накормили, дали гостинцев. И она в полном восторге и от молитв, и от пения. Ее только беспокоило то, что она православная, а пришла на еврейский праздник. Я успокоил ее, сказал, что Бог – един, и каждый молится ему по-своему. Главное – молиться. Молитвы, да будут услышаны! Где-то я слышал подобную фразу. Бедные старички! Мама, я ведь совсем не верующий! Может быть, это святотатство с моей стороны, участвовать во всем этом без веры в Бога?
- А ты верь, - сказала ему Вера. – Нужно постепенно приходить к вере. А старички.… Для них это большой праздник, потому что им уделили внимание. Может быть, этот старичок, что не сводил с тебя глаз, вспоминал себя молодым. А потом, дорогой мой, у тебя такое лицо, что с него иконы можно было бы писать, если бы, конечно, ты систематически брился и немного убирал твои лохмы.
- Видишь, старички меня небритого, и с лохмами полюбили, - посмеялся Андрей. – Почему наше российское православие не идет в народ, не помогает им?
- Православию с этим не справиться, нужно огромное государственное финансирование.
- А ведь посмотри, как это делают из чужой страны, из Израиля. Начиная от малых детей, которых более взрослая молодежь учит и религии, и участию в возрастных деловых играх. Все заинтересованы. Молодежь получает малую оплату за свой труд, и одновременно учится управлять пусть детскими коллективами, родители знают, что дети пристроены, что проходят самое нужное в жизни обучение, и довольны. Потом эти вырастающие подростки идут к старикам, и поддерживают их. Среди подростков нет наркомании, нет алкоголизма. Их любят, они с детства планируют свое будущее.
- Тебе нравится политика Израиля? Ты бы поехал туда жить, если бы у нас сохранились документы твоей прапрабабушки?
- Нет, мама. Я – русский человек. Я родился в России, и воспитан здесь. И я бы хотел работать на нашу российскую детвору, на наших старичков. Я думаю, для того, чтобы в стране все было нормально, людей нужно любить.
- Может быть, будем переводиться на психологию, по стопам дяди Алексея?
- Может быть.
* * *
Потом что-то разладилось в их отношениях. Соня забрала вещи и ушла. Андрей сказал, что она стала видеться со своей старой любовью, а ему это не нужно. Сказал, что тот парень уже девять лет имеет наркотическую зависимость, и Соня еще до встречи с Андреем зарабатывала деньги ему на наркотики.
Вера оглянулась на прошедшие месяцы, и ей стало страшно.
- Неужели Соня и тебе покупала наркотики?!
- Да что ты, мама, она и Костю этого хотела «вытащить», но с ним у нее ничего не вышло. Я недавно нашел у нее стихи, посвященные ему. Я знаю, что они встречались. Просто, если ее к нему тянет, то, причем здесь я.
- А как же ты? – испугалась Вера. – Ты не вернешься к старому?
- Да я уже влюбился в другую девочку. Не хотел тебе говорить. Сказал только потому, чтобы ты не беспокоилась. Все, мама, к старому не вернусь. И я нашел себе работу.
- Как работу? Какую работу? А учеба?
- Мама, сейчас совсем другое время. Сейчас большая часть студентов даже дневного факультета работает. Мы хотим иметь свои деньги.
- А как же занятия?
- Там я два дня работаю, два дня дома. А кроме того, все мои друзья говорят, что больше учатся в коридорах университета, чем на занятиях.
- Это что-то новое, - удивилась Вера.
- А что ты удивляешься. Время сейчас такое, что если правильно не сориентируешься, если не обзаведешься хорошими друзьями, которые тебе многое подскажут, то и с дипломом не найдешь работу. Мне, кстати, очень помогает то, что я знаю практически всю активную еврейскую молодежь. Они – очень умные и хваткие. Учусь у них.
- Что за работа? – Вера была рада, что Андрей так коммуникабелен.
- Самый шикарный новый супермаркет города. Меня взяли продавцом в отдел компьютерных, музыкальных и видеодисков. Ребята подсказали, и я пошел. Но там был такой большой отбор. Там двадцати страничную анкету нужно было заполнить, на тысячу вопросов ответить.
- И ты ответил?
- А помнишь, надо мной еще Джон, муж нашей Наташи смеялся, говорил, что мне можно стать критиком кино. Они много зарабатывают у них в США. Я уже тогда знал все их фильмы, режиссеров, актеров, все музыкальные направления. Вот ты знаешь рок-н-ролл?
- Знаю.
- А сколько там разных направлений, знаешь?
- Нет, конечно.
- А из больше тридцати, и я все их знаю.
- Это вот я всегда ругалась, что ты ночами сидел за компьютером. А ты, оказывается, сидя за компьютером, самостоятельно получил специальность, и теперь тебя благодаря этому взяли на работу? Это – здорово! Что ж, попробуй, поработай. Как только с пропущенными занятиями будешь разделываться?
- Мама, сейчас все ксерокопируют. И преподаватели знают, что половина студентов – работает.
Потом Андрею стала звонить другая девочка.
Андрей участвует в работе молодежного «Яблока».
- У них сейчас будут поездки на море. Наблюдателями в избирательной компании, - Объясняет он Вере. – Поедем с Ирой, искупаемся, отдохнем.
Приезжает смертельно усталый.
- Меня оставили в каком-то черкесском ауле. Там такие хорошие люди, мама. У них была свадьба. Весь аул гулял. Они меня чуть на руках не носили. И с утра проголосовали все. А эти придурки из нашего «Яблока» говорят мне, пиши на них «телегу», раз они еще днем закрыли избирательный участок. Я отказался писать. Они ведь еще утром проголосовали все до единого. Как я мог обидеть таких людей!
Перекладывая тетради Андрея двух или даже трехлетней давности, я наткнулась там на его стихи. Некоторые невозможно читать, написаны на матерном языке. А ведь я никогда, даже в самые тяжелые времена не слышала от него мата. Но два – три последних исчерканных стихотворения – крик души. Чувства были заключены даже в каракулях, какими эти стихи были написаны. А посвящены они были сразу двум девочкам.
Зажги мой огонь!
Ты – забытая книга,
Ты давно поняла,
Не хочу быть с тобой.
Ты во мне умерла.
Но вчерашние строки
Опять на устах.
Снова боль и отчаянье
В этих словах.
И как добрый хирург,
Ты с улыбкою беса
Оставляешь на сердце
След живого надреза.
Отчего не оставишь,
Не бросишь опять
На пороге бессмертия
Смерть наблюдать?
И я знаю, исчезнешь
Сейчас, как всегда.
Но сначала осушишь
Мое тело до дна.
Кто тебя выдумал?
Правду скажи.
Ведь любовь – это мука
В мегаполисе лжи.
Любви нет в кратере,
Куда мы попали.
Здесь только статуи.
Мы их создали
И эти статуи
Непонимания
Убили в нас
Души сияние.
Мой огонь зажечь
Еще сможешь ты?
Я мерзну среди
Вселенской пустоты.
В последних строчках он обращался, видно, к своей новой девочке.
Вчера взяла конспекты Андрея по математическому анализу. Я всегда просматриваю, а потом стараюсь ему немного помочь, если удается «поймать» его. И увидела там его стихи. Поросенок! Бросил писать лекцию и записал стихи. Как мне все это близко. Наверное, сидел, думал, и стихи стали складываться сами собой. Он просто не мог не записать их. Надо сохранить эту рукопись, с исправлениями. По-моему, совсем неплохие стихи, обращенные к его девушке Ирине.
Родная, ты можешь мне еще раз поверить?
По мне течет ток.
И я стою мокрый.
До чего я дошел.
А я ведь - гордый.
На глазах возникает
Красная пыль.
В утробе – агония,
И сам я – уже быль…
Друзья любят ныть,
Что жизнь – дерьмо.
Конечно, это так,
Если живешь, как чмо.
Балуешься белым,
Не веришь, что подсядешь,
Когда уже ломает,
Не сразу понимаешь.
Я не вижу ничего,
Потому что жесток.
Но где-то в дебрях меня
Пробьется счастья росток.
И ты увидишь мир,
Который есть во мне.
Я подарю тебе его.
Насладись им вполне.
Вообще-то этот стих
Не имеет смысла.
Просто кто-то решил
Прочесть мои мысли.
Он следит за мной
Днем и ночью тоже
И в душу бьет ногами.
За что это? О, боже!
И он носит имя,
Его страшно назвать,
От зловещего вида
Хочется рыдать.
И когда ты увидишь
Его жуткое лицо,
Ты сразу поймешь,
Твое время пришло.
Родная, ты можешь,
Мне еще раз поверить?
Кто-то должен помочь,
Открыть мне двери.
Помоги мне
Открыть двери!
Прошу тебя, родная, помоги!
Господи, неужели у него уже была ломка? Или это художественный вымысел?
Но будем надеяться на лучшее. Мне выжить и не сломаться помогла моя книга. Я выполнила свой зарок, который дала Богу, когда Андрей был в коме. Бог мне поверил, и Андрей остался жив. А я написала книгу, которая, может быть поможет другим матерям, поможет выжить их детям. Я очень хочу донести свой опыт до других матерей. И это не только желание поделиться опытом. Это - желание помочь. И тем, кого еще не коснулась эта беда, и тем, кто сейчас в полном отчаянии. Она может быть полезна и родителям. Но, вообще, она построена, как универсальная, постоянно действующая программа профилактики наркомании. Она построена так, что преподаватели любого предмета могут взять там какие-то основные идеи, нарастить их своими знаниями и своим пониманием всего этого, и, начиная с младших классов, проводить разъяснительную работу. Знаешь, в написании книги помогло все. И то, что я закончила химическое отделение университета, получив специализацию спектроскописта. И то, что увлеклась новым тогда направлением исследования жидких кристаллов, где для моей диссертационной работы мне пришлось освоить биохимию органических веществ, разобраться в специфике межмолекулярных взаимодействий в биологических структурах и их изменениях при нагревании. Пригодилось и то, что я всю жизнь пишу стихи и прозу. Пригодилась "легкая" рука.
Ладно, постучим по дереву. Радоваться пока нечему. Поживем, увидим. Я уже привыкла понижать свой эмоциональный уровень, потому что очень больно, когда падаешь с большой высоты...
Итак, книга написана. Я отпечатала тебе заключение моей книги. Прочитай его. Если будут замечания, пришли мне, пожалуйста.
.
«Нас могут спросить, зачем в этой почти специальной книге такая большая литературная часть? Как она связана с основной темой книги? Мы ответим, что наркомания - болезнь необычная. И лечить или предотвращать ее нужно, привлекая все возможные и невозможные методы и подходы. Одни специалисты психиатры-наркологи с ней не справятся. Во-первых, они не являются специалистами в тех научных направлениях и биофизических методах, которые могут дать информацию о самом главном – о первопричине начала болезни и появления наркотической зависимости. А как можно лечить болезнь, если не знать причин ее возникновения, и не понимать глубинных процессов ее патологии? Во-вторых, человеку, впервые протягивающему руку за наркотиком, не нужна еще помощь психиатра-нарколога. Для профилактики наркомании нужны усилия специалистов многих гуманитарных специальностей, и, вообще, людей творческих, способных задеть воображение молодежи. Это могут быть музыканты, писатели и поэты, художники, режиссеры, актеры и так далее.
Восстановить в сознании наших детей общечеловеческие ценности! Суть нашего подхода заключается в том, чтобы напомнить и детям и родителям, что мы живем не в безвоздушном пространстве. У нашей страны есть прекрасная история, лучшая в мире литература, искусство, архитектура. Всем этим можно и должно гордиться. А, кроме того, своя история есть в каждой семье. Мы написали об истории своей семьи. Это хорошо, если дети знают и помнят историю своей семьи, историю своего края, гордятся ею, посвящают ей свои стихи и рассказы. Хорошо, если они заботятся о родителях, если они беспокоятся о судьбе Родины. Патриотизм – прекрасное чувство! Кто же еще позаботится о нашей России, если не мы, ее граждане? Мы уже писали о том, что в Шотландии, например, где молодежь с раннего возраста учится играть на национальных инструментах, танцевать свои танцы, петь свои песни, т.е. учится любить свой край, практически не возникает проблем с наркоманией.
А еще очень важно, чтобы у человека были настоящие друзья. Таких друзей находишь в юности, настоящих, с которыми столько вместе пережито, которые останутся с тобой до конца. "Старых друзей наскоро не создашь. Нет сокровища дороже, - пишет знаменитый французский летчик-писатель гуманист Антуан де Сент-Экзюпери в своей книге "Планета людей", - чем столько общих воспоминаний, столько тяжких часов, пережитых вместе, столько ссор, примирений, душевных порывов. Такая дружба - плод долгих лет. Сажая дуб, смешно думать, что скоро найдешь приют в его тени. Вот почему Земля разом и пустынна и богата. Богата потаенными оазисами дружбы". Все мы любим своих друзей.
А семья, дети дают столько радостных минут. Всем нам так очень дорого все, чего достигают в этой жизни наши дети. Каждый из них выбирает свой жизненный путь сам. Мы только помогаем им, когда они нуждаются в нашей помощи. А потом мы хотим гордиться ими!
Хочется привести здесь еще один отрывок из книги "Планета людей". Он касается именно отношения к близким. В нем автор рассказывает о своем друге-летчике Гийоме, которого друзья и родные уже считали погибшим, но оказалось, что он выжил после падения его самолета далеко в горах. Сначала два дня он пересиживал пургу под самолетом, а потом пять дней и четыре ночи без сна и без пищи шел к людям. "Довольно было бы закрыть глаза - и в мире наступил бы покой. Исчезли бы скалы, льды и снега. Нехитрое волшебство: сомкнешь веки, и все пропадет - ни ударов, ни падений, ни острой боли в каждом мускуле, ни жгучего холода, ни тяжкого груза жизни. Ты уже ощутил, как холод отравой разливается по всему телу и, словно морфий, наполняет тебя блаженством. Даже совесть твоя утихла. И наши призывные голоса (имеются в виде голоса друзей) уже не доносились до тебя, вернее, они звучали, как во сне. И во сне ты откликался, ты шел по воздуху, невесомыми счастливыми шагами, и перед тобой уже распахивались отрадные просторы равнин. Как легко ты парил в этом мире, как он стал приветлив и ласков! Жизнь отхлынула к сердцу, больше ей негде было укрыться. Там, глубоко внутри, сжалось в комочек что-то нежное, драгоценное.
- Я подумал о жене. Мой страховой полис убережет ее от нищеты. Да, но если застрахованный пропадет без вести, по закону его признают умершим только через четыре года. Я подумал - если встану, может быть, и доберусь до утеса. Прижмусь покрепче к камню, тогда летом тело найдут".
Забота о жене, фактически забота полумертвого человека о том, чтобы его жена могла продолжать достойную жизнь, - вот что спасло жизнь и ему. Как перекликаются здесь слова великих гуманистов. "Этажи заботы", - говорит наш российский гуманист Д.С. Лихачев.
"И поднявшись на ноги, ты шел еще две ночи и три дня.
- Ей-богу, я такое сумел, что никакой скотине не под силу.
Эти слова определяют высокое место человека в мире, в них - его честь и слава, его подлинное величие. Его величие - в сознании ответственности. Быть человеком - это и значит чувствовать, что ты за все в ответе. Сгорать от стыда за нищету, хотя она как будто существует и не по твоей вине. Гордиться победой, которую одержали товарищи. И знать, что, укладывая камень, помогаешь строить мир.
Спасение в том, чтобы сделать первый шаг. Еще один шаг. С него-то все и начинается заново…"
Последние слова как будто сказаны автором «Планеты людей» о наркомании. Сделать первый шаг, вспомнить о том, как тебя любят близкие, и как им плохо сейчас. Посмотреть вокруг и выбрать. Нужно выбирать или эту жизнь, или ту страшную смерть без семьи, без друзей, в беспамятстве и в страшных муках. И ради чего? Ради коротких фальшивых эмоций, вызванных химическими веществами? Ради фальшивых друзей, которые без всякой жалости губят твою жизнь, а потом обычно бросают в тот момент, когда тебе нужна помощь? Стоит ли оно того? В той жизни, которую избрал наркоман, все ненастоящее, все фальшивое.
"И я вдруг увидел лик судьбы. За всем этим вставали стены унылой тюрьмы, куда заточили себя эти люди, - пишет Антуан де Сент-Экзюпери в той же книге. Он пишет здесь об убожестве тихой мещанской жизни, но как его слова подходят к проблеме наркомании. - Никто никогда не помог тебе спастись бегством, и не твоя в том вина. Ты построил свой мирок, замуровал наглухо все выходы к свету, как делают термиты. Ты воздвиг свой убогий оплот и спрятался от ветра, от морского прибоя и звезд. Ты не желаешь утруждать себя великими задачами, тебе и так немалого труда стоило забыть, что ты - человек. Нет, ты не житель планеты, несущейся в пространстве, ты не задаешься вопросами, на которые нет ответа. Никто вовремя не схватил тебя и не удержал, а теперь уже слишком поздно. Глина, из которой ты слеплен, высохла и затвердела, и уже ничто на свете не сумеет пробудить в тебе уснувшего музыканта, или поэта, или астронома, который, может быть, жил в тебе когда-то".
Поэтому, пока не поздно, выбери настоящую, интересную, полную любви и истинных чувств жизнь»!
* * *
Декабрь 2003 г. «С Новым годом, дорогая! С новым счастьем! Не писала тебе больше двух лет. Столько воды утекло с тех пор, как будто несколько жизней прожито. Кручусь, ввязываюсь в какие-то «авантюры». Не буду писать много. Просто скажу, стабилизировалось все. Хотя мне горы пришлось свернуть.
Помнишь, я писала, что он уже тогда начал встречаться со своей новой девочкой, с Ирочкой. Все-таки мы сообща своей любовью вырвали его из этого ада! И с девочкой этой они уже больше года живут вместе, и договорились, что он даже пиво не пьет. И работает он уже второй год. Оценили его работу. Теперь он уже – директор небольшого магазина этой серии магазинов. Сам ведет бухгалтерию на компьютере. Его отправляли на месяц организовывать новый магазин в другой город. Справился. Все боюсь последствий его «экспериментов». Бывают головные боли, раздражительность. Но в основном, Бог милует. Какой он сейчас, и каким был два- три года назад… Страшно вспомнить! А сейчас – занят делом, зарабатывает неплохие деньги, любим, любит. И в окружении – такие же ребята и девушки. И отдыхают интересно. Оказывается, можно веселиться и совсем без допингов. Говорит, что после полугода работы директором, ребята становятся менеджерами, и зарплата вырастает в два раза. А потом, может быть, и сами организовывают бизнес.
А, вообще, Галчонок, пытаюсь проанализировать свою жизнь, и не могу понять. Планировала я в ней хоть что-нибудь, или все получалось случайно? И специальность выбрала не ту, что хотела. И встреча с Сашей – совершеннейшая случайность. И рождение детей мы никогда не планировали. А научная тематика? Если бы меня в 1968 году послали не в Минск, а в другой город, я бы, может быть, до сих пор имела смутное представление о жидких кристаллах. И последняя книга о наркомании.… Не случись всего этого с Андреем, мне бы и в голову не пришло написать нечто подобное. Вот так… Цепочка случайностей составила мою жизнь. Даже обидно как-то. У всех так, или это только я такая?
Горько только, что столкнулась в последнее время с такой черствостью, с таким непониманием, нежеланием помочь другим. Знаешь, когда я писала книгу, у меня рядом было фактически «наглядное пособие», «подопытный кролик» - мой собственный сын. Извини, теперь я уже могу себе позволить такой «черный» юмор. И я должна была найти объяснение каждому его поступку, тому, почему он чувствует себя так, а не иначе. Откуда берется зависимость? Можно ли ее преодолеть? Потом я объясняла ему. Да и сама, вооруженная этими знаниями, могла что-то предпринимать. Я разобралась во всем. Каждый раз, когда приходило понимание даже малости, я была безумно рада. А потом, когда я написала книгу, несущую в себе целую программу, я думала, что меня примут с распростертыми объятиями. Мне не нужен был даже гонорар, я написала книгу для того, чтобы сохранить жизнь многим подросткам. Просто купите ее в издательстве за треть стоимости, той стоимости, по которой она продается в магазине! Ничего подобного не произошло. Все это никому не нужно. Никого не интересует то, что наши дети гибнут! Погибшему сразу вешают ярлык. Наркоман, передозировка. А он, может быть, попробовал первый раз. И то, потому, что не имел никакой информации.
И, наконец-то, я поняла. Даже на этом страшном горе все хотят зарабатывать деньги. Сейчас за наш российский рынок сбыта наркотиков и за рынок услуг по лечению наркомании борются международные кланы. И те, кто привозит наркотики, распространяет их, получают не самые большие деньги. Самые большие деньги – это лечение. Практически бесполезное лечение, потому что след в памяти все равно остается на всю жизнь. И я не знаю, как дальше пойдут дела у Андрея. Единственно, что, может быть, спасет его от возобновления тяги, так это то, что у него все было на уровне первых проб.
А наши чиновники способны за малые деньги и легализовать наркотики, и закупить бесполезные программы по профилактике. В нашем Министерстве образования мне сказали, что моя книга им не нужна. На деньги, отпущенные для программы профилактики наркомании, они закупили обычные книжки-раскраски для третьего класса. Пусть дети привыкают к красивому! Да кто же с этим спорит? Но эти книжки-раскраски не предостерегут их. Да и предостерегать нужно постоянно. Скорее всего, с этих книжек-раскрасок чиновники что-то имеют.
Вечерами сажусь и пишу электронные письма политическим деятелям:
«Уважаемый………………….!
Когда проходила вчерашняя передача с Вашим участием, когда я писала Вам письмо, мы не знали о готовящемся чудовищном террористическом акте в московском метро. И даже когда я днем звонила Вам по телефону, я (так получилось) еще не смотрела новостей, и не знала о случившемся. Теперь я уверена, что Вы подключены к вопросам, касающимся этого террористического акта. И участники нашего движения выражают соболезнование всем пострадавшим. А психологически пострадали мы все - все жители России. Мы все чувствуем на себе гнет возможности новых террористических актов.
Я пишу Вам сейчас потому, что прошу Вас не расслаблять своих усилий в борьбе против пропаганды наркотиков. Мы, группа российских ученых впервые рассматриваем теорию социальных эпидемий, и мы связываем уже набравшую силу эпидемию наркомании с зарождающейся в России эпидемией терроризма. Нами впервые дано математическое описание эпидемии наркомании в России (популярно это изложено в нашей книге, электронный вариант которой я послала Вам.
Мне хотелось бы вкратце написать Вам о связи вопросов пропаганды наркотиков с нарождающейся эпидемией терроризма, когда взрывать будут не чеченские террористы, а наши погрязшие в наркомании подростки.
Схема такова: Сейчас идет массированное движение за легализацию "легких" наркотиков, организованная массой зарубежных организаций, и лоббируемая нашими соотечественниками. Стоят тысячи и тысячи сайтов в сети Интернета, в которых приводятся сотни аргументов за легализацию наркотиков и наркомании. Обычно там используются аргументы из области прав человека, на которые мы не научились еще грамотно и безапелляционно отвечать. Мы специально послали своего участника на Высший Хельсинский курс по правам человека в Польшу, и теперь мы знаем, как нужно отвечать тем, кто, пропагандируя наркотики, ханжески говорит при этом о демократии и о правах человека. Это они нарушают все глобальные права человека - подростка, начиная с его права на жизнь, на образование, на здоровье, на правдивую объективную информацию и т.д.
Употребление "легких" наркотиков приводят к ряду синдромов, хорошо описанных в литературе (есть в нашей книге), в том числе к повышению внушаемости, неуправляемости поведения. Потом этими подростками можно легко руководить (скинхеды, расстрелы в Армии, участие в террористических акциях). И чем больше подростков будет вовлечено в наркоманию, тем больше вероятности развития эпидемии терроризма. Этому способствует и такие установки, которыми полны многих песен, подсказывающих выход из естественной и неоднократно возникающей у каждого подростка ситуации неразделенной любви или ссоры с подругой - "бери наркотик и кончай с собой!" И вообще, когда можно так легко покончить с собой, то жизнь других тоже не представляет никакой ценности. ЭТО - ТА ПСИХОЛОГИЯ, КОТОРАЯ ВЕДЕТ К ЭПИДЕМИИ ТЕРРОРИЗМА!
Когда мы вели занятия в группах колледжа, где учатся дети малообеспеченных родителей, мы обнаружили, что там 100% учащихся курят анашу. Все они заражены такой точкой зрения, "что нам все равно, умирать ли от наркотика, или идти и убивать и грабить, как у нас в Ростове и происходит в некоторых районах, или участвовать в террористических актах. У нас нет пути в жизни!" - Вот так страшно они настроены! Поэтому Вы поступили очень правильно, подняв этот вопрос в таком, с точки зрения несведущих людей, казалось бы, незначительном эпизоде. Когда начнут работать законы социальной эпидемии (описанные в нашей книге), бороться будет очень трудно, а, может быть, и уже поздно.
Я знаю, что Вы - очень смелый человек! Мы очень просим Вас не снижать уровень Вашего напора в вопросах особенно первичной профилактики наркомании. И присоедините наше движение к числу тех общественных организаций, которые с Вами сотрудничают.
Можно организовать делегацию наших подростков в молодежные центры Евросовета. Все бесплатно. Все страны Кавказа активно используют эти возможности, и постепенно становятся своими в Евросовете. А Россия как всегда…Можно получить грант на мероприятия. Молодежью нужно только заниматься.
Пора создавать экспертные советы для того, чтобы хоть как-то контролировать хорошо проплачиваемые передачи, которые идет днем, их смотрят подростки. Сколько их погибнет после такой передачи. Прошлый раз я писала и в Госдуму, и в администрацию Президента. Все бесполезно. Те, кому хорошо платят за такую пропаганду, прикрываются словами о правах человека. А на самом деле они нарушают все основные права и свободы молодежи, начиная с права на жизнь, на образование (наркоман не может учиться), на достоверную информацию и т.д.»
Я упорно пишу. Но испытываю одно разочарование за другим. Я в этот раз не пошла голосовать на выборы в Госдуму России. Еще недавно я так радовалась, когда во время приезда в Ростов руководителя той партии, за представителей которой я голосовала несколько лет подряд, мне удалось вручить ему нашу книгу и письмо. Но потом мне позвонили из его штаба.
- У нас нет средств на закупку Вашей книги.
А разве я просила об этом? Значит, все эти красивые слова, эти позы…. Противно до тошноты. И страшно, потому что где-то там, в реанимационных отделениях тысяч российских городов умирают наши дети. А рядом, в коридорах сидят, взявшись за руки, их родители, и недоумевают: «За что!?»
Кто-то из нашего потока в сердцах сказал: Страна слепо глухонемых….
Недаром их партия проиграла на выборах. У меня даже ничего шевельнулось в груди. Люди поняли, что все там было ложью.
* * *
И когда у меня совсем опустились руки, мне позвонили. По моим меркам совсем молодые сотрудники нового ведомства Госнаркоконтроля. Оказалось, просматривают все общественные организации, которые как-то касаются проблем наркомании. Одно из направлений их деятельности – первичная профилактика наркомании. То есть как раз то, чем и я занимаюсь. «Уберечь здоровых!» Пошла к ним на прием, подарила им свою книгу. Вполне интеллигентные молодые аспиранты университета, интересующиеся, пытающиеся докопаться до научных решений. Смотришь на таких, и думаешь: Жива еще Россия! Все у нее еще будет!
* * *
Вера писала письмо своей старшей дочери Наташе:
«Наташенька, дорогая моя!
Недавно писала тебе. Но сейчас хочу поделиться. Хочу поучаствовать в конкурсе «Русский Сюжет». Ты знаешь, гены предков «играют», покоя не дают.
Но ведь грант Евросовета я получила, и специальную книгу издала.
А эту семейную сагу я, можно сказать, всю жизнь пишу. Помнишь, еще ты мне помогала печатать на нашей старенькой «Оптиме».
Придумала название «Високосный век». Подходит по смыслу. Хорошее название, правда? Всю литературу перекопала.
Знаешь, средняя продолжительность солнечного года равна 365 дней, 5 часов, 48 минут 46 секунд, т.е. немного меньше (365 +1/4) дней. Чтобы не высчитывать часы, минуты и секунды наступление нового года папа римский Григорий Х111 произвел реформу юлианского календаря, и с этих пор календарь получил название григорианского. Еще в юлианском календаре все годы, порядковое число которых делится на 4, являются високосными, и имеют по сравнению с предыдущими тремя годами один лишний день – 29 февраля. По григорианскому календарю в каждые 400 лет было решено выбрасывать по 3 дня (так как продолжительность солнечного года меньше (365 +1/4) года). Из числа високосных были исключены те високосные вековые годы (годы с двумя нулями в конце, т.е. последние годы каждого века), у которых число сотен не делится на 4. Например, годы завершающие 17, 18, и 19 века, т.е. 1700, 1800, и 1900 годы не являются високосными по григорианскому календарю (в них нет 29-го февраля). В них на один день меньше, чем в 20 веке, у которого 2000 год является високосным.
Возникает интересная закономерность: Понятие «високосный» можно применить не только к году, но и к веку. Все века, порядковый номер которых делится на 4 (например, 20 делится на 4), имеют на один день больше, чем те века, порядковый номер не делится на 4 (предыдущие три века). Поэтому двадцатый век можно назвать високосным веком, потому что двадцатый век (цифра 20 делится на 4) имеет на один день больше, чем каждый их трех предыдущих веков. То есть, для него имеется та же особенность, что и для високосного года, для которого его порядковый номер делится на 4, и он имеет на один день больше, чем предыдущие годы. Вот я и назвала этот двадцатый век високосным.
Но потом я полезла в Интернет, и стало мне так обидно. Оказывается, я «велосипед изобрела». Там полно произведений, названных «Високосный век». Придется отказаться от этого названия. А ведь так подходит.
Пошевелила, пошевелила мозгами. Придумала – «Шаг спирали». Художественных произведений с таким названием нет. А по понятию – подходит. Кое-какие определения нашла в Интернете, кое-что додумала сама.
Время, необходимое для одного полного витка истории при переходе из одного похожего состояния в другое, например, от казачьей вольницы к свободе, можно назвать шагом спирали истории. Этот шаг спирали равен примерно одному веку. Шагом спирали нашей недавней истории был двадцатый век, который можно назвать «високосным», так как он содержит по сравнению с предыдущими тремя веками один дополнительный день, и его порядковый номер 20 делится на 4, так же как для високосного года. Каждый последующий вековой виток никогда не бывает точной копией витка предыдущего, так же как шаг спирали истории никогда не бывает постоянным. Так и назову свою семейную сагу – «Шаг спирали».
Далее я хочу рассмотреть 4 поколения (наши деды, отцы, мы и наши дети), и хочу объединить их рассмотрением одной семьи, и друзья по учебе.
Поговорим теперь о поколениях людей этого високосного двадцатого века.
1.Первое поколение, рожденное еще в девятнадцатом веке, - свободные люди, особенно казаки. Нужно написать о том, как они жили до наступления тоталитаризма, и как погибали в условиях начинающегося тоталитаризма.
2. Второе поколение - это их дети, рожденные на грани общественных формаций, собранные в семьи из обломков разрушенного и развеянного по всей России общества. Но тоталитаризм коверкал их психику. Депрессивные синдромы. Все бабушки. Почему женщины? Для пояснения этого нужен врач психиатр - прототип моего брата Алеши. Один из рассказов (серий) – это рассказ о его гибели. Его все-таки достали из предыдущего поколения. «Мне иногда кажется, что меня достают из 37-го года». Ряд совпадений. Его дед Михаил Иванович Гордеев, который родился за 13 лет до начала 20 века. В конце1917 года (почти 18 год) – Октябрьская революция. 20 с небольшим лет прожил в тоталитарном режиме. Умер в 38-м году 20-го века в возрасте 51 год. Алеша, родившийся (1949 год) в 20 веке за 51 год до конца века, с момента взросления в 18 лет понял, что попал в тоталитарное государство 20-го века, 20 лет прожил в условиях этого государства, которое практически стало интенсивно разрушаться в 1986-1987 годах. Но оно успела «прихватить» его, и за 13 лет до конца этого века в возрасте 38 лет едва не умер от инсульта, умер все-таки в возрасте 51 год в 2000 году, который был високосным в квадрате годом, т.е. эта цифра делилась на 16=4.4. Какие цифры были магическими в жизни внука и деда? Это - 13, 20, 38, 51. 13+38=51 (для деда, или 13+18+20), и 38+13=51 (для внука тоже 20 лет зрелой жизни в тоталитарном режиме, или 18+20+13). Кажется, что эти цифры 18, 20, 13 соединены кругом и кружатся (13, 18, 20), или (20, 13, 18) в некой магической карусели. А еще цифра 20 – особая. 20-й век – високосный век. Дед и внук не встретились. Смерть одного и рождение другого разделяли 11 лет. И тот, и другой умерли от отравляющего укола, их «достал високосный век России».
Другая пара дед и внук. Мой отец Сергей и мой сын Андрей. Андрей родился в 1984 году (високосный в квадрате год). С дедом по матери не встретился, так как дед умер в 1978 году, смерть одного и рождение другого разделили 6 лет. Дед родился в 1907 году (через 7 лет после начала двадцатого века), через 10 лет в 1917 году началась революция, а через 16 лет в 1933 году из-за Великого Украинского Голода он был вынужден покинуть Белгород, приехать в Новочеркасск, где и встретил бабушку. Дальний результат этой встречи Андрей. Родился в 1984 году. Через 4 года после 1933 года и через 20 лет после революции дед попал в тюрьму. Когда Андрею было 7 лет, произошел переворот, и исчезло государство, в котором он родился. Почти через 10 лет, в 2001 году заканчивался високосный век России, и Андрею исполнилось 16 лет. Через 4 года ему будет 20 лет. Итак, для этой пары выделяем магические цифры 7, 10, 16, 4, 20.… Ну, скажи мне, что это – полная чушь!
3. Третье поколение, рожденное в условиях хрущевской оттепели, или позже. Для третьего (нашего) поколения генетика должна была торжествовать. Разом «обновилось» все общество. Ранее небывалое смешение крови было почти в каждой семье. Должно было появиться поколение гениев, поколение очень красивых людей. Не этим ли объясняются небывалые порой успехи советского общества? Не этим ли объясняется то, что наши русские девушки занимают сейчас первые места на конкурсах красоты. А наши юноши – самые умные программисты? Интересная закономерность для русского народа. Нас бьют, уничтожают, сгоняют с привычных мест, а мы становимся все умнее и краше!
Рождение одного из главных героев Саши. Война, переезд вместе с матерью к сестре мужа в казачий край. Первое запомнившееся на всю жизнь осознание окружающего: Огромный сад с разными сортами яблок, песчаные барханы, зыбучий песок. Неброская, но такая родная в деталях природа. Люди, предоставившие кров, хоть на время, хоть и навсегда. Но сильно влияние предыдущего поколения. Маниакально-депрессивные синдромы. Индуцированный бред. Общество больно.
4. Четвертое поколение – это опять свободные люди. Они не помнят ни сталинских лет, ни последующих лет тоталитаризма. Им не надо мешать, они выкарабкаются сами. Они видят мир прекрасным, они его любят, они баснословно способны – гениальное общество! Мы думали, что, увидев, как мы с трудом выкарабкались из тоталитарного государства, нам весь мир откроет объятья. Нам действительно открыли объятья те, кто хочет завоевать наш рынок. Завладеть нашей землей, сделать из нас послушное стадо, ибо самое страшное для страны последствие массового вовлечения в наркотизацию – это повышение внушаемости. Нас хотят уничтожить по-другому, хотят те государства, которые нас окружают. Этому поколению – очень сложно, очень тяжело разобраться во всей этой «демократии». Сначала в период взросления («Ударил гормон – мозги прочь!») они делают массу ошибок. Но, взрослея, отбрасывают «шелуху» и включаются в построение своей жизни. Ошибки тоталитарного общества уже не довлеют на большую часть молодежи. Она идет свободно, каждый находит свой путь в жизни.
Само построение это: или наблюдение за жизнью семьи (как, например, в сериале «Черный ворон»), или наблюдение за судьбами друзей – одноклассников (что уже, к сожалению, тоже использовано в сериале «Бригада»), или друзей – сокурсников. А можно наблюдение за семьей и друзьями – сокурсниками одновременно. У меня подход к жизни не будет мистический, как в «Черном вороне», и не криминальный, как в «Бригаде», а будет жизненным, драматическим, но и оптимистическим, как в «Унесенных ветром».
При съемке жизни первого поколения нужно включить съемки казачьих степей и казачьи песни; второго поколения – съемки заводов тех времен, песни сталинских лет, и типа «Джонни, ты меня не любишь!»; третьего поколения – песни Пахмутовой, рок, и Битл-с; четвертого поколения – лучшую музыку последних десятилетий (“Mutter” Romschtain и др.).
Пока все. Целую. 22.10.03. (суббота, 17-20).
Потом Вера сидела и писала свою автобиографию. Её нужно было представить на конкурс.
«Моя автобиография: Я, Орлова Вера Сергеевна, родилась в г. Новочеркасске Ростовской области 28 ноября 1941 года, в день, когда наши войска отбивали у немцев город Ростов-на-Дону. Если бы не это обстоятельство, возможно, я родилась бы позже.
Люди рождаются для жизни на Земле.… Какая непреложная истина! Понимаем ли мы, что стоит за этой фразой?
Люди рождаются для счастья, так как сам факт рождения уже предполагает счастливый случай для родившегося.
Родившись, человек не знает, что является нормой жизни для этого мира. Он может родиться в очень богатой, или очень бедной семье. Может родиться в странах экватора, или на крайнем севере, в лесах, или на побережье океана. Может родиться в мирное время, или во время боевых действий. Для него все, что окружает его после рождения – естественно.
Взрослея, он постепенно начинает осваивать мир. Тот мир, который окружает его, становится для него нормой жизни. Он радуется этому миру, и планирует свою жизнь, потому что другой жизни у него не будет.
Большая часть людей осваивает потомственные специальности. Некоторые наиболее смелые, способные, как бы начиненные протестом против всего устоявшегося, затевают нечто новое. Это движет прогресс. Является ли прогресс добром, или злом для будущего человечества? Нужно ли сохранять приверженность к потомственным специальностям, или лучше «расставлять» людей так, как это нужно государству? И кто знает с точки зрения долгосрочных перспектив, что нужно государству? Может быть, предоставить человеку право самому решать эти вопросы? Может быть, то, что нужно человеку, нужно и государству? Может быть, в этом суть соблюдения прав человека, и суть самой демократии?
Что происходит с человеком, если его лишить возможности самому решать проблемы своей жизни, возможности делать ее лучше, возможности заботы о близких и обеспечения из достатка? У человека опускаются руки, он спивается, становится наркоманом, преступает закон, становится люмпеном.
Я родилась во время Великой Отечественной Войны в городе Новочеркасске в день, когда наши войска отбили у немцев первый раз город Ростов-на-Дону. Гремели канонады, сверкало небо, горела Земля. Чувствовал ли все это новорожденный ребенок? Но рядом была мама, и, наверное, для меня это было самым большим счастьем. Мама, тепло, молоко, и плевать на бомбежки и грохот канонад!
По рассказам родных я была очень жизнелюбивым ребенком. Когда бомбили Новочеркасск, и семья спускалась в подвал под домом, я, надев на голову выдолбленную тыкву, танцевала там под музыку, которую наигрывали мне родные. Так мы все, и я, и они, боролись со страхом быть погребенными под разорвавшейся бомбой.
Я родилась женщиной, и в осколке зеркала впервые увидела свои ясные ярко синие глаза, которыми я очень гордилась. При случае обращала на них внимание окружающих:
- У меня глаза, как мамин чайник! Я буду артисткой!
Взрослые жили в своем измерении. Это было тяжелое выживание в условиях немецкой оккупации нескольких женщин с детьми, собравшихся в нашем доме. Нужно было из ничего раздобыть воду, еду, одежду, тепло. И они все это добывали. Я не помню в те годы чувства голода, холода. Но одеваться хотелось лучше. Я помню (у меня даже есть фотография), как в начальной школе на каком-то праздничном выступлении меня (красавицу с ярко синими глазами!) «запрятали» куда-то подальше от фотокамеры только потому, что на мне были одеты бурки (самодельная, похожая на валенки обувь, сшитая из старой военной шинели и обрезков кожи на пятках). Бедная я Золушка! У меня не было туфелек. Но это не мешало мне радоваться жизни, и любить себя, и гордиться собой:
- Я умею считать до миллиона, - говорила я, когда мы с отцом встречали его друзей, и начинала считать, не обращая внимания на их недовольные лица. Мне казалось, что все должны были любить меня и восторгаться мною, моим умом, моей внешностью.
Шести лет я пошла в школу, и закончила первый класс на все пятерки, но все забыли, что в войну мое рождение не было зафиксировано. Пока мне с ошибками и исправлениями выписывали свидетельство о рождении с восстановлением возраста, все грамоты об отличной учебе разобрали. Я обиделась, и больше никогда не училась на «отлично».
В 1951 году наша семья в срочном порядке перебралась в город Ростов-на-Дону. После того, как мой отец в 37-38 годах отсидел в тюрьме, наш дом в Новочеркасске могли в любой момент конфисковать. Его продали, и купили дом в Ростове. Меня не успели принять в пионеры в школе Новочеркасска. А в ростовской школе в нашем классе все уже были пионерами. Я не хотела быть «белой вороной», и прорыдала целый день. Утром следующего дня моя мама надела на меня галстук. Так я совершила первый в своей жизни ужасный поступок. Я обманула Ленина. Эту страшную тайну я хранила всю жизнь. А еще мне приходилось хранить тайны отца, он был кожевником и работал дома, что раньше было запрещено. Хранила я и тайны матери, которая шила чувяки, и продавала их на рынке, чтобы прокормить нас в годы войны и позже. Тайн в моей жизни было очень много.
Сколько себя помню, мне всегда снились рифмованные сны. Кое-что записывала еще в школе, после окончания которой хотела поступать на литературное отделение почему-то в Ленинградский университет. Но подвели слишком хорошие способности по математике. Были победы на городских олимпиадах. Сочинения же наоборот, не получались. То есть, они получались, но не такие, которые нужно было писать в то время. Родители потребовали беспрекословного подчинения и поступления на математическое отделение. Я увильнула, и поступила на физическое отделение Ростовского государственного университета. Учиться было неинтересно, и я увлеклась туризмом – альпинизмом. Даже сама была пару раз руководителем туристический групп по Кавказу. Мы ходили по тем ущельям и перевалам, где сейчас гоняют чеченских боевиков
Начавшаяся со второго курса научная работа в лаборатории рентгеноспектроскопии увлекла меня. Научный руководитель не хотел брать девочек на эту специальность. Пугал: «Волосы и зубы выпадут. Детей не будет». Но в этот год открылась новая специализация по ядерной физике, и туда пошли все наши мальчики. Так впервые на специализацию рентгеноспектроскопии взяли двух девочек. Нам троим (был еще и парень) старый профессор читал лекцию. Он заходил в аудиторию, поправлял очки, смотрел на нас, и, видно, ему становилось дурно. Он очень не любил женщин. Он отворачивался, и скорей, скорей читал свои лекции. На практику я была направлена в город Красноярск.
После окончания университета у меня было две публикации во всесоюзных журналах. Потом мой руководитель по диплому сказал мне, сто по материалам моего диплома у него защитили диссертацию. Но мне это направление было неинтересно. Со студенческой скамьи я попала на преподавательскую работу в Ростовский институт инженеров железнодорожного транспорта. Вышла замуж за сокурсника и родила дочь.
О совершенно новой тогда научной тематике я услышала в Минске, когда была направлена на ФПК. Жидкие кристаллы! Какие применения! А биомембраны! Они все жидкокристаллические! Я придумала себе научное направление, диссертацию! Этой тематикой не занимались нигде в мире! Я нашла научного руководителя, и защитила в срок свою диссертацию, успев одновременно в три года аспирантуры родить вторую дочку.
Я прошла весь путь становления в нашей стране этого нового научного направления. Первые всесоюзные и международные конференции. Признание моих работ у нас и за рубежом. Потом, я набрала людей в аспирантуру. Вторым соруководителем этих аспирантов был глава всесоюзного направления по жидким кристаллам. До сих пор у меня хранится материал на несколько кандидатских и докторских диссертаций. А главное, это были очень кропотливые и длительные температурные исследования, на повторение которых вряд ли у кого хватит терпения. Но пришел новый заведующий кафедрой, имевший брата – секретаря обкома. Пришел с единственным желанием – разогнать наших сотрудников и набрать новых. Он применял такие методы, что некоторые не выживали физически. Я была в то время профоргом. Мне приходилось защищать людей.
«Я, или она», - объявил он ультиматум. Исход был ясен.
И меня пригласил на свою кафедру заведующий кафедры математики:
- Я знаю, Вы очень порядочный человек! – сделал он мне комплемент. Математика все же «достала» меня, последние двенадцать лет я читала лекции по высшей математике.
Потеря моего научного направления обернулась для меня находкой. В свои сорок два года я родила сына. Это было большое счастье!
«Математики! Какая у Вас вредная работа! Стол и ручка, доска и мел!» - любили поиздеваться над нами сотрудники других кафедр. Но доска и мел оказались не так уж безопасны. Сотрудники других кафедр много времени проводят на лабораторных работах, а у математиков все занятия – это доска и мел. И когда ты читаешь лекцию и пишешь на доске, то на вдохе мел забивает твои легкие. Я еле-еле доработала до пенсии.
«Хроническая бронхопневмония» - поставили мне такой диагноз. А мне еще хотелось больше помочь сыну в учебе и попробовать осуществить свою давнюю мечту.
Ведь всю свою жизнь я писала в стол. Я следила за литературной деятельностью в стране, выписывала «Литературную газету». Когда в 83-84 годах я была в декретном отпуске, а потом в отпуске по уходу за ребенком, я собрала все написанное в роман «Мир для нас», и отослала его в «Новый мир». Я понимала, что никто не станет меня печатать. Но пусть хотя бы прочитают. И я была поражена, когда получила более чем на двадцати листах подробнейшую рецензию. Она хранится у меня и сейчас. Рецензент отнесся к своей работе очень добросовестно. Он дал мне много советов. Не начинать сразу с романа. Дать рукописи вылежаться несколько лет, потом перечитать, и тогда станет ясно, выдержала ли она проверку временем. Были там и обидные вещи, но я не обиделась.
Сейчас я рада, что та рукопись не была опубликована. В нынешней рукописи я использовала чуть меньше половины той рукописи, именно те удачные ее части, которые понравились и рецензенту. Кое-что в той рукописи мне кажется теперь фальшивым. А я не хочу фальши. Тем немногим, что я опубликовала, я довольна. Из нескольких сот стихотворений выбрана пара десятков самых лучших. Рассказы и повести отточены за двадцать лет, и нравятся моим друзьям. Во время работы над новой рукописью, я читала и перечитывала ту старую рецензию. Она мне уже не раз помогает.
Годы пошли щелкать дальше. Старшая дочь закончила по благотворительному фонду Гарвардский университет США, защитила докторскую диссертацию, вышла там замуж. Мы ездили к ней на свадьбу. Средняя дочь – психолог, преподаватель. Сын дважды перепрыгнул через классы, и в 15 лет стал студентом двух университетов. И здесь случилось самое страшное. Он стал принимать наркотики. Мягкий, домашний мальчик, компьютер с десяти лет, увлеченный, любимый всеми нами, он стал совсем другим.
Я металась, но ничего не помогало. Стала читать литературу. Это было в 1999 году. У нас дома тридцать томов Большой медицинской энциклопедии. Я прочитала их практически все. Научные книги по биологии, биохимии старения, все, что было издано по наркомании. Просеяла весь Интернет. Потихоньку стала понимать. Что, почему, какие могут быть последствия, как с этим бороться. Потрясающе вписалась в эту тематику моя научная работа по жидким кристаллам! Я поняла то, что не смог понять никто другой. Никто, во всем мире! Ведь все биомембраны – жидкокристаллические. А молекула наркотика, как плод репейника. Ее уже ничем не уберешь из организма. Мембраны кристаллизуются, как у старого склеротики, нервный импульс уже не может пройти. Вот почему наркоманы такие! Стареют быстро, умирают молодыми. У них все процессы идут, как в глубокой старости. Я читала, записывала, объясняла сыну, давала ему прочитать. Но в какой-то момент мне позвонили, сказали, что сын в коме, в палате реанимации. Анализ показал, что это всего лишь марихуана, которую некоторые так хотят легализовать у нас.
Нас не пускали к нему. Мы сидели с мужем, взявшись за руки, как малые дети.
Я молилась Богу, я дала Богу зарок.
- Спаси! Сохрани ему жизнь! Я буду делать все, чтобы помочь другим! Все свои знания я отдам для спасения других!
И Бог услышал мои молитвы! Мы забрали сына домой. Он стал встречаться с девочкой. Более двух лет он не только не пробует наркотики, но не пьет даже пива. Весной получит диплом. Больше года совмещает учебу с работой. В июле будет свадьба.
А я сделала то, что пообещала тогда Богу. Я создала общественное Движение. Именно движение для того, чтобы не иметь дела с взносами. Я – его президент. Мы проводим бесплатные занятия в ряде колледжей города Ростова. Я написала книгу «Родителям и педагогам. Все о наркомании», в которой рассмотрела все аспекты наркомании. Эта книга несет в себе универсальную постоянно действующую программу первичной профилактики наркомании. То есть книга написана не для наркоманов, а для того, чтобы предотвратить вовлечение в наркоманию здоровой части молодежи. Там все объяснено. И там – добротная литературная часть. На издание книги во всероссийском издательстве мы получили грант Молодежного фонда Евросовета. Идут переговоры о том, чтобы несколько новых книг по этой тематике издать миллионным тиражом и раздать бесплатно учителям и психологам. Сын смеется:
- Мама, ты – звезда Интернета. Твоя книга рекламируется на сотне сайтов.
Когда произошли события на Дубровке, я подумала:
«Если бы сотрудники ФСБ знали о действии наркотиков то, что знаю я, не было бы столько жертв. Ведь это можно рассматривать, как первый прием наркотика. Так же от первого приема гибнут дети по всей стране. А там, на Дубровке, на длительный психологический стресс наложился стресс токсикологический (именно так называют прием наркотика ученые нейрокибернетики). Что с ними будет потом, я тоже знаю. Всем им нужно лечиться у психоневрологов. И все равно не исключены жуткие депрессии с возможностью самоубийств. Потому что у каждого выжившего после этого кошмара, так же как у любого, хоть раз принимавшего наркотик, остается структурный след памяти. И любой, даже небольшой стресс, алкоголь могут их ввергнуть в депрессию. Происходит актуализация всего, что пережил. Это все равно, как решил положить новые фотографии в фотоальбом, открыл его, и увлекся просмотром старых фотографий».
Сейчас я помогаю сотрудникам новой структуры Госнаркоконтроля. Помогаю бесплатно. Они меня нашли сами. Они объяснили мне, что они – элита силовых органов. Их перебросили сюда, расформировав налоговую полицию. Им вменили в обязанность заниматься и профилактикой. Это очень хорошо! Это впервые в российской практике. Конечно, занятые в основном оперативной работой, они не имеют времени разобраться в проблеме так, как в ней разобралась я. Я подарила им свою книгу в напечатанном и в электронном варианте. Сняла им на дискету все свои файлы. Пусть осваивают. Каждая спасенная жизнь, каждая слезинка ребенка… Я все отдам за своего спасенного сына.
Сейчас оформляю заявку на новый грант. Он касается связи эпидемии наркомании, а также начинающихся с запозданием в 2-3 года эпидемий СПИДа, гепатита С, эпидемии связанной с наркоманией преступности, с зарождающейся эпидемией терроризма и экстремизма. Есть программы контрэпидемии, разработаны в Санкт-Петербурге.
И очень хочется рассказать о нашей семье. С конца девятнадцатого века до начала двадцать первого. Мне кажется, эта история могла бы понравиться всем. Поэтому на Ваш суд я представляю свой роман «Шаг спирали».
С уважением Вера Сергеевна Орлова».
* * *
Дети собираются пожениться. На готовые кольца нет денег.
Вечером Вера позвонила Андрею:
- К сожалению, я нашла одно старинное кольцо. Камни из него выпали. Но там есть новая булавка для галстука. Но все вместе это будет всего около пяти граммов золота. Ваши кольца будут тоненькие. Может быть, у ювелира можно докупить немного золота?
Потом Вера занималась другими делами, и ей потребовалось новое острое лезвие. Она вспомнила, что в мелочах Саши, которые так и остались у нее нетронутыми, были пачки лезвий. Она полезла в антресоль, достала этот пакет со станками и лезвиями, и из него выпал малюсенький целлофановый пакетик с обручальным кольцом. Вера в растерянности села на пол. Как живо все вспомнилось. На день свадьбы у них с Сашей не было никаких колец. Тогда их невозможно было достать даже по случаю свадьбы. Правда, когда после небольшого свадебного путешествия они с рублем в кармане уезжали из Сочи, то увидели в витрине ювелирного магазина обручальные кольца.
А это кольцо она купила незадолго до всего того, что произошло с Сашей, и хотела обменяться с ним кольцами хотя бы на двадцатилетие их свадьбы. И она отдала ему кольцо на их двадцатый юбилей. Только носить его Саше не пришлось. Это он, видно, положил свое кольцо в этот пакет.
«Мистика какая-то, - подумала Вера. – Словно Саша услышал сейчас ее разговор с сыном, и отдал ему свое кольцо».
Шаг спирали 3
© Copyright: Любовь Горбатенко, 2015
Свидетельство о публикации №215050501066
Свидетельство о публикации №215050501066
Рецензии